Книга: Райская сделка
Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14

Глава 13

Глухой от страсти голос Гарнера заставил ее всю загореться, и она порывисто обняла его и, привстав на цыпочки, подняла лицо навстречу его поцелую. Он терзал и нежно покусывал ее губы, а потом проник в сладостную влажность ее рта, и она страстно отвечала на его призыв, изнемогая от желания.
Он застонал, и его ласки стали еще более пылкими в предвкушении упоительного наслаждения.
Кровь бурлила в их жилах, лица пылали, глаза сверкали от возбуждения. Наконец они сообразили, что еще одеты. Гарнер нетерпеливо освободился от кителя и рубашки, затем помог Уитни стянуть юбки, бросив их к ногам. За ними последовала ее рубашка, а вместо нее он надел на нее свою и гладил выступившие под тонкой тканью ее затвердевшие соски.
— На тебе она кажется намного лучше, — тихо проговорил он, по-мальчишески улыбнувшись, отчего чеканные черты его красивого породистого лица приобрели невероятную мягкость, очаровавшую Уитни.
Он поднял ее и перенес в кровать. На ней оставались только его рубашка и ботинки, и вскоре он снял их, любовно поглаживая ее тонкие щиколотки, нежные ступни и сильные, красиво изогнутые лодыжки. Прикосновения его ладони обжигали ей кожу, заставляя вздрагивать от восторга, пронизывающие потоки которого словно смывали ее девичье смущение и сдержанность.
— Я все время смотрел на твои ноги… Мне так хотелось касаться их, — проговорил он тихо, приподнимая ее колено и покрывая его легкими поцелуями. — Они такие сильные и гладкие, неудивительно, что ты бегаешь, как породистая лошадка. — Он провел рукой выше, по внутренней стороне ее бедра, и, вздрогнув, Уитни приподняла другую ногу и сжала его руку бедрами.
— Хотите осмотреть и мои зубы, майор? — сказала она, подавляя желание извернуться, чтобы его рука коснулась пульсирующего места между бедрами..
— Нет. — Он рассмеялся и показал ей руку, на которой еще краснел след ее укуса. — Как видишь, у меня есть веские доказательства того, что зубки у тебя крепкие и здоровые. Предпочитаю снова побродить руками по твоему нежному телу. — Голос его пресекся, и он наклонился к ее лицу: — Опять укусишь меня?
— А ты хочешь?
Она стала быстро и нежно покусывать его нижнюю губу, а затем приникла к его рту в страстном поцелуе.
Любовный жар ее поцелуев пронизывал его, вызывая ответный огонь, и в это мгновение он почувствовал и постиг всем сердцем темпераментную и нежную натуру Уитни. Она была чистой стихией, как горячий пар, что поднимается над котлом винокурни, как ревущее пламя, что выделяет чистое крепкое виски из перебродившей массы, как холодная черная земля, терпеливо взращивающая зерно, из которого потом родится этот опьяняющий напиток. В ней причудливо сплавились непосредственность и интуиция, нежность и страстность, дерзкая отвага и поразительная, щемящая ранимость; в ее теле скрывались все тайны мироздания и самой жизни, неудержимо его притягивающие.
— Знаешь, в первый раз было так… так изумительно, как будто мне все это приснилось, — прошептал он, губами касаясь ее горла. — Господи! Как я тебя хотел, Уитни, как я вспоминал… всю тебя! — Он ласкал ее, зарывшись лицом в ее шелковистые гладкие груди.
Затем он проник в нее своим горячим копьем, и она целиком отдалась мучительно-сладостному ощущению этой проникающей силы. В прохладной комнате она вся пылала, с восторгом вручая ему себя. Его горячие губы зажгли огненную дорожку между грудями и с невыразимой нежностью теребили ее соски, после чего скользнули ниже. Уитни содрогалась от желания, когда он стал целовать ее внизу живота, затем ладонями обнял ее за ягодицы и нагнулся к золотистым завиткам, украшающим мягкий холмик в развилке ее нежных и стройных бедер.
— Люби меня! — порывисто прошептала она, вкладывая в эти слова всю свою страсть и нежность. — Наполни меня… снова.
