Глава 10
Шейд не стал ждать в приемном покое, чтобы отвечать на вопросы и выслушивать лекции о Руне. Он отвел ее в лабораторию, усадил на стул и велел лаборанту Фрэнку, одному из немногих людей в персонале, взять у нее достаточно крови, чтобы сделать все возможные анализы.
Потом он вышел за застекленную дверь, где мог видеть, что происходит. Ибо черта с два этот тип прикоснется к Руне без его присутствия. Шейд предпочел бы сам взять кровь, но знал, что братья явятся в любой момент и начнут задавать вопросы, на которые у него нет ответов. Он наблюдал за Руной через стекло, необъяснимо довольный, что она оглядывает лабораторию с любопытством, а не с ужасом, как можно ожидать оттого, кто никогда не бывал в больнице для демонов. Хотя, с другой стороны, она знает, что Шейд где-то рядом и, пока он рядом, не случится ничего плохого.
Кишки его скрутило в тугой узел, когда он с трудом оторвал от нее взгляд. Его тянет к ней слишком сильно, и слишком быстро, и утренний секс только усугубил дело.
Черт, да он, возможно, нуждается в ней больше, чем она в нем. А затравленный взгляд в ее глазах, когда она упомянула о своем отце, как ледяной осколок вонзился ему в сердце.
Там какая-то неприятная, тягостная история, и у него такое чувство, будто она имеет отношение к тому мраку, тому чувству вины, которое он ощущает в ней, но не желает знать. Он не хочет подвешивать ее, как делал с женщинами в своем прошлом, чтобы извлечь этот мрак через секс и боль. Пока Руна старается скрывать это, он ничего не имеет против. Но в тот момент, когда она решит, что хочет открыться, избавиться от чувства вины или что там еще терзает ее душу, он будет вынужден помочь ей.
От этой мысли ему становилось дурно.
И какого дьявола, скажите на милость, у нее не появляются знаки бондинга? Даже после второй попытки сегодня утром… ничего.
Это плохо, очень плохо.
Озабоченность подошедшего к нему Эя явственно проявлялась в нахмуренных бровях и плотно сжатых губах.
— А где Рейт? — спросил Шейд. — Не сомневаюсь, он хотел бы находиться здесь, чтобы пилить меня.
— Я отправил его с Кайнаном. Сказал, что не стоит нам давить на тебя вдвоем.
— Чепуха. Рейт не купился бы на это.
Эйдолон усмехнулся:
— Он и не купился. Но я объяснил, что знаю, каково это иметь пару, и знаю, как обходиться с тобой. Растолковал ему: что бы он ни сказал, это только обратит тебя в бегство, и мы больше никогда тебя не увидим.
— Этого не случится.
Улыбка Эя сменилась мрачным выражением, вернув их обоих к пугающей реальности.
— Я это знаю. Но Рейт не знает.
— Как он?
— Переживает. Изо всех сил старается справиться с тем, что свалилось на нас в связи с Роугом, Скалк, да и с тобой тоже, но воспринимает все подозрительно спокойно.
— Значит, это лишь вопрос времени, когда он слетит с катушек.
Эйдолон пригладил пятерней свои короткие черные волосы.
— Ты ничего не говорил о том, что у Руны нет знаков. — Когда Шейд пожал плечами, Эйдолон продолжил — Она чувствует тебя? Или эта связь односторонняя?
Шейд взглянул через стекло на Руну, которая улыбалась лаборанту, крепко держащему ее руку, чтобы взять кровь из вены. «Моя». Шейд тяжело сглотнул. Ярость и ревность сдавили горло.
— Фрэнк прикасается к ней. Мне надо было самому взять кровь. Я могу…
— Шейд? Посмотри на меня.
Он оторвал взгляд от Руны и Фрэнка.
— Почему ты сам не взял образцы крови?
— Потому что пытаюсь сохранять дистанцию. Но он хватает ее своими лапами. Я убью его.
— Со временем станет легче, брат. Когда связь окончательно установится, бешеная ревность немного смягчится. Совсем не уйдет, но станет лучше. Если б этого не произошло, я бы не смог позволить Тайле продолжать работать с мужчинами в штабе эгисов.
— Позволить ей? Что-то мне подсказывает, ты не смог бы остановить ее.
Эй выглядел немного сконфуженным.
— Да, пожалуй, ты прав.
Шейд судорожно вздохнул, избегая смотреть через дверное стекло.
