Глава 15

Гримаса боли исказила лицо Шинид, тело ее в болезненном напряжении изогнулось, словно лук с натянутой тетивой. Ночь не принесла желанного покоя. Кошмары вернулись с потрясающей правдоподобностью. Она даже чувствовала характерный запах сражения. И запах крови. Крови Коннала. Клинок глубоко вошел в его тело. Она пыталась увидеть, кто сделал это, и, если возможно, предотвратить удар, но не могла сосредоточиться. Мысленный взор ее был устремлен лишь на Коннала, на то, как он вырвал меч, как застонал в агонии, как отбросил оружие и упал на колени. А потом на землю. Кровь промочила его тунику, сначала черная, потом красная, она пролилась на снег, захлюпала в черной слякоти. Он схватился за бок, он звал ее по имени, стараясь кричать громче, но силы оставляли его, и голос его был едва слышен. Пальцы его, прижатые к ране, были в крови. Он потянулся к ней, попытался подняться, но упал как подкошенный, и имя ее было у него на устах, когда жизнь покинула его тело.

— Коннал!

Услышав ее крик, Коннал влетел в ее спальню полуголый. Следом за ним вбежал Гейлерон. Отослав Гейлерона взмахом руки, Коннал поспешил к кровати. На мгновение он замер, увидев ее. Шинид, как в лихорадке, металась на постели и плакала, как дитя.

— Шинид! — крикнул он, тряся ее за плечи.

Она вцепилась в него, вновь и вновь повторяя его имя. Она захлебывалась от плача и дышала с трудом. Господи, да она задыхалась! Коннал помог ей сесть и снова стал трясти за плечи. Она открыла невидящие глаза — сон еще не покинул ее, — глубоко вздохнула и наконец проснулась.

— Не бойся, детка, я с тобой.

— Коннал? — Она заморгала, шмыгнула носом, обхватила руками его шею и порывисто, крепко обняла его. Ее била дрожь. Пальцы ее впивались в его спину, ладонью она гладила его бок, словно хотела нащупать что-то.

— Господи, Шинид, детка, все в порядке, моя хорошая, — ворковал он.

Она лишь глубже вжималась лицом в изгиб его шеи. Она готова была забраться к нему на колени, лишь бы быть еще ближе.

— О Коннал!.. — всхлипнув, простонала она.

— Ты кричала так… страшно.

— Я кого-то разбудила?

— Никого, только Гейлерона напугала. Он стоял на часах под твоей дверью.

Шинид покраснела от смущения. Коннал, нахмурившись, чуть отстранился, чтобы получше рассмотреть ее, убрал влажную прядь с ее лба.

— Это был всего лишь ночной кошмар.

Шинид подняла голову и вдруг поцеловала его, страх ее разрастался, выходил из-под контроля.

Коннал ответил на поцелуй, он жадно пил нектар ее рта, он стонал от наслаждения. Она обвила его руками, увлекая за собой на постель. Все мысли испарились, желание заслонило собой страх. Сердце ее чуть не выскакивало из груди, чтобы соединиться с его сердцем и биться в унисон.

Так будет всегда, вдруг осознал он, и ладонь его скользнула вдоль ее бедра.

Огонь в камине взметнулся ввысь, лизнув каминную полку.

Воздух подернулся туманом и шелестел, словно сухая листва, по которой проводишь ладонью. Он вдруг стал гуще там, где плоть встретилась с плотью и стала одним целым. Над ними сквозь каменные стены тянулись зеленые ветви дикого винограда, сама природа обволакивала их коконом, создавала гнездо для их любви.

А они все целовались.

Она застонала, беспомощно, отчаянно, и Коннал вдруг понял, что ни с одной женщиной у него не было и не будет ничего подобного. Он желал только ее. Ее одну.

И он желал ее не ради ее земель и замков, не ради короля. Но ради ее души. Ради своей души, ради ее спасения. И когда ладони ее соскользнули с его плеч вниз, к груди, он не думал о себе, о том, что должен быть настороже. Он не думал о том постыдном и страшном, что обречен был скрывать от нее, а лишь о ней одной, о ее губах, касавшихся его губ, о том, что она хочет его, желает его, изнемогая от страсти, и ждет, чтобы он успокоил ее, развеял ее страх.

— Тебе снился я, я это чувствую, — прошептал он где-то возле ее губ.