Гарнер поспешно стащил сапоги и отшвырнул их в сторону, за ними последовали бриджи, и он погрузился в ее призывные объятия и в негу ее поцелуев. Снова и снова повторяя в пылу страсти ее имя, он дразнил ее ловкими движениями своего копья, заставляя гореть и таять.
С судорожным вздохом она выгнулась навстречу ему, провела руками по его спине и неуверенно обхватила его ниже пояса. Он застонал и, слегка расслабив тело, стал вторгаться в шелковистую глубину все более углубляющимися толчками.
— О, майор…
— Гарнер, — поправил он, дразня ее соски губами, отчего в ней поднималась спираль наслаждения. — Ты этого хотела?
— Да… да! — Казалось, тело ее медленно истаивало и сливалось с его телом. Она приподняла бедра навстречу ему, стараясь вместить его как можно больше. И в ответ на этот призыв его плавные ритмичные движения усилились, заставляя их обоих двигаться быстрее и энергичнее. С каждым толчком они воспаряли все выше, все больше приближаясь к сказочному блаженству.
Уитни сгорала в мучительно-восторженной жажде освобождения. Внезапно его движения замедлились, но стали более мощными и страстными, они словно подняли ее на гребне волны и перенесли через последний незримый порог, опустив на просторный берег наслаждения. В один миг хрупкие барьеры плоти словно взорвались, и она вся превратилась в сгусток невероятных ощущений. Потрясшая ее буря освобождения захватила его, неудержимо втянула в бешено вращавшуюся воронку, исторгая из его существа стоны последнего извержения и бесконечного блаженства. Ей казалось, что его стоны исходят из ее собственных уст, что конвульсивные содрогания его тела зарождались в ней самой. И они окончательно слились в интимнейшем акте физической близости, стремление к которой от сотворения мира заложено в сердцах и умах людей.
— Гарнер… — Кончиком языка Уитни увлажнила пересохшие губы.
Они по-прежнему лежали в объятиях друг друга, погружаясь в дремотную истому.
— М-м? — Не размыкая век, он медленно потерся головой о ее гладкое плечо.
— Не сердись на меня за мой укус.
— Наверное, я опьянел от тебя, моя маленькая горячая Уиски, но я совершенно ничего не почувствовал.
— Я про вчерашнее…
— Ну, за это ты мне еще заплатишь… — проворчал он. Уитни приподняла голову и увидела на его лице коварную улыбку.
В середине ночи в дверь оглушительно забарабанили. Гарнер подскочил в кровати с бьющимся сердцем. Секунду он еще пребывал во власти безмятежного уюта комнаты, затем спрыгнул с кровати, окончательно проснувшись и готовый к действиям.
— Майор!
Отчаянный зов Брукса отозвался в мозгу Гарнера, и он остановился, провел по волосам, затем потряс головой, проясняя голову. В комнате было очень холодно, и он задержал дыхание, разыскивая в темноте свои штаны.
— Иду! — крикнул он еще хрипловатым после сна голосом и прокашлялся. — В чем дело, Брукс? Если не очень важное… — Но уже влезая в штаны, понял, что дело было важным, иначе сдержанный Брукс не стал бы будить его среди ночи.
— Это случилось… сегодня ночью… сейчас! — Запыхавшийся от бега Брукс ворвался в комнату и едва не столкнулся с майором. При свете масляной лампы видно было, что лейтенант весь раскраснелся и взмок от пота. — Они выносят виски сейчас… прямо сейчас! Их заметил Кинджери, когда мы патрулировали там, около песчаных утесов — в южной части долины! Там столько бочек со спиртным!
Гарнер помедлил секунду, осознавая новость, затем выхватил лампу у Брукса и собрал в охапку сапоги и китель.
— Сколько?
— С полдюжины, а может, и больше. — Лейтенант нахмурился и, опустив голову, добавил: — С ними Чарли Данбер.
— Черт! Подними остальных людей. Чтобы через три минуты все вышли — я буду там через две!
— Есть, сэр.
Брукс выскочил за дверь и помчался вниз, а Гарнер вернулся в комнату, чтобы найти рубашку. Он заметил ее на полу около кровати и бросился к ней, а когда выпрямился, натолкнулся прямо на ошеломленный взгляд Уитни. Он на мгновение замер и почувствовал внутри холодок.
