Глава 9

В последующие недели Шийна часто вспоминала задушевный разговор с Найелом. Абердин, расположенный почти в пятидесяти милях от дома, был для нее как чужая страна. Город был многолюдный и грязный, ходить по улицам следовало с осторожностью, того и гляди угодит тебе на голову содержимое ночного горшка либо какой-нибудь мусор. Однако торговля процветала, в гавани теснились корабли, работали в городе и мастера многих ремесел.

Первые дни Шийна гуляла по Абердину, с любопытством рассматривая красивые дома, но вскоре бросила это занятие. Конечно, много интересного монастырь, университет, разные лавочки, — но уж очень много хайлендеров. Их легко было узнать, ноги у них между пледом и башмаками были голыми. Лоулендеры носили узкие штаны либо чулки и широкие короткие панталоны. Крестьяне-лоулендеры ходили в длинных широких штанах.

Но не только из страха перед голоногими горцами Шийна перестала ходить по городу — на каждом углу к ней приставали нищие, поток которых воистину не иссякал. Абердин вообще был переполнен беднотой — и профессиональными попрошайками, и теми, кто искал работу.

Каждое утро Шийна покидала аскетически обставленные комнаты тетушки в монастыре и отправлялась в богадельню — почти развалившееся каменное здание. Находилось оно в нескольких кварталах от монастыря. По существу, это был странноприимный дом, где утомленный дорогой человек мог получить горячую пищу и чистую постель на ночь либо две — пока не найдет работу. Но дом этот превратился в прибежище для нищих и бродяг. Прибежище малое, всего на десять коек. Соблюдалось лишь правило не задерживаться больше одной-двух ночей, и у дверей вечно слонялись новые желающие.

Тетка Шийны вовсе не должна была являться туда ежедневно, однако не пропускала ни дня. Там жил священник, присматривавший за раздачей пищи, но он был стар и не справлялся с многочисленными обязанностями. Все, кто ночевал в доме, должны были выстирать после себя постельное белье и перемыть посуду, но постояльцы и не думали выполнять все это, и только монахини своей повседневной заботой удерживали дом от превращения в очаг заразы.

Тетка начинала день с появления в богадельне, там она убирала и стирала, потом несколько часов проводила в больнице, снова заходила в богадельню и только после этого возвращалась в монастырь.

Шийна была потрясена. Столько работы, а ведь тете Эрминии около пятидесяти лет! Девушка настояла, что будет ей помогать.

Все пошло хорошо. Шийна, молодая и энергичная, споро принялась за дело, и к тому времени как тетушка приходила, богадельня была уже пуста и никто ее не беспокоил. Теперь они с тетей могли проводить спокойные вечера в монастыре, разговаривая или занимаясь шитьем. Если Шийна и скучала о доме и о привычных занятиях, то не показывала этого. Однако ей до боли не хватало брата. В монастыре совсем не было молодых, полных жизни женщин, и она чувствовала себя одинокой.

Прошел месяц, но она не имела никаких известий о доме — ни от Найела, ни от отца. Шийна чинила куртки и пледы бедняков, научилась от тетки бесчисленным способам вышивки, привела в порядок собственный гардероб… и шитье смертельно надоело ей. Хотелось поездить верхом, поохотиться и поплавать, пока не выпал первый снег. Хотелось приключений или озорных проделок на худой конец, и ох как ей не хватало Найела!

А Найел должен был в этом году принимать участие в набегах. Осень традиционное время для угона скота. Все, что Фергюсонам удастся раздобыть нынешней осенью, останется дома, не будет продано: слишком многое они потеряли по вине Маккиннионов, чтобы продавать добычу.

Утро в конце сентября, когда Шийна повезла на тележке к реке постельное белье, было на редкость мрачное. Не просто привычное для Шотландии пасмурное небо, а прямо-таки груды темных туч, предвещающих бурю. Шийна была неспокойна за свою стирку. Обыкновенно она развешивала выполосканное белье прямо на берегу, чтобы оно просохло на свежем ветерке, а не болталось на приходском дворе, где дома, окружающие его со всех сторон, не пропускали почти ни малейшего дуновения. Если же шел дождь, белье приходилось сушить в помещении, и не меньше чем целый день.

Так уже случилось накануне, и Шийна провела в богадельне все время после полудня до сумерек, когда начали сходиться постояльцы. Ей не хотелось, чтобы это повторилось, — худые, изможденные лица, изорванная грязная одежда наводили на нее тоску.

Она торопилась и натерла руки до ссадин, пока кончила дело. Бедные руки! Какими они раньше были белыми и гладкими, а теперь все потрескались, огрубели, покраснели.

— Не нужна ли помощь, девушка?

Шийна поспешно обернулась. Она не услышала, как подъехал молодой человек верхом на лошади, потому что ветер выл как бешеный, хлопал всадника его же пледом по ногам и вовсю трепал зеленую рубашку.

Он явно был горец; цвета пледа сходны с фергюсоновскими. Молодой, примерно того же возраста, что и Шийна. В лице есть нечто располагающее. И дело не в том, что лицо это по-настоящему красиво, а в чем-то другом, трудно определимом.

