Глава 11

– Миледи, миледи, проснитесь, пожалуйста!

Настойчивая мольба ворвалась в глубокий сон Мереуин. Она сразу проснулась и недовольно буркнула:

– В чем дело?

Открыв глаза, Мереуин различила в изножье кровати маленькую фигурку Марты Симпсон, нервно стиснувшей руки с выражением крайнего отчаяния на добром морщинистом лице.

– В чем дело, Марта? – повторила Мереуин, садясь в постели.

– Его светлость! – горестно воскликнула Марти. Ледяной страх стиснул сердце.

– Что с ним? Несчастье?

– Нет, нет, миледи! Он уехал в Лондон!

Большие синие глаза недоверчиво распахнулись.

– В Лондон? Сейчас?

Мереуин глянула на часы, тикавшие на каминной полке, еще не было шести. Бледный серый свет пробивался сквозь щели в тяжелых портьерах, предвещая рассвет, просыпающиеся голуби нежно ворковали на карнизах.

– Он не сказал вам зачем? Марти, что с вами?

– Ох, не знаю, миледи, просто не знаю! – Из выцветших глаз вдруг потекли слезы. – Никогда не видела его таким сердитым!

Мереуин выскочила из постели и порывисто обняла старую женщину.

– Да ничего, Марти, успокойтесь! – уговаривала она. – Сядьте вот здесь, расскажите, что вас так расстроило.

Заботливо усадив Марту в стоявшее поблизости кресло, Мереуин вернулась к кровати, уселась на атласное покрывало, подтянув к груди коленки, и откинула назад волосы. За короткое время, проведенное в Равенслее, она первый раз видела Марти в таком волнении.

– Вы говорите, с Иеном ничего не случилось? – снова спросила она, озабоченно хмурясь.

Марти энергично затрясла седой головой:

– Нет, ничего не случилось, миледи! Меня напугало его настроение. Знаю только, что это из-за письма, которое он получил нынче утром.

– Письмо? В такой час? От кого?

Марти сокрушенно всплеснула руками:

– Боже милостивый, хотела бы я знать! Я сама открывала дверь – как вам известно, я всегда с первым лучом поднимаюсь, – стоит чей-то личный курьер, говорит, мол, приехал из Лондона с письмом для маркиза. Я говорю, его светлость еще почивает, а он вдруг позади меня вырос и заявил: «Я тут, Марти, и сам разберусь», – так что я их вдвоем оставила. – Она вновь принялась нервно сжимать сложенные на коленях руки. – Не прошло и двух минут, как он ворвался в гостиную, где я кое-что штопала, и объявил, что едет в Лондон. Сколько я его знаю, никогда таким не видела! Совсем меня перепугал в самом деле!

Опасения: Мереуин усилились.

– Вы совсем, не догадываетесь, что там, в письме говорилось? Он не сказал, зачем уезжает?

– Нет, миледи, – горестно вздохнула Марте, – Письмо это из рук не выпустил, и взглянуть мне не дал, и не сказал, что там такое. Обозвал л-любопытной старухой и грозился уволить, если я еще с-слово скажу. – Она закрыла лицо руками, сгорбленные плечи затряслись. – Ох, миледи! Он никогда так со мной разговаривал! Никогда!

– Наверняка его что-то ужасно расстроило, я уверена, он не хотел, вас обидеть, – сочувственно сказала Мереуин. – Надеюсь, ничего страшного не случилось. Ох! – Она вдруг вскрикнула и побледнела.

– Что, дорогая? – встрепенулась Марти, тут же забыв о своем горе, и бросилась к кровати.

– К-как по-вашему, не стряслось ли чего с моими братьями? Они со дня на день должны быть в Лондоне… – еле слышно проговорила Мереуин..

Как только возникла необходимость направить все силы на заботу о другом, человеческом существе, Марти вновь обрела уверенность.

– Какая ерунда, ваша милость! Маркиз из-за этого не стал, бы, сердиться, а он точно сердился, да, кроме того, сообщил бы вам, будь это так!…

– Да, наверное, вы правы, – с облегчением согласилась Мереуин. – Но что могло его рассердить? Вы не догадываетесь, чей это курьер?

Марта уныло покачала головой:

– Он был, в униформе, да только один Бог знает, сколько в лондонских домах разных униформ, мне и половины, из них не известно!

Мереуин глубоко вздохнула; машинально перебирая слегка дрожащими пальцами длинные золотые пряди.

– По-моему, нам остается одно – ждать его возвращения.

Она всем сердцем рвалась к Иену, желая разделить с ним любую беду.

– Принесите мне амазонку, Марти? Раз уж я покинута невесть на сколько, времени, вполне могу развлечься верховой прогулкой.