— Что п-происходит? Что случилось? — Прижав одеяло к груди, она растерянно моргала со сна, пытаясь понять, что означают эти стук и крики и это странное выражение его лица.
— Виски, они перевозят бочки с виски. — Он стиснул зубы, его рука непроизвольно сжала рубашку. Взгляд Уитни стал тревожным, и она быстро опустила ресницы. Он медленно поднялся. — Мне нужно идти… — Отступив от кровати, он просунул голову в ворот рубашки, решив не возиться с пуговицами.
— Виски? Ты имеешь в виду… ночью? Они… — Уитни окончательно все поняла, увидев, как он натягивает сапоги. Сердце у нее подскочило и отчаянно забилось. — И ты идешь за ними? — Только теперь ужас случившегося дошел до нее, и она вся сжалась. Она стала пробираться к краю кровати, прижимая к себе одеяло. — Гарнер, ты не можешь…
Он уже начал надевать китель и вдруг застыл. Лицо его приобрело непроницаемое выражение, но это не могло защитить его от боли, какую доставлял ему вид Уитни. Она стояла около кровати, завернувшись в то же самое проклятое одеяло, со спутанными после ночи любви волосами, со сверкающими, как драгоценные изумруды, глазами и дрожащими губами. Второй раз… эта мысль острой болью пронзила ему сердце. Он привел ее в свою кровать, и второй раз его оторвали от нее, ввергнув в настоящую катастрофу. Как будто это не могло дождаться наступления дня.
— Что значит — не могу? — Его серые глаза стали напряженными, и он весь собрался перед ожидаемым ударом. — Почему?
— Там же мой папа, — задыхаясь, проговорила она, шагнув к нему и снова останавливаясь.
— Наверняка, — проговорил он сквозь стиснутые зубы.
— Но… Мы… После… — Она судорожно прижала к себе одеяло, остро сознавая свою наготу. Исполненная смущения и отчаяния, она отвела от него взгляд. Он открыто заявил, что намерен предать Блэка Дэниелса федеральному суду, зная, что такой человек, как ее отец, обязательно примет вызов. И она это понимала, она знала, что схватка между ними неизбежна, и все-таки пришла к нему в постель. Что она может сказать? Разве есть в мире слова, способные убедить его изменить долгу, который он ценит превыше всего?
— Ты знала? — спросил он со сдержанным отчаянием, которое сменилось глубоким унижением и злостью, и сам ответил на свой вопрос: — Господи, ну конечно, знала! Это все входило в ваши планы, так ведь? — Эта мысль была таким же жестоким ударом для него, как и для нее. Он задрожал, раздираемый между болью и яростью, едва способный поверить, что шел на это немыслимое страдание с широко открытыми глазами. Опять. Его снова предали, снова обманули, только на этот раз боль была куда сильнее.
— Нет, Гарнер, я не… Прошу тебя…
— Ты «развлекала» меня, пока они перевозили виски. И Боже ты мой… — Он провел по спутанным волосам дрожащей рукой. — Не правда ли, я действительно вам очень помог? Даже освободил твоего друга Данбера, чтобы он мог им помочь.
— Я ничего не знала, — прошептала она, заглядывая в его глаза и чувствуя, что их огонь проникает ей прямо в сердце. — Просто папа ужасно рассердился из-за меня. И он возмущен налогами. Прошу тебя…
Он напряженно смотрел, как она приближается к нему, и испытывал властное влечение, которое она вызывала в нем всегда, при любых обстоятельствах. Она схватила его за рукав, а Гарнеру показалось, что та же самая рука стиснула его сердце.
— Должен же быть какой-то другой способ.
— Еще одна сделка маленькой Иезавели? — Он вырвался и шагнул к двери. — Но больше у тебя ничего не выйдет. Я должен выполнить свой долг, и, видит Бог, я достаточно долго позволял тебе мешать мне. Я намерен поймать Блэка Дэниелса, чем бы мне это ни грозило. — Он обернулся, и по его решительному лицу пробежала тень. — Есть одна мысль, которая может согреть твое ледяное сердце, — меня могут убить в стычке, и тогда ты останешься богатой вдовой.