— Связь односторонняя. Я не могу понять. Знаю, в первый раз мы все сделали правильно. И сегодня я повторил ее часть ритуала.
— Это может быть проблемой.
— Чертовски верно. — Шейд прислонился плечом к стене, радуясь поддержке. — Послушай, можно тебя спросить кое о чем?
— Валяй.
Шейд заколебался. Разговаривать с братьями о сексе всегда было так же просто, как о говорить о спорте. Но в этот раз он чувствовал себя как-то неловко, словно предавал Руну.
— Скажи… секс для тебя другой, с тех пор как вы с Тайлой стали парой?
Брови Эйдолона взлетели вверх, и понимающая ухмылка расплылась по лицу.
— О да. Намного лучше. Определенно лучший аспект бондинга.
— Этого я и боялся.
Последовало напряженное молчание. Наконец Эйдолон сказал:
— Мы найдем способ избавить тебя от этого. От ликантропии и от проклятия.
Шейд горько рассмеялся:
— Даже если мы найдем лекарство от ликантропии, от проклятия избавиться не удастся.
— Должен же быть какой-то выход. То, что мы упустили.
— Мы искали почти восемьдесят лет, Эй. Есть только один выход, и он не рассматривается.
Да, чертово проклятие было наложено с оговоркой, такой же извращенной, как тот мерзавец, который придумал его.
Шейд может передать проклятие тому, кто ему дорог, кому-то, кого он любит не в романтическом смысле. То есть либо Эйдолону, либо Рейту, а этого никогда не произойдет. Но даже если бы Шейд решил передать проклятие, он понятия не имеет, как это сделать.
Мимо прошел санитар с тележкой, и когда он был уже достаточно далеко, чтобы не услышать, о чем они говорят, Эйдолон спросил:
— Есть опасность, что ты в скором времени полюбишь Руну?
Шейд прикрыл глаза, словно тем самым мог отгородиться от правды.
— Нет, — солгал он.
Ему не хотелось волновать братьев, к тому же, если он скажет «да», Руна сразу окажется в опасности.
— Я знаю, ты не хочешь убивать ее, но может быть и иной путь.
Глаза Шейда резко распахнулись.
— Какой?
— Мы можем держать ее здесь. Или еще где-то. В специальной комнате, где ей будет удобно. Ты будешь ходить к ней, когда тебе понадобится…
— Ты хочешь держать ее в клетке как животное? Как оргсзу?
— Шейд, если она не связана с тобой узами бондинга, то может уйти. Ходить где хочет, заниматься сексом с кем хочет, и что тогда станется с тобой? Ты превратишься в обезумевшего зверя, пытающегося выследить ее, прежде чем умрешь. Даже если б с ее стороны существовала связь, вы не можете быть вместе. Ты полюбишь ее. Это неизбежно. И тогда мы потеряем тебя, а тебя ждет судьба хуже смерти.
Много хуже. Шейд представил, что он не более чем фантом, колеблющийся в воздухе, не имеющий возможности ни общаться, ни прикасаться. Находясь в постоянном состоянии голода, жажды и боли от неудовлетворенного желания, он сойдет с ума. Черт, безумие — это семейная черта, и он уже на полпути к нему.
— Я не могу держать ее как сексуальную рабыню, Эй. Не могу вынудить ее жить одну, за исключением тех случаев, когда буду приходить к ней несколько раз в день для быстрого перепихона.
— Я предлагаю тебе альтернативу — убийство.
Шейд взглянул через стеклянную дверь лаборатории.
Попытавшись представить Руну, запертую в комнате одну, Только с телевизором и несколькими книгами в качестве компании. Начавшую чахнуть и таять на глазах, превращаясь в пустую раковину, которой незачем жить. Просто лежащую, когда он будет брать ее, уставившуюся пустыми глазами в стену, пока он не закончит. Злую и ожесточенную, превращающуюся в бешеного зверя, которого ему придется насиловать, чтобы получить желаемое.
Боги, его сейчас вырвет.
Словно почувствовав его взгляд, она повернулась и легонько помахала ему одной рукой, другой прижимая ватный шарик к сгибу локтя. Фрэнк сказал что-то смешное, и она повернулась к нему с улыбкой невинной и в то же время кокетливой, отчего Шейду захотелось ворваться туда и раскроить ублюдку череп.
— Проклятый Роуг! — прорычал он. — Черт, так бы и придушил его голыми руками.
— У нас у всех такое желание.
— В самом деле? — Шейд резко повернул голову. — И у тебя тоже? Потому что вы с Роугом всегда были скрытными. Ты никогда не видел в нем плохого.