Марти кивнула, но сердце ее сжалось при виде вымученной улыбки молодой госпожи. Правда, она никогда раньше не видела маркиза в таком гневе, и помоги Господь бедной крошке, если этот гнев имеет к ней хоть какое-нибудь отношение!

Через час Мереуин ехала в направлении деревушки Фартингдейл. Настроение у нее было мрачное, мысли больше занимал внезапный отъезд Иена, чем предстоящая встреча с Уильямом Роулингсом, на которую она решилась, воспользовавшись внезапным отъездом маркиза. Марти напомнила, ей о приказании лорда Монтегю не выезжать без сопровождающего, но Мереуин, гордо вскинув голову и грозно сверкая глазами, приказала лакею вернуться в поместье и оставить ее одну. Никто не должен знать о ее поездке, и в первую очередь слуга, который мог счесть своим долгом доложить хозяину о тайном свидании леди Монтегю с посторонним мужчиной.

Впервые за это утро Мереуин несколько успокоилась. Может, отсутствие Иена, в конце концов, обернется к лучшему. Если ей удастся договориться с Уильямом Роулингсом, Иен никогда не узнает о её позорном прошлом. Вновь обретая уверенность и надежду, она пришпорила лошадь, пустив ее легким галопом, и покрыла расстояние между Равенслеем и Фартингдейлом за неполных полчаса.

Кузница стояла в дальнем конце деревенской площади, среди домов, прячущихся в тени высоких деревьев. Мереуин спешилась и заглянула в дверь, но ничего не увидела, ослепленная ярко сияющим на дворе солнцем.

– Эй! – крикнула она в темноту, и через секунду перед ней возник Джеки Уилсон, голый по пояс, в перепачканных сажей штанах.

Увидев стройную фигурку в светло-коричневой амазонке и маленькой шляпке на золотых кудрях, он вытаращил глаза от удивления.

– Леди Монтегю!

– Здравствуй, Джеки, – с улыбкой сказала Мереуин, держась так, словно в их встрече не было ничего необычного. – Надеюсь, я не помешала?

Он бросил обеспокоенный взгляд в темноту кузницы, откуда доносились звонкие удары, конское ржание и чьи-то проклятия.

– Нет, ваша милость. Батюшка занимается с жеребцом мистера Виланда – уж такое, по правде сказать, глупое животное!

Мереуин, предполагая, что Джеки имеет в виду коня, а не собственного отца, понимающе кивнула:

– О, я знакома с мистером Виландом, и весьма сомневаюсь в его способности обучить жеребца подобающим образом.

Чумазая физиономия Джеки просияла от радости, что молодая маркиза знает толк в обхождении с лошадьми.

– Угу, миледи, и батюшка тоже так говорит. – Он бросил еще один взгляд через плечо. – Там теперь мой брат им помогает, стало быть, без меня справятся. Побегу отнесу от вас весточку на постоялый двор. – Он еще сильнее покраснел и глухо добавил: – Если вы для этого прибыли, миледи.

– Собственно, я хочу, чтобы ты меня к нему проводил, Джеки.

Парень разинул рот и побагровел до того, что под краской скрылся загар.

– На постоялый двор, чтобы с ним повидаться, миледи?

Мереуин решила твердо стоять на своем:

– Да, Джеки. Нам надо обсудить кое-что важное.

Джеки почесал затылок, изо всех сил пытаясь найти подходящий выход. Не важно, что час ранний, все равно там куча народу, а ему совсем не хочется, чтобы все видели, как маркиза заходит на постоялый двор. А уж старая сплетница миссис Танкерсли, хозяйка постоялого двора, перемоет ей все косточки.

– Не проследуете ли за мной, миледи? – с надеждой спросил паренек. – Можете обождать в церковном дворе, покуда я его приведу. Нынче там никого нет, кроме сторожа, а тот занят своими делами.

Мереуин кивнула, и Джеки, взяв лошадь под уздцы, повел ее к церкви, стоявшей на небольшом холме неподалеку от кузницы. Церковное здание, выстроенное из камня и бревен, со всех сторон было окружено деревьями и кустами. Неподалеку находилось кладбище. Джеки торжественно распахнул маленькие железные воротца и пропустил Мереуин вперед.

– Я быстро, – пообещал он, привязывая лошадь к столбу, и исчез в зарослях.

Мереуин, начинавшая нервничать, ходила между могилами, читая выбитые на памятниках имена и даты. Имена ничего не говорили ей, и она решила поискать фамильный склеп Вильерсов, но так и не найдя его, подумала что семейная усыпальница скорее, всего находится в Равенслее возле небольшой норманнской церкви.