Дверь со стуком захлопнулась за ним, и Уитни закрыла глаза, стараясь заглушить страшную боль в душе. Гарнер отправился на охоту за ее отцом. Мужчина, которому она отдалась, охотится за мужчиной, который дал ей жизнь, любовь и свою плоть и кровь. Неверными шагами она добралась до кровати и без сил опустилась на нее, уставившись перед собой невидящим взором.
Оба были сильными, упрямыми, принципиальными и гордыми мужчинами. При этом они были полной противоположностью друг другу по происхождению, занятиям, взглядам на жизнь и понятиям о долге. Незыблемые убеждения каждого привели их в конце концов к открытой борьбе, непосредственно затрагивая страдающее сердце Уитни.
Она зарылась лицом в подушку, чтобы заглушить подступившие рыдания. Сердце ее разрывалось на части. Отец был для нее всем: он был ее другом, руководителем и учителем, и ему была отдана первая любовь ее чистого девичьего сердца. А Гарнер Таунсенд прибыл в Рэпчер-Вэлли на своей огромной лошади, с высокомерным лицом и с сияющими золотыми пуговицами на мундире, и сразу завоевал ее сердце. Она полюбила этого аристократичного непроницаемого янки с такой страстью, о существовании которой даже и не подозревала. Он вызывал в ней огонь ненависти и восторга, бросал вызов ее уму и сердцу. Он разбудил в ней новые чувства, открыл ей новый мир.
Постепенно она успокоилась, вытерла слезы и глубоко вздохнула. Сложность ее положения состояла в том, что она не могла жить ни без отца, ни без Гарнера. Вероятно, это типично для Дэниелсов, с грустью подумала она, им мало любить одного человека. Слезы снова подступили к ее глазам. Гарнер догадался, что в первый раз она намеренно все подстроила, чтобы опозорить его, и сейчас, конечно, убежден, что она снова его предала. Как он мог думать так после того, что произошло между ними здесь, в этой самой постели? Должно быть, он считает ее низким и бессердечным созданием, которое только и может, что строить разные заговоры, обманывать и предавать… Ни один из Дэниелсов…
У нее вдруг захватило дыхание. Ни один из Дэниелсов не остался бы спокойным, зная, что в это время гибнут люди, которых он любит. А она сидит здесь, проливает слезы и жалеет себя!
Уитни вскочила и откинула с лица спутанные волосы. Нужно немедленно идти туда, в лес, и проследить, чтобы они не убили друг друга. Споткнувшись об одеяло, она ошеломленно уставилась на свои голые ноги. Одежда! Прежде всего нужно достать одежду!
Густой туман затянул низину в южной части долины, застывшую в задумчивом ожидании. Все звуки заглушались пропитанным влагой воздухом и густым покровом мокрых листьев на земле. Почерневшие стволы обнаженных деревьев, как часовые, застыли над ручьем, ни малейшим движением не предостерегая местных жителей о готовящемся нападении солдат. Лес стоял спокойный и мирный, ему не было дела до людей.
Гарнер расставил своих людей вдоль ручья, выдвинув их на утесы из песчаника, которые призрачными островками выступали из предрассветного тумана. Они прибыли вовремя и видели, как на мулов и лошадей грузятся последние бочки. Майор быстро осмотрел местность, определил тактику нападения и теперь наблюдал за противником с каменистого выступа в дальнем конце ручья: повстанцы скоро должны были пройти под ними по углубленному в виде каньона ложу ручья.
Приставив к глазам бинокль, он пересчитал мужчин. Их было девять человек, и он знал каждого. Среди них сразу бросались в глаза крупные фигуры Блэка Дэниелса и Чарли Данбера, был также сын Делани и тот, кого называли «дядя Сэм Дьюрант» — оба появились в долине приблизительно в то же время, когда вернулся из Питсбурга Дэниелс. Еще Майк Делбертон со своим братом, Калли. Дядюшка Рэднор, старик Джулиус и еще более старый дядюшка Баллард… Господи! Оказывается, даже он в уме называет их дядюшками! И только посмотрите — видимо, они согнали скот со всей долины, чтобы перевезти свое драгоценное виски.
