Глава 2
Поскольку ужин был не слишком обильным, он длился недолго. Потом я отправила Никки наверх заниматься и пригласила графа в гостиную на бокал хереса, бутылку которого держала для мистера Ладгейта, который иногда приезжал ко мне с визитом.
Я налила хереса и себе — для смелости? Я понимала, что, к несчастью, мне придется, хочу того или нет, выслушать графа Сэйвила и узнать, что привело его в мой дом. Ничего хорошего от этого разговора я не ждала, а потому заранее готовилась к обороне.
Мы уселись в кресла по обе стороны камина, отпили вина и некоторое время молча смотрели друг на друга.
Граф первым нарушил молчание:
— Вы не такая, как я предполагал.
Я вздернула подбородок:
— Не вполне понимаю, что хочет сказать ваше сиятельство.
— Не понимаете?
Он сделал еще глоток и посмотрел на меня поверх бокала. Теперь его глаза были не карими, а цвета янтаря, как херес.
— Не понимаю, — повторила я, отвернувшись к камину и стараясь, чтобы на моем лице не отразилось охватившее меня смятение.
Он опустил бокал.
— Я приехал к вам в Суррей, миссис Сандерс, — сказал он, переменив тон на сугубо деловой, — прямо из Девейн-Холла с известием, что лорд Девейн скончался.
Это было вовсе не то, что я ожидала услышать. По-прежнему пытаясь сохранять самообладание, я спросила:
— Почему вы думаете, что это хоть в какой-то степени должно меня касаться?
— Потому что, — сказал он бесстрастно, — ваш сын упомянут в его завещании.
Сэйвил откинулся на спинку стула, не сводя с меня глаз.
Я не сразу смогла заговорить.
— Как упомянут там Никки? — спросила я наконец.
— Я не знаком с подробностями, — ответил граф, — Могу сказать только, что мой кузен Джордж оставил вашему сыну какую-то сумму денег.
Я не сводила глаз с пламени в камине. Не радость переполняла мою душу, но отчаяние.
— Расскажите, если можно, подробнее о том, что случилось, — сказала я, чувствуя, что он по-прежнему внимательно смотрит на меня.
— Это произошло меньше недели назад, — услышала я. — Экипаж Джорджа перевернулся, ему раздавило грудь.
Сэйвил замолчал, ожидая, видимо, моего ответа.
— Как ужасно, — произнесла я, не поворачивая головы. — Действительно, ужасно.
— Да, — подтвердил он и продолжал:
— Бедняга был еще жив, когда его привезли домой. Мы уложили его в постель… я был там, видел все это… послали за доктором. Леди Девейн надолго лишилась чувств, а я оставался с Джорджем, пока ждали врача. — Сэйвил снова отпил вина. — Мне казалось, что он без сознания, но когда мы остались одни, Джордж внезапно открыл глаза, и в них было видно настойчивое желание… мучительная необходимость что-то сказать…
«Проклятие, — подумала я. — О, будь оно все проклято!..»
Сэйвил заговорил снова:
— Джордж произнес мое имя. Я с трудом его понимал, кровь шла у него горлом, но он упорно звал меня.
Пламя в камине колебалось, дрова потрескивали, оттуда шло тепло, однако я ощущала только холод. Холод от ожидания того, что сейчас услышу и от чего не смогу отстраниться.
— "Я здесь, Джордж, — так я сказал, наклонившись к нему, — здесь… Что я могу сделать для тебя?"
Произнеся эти слова, граф всем телом повернулся ко мне, как бы давая понять, что скажет сейчас самое главное — то; что я, вероятно, не хочу, но должна услышать.
— "Разыщи ребенка", — сказал мне Джордж, и на его лице было такое выражение… Я не могу его забыть… «Ты обязан… должен найти мальчика…» — так он сказал… «Какого мальчика?» — спросил я.
Граф ненадолго замолчал. Я стиснула руки так, что почувствовала боль.
«Вот оно, — билось у меня в голове. — О Боже, вот оно наступило…»
— Я взял руку Джорджа, — продолжал Сэйвил. — Он ответил мне на удивление крепким пожатием… Я спросил: «Как мне найти этого мальчика, Джордж?..»
Граф снова умолк, или мне так показалось, а на самом деле он просто переводил дух. Но я уже не могла переносить эти паузы и повернулась к нему как раз в тот момент, когда услышала:
— …И Джордж ответил мне: «Отыщи Гейл».