Солнце уже поднялось высоко, становилось жарко. Мереуин почувствовала усталость и присела на мраморную скамью в тени развесистого дуба. Обмахиваясь перчатками, она закрыла глаза, от всей души желая, чтобы страшный разговор был уже позади. Через несколько минут звуки голосов вывели ее из задумчивости. Она открыла глаза и увидела входящего в ворота Джеки в сопровождении мужчины, в котором Мереуин безошибочно узнала Уильяма Роулингса. Он был одет в алый камзол, штаны – из оленьей шкуры, черные до блеска начищенные сапоги, на макушке тщательно причесанного парика сидела треуголка.

Прислушиваясь к глухим ударам своего сердца, Мереуин быстро поднялась на ноги, нервно облизала пересохшие губы, изо всех сил стараясь держать себя в руках, – Уильям бросил Джеки несколько отрывистых слов, и тот мгновенно исчез. Роулингс направился к Мереуин с любезней улыбкой на устах.

– Моя дорогая мисс Макэйлис, – проговорил Уильям, останавливаясь перед ней, – должен признаться, я изумился, увидев Джеки в столь ранний час. – Он взял ее руку и поднес к губам.

Мереуин, с трудом скрывая отвращение, улыбнулась и осторожно высвободила руку.

– Я теперь леди Монтегю, – холодно уведомила она.

Он посмотрел ей в глаза:

– Знаю. Джеки назвал вас «ее милость», и я, естественно, предположил, что худшее уже свершилось.

Он послал ей самую обезоруживающую из своих улыбок, жадно ощупывая глазами тоненькую фигурку в светло-коричневой амазонке. В душе Уильям, был потрясен известием о замужестве Мереуин, но, тем не менее, преисполнился решимости преодолеть это небольшое препятствие. В конце концов, она сама обратилась, к нему за помощью, брак же в наше время можно в любой момент аннулировать, если не бояться публичного скандала.

– Может, присядем? – пригласил он, указывая на скамью, с которой только что поднялась Мереуин.

– Предпочитаю постоять, – твердо отказалась она решив, что должна взять дело в свои руки, иначе все пропало. – Думаю, мы быстро покончим с этим делом сэр.

Уильям скрыл изумление под маской внешнего спокойствия.

– Разумеется… Я хорошо понимаю весь ужас вашего положения…

– Мои чувства не подлежат обсуждению, – сухо сказала Мереуин, – прошу вас оставить эту тему, – Раскосые темно-синие глаза твердо встретили его взгляд, и Уильям невольно поразился их прелести. – Чего вы хотите от меня, сэр?

Уильям нахмурился, недовольный таким оборотом дела. Он ожидал благодарности, а не враждебности и презрения! Пора, ему овладеть ситуацией. Он ведь приехал сюда спасать ее.

Я ведь писал, что хочу вам помочь.

Мереуин резко вскинула голову:

– Угрожая оглаской, если я откажусь с вами встретиться?

Он умоляюще протянул руки:

– Прошу вас, мисс Макэйлис… ваша милость, поймите, я скорее дам убить себя, нежели доставлю вам хоть, малейшее огорчение, но желаю быть абсолютно уверенным, что вы примете мое предложение. – Голос, его звучал хрипло. – Я и понятия не имел, кто вы такая, увидев вас в бесчувственном состоянии, и можете вообразить мое изумление, когда это выяснилось! Если бы тогда я знал ваше имя, то избавил бы вас от страданий, связанных с этим браком!

– Да, вполне возможно, – хмуро согласилась Мереуин. – Предав гласности мое прошлое, вы опорочили бы меня так, что на мне и трубочист не женился бы.

Уильям всплеснул руками:

– Успокойтесь, пожалуйста! Все, естественно, поняли бы, что вы жертва неблагоприятного стечения обстоятельств и что вина за ваше несчастное положение целиком лежит на маркизе. Но на самом деле это совершенно не важно, ибо я не имел намерения рассказывать кому-либо то, что знаю.

Мереуин так удивилась, что позволила Уильяму взять себя за руку, не замечая жадного блеска его глаз.

– Тогда чего же вы хотите?

Уильям прижал ее руку к своей груди и сделал шаг вперед, замирая от сознания ее близости.

– Я не в силах скрывать свои чувства, – пробормотал он, не отрывая глаз от маняще полуоткрытых губ всего в нескольких дюймах от его собственных. – Умоляю простить мою дерзость, но я хочу вас, и ничего больше!

Темно-синие глаза распахнулись, краска схлынула с прелестного личика.

– Нет! – в ужасе воскликнула Мереуин, вырвала руку и отбежала за скамью. – Вы с ума сошли!