Осмелится ли она рассказать ему? Шинид не знала. Сможет ли он развеять ее страхи? Или стоит лишь произнести вслух весть о его гибели, и она призовет к нему смерть? Она рискнула все же и сказала ему:

— Да, мне снился ты.

Голос ее дрогнул, и он стал покрывать поцелуями ее лицо, он вновь овладел ее ртом, он знал, что она чувствует, и охотно отдался бы этим чувствам. Но он ощутил в ней тревогу и должен был успокоить ее страх. Он знал по собственному опыту, как это делается. Он знал, что стоит взять ее, утолить ее желание, слиться с ней в одно, и страх отступит, ибо тогда им будет не до страха, не до чего. Но он знал и другое: потом, когда все закончится, страх вернется. Соитие лишь отодвинет его на время. Не этого он желал для нее. Он мечтал изгнать тревогу из ее души навсегда, а для этого нужны более сильные средства. Доверие рождает доверие, и, тронутый ее признанием, Коннал спросил себя, хочет ли он сам освободиться от оков страха, и понял, что мечтает об этом. Он понял вдруг, что освободить ее от страха может, лишь освободившись от собственных страхов и боли.

И когда он понял сокровенное желание своей души, произошло чудо. Ледяной панцирь, в который он заточил свое сердце, дал трещину, раскололся, и простыня, разделявшая их, соскользнула, и ее теплая со сна, нежная грудь прижалась к его обнаженной груди. Коннал застонал в изнеможении и откинулся на спину. Она потянулась к нему, рот ее искал его рот, и он взял то, что она давала ему. Он брал и был счастлив. С ней он чувствовал себя беспомощным, не было в нем ни власти, ни силы. Ибо Шинид наполняла его чем-то более сильным, чем желание.

Она наполняла его надеждой.

И любовью, от которой он когда-то давно отказался во имя долга и чести.

Он с трудом оторвался от ее рта и взглянул в синие глубины ее глаз.

«Да, — почти с грустью подумал он, — я влюбился в нее. И все, что я говорил ей о долге и чести, было убогой ложью».

Она прошептала его имя и коснулась застежки на штанах.

— Перестань, прошу тебя, — задыхаясь, прошептал он. Он схватил ее за запястье. — Я еще недостаточно силен. — Взгляд его пировал на ее обнаженной груди, жаждущей его ласки, и вдруг он увидел слезы в ее глазах и понял, что был прав. Он сжал зубы и призвал себя к благородству. — Это страх говорит в тебе, девочка.

— Больше чем страх. — В ней говорили любовь, и боязнь потерять его, и неспособность что-то изменить. Она гладила его лицо, пальцем провела по шраму на скуле. — Да, я боюсь за тебя.

Страх не спешил уходить, неизвестность ее пугала.

— Ты видела во сне мою смерть? Глаза ее округлились, став еще больше.

— Я слишком часто встречался со смертью наяву, чтобы пускать ее еще и в свои сны. — Он вымучил залихватскую улыбку. — И ты звала меня по имени. — Глаза ее вновь наполнились слезами, и он едва не заплакал сам, так ему стало жаль ее. — Я буду очень осторожным. Тогда ты будешь, довольна мной?

Шинид кивнула, проглотив слезу. Она успокоилась. Тот страх, что заставил ее закричать в истерике, не шел ни в какое сравнение с тем, что она испытывала прежде, видя, как он умирает в ее снах. Предчувствие беды крепло, страх за его жизнь въелся в сердце, оставив в нем незаживающую рану. С потрясающей ясностью она поняла, что больше не может подавлять чувства, как делала это много лет. Сердце одержало победу над разумом. Даже если он не любил ее, она без него жить не сможет.

Она смотрела в его зеленые глаза, подернутые дымкой. Что было там? Сочувствие? Страсть?

— Ты должен быть очень осторожным, Коннал.

Казалось, само пространство между ними натянулось, как тетива лука. Он смотрел на нее с непривычной серьезностью.

— Что еще ты знаешь? — спросил он, но она промолчала в ответ. — Шинид, я чувствую твою озабоченность, твой страх. — Он не просто чувствовал это, он ощущал металлический привкус страха во рту. Коннал взял ее лицо в ладони. — Я должен защитить тебя и… только не говори, что ты не нуждаешься в моей защите! — рассердился он, догадавшись, что она хочет что-то сказать. — Мы уже видели, что может произойти, когда я рядом, и твое колдовство здесь не поможет.