Лицо у него загорелось, когда он изучал в бинокль поразительно привлекательные черты лица Блэка Дэниелса, так похожего на лицо Уитни. И он снова содрогнулся от мысли о ее предательстве. В животе у него свело от предчувствия жестокой схватки. Наверное, напрасно он отдал приказ не стрелять и прибегнуть к оружию только в самом крайнем случае. Невольно перед ним встали умоляющие глаза Уитни. И он прогнал это видение.
В этом месте ручей был неглубоким, так что его легко было перейти вброд, и Гарнер следил, как Блэк Дэниелс переводил двух лошадей, за которыми на привязи следовало еще по одному животному. Он напружинился, когда увидел, что за Блэком тянется цепочка людей и животных, переходивших ручей и направлявшихся прямо ему в руки. Сердце его стучало почти в такт с заглушёнными ударами подков, которые будто отбивали время. По бокам лошадей раскачивались и подпрыгивали привязанные бочки со спиртом.
Гарнер выждал, когда все перешли реку и, направляясь к уже близкому лесу, оказались прямо под выступом, на котором он засел. Он откинулся назад, чтобы привлечь внимание Брукса, но тот уже нетерпеливо ждал его сигнала. У Таунсенда пересохло в горле, когда он поднял руку и увидел, что Брукс тоже привстал и помахал ему в ответ. Гарнер посмотрел вниз на мужчин, лица которых были ему знакомы, скрипнул зубами и дал сигнал к нападению.
Раздались громкие крики, и одетые в темное солдаты бросились вниз с каменистого склона и выскочили из леса, приведя в замешательство колонну из людей и животных. Люди Блэка не успели достать оружие и сначала просто уворачивались от солдат, а затем нащупали в темноте толстые ветки и сучья и стали с криками сопротивляться нападавшим.
Гарнер оказался внизу одним из первых и бросился прямо к Блэку. Блэк сразу же узнал его по сверкающим эполетам и стряхнул с себя другого солдата, после чего метнулся к Гарнеру, размахивая кулаками и рыча от ярости. Ослепленные ненавистью, они сошлись в схватке не на жизнь, а на смерть. Блэк высвободился и тут же снова набросился на Гарнера, нанеся ему мощный удар в живот, отчего тот отлетел на жавшихся друг к другу испуганных лошадей и ударился головой о бочонок. Он покачнулся, но устоял на ногах и потряс головой, чтобы прояснить сознание. Через мгновение он уже бросился к Блэку, и, сцепившись, они рухнули в кусты, тяжело дыша и изо всех сил молотя кулаками.
Вокруг них раздавались дикие крики и вой, сверкали ножи, схватка разгорелась не на шутку. Затем тяжелые клубки борющихся тел стали один за другим распадаться — жители долины сдавались превосходящим силам федералов. Сначала старики, затем сын Делани и Калли Делбертон, а за ними Майк и дядюшка Сэм с дядюшкой Рэднором. И вскоре все повстанцы или валялись без чувств на земле, или были связаны людьми Гарнера — все, за исключением Блэка Дэниелса и Чарли Данбера.
Более крупный и выносливый Гарнер наконец сумел подмять под себя бешено сопротивлявшегося Блэка и нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Почувствовав, что Блэк обмяк, Гарнер кое-как встал на колени, смутно сознавая, что рядом стоит Брукс, который и помог ему подняться.
Наступило утро. И когда Гарнер Таунсенд встал на ноги, винокуры Рэпчер-Вэлли лежали у его ног, как он и обещал.
Он осмотрел своих солдат и с облегчением убедился, что ни у кого из них нет серьезных ран — только несколько поверхностных порезов ножом. Они крепко держали своих пленников, ожидая его приказа. Майор выступил вперед с решительным и замкнутым лицом. Он указал назад, на стонущего на земле Блэка Дэниелса.
— Поставьте его на ноги и как следует свяжите. — Затем стал искать глазами Чарли Данбера и обнаружил, что могучего парня едва сдерживают четверо солдат. — И его тоже свяжите. Лексоулт!
— Да, сэр! — Сержант двинулся вперед.
— Срежьте все эти бочки и разбейте их топором. — Он вдруг увидел на руке сержанта тусклое пятно запекшейся крови. — Рана серьезная, сержант?