Наши взгляды встретились, но я не произнесла ни слова.
— Он несколько раз повторил это, миссис Сандерс, — негромко сказал Сэйвил. — «Найди мальчика. Обещай, что найдешь его…»
Я сумела оторвать глаза от его лица, заставила себя глубоко дышать, пытаясь сохранить спокойствие, ничем не выдать своего смятения.
— Разумеется, я не мог не дать ему такого обещания, — закончил граф свой рассказ. — А через несколько минут его не стало. Еще до приезда врача.
На какое-то время в комнате повисло оглушающее молчание. Немного позже я различила тиканье часов.
Джорджа Мелвилла, лорда Девейна, я ненавидела много лет и не раз желала ему смерти, но оказалось, что и теперь, мертвый, он собирается причинить мне зло.
Откуда-то донесся спокойный голос Сэйвила:
— Ему недавно исполнился тридцать один год. Он на год моложе меня.
Я попыталась собраться с мыслями. «Могло быть хуже, — мелькнуло у меня в голове. — Джордж мог рассказать Сэйвилу обо всем».
— Как вы меня нашли? — проговорила я наконец.
— Через вашу тетушку мисс Маргарет Лонгуорт.
Я кивнула. Собственно, так я и предполагала: с тетей Маргарет я продолжала поддерживать отношения.
— Итак, теперь вы знаете, почему я вас разыскивал, — сказал граф. — По-видимому, ваш сын Николас — тот самый мальчик, о котором упоминал мой бедный кузен. Я душеприказчик Джорджа, исполнитель его завещания, которое на днях будет вскрыто и оглашено в Сэйвил-Касле — моем доме в Кенте. Я приехал за вами, поскольку вам надлежит присутствовать при оглашении последней воли Джорджа.
Я лихорадочно думала о сложностях, которые неминуемо возникнут при осуществлении этой процедуры.
— Почему оглашение завещания произойдет не в поместье лорда Девейна? — спросила я просто для того, чтобы как-то оттянуть время.
— При нынешних обстоятельствах, — терпеливо объяснил граф, — вы, как мне кажется, предпочли бы не возвращаться в Хатфилд. Насколько я понял вашу тетю, вы не были там ни разу со дня замужества.
Да, Хатфилд никогда не был для меня родным домом — просто место, где нам с Деборой выпало жить после смерти родителей. Но клянусь, мне было совершенно безразлично, что все они там в Хатфилде думают обо мне. Эти вопросы я не собиралась обсуждать с графом Сэйвилом.
Кажется, в конце концов я пришла к определенному решению, а потому сказала преувеличенно спокойным голосом:
— Поскольку я не вижу причины, побудившей лорда Девейна включить моего сына в свое завещание, то не нахожу возможным и нужным присутствовать при его оглашении.
— Не глупите! — неожиданно воскликнул Сэйвил и наклонился в мою сторону, словно не исключал возможности прибегнуть к силовому воздействию. — Мой кузен успел сказать, что оставил вашему сыну немалые деньги. Так отчего же вы не хотите получить их, миссис Сандерс? Насколько я понимаю, вы находитесь в довольно стесненном положении.
Его взгляд скользнул по убогому убранству комнаты, и если он желал оскорбить меня, то достиг этого.
Сжав руки в кулаки, я ответила с удивившей меня свирепостью:
— Мой дом небогат, это верно, но уверяю вас, милорд, мой сын не испытывает нужды ни в чем, что необходимо ребенку в его возрасте!
В слово «милорд» я вложила все презрение, на какое была способна.
Взгляд его янтарных глаз оставался таким же спокойным.
— Поверьте, миссис Сандерс, — миролюбиво сказал он, — я знаю о ваших жизненных обстоятельствах больше, чем вы думаете. В Хатфилде я беседовал с матерью вашего покойного мужа и понял, что он не оставил вам ничего. И своих денег у вас нет.
Я вскинула голову. Он прав, этот красивый надменный человек: после смерти мужа я не получила никакого наследства. Леди Сандерс была решительно против того, чтобы ее младший и любимый сын Томми женился на мне. Она желала, чтобы его супругой стала настоящая леди, к тому же с деньгами. Я не соответствовала ни одному из ее требований. И пускай они обсуждают мои дела хоть с утра до ночи — мне-то что до этого!