Рука его коснулась затянувшейся раны у нее на плече. От нее остался лишь багровый полумесяц. Сердце его помнило страх и отчаяние, что владели им всего пару дней назад, когда она умирала и лежала чужая, нездешняя, уже почти в другом мире. Этот опыт оставил неизгладимый след в его сердце, насечку, пробившую панцирь, прорезь, от которой потом пошли трещины в броне. Шинид значит для него больше, чем его женщина, больше, чем невеста, выбранная королем и долгом. Она была второй половиной его сердца. И это его беспокоило, ибо взять ее так, как муж берет жену, означало открыть себя ей, а Коннал еще не был готов к таким порывам.

Шинид тревожно всматривалась в его глаза, ища в них ответ на давно мучивший ее вопрос о доверии. Сердце ее томилось желанием освободиться, она так хотела поделиться с ним той частью себя, которой не знал никто.

. — С детства мне снились вещие сны, — сглотнув комок, начала она. Выражение его лица осталось прежним. — Когда мать забрала у меня волшебный дар, сны прекратились и какое-то время я жила спокойно. — Шинид натянула простыню на грудь. — Только один раз я захотела, чтобы они ко мне вернулись.

— Сны могли бы подсказать тебе правду о Маркусе, о том, что он способен тебя обидеть. — Будь его воля, Коннал задушил бы этого негодяя своими руками.

Шинид кивнула:

— Я вижу один и тот же сон о тебе с тех самых пор, как ты ступил на ирландский берег. — Она отвернулась, испугавшись, что, рассказывая ему о своем сне, подвергает его жизнь еще большей опасности. Но если он не будет знать, что ему грозит, разве не в большей опасности окажется его жизнь? Шинид заставила себя посмотреть Конналу в глаза. — И каждый раз в моем сне ты погибаешь.

Голос ее сорвался, разбился на осколки, и осколки эти, словно острые жала, вонзились в него.

— Такое вполне возможно, — осторожно протянул он, — если вспомнить, с какими сильными врагами мы имеем дело. И учитывая то, что я почувствовал, когда прибыл сюда.

— Если кто-то хочет заполучить меня, то прежде они убьют тебя, Коннал!

— Ты не должна страдать из-за того, что еще не случилось.

— А если, предупредив тебя, я приблизила твою смерть?

— Разве ты не понимаешь? — терпеливо, как маленькой, начал объяснять он. — То, что ты рассказала мне, может только помочь.

— Меч вошел тебе в бок, — она коснулась того места, где в ее сне клинок прорезал плоть, — и ты умер.

Вот почему ей было так важно знать, куда его ранили. Еще тогда, в Гленн-Тейзе, она спрашивала его об этом.

— И я ничего не могла для тебя сделать!

Он смотрел ей в глаза. Слезы, несдерживаемые, текли у нее по щекам. Она плакала беззвучно. Коннал обнял ее, усадил к себе на колени, и она прижалась к нему, как испуганный зверек.

— Я не могла помочь тебе, — плакала она. — На мне запрет: я не могу тебя заколдовать. Над тобой моя магия бессильна! — Шинид подняла руку, кивнув на серебряную цепочку на запястье. — Моя мать наложила на меня этот запрет. Я ничего не могу для тебя сделать.

Коннал сдвинул брови.

— И этот запрет наложен навечно?

— Да. И если я нарушу его, то обману память предков. И скорее всего она лишится своей волшебной силы, подумал он.

— Но если я почувствую, что, нарушив запрет, помогу тебе, я сделаю это не задумываясь.

Он был глубоко тронут ее готовностью пожертвовать всем ради любви к нему, но отдавал себе отчет еще и в том, что, властны или не властны над ним ее чары, это ничего не изменит.

— Это ведь еще не все, правда? — ласково произнес он, поглаживая ее обнаженную руку. Чувствовать ладонью ее кожу было приятно вдвойне: это возбуждало и одновременно успокаивало.

— Меч. Он мне не знаком, я лишь видела, как он входит в тебя. — Шинид сглотнула вязкую слюну. Силой воображения она вернула ужасную картину, и с ней вернулись панический ужас и боль. — Я не могу разглядеть, кто его держит, он находится вне поля моего зрения, или я не помню его, но знаю: в этом сне есть что-то, что я должна увидеть.