— Не настолько, чтобы я не мог орудовать топором, — с яростной усмешкой проворчал Лексоулт. — Вперед, пешие драгуны, — махнул он здоровой рукой своим солдатам, — приступайте!
— Черта с два! — закричал Чарли, внезапно рванулся и, застав врасплох своих тюремщиков, освободился от них. Солдаты кинулись за ним, но он бросился прямо к Железному майору и, налетев на него, с силой толкнул назад, на дерево, отчего майор едва удержал равновесие, и между ними начался бешеный, упорный бой. В конце концов солдатам удалось оторвать его от своего командира.
— Будь ты проклят, Таунсенд! — кричал Чарли, отчаянно вырываясь из схвативших его рук с покрасневшими от прилива крови глазами. — Ты забираешь все, что у нас есть! Ты не имеешь на это права! Ни ты, ни твои проклятые федералы! — Его оттащили назад, и он устремил горящий взор на Гарнера. — Ты и так уже взял больше дозволенного! — Каждый человек из присутствующих здесь понимал, что имеет в виду Чарли. — Давай, сразись со мной за нее, как мужчина!
В Гарнере вспыхнула ярость. Он выступил вперед, расправив плечи и сжав кулаки:
— Отпустите его!
— Но, майор… — возразил было лейтенант Брукс, но его заглушил хриплый крик Лексоулта:
— Этим двоим нужно решить спор! И Чарли Данбера освободили.
Чарли не стал терять время и сразу бросился к майору, нацелившись на его горло, но тот крепко схватил его за руки и с отчаянным напряжением удерживал на расстоянии от себя. Чарли изо всех сил тянулся к шее Гарнера, на которой вздулись жилы, но тот не сдавался, оправдывая свое прозвище Железный майор.
Затем они расцепили руки и тут же набросились друг на друга с кулаками. Раздавались глухие удары по телу, яростные крики и хрип. Майор ударил Чарли по ноге сапогом и мощным ударом отшвырнул в сторону. Тот рухнул на землю.
— Вставай, черт побери! — заорал побелевший от бешенства Гарнер, стискивая кулаки.
Чарли перекатился на бок, вскочил на ноги и тут же метнулся вперед, нацелившись кулаками в лицо Гарнера.
Удар пришелся мимо, как и контрудар Гарнера, но следующий угодил ему прямо в живот, а второй — в челюсть. У Гарнера потемнело в глазах, но боль только придала ему сил.
Как раненый медведь, он с рычанием двинулся на Чарли. Раз за разом его кулаки обрушивались на противника — сталкивались кость с костью, плоть с плотью. И когда кулаки Данбера попадали ему по голове и телу, он уже не чувствовал боли.
В нем проснулся инстинкт первобытного человека, побуждая изо всех сил сражаться, доказывая свое неоспоримое право на обладание самкой, которую он уже захватил.
Уитни мчалась через лес к ручью, на шум борьбы. Ноги под ней подгибались, легкие жгло, а лодыжка горела от боли, потому что милю назад она упала и сильно ударилась о камень. Она бежала к утесам, где в пещере ее отец держал запас виски, и вдруг остановилась, сообразив, что шум доносится с другой стороны речки, на самом краю леса. Спотыкаясь, она из последних сил вскарабкалась на скалистый выступ.
Шум прекратился, на том берегу мужчины с трудом поднимались на ноги и помогали встать своим товарищам. Борьба закончилась, и было ясно, что верх одержали федералы.
Затем она услышала новый взрыв криков, вытерла глаза рукавом, старательно вглядываясь в мглистый сумрак. Солдаты вдруг забегали, столпились в круг, внутри которого раздавались крики и шум схватки. Нет, еще не конец! Она рванулась вперед, сбежала по каменистому склону и пересекла речку вброд.
— Нет! — Все сразу узнали голос Уитни, несмотря на шум и вопли внутри круга, где ожесточенно боролись майор и Чарли.
Она проталкивалась вперед, вскрикивая от ужаса при виде окровавленных Гарнера и Чарли.
— Прекратите! — пронзительно крикнула она, метнувшись к ним.
Сквозь застилавшие сознание боль и возбуждение Гарнер услышал и увидел бросившуюся к ним Уитни. От удивления он на долю секунды отвлекся от противника.