Эйдолон пару раз моргнул, словно не мог поверить, что Шейд это сказал. Удар ниже пояса.
— Эй, — пробормотал Шейд, — прости. Я расстроен. И зол как черт. Я не должен быть оборотнем, не должен быть связан узами бондинга, и Скалк не должна быть мертва. Ох, и шея у меня горит!
Нахмурившись, Эй потрогал пальцами горло Шейда.
— Эсгенезис. Близко. Теперь уже в любую минуту.
Естественно, Шейд потер глаза, недоумевая, как так быстро оказался припертым к стенке.
Вращающиеся огни на стенах замигали, и отдаленный звук сирены «скорой» разослал струю адреналина по венам Шейда.
— Мне надо вернуться к работе.
— Уверен?
— Это поможет мне отвлечься. Кроме того, кто знает, как обращались с бедными каретами «скорой» в мое отсутствие? Руна может ездить со мной на вызовы.
— Если ты считаешь, что справишься.
— Я завтра выйду на дежурство в дневную смену и начну ездить на вызовы, как только закончится фаза полнолуния.
Дверь лаборатории открылась, и на пороге возникла Руна, выглядевшая такой прелестной и потерянной, что ему захотелось привлечь ее к себе и обнять. Да, беды ему не миновать.
— Фрэнк сказал, что уже все.
«Фрэнк». Не «лаборант». Не «мистер Уильямс». «Фрэнк».
Эта бешеная ревность совсем уж никуда не годится.
Эйдолон понял и хлопнул Шейда по плечу.
— Станет терпимее.
— Как скажешь, — буркнул Шейд. — Ты домой? — Когда Эй кивнул, добавил: — Уверен, что с Рейтом все в порядке?
— Пока да. Кайнан присматривает за ним.
— Кайнан Морган, верно? — спросила Руна.
Эйдолон вскинул бровь:
— Ты знаешь его?
Руна закусила губу, и Шейду нестерпимо захотелось поцеловать ее.
— Его знает мой брат. Мне показалось, я узнала его. По фотографиям, — поспешно добавила она.
— Он тот док, который работал над Рейтом. — Шейд схватил ее за руку, не в силах вынести, что она расспрашивает о другом мужчине. — Возвращаемся в пещеру.
Если судить по тому, как он себя ведет, ему самое место в чертовой пещере. С таким же успехом он мог схватить ее за волосы и потащить туда. В довершение всего кожа его начала зудеть и растягиваться, и у него возникло чувство, будто он вот-вот превратится в волка.
— Мне бы хотелось сделать еще несколько анализов, пункцию костного мозга…
— Братишка, останься мы тут дольше, и тебе придется отправлять ее в ветлечебницу. — Шейд взглянул на Руну. — По дороге заскочим в столовую.
— Я не голодна.
— Ты заметила, что среди больничного персонала есть разные виды демонов? У каждого вида свой рацион. Который включает и сырое мясо.
Она сморщила нос.
— Значит, вы держите…
— Не живых животных. Но холодильная камера набита тушами. — Отвращение на ее лице вызвало у него улыбку. — Ты ешь сырое мясо три ночи в месяц, и у тебя вызывает отвращение наша столовая?
— Я же ем его не потому, что хочу. Поверь мне, если б я могла вылечиться от ликантропии, то вылечилась бы. — Она взглянула на Эйдолона: — Как ты считаешь, есть шанс вылечить Шейда?
Ее не должно было это волновать, и от того, что волновало, сердце Шейда сжалось.
— Он сделает все возможное, — прорычал он и потащил ее к столовой, а Эйдолону сказал: — Если узнаешь что-нибудь из анализов, позвони мне. И дай знать, если нападете на след Роуга.
— Само собой. Будь осторожен, Шейд. Будь по-настоящему осторожен, — предостерег его Эйдолон, но он говорил не о Роуге.
Он говорил о Руне.
Ничего подобного этой столовой Руна никогда не видела. Непривычные, противные запахи смешивались со знакомыми, пряными ароматами, от которых желудок Руны переворачивался и урчал от голода.
Столы и стулья, похоже, были сделаны из массивных гранитных глыб. Один угол огромного помещения занимала яма примерно сорок на сорок и футов пять в глубину. Три демона неопознанных видов сидели в яме и разрывали что-то на части зубами и когтями. Вокруг них с полдюжины каких-то существ поменьше, гротескных, похожих на пауков, хватали жалкие кусочки.