— Любой меч опасен, и я буду очень осторожен с каждым из них.

Шинид оттолкнула его:

— Ты надо мной смеешься!

Шинид попыталась вырваться и слезть с его колен, но он ее не отпустил.

— Я не смеюсь над тобой. Но это ничего не меняет. Мы оба знаем, что кто-то хочет остановить нас, а мы уже почти завершили то, ради чего предприняли это путешествие.

— Значит, мы едем в Англию?

— Да.

От этого ей не стало легче, ибо она знала, что беда следует за ними по пятам.

— Ты не поедешь к Рианнон, как хотел?

Она почувствовала, как он напрягся. Он отстранился; если бы он не боялся ее обидеть, он бы ее оттолкнул. Она прикоснулась к его лицу, осторожно повернув его к себе.

— Ты попросил меня поделиться с тобой, а сам не хочешь быть откровенным.

Внезапно он ссадил ее с колен и встал.

— Это тебя не касается.

— О Боже, я еще не встречала такого упрямца!

— Кто бы говорил! Сама-то ты… Шинид уже накинула плащ на плечи.

Коннал замер. Взгляд его медленно поднимался от ее ног все выше, путешествовал по бледной плоти, которую, она не спешила прикрыть. В нем забурлило желание. Он был даже рад тому, что она наконец запахнула плащ, но образ ее прекрасного тела с тонкой талией и налитой грудью уже отпечатался в его мозгу. «Я точно сойду с ума», — подумал он обречено.

— Да, Пендрагон, ты упрямец, — повторила она, запахивая плащ на груди. — Слишком твердолоб, чтобы понять, что я не желаю тебе зла. Чтобы понять, что пора бы начать мне доверять.

— А ты мне доверяешь?

Она посмотрела на него так, будто у него выросли крылья.

— Я вижу этот сон едва ли не каждую ночь. То, что я видела, непременно случится, и не утешай себя надеждой избежать поединка. Вопрос в том, сумеешь ли ты отразить удар. Я не хочу твоей смерти и поэтому откровенна с тобой, ведь это вопрос твоей жизни и смерти, а не вопрос доверия. Но если ты не хочешь сказать мне о том, что тебя гнетет, так какой вывод я могу сделать?

Коннал прищурился.

— Мои дела с Рианнон тебя не касаются. Я не собираюсь решать с ней вопросы жизни и смерти — ни твоей, ни чьей-либо другой!

Шинид обошла кровать и села на стул у очага. Рядом стоял низкий узкий столик для трапезы. Шинид щелкнула пальцами, и свечи на столе вспыхнули.

— Не так я хотела бы… — «Найти любовь», — подумала она, но вслух произнесла: — выйти замуж. — Она налила немного вина из кувшина в деревянную чашу и осушила ее до дна. Затем поднесла руку к огню, и пламя ожило, заиграло, принялось усиленно лизать деревянное полено.

— Осторожно, ты спалишь замок. Действительно, каминная полка покрылась копотью.

— Возвращайся к себе, Коннал.

Он подошел к столу, провел рукой по столешнице.

— Ты злишься на меня. — Можно представить, в какую она придет ярость, когда узнает, что отец без ее ведома подписал брачный контракт. Для нее не важно, что де Клер поступил так лишь для того, чтобы развязать ему руки, чтобы он мог защитить ее, если будет нужно.

— Ты не понимаешь, как меня раздражает твоя манера недоговаривать, постоянно что-то утаивать от меня.

— Просто не все тебе надо знать. — А ему не стоит помнить.

— Мне небезразличен тот мужчина, которого я вижу перед собой, а не тот юнец, который покинул родину тринадцать лет назад.

Коннал беспокойно повел плечами и шагнул к ней.

— Того мальчика больше нет.

— Но мужчина, который из него вырос, так же глуп.

Он почувствовал, как она расслабилась.

— Но он тебе правда небезразличен, Шинид?

Коннал стоял рядом с ней, и жар его тела пробирался под бархатный плащ, в который она завернулась.

— Стала бы я делить с тобой даже один поцелуй, если бы это было не так, Коннал, — тихо произнесла она, а про себя подумала: «Если бы я так тебя не любила».