— Уит…
И Чарли тут же нанес ему сокрушительный удар в голову, отбросивший его на солдат. Лексоулт шагнул вперед, перехватил Уитни и оттащил в сторону, силой удерживая ее.
— Отпустите меня! Я должна их остановить!
Она яростно извивалась в железных тисках сержанта, но он не выпускал ее. Округлившимися от ужаса глазами она смотрела, как Гарнер выпрямился и потряс головой, потом поискал ее взглядом и нашел в стороне, в безопасности, с лицом, искаженным страхом и болью. Он набычил шею и набросился на Чарли с удвоенной силой.
Ее присутствие необъяснимым образом что-то сдвинуло в нем. И боль и отчаяние от ее предательства сменились кипящим водоворотом чувств, которые зажгли его боевой дух, придав ему новые силы. Гарнер набросился на Чарли со слепой и беспощадной яростью, кулаки его мелькали со скоростью молнии, и, почувствовав в нем перемену, Чарли сопротивлялся с отчаянием человека, уже понимающего, что он проиграл. В очередной раз на него обрушился ливень мощных ударов, еще одна схватка, и удар левой заставил Чарли рухнуть на землю и потерять сознание.
Спотыкаясь и пошатываясь, Гарнер отошел в сторону. Его лицо и губы были рассечены, один глаз совершенно заплыл, мундир был забрызган кровью… Мэрилендские ополченцы издали ликующий вопль. Вперед выбежал лейтенант Брукс, схватил его под руку и дал носовой платок вытереть лицо. Солдаты окружили его и поздравляли с чертовски славной схваткой. Наконец голова перестала кружиться, и он сразу вспомнил об Уитни. Морщась от боли, он оглядел опушку леса здоровым глазом и увидел ее в железных тисках Лексоулта. Лицо ее пылало, глаза были закрыты, словно она была не в силах видеть поражение своих земляков и отца.
Он должен был испытывать удовлетворение и гордость одержанной победой. Бог знает, она не легко ему далась. Но достаточно было ему кинуть на Уитни один взгляд, и его радость от победы померкла.
Черт побери, возмутился он в душе, никто не может помешать ему праздновать свое торжество, тем более она. Он круто повернулся и приказал связать Чарли и уничтожить бочки, все, кроме четырех, которые они должны привезти с собой в качестве доказательства. Его люди с энтузиазмом кинулись исполнять приказ. Как только из разбитой топорами бочки начинала вытекать светло-желтая жидкость, солдаты принимались жадно пить ее, но после второго удара жидкость мгновенно впитывалась в пересохшую землю. Вскоре на опушке валялись только дубовые щепки.
Лексоулт оттащил Уитни в сторонку, к деревьям. Когда она оторвала взгляд от сцены уничтожения запасов превосходного виски, гордости ее отца, она увидела и его самого со связанными за спиной руками. Неожиданно для сержанта она рванулась что было силы и высвободилась из его рук. Уитни была уже на середине поляны, когда ее увидел Гарнер и бросился ей наперерез.
Уитни заметила его и заставила себя остановиться. У нее сжалось сердце при виде его избитого лица и выражения холодной ярости и презрения. Он тоже остановился и выжидательно смотрел на нее. Закусив губы, она повернулась к отцу. Он стоял плененный, но с прежним вызовом во всей фигуре и тоже ждал, неотрывно глядя на дочь.
Противоречивые чувства боролись в Уитни, сердце разрывалось на части, побуждая ее кинуться на грудь к отцу и… к Гарнеру Таунсенду, к Железному майору, который только что одолел ее отца и ее земляков. Она поняла, почему они оба смотрят на нее горящими глазами, и замерла, находясь почти посередине между отцом и Гарнером… чувствуя необходимость сделать выбор.
Сердце ее бешено колотилось в груди, словно хотело вырваться. Она не могла выбирать между ними, ее не имели права заставлять сделать выбор. И Уитни сделала то, что на ее месте сделал бы любой Дэниелс, столкнувшись с нечестной сделкой. Она круто повернулась и пошла прочь.
Вскоре она уже бежала.