Руна передернулась и крепче сжала руку Шейда.
— Надеюсь, эти существа не работники столовой.
— Большие — пациенты, другие — уборщики.
Один из демонов, зеленый, с крыльями и в человеческий рост, повернулся и посмотрел на нее, и она чуть не оцепенела от его злобного взгляда. Вот только на самом деле у него не имелось взгляда, потому что не было глаз.
Шейд рявкнул что-то этому существу на незнакомом ей языке, и оно зарычало, но вернулось к своему занятию — разгрызанию костей акульими зубами.
— Не восстанавливай против себя пациентов, — сказал он ей, но у Руны не было времени запротестовать, потому что они остановились у столика, где сидела женщина с черно-синими волосами и в форме, читая какой-то мистический роман и попивая кофе из кружки, испачканной в ее черной помаде.
— Джем, — проговорил Шейд, и женщина вскинула глаза. — Это Руна. Присмотри за ней минутку. Никто не должен тронуть ее и пальцем.
Он не стал ждать ответа, а просто зашагал прочь с уверенностью, что его не ослушаются. Раздражение и восхищение боролись в ней, когда она смотрела ему вслед — сплошь безмолвная угроза в своей черной коже и ботинках.
Женщина, которую он назвал Джем, показала ему украшенный пирсингом язык, затем махнула рукой на скамью напротив:
— Присаживайся. Ты, должно быть, пара Шейда… — Она взглянула на лишенную знаков бондинга руку Руны и добавила: — Или нет?
— Да, — вздохнула Руна, — просто у меня пока нет знаков. Брат Шейда пытается выяснить почему. — Она понаблюдала, как Джем сделала глоток кофе из своей чашки. — Пахнет как колумбийская смесь.
Проколотая сережкой бровь Джем взлетела вверх.
— Ну и ну. А ты разбираешься.
— Раньше у меня была своя кофейня.
Отодвинув в сторону кружку, Джем с тоской взглянула на выстроившуюся очередь.
— Я была бы тебе по гроб жизни благодарна, если б ты научила этих идиотов варить приличный кофе.
— Варить плохой кофе — это преступление, — сказала Руна, улыбаясь. Ей нравилась эта женщина. — Значит, вы тоже здешний врач? Вы человек? — Она закусила губу. — Это был грубый вопрос?
— Ничуть. — Джем заложила закладку между страницами своей книжки и отложила ее в сторону. — Я врач. И наполовину человек. Пара Эйдолона Тайла — моя сестра. Уверена, ты скоро с ней познакомишься. Она поможет тебе понять, чего ожидать от бондинга… и от Шейда.
Руна смотрела через стол на докторшу-гота, Жалея, что она чужая в этом мире. Чужая Шейду.
— Насколько хорошо ты знаешь его?
— Мы знакомы с ним много лет, но, честно говоря, не могу сказать, что знаю его хорошо. Он отличный фельдшер, может руководить больницей так же хорошо, как и Эйдолон, но когда дело доходит до его личной жизни, он довольно скрытен. — Джем понизила голос. — Ты ведь любишь его, верно?
— Мы едва знаем друг друга, — уклонилась от ответа Руна, — То есть мы встречались раньше, но я застала его с теми… — Она закрыла глаза и выдохнула. — Я разболталась, извини.
— Ничего. — Джем усмехнулась. — Тебе простительно, ты же влюблена. — Улыбка Джем сделалась грустной. — Но он тебя почти не замечает, верно?
— Что-то вроде того, — тихо отозвалась Руна.
Она понаблюдала, как какая-то медсестра с красной кожей прошла мимо нее к прилавку с едой, где два человеческого вида официанта разливали по тарелкам какую-то неопознанную горячую пищу.
— Я не люблю его.
— Как скажешь. — Джем закатила глаза, серебряная сережка с рубином в брови поднялась на лоб. — Но, девочка, у тебя в душе глубокие шрамы, которые не имеют отношения к Шейду.
— Не знаю, о чем ты, — отозвалась Руна, хотя на самом деле прекрасно знала.
Предательство Шейда год назад глубоко ранило ее, но, по правде говоря, она поняла и приняла ситуацию, хотя и было все еще больно и обидно.
Но ее собеседница говорила не о том, и Руна знала это.
Зеленые глаза Джем засветились каким-то сверхъестественным светом.
— Шейд может исцелить их, но только если ты ему позволишь. Только если доверишься ему.