– Вы не поняли, – бросился объяснять Уильям, видя ее испуг и проклиная себя за то, что не сдержался. – Я мечтаю избавить вас от печальной участи жены этого страшного человека, силой принудившего вас к нежеланному браку!

Мереуин молчала, тяжело дыша, на смертельно бледном лице горели раскосые темно-синие глаза.

– Умоляю, выслушайте меня. – Уильям остановился возле разделяющей их скамьи. – Я знаю, лорд Монтегю привез вас сюда против вашей воли и женился, не спрашивая согласия ваших братьев. Я прошу об одном – позвольте мне отвезти вас домой, где он никогда больше не сможет вам докучать.

– Я охотно дам вам денег, – прошептала Мереуин и отступила еще на шаг, когда он сделал движение по направлению к ней. – Сколько вы хотите?

Уильям замер на месте, вопросительно глядя на нее:

– Денег? За каким чертом мне деньги?

Синие глаза полыхнули пламенем.

– Не можете же вы серьезно рассчитывать, что я стану расплачиваться с шантажистом чем-то другим! Вы, должно быть, сошли с ума, если требуете моего расположения в обмен на сохранение тайны!

Уильям уже ничего не понимал.

– Зачем, ради всего святого, мне вас шантажировать? – спросил он после короткой паузы. – Я же сказал, что хочу вам помочь!

Мереуин откровенно запаниковала. Он что, действительно не в своем уме? Как можно требовать, чтобы она с ним уехала после всего, что он с ней сделал?

Молчание затянулось, наконец, Уильям умоляюще проговорил:

– Мереуин, я понимаю вашу растерянность и виноват, что все так сразу выложил, но позвольте мне отвезти вас в Кернлах. Клянусь вести себя с вами, как истинный джентльмен!

– Вы? – Презрительно переспросила Мереуин. – После того, как обошлись со мной при нашей первой встрече?

Уильям занервничал, увидев пылающую в темно-синих глазах ненависть и презрительную усмешку скривившую мягкие губы.

– Если вы имеете в виду мое поведение в экипаже… – начал было он, но Мереуин перебила его:

– В экипаже? Иисусе сладчайший, я имею в виду Глазго, идиот вы этакий, именно вы набросились на меня на улице, а потом заявили констеблю, будто я пыталась украсть у вас перстень! Вам нет прощения, сэр! И хотя я решила скрыть от мужа эту историю и заплатить, сумму, за которой вы прибыли в Фартингдейл. В чем я нисколько не сомневаюсь, отныне вы должны уйти с моей дороги! Помните, я теперь маркиза Монтегю, жена могущественного человека. Если в Англии или в Шотландии, на сей счет будет сказано хоть одно слово, я похлопочу, чтобы вас повесили, как отъявленного мерзавца, каковым вы на самом деле и являетесь!

Краска бросилась в лицо Уильяма.

– Вы приехали шантажировать меня, сэр, но, поверьте, я сумею отплатить, если вы нарушите молчание. Вильерсы и Макэйлисы переживут скандал, вызванный вашими разоблачениями, но сомневаюсь, чтобы вы пережили долгие годы тюремного заключения, после того, как я заявлю о вашем нападении на меня и о ложном обвинении в проституции и воровстве!

Тяжело дыша, Мереуин метнулась к церкви, где сосредоточенно щипала траву ее лошадь. Вставила в стремя маленькую ножку, взлетела в седло и так яростно рванула поводья, что кобыла поднялась на дыбы.

Обратившийся в камень Уильям Роулингс стоял перед мраморной скамьей, глядя, как маленькая фигурка в седле, исчезает за поросшим травой склоном, потом рухнул на сиденье.

Господи Иисусе, это все надо обдумать как следует! Он вытащил из кармана платок, вытер лоб, с удивлением заметив, как дрожат его руки. Злобно пнул лежавший перед, ним камень и поток проклятий хлынул с его губ.

Как только Мереуин упомянула Глазго, Уильям немедленно сообразил, что она та самая девушка, которую он объявил проституткой и отправил в тюрьму, обвинив в воровстве. Откуда, Боже милостивый, он мог знать, что та девка – леди, да еще и не кто иная, как Мереуин Макэйлис?

Вспомнив угрозу Мереуин отправить его в тюрьму, он снова затрясся. Если против него будет выдвинуто обвинение и начнется расследование, вполне может всплыть и убийство Нелли Арлинг. Нападение на высокопоставленную леди и ложное обвинение ее в воровстве – серьезное преступление, но Уильям уверен, что, хотя тут затронуты интересы Вильерсов и Макэйлисов, отцовские деньги и связи помогут. А убийство… кровь Господня, за это его пошлют на виселицу!