По возвращении в поселок солдаты заковали в кандалы Блэка Дэниелса и Чарли Данбера и оставили их под деревом, которое стало известным как «дерево Данбера». Железный майор собрал остальных пленников и, к всеобщему удивлению, прочитав им строгую нотацию об опасности возобновления самогоноварения, распустил по домам к плачущим родственникам. Он объявил, что только Блэк Дэниелс и Чарли Данбер будут доставлены в Питсбург, чтобы там они предстали перед судом как главные участники запрещенного промысла. Это сообщение ослабило сожаление людей об уничтожении запаса спиртного, которое было результатом работы в течение целого года.
Майор привел себя в порядок, Бенсон смазал ему раны на лице, после чего он уселся на лошадь и направился на ферму Дэниелсов. После того как на рассвете Уитни убежала, он ее не видел, но из его комнаты в таверне исчез небольшой кожаный мешок с ее одеждой, и он отлично понимал, что это означает. Помрачнев, он осмотрел окружавший ферму двор, затем спешился и прошел прямо в кухню. Уитни вскочила из-за стола, где сидела с тетей Кейт, и хотела скрыться в гостиной, но он успел перехватить ее.
Она стала вырываться, не глядя ему в лицо, хотя сердце у нее ныло от горя.
— Зачем ты пришел? Что тебе нужно?
— За тобой. — От физической и душевной боли он вел себя грубо и резко.
— Я арестована?
— Бог видит, ты этого заслуживаешь!
Она продолжала молчать и по-прежнему не смотрела на него, и от растерянности его злость стала таять. Она была такой юной и так страдала, и он злился на себя за эти мысли. Она обманщица, Иезавель, которая коварно использовала его страсть, чтобы помешать ему исполнить свой долг, чтобы унизить его гордость и достоинство мужчины. Она сразу угадала его роковую слабость, соблазнила его и предала, и он позволил ей это сделать. Уже два раза. Больше он не повторит этой ошибки.
— Ты моя жена. Ты действительно думаешь, что я могу арестовать законную жену, как бы она того ни заслуживала?
— Тогда… — Она судорожно вздохнула и подняла на него взгляд. — Тогда что же ты намерен со мной делать?
— Увезу тебя в Бостон, — заявил он, только теперь полностью осознавая последствия их брака: ему придется привезти ее домой, познакомить со своим аристократическим семейством. Он содрогнулся, с ужасом представляя себе эту картину.
— Зачем? Почему бы тебе не оставить меня здесь? Если ты богат, разве ты не сможешь найти ловкого адвоката, чтобы развестись со мной?
— Нет. Таунсенды не бросаются словами и уж если в чем-то поклялись, то выполняют свою клятву буквально, «пока смерть не разлучит нас», нравится нам это или нет. Жена Таунсенда должна жить в доме Таунсенда… в Бостоне.
«Благочестие Таунсендов» отрезало ее от свободы, как толстые стены темницы. Проклятая гордость Таунсендов требовала надежной сохранности их собственности. Вот кем она стала… собственностью Таунсенда. Она поникла и опустила голову. Ее отца накажут за преступление заключением в тюрьму на какой-то срок, но ее наказание будет куда хуже — ей предстояло провести с Железным майором всю жизнь.
— Собери свои вещи, — мрачно приказал он.
Она упаковала свою одежду и, спускаясь вниз, остановилась на последней ступеньке, обводя взглядом уютную гостиную, лаская взглядом каждый предмет, словно запечатлевая его в памяти. Затем он взял ее за руку и повел через кухню, где сидела посеревшая от переживаний Кейт.
— Когда вы уходите? — убитым голосом спросила она.
— Завтра, на восходе, — ответил он.
— Сегодня вечером я хочу навестить Блэкстона… Можно? Он кивнул, и Кейт повернулась к Уитни, стараясь сдержать слезы. У Кейт забирали двоих самых дорогих для нее людей, которые были ее семьей. Она крепко обняла племянницу, затем отстранилась и гордо подняла голову.
Из окна она смотрела, как майор усадил Уитни на свою лошадь, затем взлетел в седло и устроился сзади. И когда они скрылись за первым поворотом дороги, Кейт закрыла лицо руками и разрыдалась.
Назад: Глава 12
Дальше: Глава 14