Целиком поглощенная словами Джем, Руна подскочила, когда ладонь Шейда легла ей на плечо. В другой руке он держал джутовый мешок.
— Пошли. — Он ткнул пальцем в Джем: — Занимайся своим делом и держи свои шредерские фокусы при себе.
Джем встала.
— Я прощу тебе это, потому что знаю, как много всего с тобой случилось. — Она взяла свою книгу. — Но не забывай: я вижу и твои шрамы тоже, — и тот путь, на котором ты сейчас, изрядно добавит тебе их.
— Не твоего ума дело.
Голос Шейда прорезался сквозь низкий гул в столовой, вызвав напряженную тишину. Даже демоны в яме затихли.
Докторша-гот сцепилась с ним взглядами, словно хотела настоять на своем, но непроницаемая чернота в глазах Шейда терпимости не обещала.
— Я знаю, что вижу, Шейд.
И она стремительно покинула обеденный зал в мелькании черно-синего и серебристого.
Судя по тому, как Шейд напрягся, Руна ожидала услышать от него поток гневных проклятий, но он удивил ее, мягко сказав:
— Идем.
Она не сдвинулась с места.
— Что такое шредерские фокусы?
— Джем наполовину соулшредер. Они могут проникать в душу, видеть шрамы и использовать их. Пошли.
— Постой. А о каком пути она говорила?
— Ни о каком, черт подери. Ну, так мы будем ждать, когда покроемся шерстью, прямо здесь, в больнице, или вернемся в пещеру?
— Ни о каком?
— Руна, пошли. Ты не захочешь знать, поверь мне.
Да поможет ей Бог! Она хотела верить ему, хотела знать, что дорога по крайней мере еще одному человеку, кроме брата.
Руна взглянула на демона, с которым была связана на всю жизнь. Глаза его сузились в черные опасные щелки, а выражение лица стало таким же твердым и неподатливым, как и тело.
Да поможет ей Бог!
Шейд был в отвратительном настроении, когда они вернулись к нему в пещеру. Руна пыталась поговорить с ним, но его ответы сводились к ворчанию и редким отрывистым «да» или «нет».
Он прошел прямо в свою «спально-пыточную» комнату и повесил сумку с мясом, как она полагала, на крюк, свисающий с потолка.
Она не собиралась спрашивать, что еще он вешал там. И все же скрестила руки на груди и кивнула на инструменты, аккуратно развешанные на стенах, распределенные по формам и размерам.
— Расскажи мне обо всем этом.
Шейд покачал головой, и мягкий шорох его волос о воротник куртки присоединился к жутковатому скрипу крюка, на котором раскачивалась взад-вперед сумка с мясом. В такой странной ситуации ей еще не доводилось бывать, хотя для сотрудников военного подразделения армии США, занимающегося паранормальными явлениями, странные ситуации — повседневность.
Эта мысль заставила ее покраснеть от чувства вины. Шейд держится отстраненно, до конца не открывается ей ни в чем, включая и то, что происходит в этой комнате. Но и она тоже хранит секреты, например как много известно армии о его больнице и зачем она на самом деле приехала в Нью-Йорк.
И что, скажите на милость, она будет делать, когда полнолуние закончится и ей придется вернуться к работе? Шейд не позволит ей уйти, но она не намерена отказываться от работы, которую успела полюбить, только чтобы он держал ее взаперти в своей пещере.
— Не надо тебе знать.
— А я думаю, надо.
— Руна, ты не захочешь знать.
— Ты все время твердишь это, и мне уже надоело это слышать. — Она уперла кулаки в бедра. — Я больше не послушная маленькая мышка, приятель, и хочу получить ответы. Немедленно.
Шейд чертыхнулся и заметался по комнате, то и дело ероша руками волосы. Она оторвала от него взгляд, главным образом чтобы дать ему время успокоиться, потому что он, казалось, готов был вот-вот взорваться.
Поэтому она воззрилась на стены, где висели ряды плетей, палок, наручников и ошейников. На полке выстроились бутылочки, баночки вместе с перчатками, масками и даже некоторыми менее угрожающими игрушками вроде перьев. Господи, сколько же женщин он приводил сюда? И что с ними делал?
— Шейд? Ты принуждал их?
У нее внутри все сжалось от этого вопроса, главным образом потому, что она боялась ответа.
— Нет. — Он развернулся, и взгляд его был таким свирепым, что она даже слегка отшатнулась: — Никогда. Я выбирал женщин, которые требовали этого. Которые нуждались в этом.