Снова уставившись на пламя в камине, я холодно возразила:
— Я не хочу от них никаких денег, милорд. К счастью, сама научилась зарабатывать на жизнь с тех пор, как не стало моего мужа.
После недолгого молчания Сэйвил спросил:
— Могу я узнать, как именно вы зарабатываете на жизнь?
В его тоне, помимо простого любопытства, мне почудились нотки подозрения. Я не сразу сообразила, о чем он мог подумать, а когда поняла, меня охватила дикая ярость, захотелось вскочить со стула и броситься на него с кулаками.
Вместо этого я окинула графа презрительным взглядом и отчеканила:
— Я обучаю верховой езде, милорд. Мои ученики в основном дети новоиспеченных богачей, которые хотят, чтобы их отпрыски были воспитаны не хуже сыновей и дочек аристократов.
На его лице отразилось нескрываемое удивление.
— Так вот почему у вас такая большая конюшня и в ней полно лошадей?
— Не так уж много, — еще не остыв от нахлынувшей злости, ответила я.
Сэйвил недоверчиво оглядел меня, отчего мои щеки снова вспыхнули.
— Вы делаете это сами?
— Да, — процедила я сквозь зубы, — исключительно сама.
Разумеется, я даже не пыталась убедить его в том, что, несмотря на довольно хрупкое телосложение, я вынослива и крепка, как горный пони.
Огонь в камине начал гаснуть, мне пришлось подняться за кочергой и помешать угли. Ох, как хотелось обратить это оружие против человека, нарушившего покой моего дома!
Сэйвил проговорил у меня за спиной:
— Ваш супруг тоже занимался обучением верховой езде?
Я обернулась через плечо — отсвет вновь разгоревшегося пламени упал на его густые волосы — и ответила:
— Мы занимались этим вместе. После смерти Томми мне удалось сохранить учеников.
— Трудно, должно быть?
Я пожала плечами и начала интенсивнее шуровать кочергой.
«Трудно» не совсем то слово, которым можно охарактеризовать мое состояние и положение в первый год после смерти Томми. Если бы не помощь Макинтошей и супругов Ладгейт — местного викария и его жены, не знаю, как бы я выдержала все, что на меня свалилось.
Я прислонила кочергу к стенке камина и, повернувшись к графу Сэйвилу, произнесла медленно и четко, как говорят с иностранцем, плохо знающим язык:
— Я не имею ни малейшего желания, милорд, получить деньги от лорда Девейна, равно как и ехать к вам в Сэйвил-Касл. Что касается обещания, которое вы ему дали, можете считать его выполненным. Вы нашли мальчика по имени Николас. Можете утром уехать отсюда с сознанием выполненного долга.
Граф слушал меня с вежливым вниманием. Когда я закончила, он произнес:
— Позвольте заметить вам, миссис Сандерс, мне совершенно не известно, что именно написано в завещании моего кузена. Я знаю только, что он оставил какую-то сумму мальчику, которого зовут Николас и который, видимо, является вашим сыном. Говорится ли еще что-нибудь об этом ребенке, выяснится лишь после вскрытия завещания.
Прошло какое-то время, пока значение этих слов полностью дошло до меня.
«О Боже! — мысленно воскликнула я в ужасе. — Что, если в завещании Джордж называет Никки своим сыном?»
Я почувствовала, что у меня слабеют ноги, и была вынуждена снова опуститься в кресло. Я молча сидела, стараясь держаться прямо и дышать глубоко и ровно.
«Словно Джордж уже после смерти решил сказать то, о чем страшился говорить, когда был жив», — подумала я с горечью.
— Знает ли вдова Джорджа что-либо о Никки? — напрямик спросила я у моего собеседника.
— Я ничего не говорил ей о последнем желании кузена, — ответил Сэйвил. — Его жене хватило горя и без этого.
— Но если мальчик упомянут в завещании, — сказала я довольно язвительно, — то, несмотря на ваши старания, милорд, тайное неминуемо станет явным. Кроме того, полагаю, деньги, которые Джордж так великодушно завещал моему сыну, по существу, принадлежат его жене.
Легкая усмешка пробежала по лицу графа, когда он заговорил:
— Насколько я могу судить, у Джорджа было какое-то количество собственных денег. Но скорее всего их источник все тот же — неплохое приданое супруги. Впрочем, какое это имеет значение сейчас?