— Я хочу разделить с тобой не только поцелуй. Но я хочу знать, в каких границах могу действовать. Скажи, что мне позволено делить с тобой, а что я должен оставить в неприкосновенности?

— Как мне кажется, ты привык брать барьеры наскоком, Пендрагон. И никакие границы ты соблюдать не привык. Ты делаешь это, чтобы сбить меня с толку, я знаю, — со злостью бросила она. — Я хочу от тебя откровенности, а ты со мной… играешь!

Коннал обнял ее за талию, прижал к себе, заглянул в ее чистые синие глаза.

— Я хочу не одной лишь любовной игры, Шинид. Я хочу напоить тебя страстью. Я хочу слышать, как ты кричишь и… — Он наклонился и шепнул ей на ухо: — Я хочу пить твой сок, пробовать тебя языком. Везде.

Сердце ее гулко забилось. Те образы, что рисовало ее воображение, заставили ее вспыхнуть не от одного лишь смущения.

— Я хочу тебя всю.

Он был рядом, от его дыхания шевелились волоски у нее на виске, он скользил губами по ее волосам, по ее щеке. Стоит ей пошевелиться, и разразится буря. И в этой буре она пропадет. Погибнет.

— Значит, заключаем сделку: в обмен на твое доверие я должна лечь под тебя?

— Господи! Как ты можешь! Неужели ты считаешь меня таким подлецом?!

Она положила руки ему на грудь.

— Я думаю, Коннал, ты боишься, что твои тайны разрушат то, что мы сейчас строим, — проговорила она, заглядывая ему в глаза. Она знала: он долго был один и одиночество оставило такой глубокий шрам в его душе, что теперь он походил на раненого зверя, отчаянно боявшегося даже малейшего проявления нежности, ибо любое прикосновение могло принести ему новую боль. — Ты отшвыривал мою любовь много раз…

Он хотел что-то сказать, но она приложила палец к его губам.

— А я все еще готова рискнуть и бросить свое сердце к твоим ногам.

Ее признание было как удар. Она отдавала ему себя, ничего не требуя взамен. Он ничего не предложил ей. Она жертвовала — он брал. Доверие не такая уж малая цена. Так подумал он, и покуда он раздумывал, не слишком ли дорогой ценой заплатит он за эту сделку, Шинид предложила ему себя. И Конналу вдруг отчаянно захотелось ей высказать все, что терзало его душу, все те слова, что только она одна могла бы понять и принять.

— Ты права, я боюсь. — Он вздохнул и обнял ее еще крепче. — Мы зашли так далеко, а ты вновь смотришь на меня с недоверием. Я не могу этого вынести.

— А ты доверься мне, — прошептала она и положила голову ему на грудь. — Потому что ты для меня — все. — Она зажмурилась и крепко-крепко прижалась к нему.

— Я был глупцом. Шинид улыбнулась:

— Разве я не говорила тебе этого раньше?

— Да, — он засмеялся, — и я уверен, ты будешь говорить мне это снова… О Боже!

Она удивленно распахнула глаза, а он слегка подтолкнул ее, кивнув в дальний угол комнаты, между стеной и окном. В темноте светились огоньки. Зеленоватые и голубые. Мгновение — и огоньки превратились в два крохотных создания с крылышками. Шинид улыбнулась:

— Галвин! Киара!

Крохотный принц, грозно сверкая глазами, разглядывал Коннала.

— Ну, милорд Пендрагон, что это вы намерены делать с нашей принцессой? — Принц был в нарядной тунике, сшитой из зеленого листка, и при всей своей миниатюрности вид имел вызывающе дерзкий. Руку он держал на эфесе крохотной шпаги.

— Тебя это не касается, — пробурчал Коннал.

— Не будь грубияном, — нахмурилась Шинид.

— С этим народцем лучше не связываться. Насколько я знаю, людям они доставляют сплошные неприятности.

— Они мои друзья, так что веди себя прилично. Коннал ошеломленно смотрел на Шинид.

— У меня было мало друзей для игр в детстве, — пояснила она.

Коннал понимающе улыбнулся. Шинид поманила волшебную парочку к себе, и Киара подлетела первой, заботливо прикрыла Шинид грудь, потуже запахнув накидку, и укоризненно посмотрела на Коннала.

Коннал подмигнул ей.