— Что ты имеешь в виду под «нуждались»?
Он снова заходил взад-вперед, своими длинными ногами покрывая расстояние от стены до стены меньше чем в дюжи ну шагов.
— Помнишь тот первый раз возле твоей кофейни? Я сказал тебе, что почувствовал твою нужду.
Воспоминание о том, чем они занимались в переулке, заставило ее жарко вспыхнуть.
— Это был секс. Не могу представить, что кому-то необходимы побои.
— Они нуждались в избавлении. Я чувствую любые сексуальные потребности, включая потребность избавления.
Ну и ну, чем дальше, тем непонятнее.
— Избавления? От… жизни?
На этот раз он перестал метаться и воззрился на нее так, словно она уже покрылась мехом.
— Я не монстр. Я не убиваю их. Никогда.
— Тогда о чем ты говоришь? И, ради Бога, перестань метаться, как лев в клетке. Ты протрешь дырку в полу.
Естественно, он ее не послушал.
— Некоторым женщинам нравится садомазо. Они жаждут подчинения. Грубого обращения. Обуздания. Они могут даже возбуждаться от боли. Они хотят ее. Это одно. Другие нуждаются в ней. — Он потер рукой затылок, не прервав ни своих шагов, ни сосредоточенности. — Я говорил тебе, что моя мать была демоном-амбер.
— Да, но я не слишком хорошо знакома с этим видом.
— Они способны чувствовать мрак в других: зло, сожаление, вину — все в этом роде. Это делает их прекрасными знатоками характеров.
Вина. Интересно, подумала Руна, много ли того чувства вины, которое она носит в своей душе, видно окружающим. И насколько это очевидно для Шейда?
— И ты тоже способен чувствовать?
«Пожалуйста, скажи, что нет…»
— Не в мужчинах. Видишь ли, потомство семинусов наследует несколько черт от материнского вида, но не все, да и те, что наследуются, часто мутируют под влиянием генов семинусов. Поскольку я сексуальный демон, я могу ощущать тьму только в женщинах, особенно тех, которые терзаемы ею и хотят избавиться от нее. — Он помолчал. — И я могу изгнать ее.
— Как? — Когда взгляд его метнулся к приспособлениям на стенах, она почувствовала тяжесть в груди. — Ты изгоняешь ее из них пытками.
— Я же говорил тебе, Руна, ты не захочешь знать.
— А ты… — она натужно сглотнула, — чувствуешь темноту во мне?
Долгое, напряженное молчание протянулось между ними. Его глаза удерживали ее взгляд, не дрогнув и не ослабев в своей напряжённости.
— Да. Вероятно, это имеет отношение к тем шрамам, о которых говорила Джем.
Комната съежилась. Стала гробом, не пещерой.
Избавление от нее не то, что тебе нужно. По крайней мере не сейчас. Еще нет.
Что ж, это облегчение. Но то, как он сказал «еще нет», не предвещало ничего хорошего.
— Я все равно не понимаю.
Шейд сделал нетерпеливый жест.
— Я не могу этого объяснить. Я просто знаю, когда женщина терзается душой. Она бессознательно нуждается в том, чтоб ее освободили от беспокойства. Поверь мне, Руна, я никого не привожу сюда против воли. — Он бросил на нее полный сожаления взгляд. — Кроме тебя. Но это другое. Когда они приходят сюда, то получают охранное слово иди жест. Если они используют его, я останавливаюсь. Но некоторые могут принять… много.
— Ты получаешь от этого удовольствие? — спросила она, презирая дрожь в своем голосе, ненавидя то, как ее желудок сжался от страха.
Мысль, что Шейд возбуждается, причиняя боль другим… Боже, удары сердца отдавались в ушах так сильно, что она не была уверена, будто правильно расслышала, когда он наконец ответил:
— Я это ненавижу.
— Что ты сказал?
— Я сказал… — Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. — Я сказал, что ненавижу это.
Слава Богу! Она представила женщин, распятых и связанных, представила Шейда, стоящего над ними с плетью в руке, но не смогла совместить этот образ с мужчиной, которого успела узнать.
— А что ты получаешь с этого, если так сильно это ненавидишь?
— Я получаю свое освобождение.
— Но если ты ненавидишь…
— Я же инкуб, Руна. Моему телу нет дела до того, что думает мозг. Женщины приходят сюда ради секса, также как и я. Я вынужден давать его им.