Я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза.
— Какой он все-таки бесхарактерный, ваш кузен, — произнесла я со вздохом. — Бог ему судья…
И снова наступило молчание.
— Возможно, у вас есть основания так говорить, — сказал после паузы Сэйвил. Я открыла глаза, — Сужу не по собственному опыту, милорд, а просто по здравом размышлении.
Граф согласно кивнул, но было видно, что он не поверил мне ни на йоту. Разумеется, я была не вправе упрекать его за это, однако раздражение сдержать не сумела.
— Я отправляюсь спать, — сухо сказала я, поднимаясь с кресла. — Ответ дам завтра утром.
— Прекрасно.
Он встал одновременно со мной. Мы стояли, глядя друг на друга, нас разделяло футов шесть потертого, выцветшего ковра.
Внезапно мне захотелось как-то загладить свою холодность.
— Оставляю вас наедине с бутылкой хереса, милорд, — произнесла я подчеркнуто любезно и, кивнув в сторону двух шкафов с застекленными дверцами, добавила:
— Здесь найдется кое-что, если вам захочется почитать.
Было еще только начало десятого. Наверняка он привык поздно ложиться и поздно вставать. Что касается меня, то я уже в шесть утра бываю на ногах.
— Благодарю вас, миссис Сандерс, — с необыкновенной учтивостью ответил Сэйвил. — Вы очень любезны. Будем надеяться, — продолжил он с улыбкой, — что к утру буран стихнет.
Мне трудно описать улыбку Ральфа Мелвилла, графа Сэйвила, могу лишь сказать, что она подействовала на меня сильнее, чем выпитый бокал хереса.
— Спокойной ночи, милорд, — пробормотала я.
— Спокойной ночи, миссис Сандерс.
Я торопливо вышла из комнаты, стараясь, чтобы мое поспешное отступление выглядело по возможности достойно.
Когда я вошла в спальню Никки, чтобы пожелать ему доброй ночи, он стоял у окна, вглядываясь в ночную темень.
— Снег все еще идет, мама, — сообщил он. Я тоже подошла к окну. Снег валил вовсю, ветер тоже не стихал; было слышно, как он гудит в трубах.
— Боюсь, наши гости не сумеют завтра уехать, если так будет продолжаться, — сказала я самой себе.
— По-моему, он хороший человек. Верно, мама? — произнес Никки.
— У тебя все хорошие, — ворчливо ответила я.
— Может, так оно и есть? — предположил мой чудесный сын.
Вместо ответа я обняла его и погладила по мудрой не по летам голове. Если я попытаюсь уверить вас, что мой Никки — один из самых добрых и отзывчивых мальчиков на свете, вы, пожалуй, решите, что я рассуждаю предвзято. Но мое мнение могут подтвердить и другие, в том числе наш викарий мистер Ладгейт, который просто обожает Никки и часто говорит, что из него вышел бы превосходный священнослужитель.
Никки поднял на меня глаза, голубые и чистые, как предвечернее летнее небо, и ангельским голосом спросил:
— Разве он не нравится тебе, мама? Я уклонилась от прямого ответа:
— Просто я не знаю, чем занять графа, чтобы он у нас не скучал.
— Я покажу ему завтра нашего Скуирта, — пришел мне на помощь сын.
Я поцеловала его в светло-шоколадную шелковистую макушку.
— Тебе пора в постель.
Он на мгновение прижался ко мне.
— Спокойной ночи, мама. Увидимся вместе с солнцем.
Это была наша традиционная, ставшая почти ритуальной фраза.
— Увидимся вместе с солнцем, дорогой, — повторила я.
Я подождала, пока Никки уляжется, и потом зашла в комнату графа — удостовериться, что миссис Макинтош поддерживает там огонь в камине. Пламя было достаточно ярким, постель приготовлена. Рядом, в комнате Гроува, тоже все было в порядке — тепло, и трубы не слишком дымили.
Я не сразу легла в постель, оказавшись у себя в спальне, и довольно долго сидела возле камина, завернувшись в одеяло, размышляя о том, как поступить, какой ответ дать завтра графу Сэйвилу относительно этого чертова завещания, свалившегося как снег на голову.
Пока что я не сомневалась лишь в одном: Никки ничего не должен знать о человеке, который носил имя Джордж Мелвилл, лорд Девейн.