Ладно, Уильям, успокаивал он себя, сидя с остекленевшим взором, пересохшим ртом и трясясь, как в лихорадке. Раз уж надо из этого выбираться, придется собрать остатки рассудка и действовать немедленно, пока лорд Монтегю не вернулся из Лондона. Элизабет уверяла, что письмо придет в Суррей чуть ли не одновременно с приездом Уильяма, а наивный, шпионящий для него дурачок Джеки Уилсон донес, что лорд Монтегю рано утром покинул Равенслей. Он, задумчиво, облизал пересохшие губы. Это дает ему как минимум два дня, но что именно следует предпринять?

Уильям ни на секунду не поверил, что Мереуин Вильерс сдержит слово и будет молчать. Вот дела! Он-то все время думал, будто Мереуин ищет встречи с ним, нуждаясь в помощи и желая бежать от насильственного брака… А она думала, что он хочет ее шантажировать… Гром небесный, вот как все обернулось, свихнуться можно! Да, теперь уже не важно, ненавидит Мереуин своего мужа или нет, – они с маркизом, несомненно, объединят усилия, чтобы избавиться от Уильяма… если он первым от них не избавится.

Эта мысль, неожиданно пришедшая ему в голову, заставила молодого человека глубоко задуматься. Он что, вправду решил избавиться от маркизы Монтегю? Кровь Господня, может, это и не самый лучший выход из положения, но другого способа скрыть свое собственное злосчастное прошлое он не знает!

Позвякивание серебра о фарфор убедило подслушивавшую Марти, что леди Монтегю, наконец, принялась за еду. Дверь в маленькую гостиную, куда старушка внесла поднос с ужином, была теперь плотно закрыта. Марти не испытывала желания нарушать покой молодой хозяйки, хотя все время гадала, почему та вернулась с верховой прогулки сама не своя. А ведь она уже думала, что все наладилось после свадьбы, что Иен стал счастливее и сильно влюблен в свою молодую жену.

Нет ли связи между поспешным отъездом маркиза и странным поведением леди Монтегю? Марти не хотелось верить, но какое-то внутреннее чувство подсказывало ей, что так оно и есть. Она горестно покачала головой, решив, что задавать вопросы не ее дело.

Вернувшись в гостиную через полчаса, старушка увидела, что Мереуин все сидит за маленьким столиком, подперев рукой подбородок и глядя прямо перед собой.

– Это все, что вы съели? – спросила Марти, бросая взгляд на нетронутые блюда. – Ни к чему же не притронулись!

Мереуин с трудом поднялась и натянуто улыбнулась:

– Я не хочу, Марти. Который теперь час?

– Минуло девять, миледи.

– Пожалуй, пойду в постель.

У дверей она обернулась с выражением нерешительности на бледном лице:

– Как вы думаете, маркиз сегодня вернется?

Марти сокрушенно, вздохнула:

– Не знаю, ваша милость. – И обнадеживающе добавила: – Может, завтра приедет.

– Надеюсь, – почти прошептала Мереуин.

Медленно поднимаясь по лестнице, она вернулась мыслями к Уильяму Роулингсу, о котором неотступно думала целый день. Мереуин никак не могла понять, почему Уильям упорно твердил, будто приехал спасти ее от нежеланного, по его мнению, брака. Уверенная, что угроза посадить его в тюрьму заставит Роулингса молчать, она, однако, не могла не думать о причинах его странного поведения. Как он мог склонять ее к бегству, зная, что она ненавидит его?

Мереуин содрогнулась от омерзения. Сомневаться нечего – он сумасшедший, и ей следует вздохнуть с облегчением и не бояться, что он станет угрожать их с Иеном счастью. Почему же тогда, размышляла она, входя в спальню, ей ничуть не легче? Чем объяснить не покидающее ее чувство тревоги? Может, ее беспокоит необычный утренний отъезд Иена? Как только он будет дома, она быстро забудет об Уильяме Роулингсе и об их непонятной и неприятной встрече.

Тишина объяла поместье Равенслей с наступлением ночи, Лягушки лениво квакали в садовом пруду, в высокой траве стрекотали кузнечики, Один за другим гасли огни в главном крыле здания, в помещениях для прислуги, наконец, уже только луна освещала бледным светом розоватые кирпичи, рассеивая чернильную тьму. Лакей задул последние свечи в большом вестибюле и широко зевнул, но тут поворот ключа в парадной двери заставил его обернуться. Тяжелая дверь широко распахнулась, и единственная свеча в руке лакея смутно осветила высокую фигуру, в которой слуга с облегчением узнал лорда Монтегю.

– Милорд! – воскликнул он, семеня навстречу хозяину. – Мы вас не ждали до завтра.