Она закрыла глаза, не в состоянии постичь, как он может так небрежно говорить о том, со сколькими женщинами был и что с ними делал. Хотя, с другой стороны, он же демон, а она в его мире всего лишь год. Она не понимает этого, но хочет понять.
— Значит, если я чего-то захочу, чего-то другого, не секса, ты вынужден будешь дать мне это?
Шейд не смотрел на нее, но теперь он резко повернул голову, темный взгляд подозрительно сузился. Даже незрячий глаз на шее, выглядывающий из-под волос, кажется, воззрился на нее.
— Зависит от того, что это, — отозвался он голосом хриплым и низким. — Чего ты хочешь?
Пальцы Руны дрожали от нервозности, когда она расстегивала и снимала с себя блузку и спускала джинсы, пока не осталась стоять перед Шейдом в одних только кружевных розовых трусиках. Жар лизнул ее между ног от внезапного голода, вспыхнувшего в его взгляде.
— Я хочу того, что ты даешь другим.
До двадцати лет Шейд жил среди демонов, а следующие восемьдесят провел, балансируя между миром демонов и миром людей. Его нелегко было удивить или шокировать. Он никогда не терял дара речи.
Но когда Руна спустила трусики и, зазывно покачивая бедрами, прошла к кресту святого Эндрю, он обнаружил, что не может ни говорить, ни дышать.
— Не надо, — хрипло выдавил он.
Она не обратила на него внимания и повернулась спиной к твердому дереву, которое поддерживал о бессчетное количество женских тел до нее. От этой мысли ему сделалось плохо. Руне здесь не место. Ее нежная кожа не должна соприкасаться с чем-то настолько запятнанным присутствием — и кровью — других.
Она всунула ноги в крепления для лодыжек, и они защелкнулись с угрожающим металлическим лязгом. Потянувшись вверх, она сделала то же самое с запястьями. От каждого щелчка его сердце дергалось в груди. Сознание протестующе кричало от этого зрелища, но тело пело.
Да и как могло быть иначе. Ее крепкие руки вытянулись над головой, приподнимая груди выше и делая их тверже. Узкая талия круто переходила в бедра, длинные ноги расставлены широко, а сладкая, манящая плоть между ними открыта достаточно, чтобы не скрывать блестящую влагу возбуждения.
Руна воззрилась на него с порочным вызовом во взгляде:
— Итак, супруг, я покоряюсь тебе. Что ты теперь будешь со мной делать?
— Покоряешься? — Шейд покачал головой. — Ты еще даже и не начала покоряться.
В попытке покончить с этой глупостью он приблизился к ней, используя свой рост и размеры, чтобы запугать ее, когда угрожающе навис над ней.
— Ты бросаешь перчатку в игре, Руна, о которой ничего не знаешь.
— Ну так научи меня, — хрипло попросила она, и Шейд вдруг увидел, как накрывает ее своим телом, вонзается в нее, а она извивается в своих путах, не имея возможности сделать хоть что-то, кроме как покориться тому удовольствию, которое он дарит ей.
Это нелепо. Он должен немедленно освободить ее, приковать за ногу для ночного превращения, а потом пойти влить в себя несколько банок пива, перед тем как посадить на цепь и себя. Пальцы его отыскали открывающий механизм.
— Нет.
Произнесенное шепотом слово содержало в себе смесь приказа и отчаянной мольбы. Она вздохнула, отчего грудь ее приподнялась и соприкоснулась с его ребрами, послав горячую волну вожделения прямо в пах.
— Я хочу того, что ты даешь другим.
Черт бы ее побрал совсем, потому что теперь он хотел того же.
— Правда, Руна?
Он пробежал ладонью по ее руке, пока не добрался до груди. Опустив голову так, что губы касались уха, Шейд сомкнул ладонь на мягком холмике и начал сжимать, пока она не ахнула.
— Ты правда хочешь знать, что означает покоряться? Те, кто подчиняется, обычаю имеют больше власти, чем те, кто доминирует. Но не в моем случае.
Испытывая отвращение от собственных слов, но одурманенный непреодолимым инстинктом дать своей половине то, чего она хочет, Шейд отстранился от нее и сорвал со стены кожаную маску. Она обожгла ему руку, но он заставил себя взять еще и кляп. Дыхание его перехвалило, когда он схватил горсть прищепок из корзины на полке. Она поглядела на предметы в его руке, заметно сглотнула и встретила его взгляд своим вызывающим.
— Я доверяю тебе.
Его прошиб холодный пот. Другие женщины доверяли ему… сделать им больно.
Руна верит, что он этого не сделает.