— Очень любезно с вашей стороны, — усмехнувшись, ответила Шийна. — Но я не могу представить, чтобы воинственный горец занимался стиркой для богадельни.

— Разве ты нищенка? — удивился он столь непосредственно, что Шийна от души расхохоталась.

— Конечно! — ответила она. — Стала бы я иначе стирать все это!

— Но… ты вовсе не похожа на нищенку.

— Да, для меня это внове. Я хочу сказать, что лишь недавно попала в тяжелое положение.

— У тебя нет семьи?

— Ох, я вижу, у тебя полным-полно вопросов, я с тобой только время теряю понапрасну, — очень серьезно проговорила Шийна, но глаза у нее блестели лукавством.

Она уже очень давно не разговаривала ни с кем из ровесников, тем более с таким красавцем. Ей хотелось, чтобы он оставался с ней подольше, но, разумеется, это было лишнее.

— Вот-вот пойдет дождь, а белье у меня так и не высохло, — вздохнула она.

Шийна наклонилась и выжала последнюю простыню, чтобы повесить ее вместе с остальным бельем на дерево у берега. Обернувшись, обнаружила, что юноша спешился и стоит рядом с ней. Он был намного выше ростом, и Шийне пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Ты такая хорошенькая, настоящая красавица, — проговорил он с откровенным восхищением. — Я заметил тебя, когда ты проходила мимо скотного двора.

— И решил последовать за мной?

— Да.

— У тебя привычка, что ли, такая — преследовать девушек? — пошутила Шийна. Но он оставался серьезным.

— Можно мне тебя поцеловать, милая?

Эта неожиданная просьба рассердила Шийну.

— Я тебе уши надеру, — пригрозила она. Он рассмеялся, немного расслабившись.

— Ты бойкая девушка, за словом в карман не лезешь, умеешь отшить мужчину.

— А ты, на мой взгляд, чересчур храбрый, — отрезала Шийна, которая уже не чувствовала себя непринужденно: этот человек не просто любовался ею, а пожирал глазами.

Она попыталась пройти мимо него, но он раскинул руки в стороны.

— Ты не убежишь сразу после того, как я нашел тебя, — сказал он. Может, ты всего лишь видение, но я не хочу, чтобы это видение исчезло.

Руки были раскинуты широко, и Шийна боялась, что он сграбастает ее, если она двинется с места. Он ей внушал опасение. Молодой, но такой большой. И к тому же хайлендер.

— Чего ты хочешь? — спросила она, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Ты слишком хороша, чтобы заниматься попрошайничеством. Я хотел бы стать твоим мужчиной и заботиться о тебе.

Шийну это совершенно сбило с толку. Может, этот горец не в себе? Или просто теряет голову от каждой юбки?

— Опомнись, парень, — насмешливо и едко проговорила она. — Ты почти мальчик, где тебе заботиться обо мне?

Он нахмурился, и перед Шийной внезапно предстал облик мужчины, каким этот юноша станет когда-нибудь, мужчины страстного и темпераментного. Ей не следовало смеяться над ним, но она поняла это слишком поздно. Горцы не любят, когда их высмеивают, а этот был к тому же очень гордым.

— Мне не стоило спрашивать тебя, милочка, — сдавленно произнес он, и Шийна перестала его опасаться.

— Я рада, что ты сообразительный.

— Не в том дело. Я просто должен поступить так, как поступил бы мой брат.

Тон был угрожающий, и у Шийны сжалось сердце.

— Он взял бы тебя… и то же самое сделаю я. Горец схватил ее за руку, и Шийна вскрикнула. Продолжая кричать, она забилась у него в руках, но ни ее крики, ни сопротивление ничуть не беспокоили здоровенного горца. В глазах у него даже замелькали смешливые искорки.

Времени он не терял. Усадил Шийну на коня, сам в мгновение ока вскочил в седло позади девушки и обхватил ее обеими руками так, что она не могла шевельнуться. Руки удерживали Шийну крепко, когда лошадь вошла в обмелевшую реку, чтобы перебраться на южный берег. Башмаки и длинная юбка у Шийны промокли, но она думала сейчас лишь о том, что тетка просто сойдет с ума. Как она поведет себя после исчезновения Шийны? Конечно, прежде всего сообщит домой. Бедный Найел! Неужели он подумает, что она сбежала? А отец? Он отказал дочери в защите, и вот что произошло. Он будет потрясен. Эти мысли, естественно, мало утешали.

— Куда ты меня везешь? — выкрикнула Шийна, преодолевая ветер.

— К себе домой.

— Надолго?

— Разумеется, навсегда.

Абсурд! Не может же хайлендер держать ее у себя дома, как бездомную собаку! Что, если он безумен? Удержать ее навсегда? Чепуха! Все это просто хвастовство. Либо она сама найдет возможность вернуться в Абердин, либо ее отыщут родные. Ничего у хайлендера не получится. Ровным счетом ничего.