Поднятая над головой свеча осветила лицо маркиза, и лакей шарахнулся, потрясенный застывшим на нем диким выражением.

Темные волосы лорда Монтегю были растрепаны, плащ, и сапоги заляпаны грязью, но больше всего пугали горевшие мрачным огнем глаза и мучительно искривленные губы.

– Моя жена в постели? – спросил лорд Монтегю, и от этого голоса у слуги екнуло сердце.

– Да, милорд. То есть я думаю, она уже удалилась к себе.

– Я буду у себя в кабинете. Принесите бутылку бренди.

– Слушаюсь, милорд. – Лакей бросился исполнять приказание, думая, что ему сильно повезет, если удастся уйти живым от этого грозного чудовища.

Что за дьявольщина приключилась с маркизом? Молодой человек испуганно поморщился. Слово «дьявольщина», как нарочно, лезет на язык, ибо хозяина в таком вот виде нетрудно принять за самого сатану.

Крепко спавшая Мереуин не слышала, как приехал муж, хотя конюшни располагались прямо под ее покоями и окна были открыты. Она провалилась в сон, желая хоть, на время освободиться от терзавших ее целый день сомнений и страхов. Только когда двери спальни с треском распахнулись, она разом проснулась и села, сонно вглядываясь в освещенную лунным светом огромную фигуру.

– Иен? – окликнула Мереуин, уверенная, что это не может быть никто иной.

Ответа не последовало. Вспыхнула искра от удара кремня, замигало пламя свечи, стоящей на туалетном столике. Мереуин соскочила с кровати, зашлепала босиком через комнату, путаясь в подоле длинной прозрачной ночной рубашки. Маркиз стоял спиной к ней, глядя в туманную тьму за окном, и она запнулась, не дойдя нескольких шагов, чувствуя неладное.

– Иен? – повторила она и тут же испуганно отшатнулась от повернувшегося к ней перекошенного злобой страшного лица.

– Что случилось? – Мереуин быстро шагнула вперед, поборов страх и желая только утешить его, если в Лондоне стряслось нечто ужасное.

Почувствовав запах бренди, она в нерешительности, остановилась. Он пьян? Почему он так странно держится? Мереуин сделала движение в его сторону, но Иен предостерегающе поднял руку:

– Стойте на месте.

Голос звучал ясно и отчетливо, приказ не вызывал сомнений. Мереуин тут же повиновалась.

– Т-ты так неожиданно уехал, – начала было она, пристально вглядываясь в безжалостное лицо. – Я беспокоилась…

– Вам знакомо вот это? – хрипло спросил маркиз, игнорируя ее слова, и ткнул ей в лицо невесть откуда взявшийся лист бумаги.

Мереуин взяла бумагу онемевшими пальцами и отошла к столику, поближе к свету. Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать ее письмо к Уильяму Роулингсу. Руки ее задрожали, и листок плавно спланировал на пол.

– Вижу, узнали. – Тон маркиза был зловеще спокоен.

– П-потому что это п-писала я.

– По какой-то причине оно пришло сюда нынче утром, и я поскакал в Лондон, чтобы встретиться с этим типом Роулингсом. Как видите, Мереуин, это имя мне знакомо. Помните вечер у Кэролайн Хамфрис, когда вы заявили, будто видели человека, похожего на бывшего счетовода вашего брата? – Мереуин умоляюще протянула руку, но Иен безжалостно продолжал: – Объяснения ваши меня не устроили, и я попросил у Кэролайн список гостей. Список, естественно, ничего мне не объяснил, но, получив это письмо, я вспомнил, где уже видел это имя. Я долго гадал, что вы скрыли от меня в тот вечер. Теперь знаю.

Лицо Мереуин вспыхнуло от негодования.

– Почему утром вы не попросили у меня объяснений? Почему поехали в Лондон искать его?

Маркиз глухо застонал, и Мереуин увидела, как на его скулах заиграли желваки.

– Потому что хотел убить мерзавца. Неужели вы думали, будто я поступлю по-другому, узнав, что мне наставляют рога?

– О нет, Йен! Нет! Это ужасное недоразумение! Я могу объяснить! – Она в панике бросилась к нему, но жуткий хриплый голос заставил ее остановиться.

– Прочь, женщина! Предупреждаю, не прикасайтесь ко мне, или я вам шею сверну!

Мереуин никогда прежде не слышала такой ненависти в его голосе, и ей стало плохо, голова закружилась, пришлось ухватиться за спинку стула.

– Вы не понимаете, – прошептала она, уже зная, как нелегко будет его переубедить. – Уильям Роулингс…

Иен заскрипел зубами, услышав это имя, и резко отвернулся, чтобы не видеть ее лица.