У нее нет причин доверять ему. Это доверие не принесло ей ничего, кроме разбитого сердца, нападения оборотня, пленения Роугом и смертельной опасности — опасности от Роуга, от Эйдолона и Рейта… и от него самого. Ей ни за что не выжить в этом мире, если она не станет жестче.
«Она намного сильнее, чем ты ее считаешь. Сильнее тебя». Эти слова в его сознании прозвучали злой насмешкой, словно какая-то нечестивая часть его хотела наказать ее за то, что она сильнее.
— Шейд? Ты меня слышал?
Гнев вскипел в нем, иссушая кровь и мысли. И не имело значения, что он злился на себя, на Роуга, на кого угодно, кроме нее. Ему необходимо сорвать на ком-то эту злость, а Руна была единственной доступной мишенью.
— Заткнись! — заорал он. — Просто молчи.
Он сунул кляп ей в рот, мягче, чем намеревался. Разрази его гром, не мог он причинить ей боль, даже если она этого хотела. Рыча от расстройства, он отшвырнул маску и натянул кожаную перчатку, усеянную крошечными острыми шипами на ладони и более крупными и тяжелыми шипами с тыльной стороны. Потом выбрал ужасного вида хлыст с зазубренным концом.
— Что теперь, маленькая волчица? — спросил он голосом, сделавшимся вкрадчивым и опасным. — Что произойдет, когда я по-настоящему возьмусь за тебя? Мы ведь даже не условились ни о каком охранном жесте.
Она издала какой-то звук глубоко в горле, увидев инструменты, которые он выбрал. Взгляд ее впился в руку в перчатке, когда он протянул ее к ней, остановившись в каком-то миллиметре от груди. Она задрожала, соски в ответ напряглись.
— Ты все еще веришь, что я не причиню тебе боли?
Голова Руны резко дернулась вверх, и решимость во взгляде заставила его отшатнуться. Она не намерена идти на попятный. От нее не пахнет страхом. Шейд держит в руках орудия пытки, которые могут заставить ее кричать от боли или удовольствия, или того и другого, а она совсем не боится.
Он мог бы полюбить ее за это.
Ужас прорезал его насквозь, как острый осколок льда. Он швырнул хлыст на пол, сорвал перчатку и отпустил ее неловкими, дрожащими пальцами. При этом он все время что-то бормотал как безумец, хотя представления не имел, что именно.
Когда Руна сошла с креста, Шейд попятился от нее как от зачумленной. Он понимал, как глупо, должно быть, выглядит, но ему было наплевать. И если она знает, что для нее хорошо, то будет держать свой рот на замке, а руки подальше от него.
На мгновение показалось, будто Руна прочла его мысли, потому что она просто стояла, энергично растирая руки, чтобы восстановить циркуляцию крови. Но Руна есть Руна, и она, конечно же, все испортила, заговорив:
— Что ты делаешь? Мы не закончили.
Он отвернулся, притворившись, что не слышал ее. Возможно, если не обращать на нее внимания, она уйдет. Он почувствовал, как что-то ударило его в спину, увидел кляп, шлепнувшийся на пол. Она бросила им в него.
— Я сказала, мы не закончили.
— Нет, — прорычал он, — закончили.
Что-то еще отскочило от его плеча. Прищепка, предназначенная для защемления плоти.
— Что такое «маленкур»?
Шейд резко обернулся.
— Что ты сказала?
Она отступила назад, но не отвела взгляда.
— Ты все время бормотал «маленкур», пока освобождал меня.
— Ничего. — Он сделал глубокий, судорожный вдох. — Ничего.
— Прекрати мне лгать! — закричала она. — Прекрати избегать меня!
— Избегать тебя? Да я не могу оторваться от тебя!
— Негодяй! Прекрати отгораживаться от меня! — Она жестом обвела комнату. — Ты даже не позволяешь мне быть частью того, что делал с другими женщинами, которые, как ты говорил, ничего для тебя не значат. Означает ли это, что я меньше, чем ничего?
Ад и все дьяволы! Будь проклято все на свете! Как он может сказать ей, что она значит много больше?
— Помнишь, что я говорил о вопросах, на которые ты не хочешь знать ответы?
Руна отшатнулась, щеки покрылись малиновыми пятинами.
— Иногда ты бываешь ублюдком, ты знаешь это?
Руна прошагала мимо него в ванную. Будь там дверь, она наверняка хлопнула бы ею с такой силой, что та слетела бы с петель.