Шинид уселась перед камином, закинув ногу на ногу, а крошечный принц пристроился у нее на коленке.

— Мама и папа здоровы? Как поживают мои сестры?

— Все чувствуют себя прекрасно, но я не уверен, что настроение их не изменится к худшему, когда они узнают об этом. — Галвин кивнул в сторону смятой постели.

— Шинид… — начал было Коннал, сердито взглянув на принца. Он знал из сказок, что эти крошечные человечки любят приврать. Он мог себе представить, что именно они расскажут родителям Шинид. — Скажи эльфу, что мы помолвлены.

Галвин не дал Шинид и слова сказать:

— Церемония состоялась?

— Нет.

— Контракт подписан?

— Нет, — ответила Шинид, и Коннал внутренне сжался. Должно быть, отец Шинид не сообщил эльфу о подписанном контракте.

— Тогда я вынужден вам не поверить, Пендрагон. Раз никаких документов нет, все, что происходит между вами, называется похотью, и только так. — Галвин выразительно взглянул на кровать.

— Замолчи! — рассердилась Шинид и смахнула принца с коленки. Он свалился на пол.

Коннал расхохотался. Поделом наглецу.

Но Галвину было не смешно. Острием своей крохотной шпаги он нацелился Конналу в лицо.

Коннал подбоченился и показал принцу язык, после чего выразительно щелкнул зубами.

Испугавшись, что Коннал откусит ее супругу крыло, Киара оттащила Галвина подальше и начала что-то выговаривать ему жарким шепотом. Из всей их бурной дискуссии Коннал к Шинид разобрали лишь: «Он первый начал».

Шинид старательно прятала улыбку.

— Киара, пора бы тебе его перевоспитать.

— Скажи это Конналу, он тоже с тобой не больно считается, — не осталась в долгу фея. Она гладила Галвина по плечу, стараясь успокоить.

Коннал усмехнулся:

— Да, девочка, видать, трудно тебе приходится.

— Очень трудно, милорд, — вздохнула Киара послав Конналу томный взгляд и порозовела.

Галвин нахмурился.

— Нас послали к вам, чтобы мы посмотрели, все ли у вас в порядке, а также справиться о здоровье, — проговорил он, обращаясь к людям.

— Вижу, вам не все тут понравилось.

— Мы были на зимнем празднике и… Киара ущипнула мужа.

— Да нет, я не то хотел сказать.

Галвин обиделся — Киара то и дело его осаживала, а разве может принц эльфов допустить такое? Шинид взирала на них с улыбкой, которая едва ли понравилась бы им, если бы они ее увидели.

— Здесь опасно. — Киара взмахнула крылышками, и в воздухе полетела звездная пыль. Ее голубовато-белая кожа светилась, а снежно-белый наряд делал маленькую фею почти невидимой в свете огня.

— Коннал всегда рядом.

— Это верно, — со значением подтвердил Галвин. — Именно об этой опасности мы и говорим. — Он тряхнул головой, и его светлые волосы блеснули в темноте. — Что он здесь делает в этот час, полуодетый?

— Полуодетый — слишком сильно сказано, — хмыкнула Киара, восхищенно глядя на Коннала. Шинид показалось, что в глазах Галвина блеснула ревность.

— Мне снился страшный сон. И тогда Коннал пришел ко мне.

Киара сочувственно закивала.

— Ну что же, с кошмаром покончено, и ты можешь его отослать.

Шинид посмотрела на Коннала. Он стоял, расставив ноги, крепкий и непреклонный, как могучий дуб. Вид у него был как у быка, готового напасть. Всем своим видом он давал понять, что уходить не собирается.

— Попробуйте, может, у вас получится. Никто даже попытки не сделал.

Шинид усмехнулась, глядя, как супружеская пара вспорхнула на бревно. Киара, которой было намного веков больше, чем Шинид, выглядела не старше шестнадцати лет, даже тогда, когда она хмурилась и морщила лоб. Фея сложила ручки на груди и притопнула ножкой. Отчего-то эта поза показалась Шинид странно знакомой. Галвин встал у нее за спиной — рука на эфесе. Шинид переводила взгляд с Галвина на Киару.

— Ну что же, вы меня навестили, теперь летите домой.

— Нам велено остаться с тобой, — мрачно произнес Галвин и посмотрел на нее так, будто ничего ужаснее и придумать было нельзя.