– Домоправительница сказала мне, что он неожиданно уехал в Шотландию, но мне почему-то с трудом в это верится. Поэтому я так быстро вернулся. Это письмо, мадам, было послано с целью выманить меня из дому, чтобы вы могли свободно наслаждаться его обществом?

– Нет, конечно! – воскликнула Мереуин и внезапно сообразила, что цель пересылки письма в Равенслей вполне могла быть именно такой.

Иен моментально почувствовал ее колебания. Сильные руки оторвали ее от пола, его лицо вдруг оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица.

– Какого же дурака вы из меня сделали! Должен признать, ваша месть оказалась намного искуснее любого моего замысла! Прикрыть свидание с любовником его отъездом из Лондона – гениально! Полагаю, во время той небольшой прогулки в гавань вы с удовольствием провели пару часов в объятиях мистера Роулингса?

Он встряхнул ее, как куклу, серо-стальные глаза пылали яростью.

– А потом, после нашей свадьбы, изображали любовь ко мне, как последнего дурака, заставили открыть вам свое сердце, чтобы вдоволь посмеяться, радуясь, до чего ловко меня провели! Боже, какое богатое воображение!

Несмотря на страх и боль, Мереуин понимала, что должна как-нибудь убедить его, рассказать правду, пока он не задушил ее или не переломил надвое. Она никогда еще не видела мужа в такой ярости, но ужас перед его гневом все-таки был меньше страдания, причиненного сознанием легкости, с какой он усомнился в ее любви.

– Иен, пожалуйста, выслушай меня, – задыхаясь, выдавила Мереуин. – У меня никогда никого не было, кроме тебя, никогда! Мужчина, которого ты считаешь моим любовником, на самом деле преступник, пытавшийся меня шантажировать!

Иен резко отпустил ее, она рухнула на пол к его ногам и услышала над головой хриплый хохот.

– Я уже получил доказательства, что вы умная и находчивая стерва, так что буду настороже. С того дня, как мы встретились, вы задумали так или иначе уничтожить меня. Что ж, миледи, – голос его вдруг ослаб, – поздравляю вас! Вы преуспели!

Носок сапога больно уткнулся ей в бок, когда маркиз через нее перешагивал, громко хлопнула дверь в его спальню, порыв ветра задул свечу на туалетном столике, и комната погрузилась во мрак. Мереуин лежала, глотая слезы. Охватившее ее отчаяние боролось с нарастающим гневом. Наконец гнев одержал верх, и Мереуин поднялась на ноги, шепча сквозь зубы проклятия. Она заставит его выслушать себя и сама выскажет этому пьяному, дикому болвану все, что о нем думает, даже если для этого придется его связать!

– Иен Вильерс, я требую, чтобы вы меня выслушали! – прокричала она, врываясь в его комнату. Но маркиза там не было. Мереуин растерянно оглянулась и в бешенстве закусила губу. Силы небесные, куда он подевался? Может, внизу, в кабинете, заливает горе бренди? Гнев Господень, ему так просто не отделаться!

Не заботясь, что поднимет на ноги весь дом, Мереуин ринулась вниз, по лестнице. Волосы развевались у нее за спиной, ночная рубашка взлетала над босыми ногами. Как она и предполагала, он был в кабинете, глотая бренди прямо из бутылки. Встретивший ее взгляд был полон такой ненависти, что Мереуин споткнулась и замерла на пороге.

– Иен, нам надо поговорить…

– Говорить больше не о чем. – Голос его звучал спокойно и холодно. – Я еду в Лондон.

– Сейчас? – изумленно спросила она. Серо-стальные глаза смотрели с презрением.

– Вы, миледи, завели любовника, и я не намерен лишать себя подобного удовольствия. Если меня кто-нибудь спросит, я буду у леди Камерфорд.

Сердце Мереуин пронзила боль, и она молча стояла, устремив на него взгляд широко распахнутых синих глаз. Он злобно выругался, увидев в этих глазах неприкрытую муку, швырнул бутылку в камин, где та разлетелась фонтаном блестящих осколков. Метнулся к двери, почувствовав, как маленькая ручка вцепилась в рукав, с силой стряхнул ее и бросился прочь, не обращая внимания на летевшие вслед сдавленные рыдания, хоть они и разрывали ему душу.

В конюшне было темно. Конь стоял в стойле и встретил хозяина приветственным ржанием. Конюх, похоже, отправился спать, и Иен сам распахнул дверь чулана и вытащил седло.

Жеребец слишком устал, чтобы еще раз проделать путь до Лондона, так что маркиз выбрал другую лошадь и стал седлать ее.

– Иен, подожди!