— Я уже взрослая, и мне не нужны няньки.

— Я говорил тебе, что ей не понравится, — обратился к жене Галвин.

— Да, любовь моя. Это верно, говорил. — Киара устало вздохнула.

— Тогда сделай что-нибудь, — раздраженно буркнул эльф.

Киара смерила его выразительным взглядом: мол, все мужчины недоумки — этот взгляд Шинид тоже уже где-то видела раньше, — и оттащила лесного принца подальше, чтобы Шинид их не слышала. Киара была почти так же строптива, как и ее муж, но, зная эту парочку с детства, Шинид не сомневалась, что, хотя они и были излишне заботливы и даже слегка назойливы в своей заботе, вреда они ей не причинят.

Но сейчас посторонние ей были здесь не нужны. Даже лесные человечки.

Коннал продолжал следить за развитием событий. Ситуация начала его забавлять.

— Насколько мне известно, твое дело — заботиться о деревьях в лесу. Разве я не права, Галвин? — Галвин с невинным видом поправил Киаре крылышки. — И отчего бы тебе не заняться спящими под снегом цветами, укрыть их, чтобы они не замерзли? — Шинид повернулась к Киаре.: — Где твои сестры?

— Они отправились на пир к Имболку.

— Пир, наверное, уже начался. Долго ли вам лететь до тех мест?

Киара пожала плечиками.

— Сама знаешь, мы — маленькие, быстро лететь не можем…

— Не хочется, наверное, опаздывать? — подначивала ее Шинид.

Киара укоризненно взглянула на нее и не смогла сдержать грустного вздоха.

Шинид весело рассмеялась. Краем глаза она видела, как Коннал потирает губы, чтобы скрыть улыбку.

Киара оставила мужа и подлетела к Шинид:

— Ты рассказала ему о снах? Все рассказала? Шинид переглянулась с Конналом.

— Да.

Киара улыбнулась, а Галвин сердито буркнул:

— Ну, я все равно скажу: мне не нравится, что он здесь, ночью, и вообще… — Галвин пытался найти еще поводы для неудовольствия, но Коннал подозревал, что он просто ревнует.

— Ты оскорбляешь меня и ее своими намеками. — Коннал протянул руку к бревну и, посадив принца на ладонь, поднес к лицу, чтобы получше его рассмотреть. — То, что происходит между нами, никого не касается. Шинид достаточно умна, чтобы самой решить, что для нее хорошо, а что плохо, и я тоже не грудной младенец.

Киара подлетела к Конналу и ринулась на защиту мужа:

— Отпусти его!

— Для конфликтов нет повода… — начала Шинид.

— Подожди. У нас мужской разговор, верно? — спросил он Галвина, покачивая его на ладони. Маленький принц при всей незавидности своего положения выглядел польщенным. — Галвин мне не доверяет. И у него есть для этого основания. — Коннал подмигнул принцу.

— Зато я ему доверяю, — заявила Шинид, подходя к Конналу.

Он улыбнулся и отпустил эльфа. Принц, что-то бурча себе под нос, начал расправлять тунику. Шинид стояла к Конналу спиной.

— Передайте папе и маме, что у нас все хорошо.

— И что не она, а я выпроводил вас отсюда, — добавил с улыбкой Коннал.

Лесные человечки переглянулись и, посмотрев на людей, засмеялись.

— До свидания, — хором сказали они и исчезли. Коннал повернулся к Шинид.

— Вот, значит, какие товарищи по играм бывают у колдуний.

— Они мои телохранители. — Шинид запрокинула голову, чтобы взглянуть ему в глаза. — Готова поклясться — они не успели улететь далеко и прячутся где-то рядом. Наблюдают за нами.

Коннал нахмурился.

— Не станут ведь они…

— Еще как станут!

Коннал вздохнул, поцеловал ее в лоб, не доверяя себе настолько, чтобы решиться поцеловать в губы.

— Пожалуй, мне пора идти к себе.

Он подошел к двери, но, помедлив около нее, обернулся.

— Шинид, ты была одинока в детстве? Шинид кивнула.

— Этому пришел конец. Больше ты одна никогда не останешься.

— И ты тоже, — прошептала она. — Если только ты научишься мне доверять. И ты никогда не будешь одинок.