Маркиз выругался, услышав донесшийся из темноты тихий, сдавленный голос жены, сунул ногу в стремя, взлетел на широкую спину коня и выехал из темной конюшни во двор. Мереуин, запрокинув голову, пыталась поймать его взгляд. Щеки ее были залиты слезами, огромные синие глаза потемнели от горя.

– Пожалуйста, не езди к ней, – умоляла она, хватаясь за стремя дрожащими руками. Лошадь всхрапнула и шарахнулась в сторону, заставив хрупкую фигурку в белой ночной рубашке метнуться следом.

– Поздно, миледи. Вам следовало подумать о последствиях, прежде чем пускать Уильяма Роулингса к себе в постель.

Он наклонился, схватил сильными пальцами тонкое запястье, приблизил к ней искаженное гневом лицо.

– Он удовлетворяет вас лучше меня? Заставляет визжать от страсти? – Кровь бросилась ей в лицо. – Что ж, я займусь с Элизабет тем же самым, и можете быть уверены, моя дорогая, не лишу ее ни одного из тех наслаждений, которые доставлял вам.

– Что ты сказал? – прошептала Мереуин. – На самом деле ты никогда меня не л-любил?

– Любил? – Иен рассмеялся сквозь зубы. – Я собирался лишь переспать с вами, дорогая, и, воспользовавшись своим умением, влюбить вас в себя. Теперь дело сделано, я достиг главной цели – завладел вами и заполучил прядильни.

Он крепко держал Мереуин за руку, не давая уйти, а она смотрела в серые глаза, которые совсем недавно сияли любовью, а сейчас были полны презрения и ненависти. Ей казалось, еще секунда, и она не выдержит.

– Так т-тебе нужны были только п-прядильни?

– Я всегда думал о них в первую очередь, – жестоко сказал Иен. – Каждое слово, когда-либо сказанное вам, каждый поступок были рассчитаны на достижение этой цели. – Он улыбнулся, однако улыбка на окаменевшем лице больше напоминала оскал. – Влюбившись в меня, миледи, вы значительно облегчили эту задачу.

В ее молчании, в вырывающемся из полуоткрытых губ хриплом дыхании было нечто, заставившее его выругаться и резко отдернуть руку. Не сказав больше ни слова, он дал шпоры коню, и огромное животное рванулось вперед, едва не сбив Мереуин с ног. Иен бросил последний взгляд на хрупкую фигурку жены, стоящей в лунном свете с покорно опущенной головой, а потом тьма поглотила ее.

Маркиз гнал и гнал коня мимо темных домов и ферм, низко пригибаясь к седлу и не обращая внимания на собак, с лаем бросающихся под ноги коню. Вот уже остались позади Кингстон и Ричмонд, а Иен все не мог успокоиться, раздираемый противоречивыми чувствами.

Но постепенно злость стала уступать место отчаянию. Перед его мысленным взором встало прелестное личико Мереуин с широко распахнутыми, полными горя глазами. Хотя Иен вновь и вновь твердил себе, что она предала его, бросившись в объятия другого, прежняя ярость не возвращалась.

Перед отъездом из Равенслея маркиз был полон решимости найти утешение в объятиях Элизабет, но теперь эта мысль вызывала лишь отвращение, и он вынужден был признать, что ему нужна только одна женщина, которая любила его всем сердцем, ничего не требуя взамен. Но Мереуин оказалась обманщицей, напомнил себе Иен, изо всех сил сжимая поводья, Мереуин отдалась другому, позволила другим рукам прикасаться к своему телу, целовать мягкие манящие губы.

Неужели она смотрела на Уильяма Роулингса такими же любящими глазами? Неужели улыбалась ему так же призывно, заставляя слабеть от желания и жажды обладать ею? Губы Иена скривились, как от боли, и он безжалостно хлестнул коня плетью. Какой он дурак, что уехал, ведь получается, он подарил свою жену Роулингсу! Маркиз вдруг понял, что должен вернуться и убить этого типа, вырвать его сердце. Следует поступить именно так, а не бежать, поджав хвост, словно побитая дворняжка, и искать утешения у женщины, которую он больше не любит… нет, которую никогда не любил. Иен теперь ясно видел, как чудовищно ошибался, принимая за любовь обыкновенную похоть.

Зная, что конь не выдержит обратного пути в Равенслей, лорд Монтегю решительно свернул к центру Лондона, к своему дому. Он сменит лошадь и, если повезет, вернется в Суррей на рассвете, а там с Божьей помощью скоро руки его обагрит кровь врага.

Лондонские улицы были тихими и пустынными. Даже в тавернах погасли огни, лишь на ступеньках домов мирно похрапывали пьяницы, да собаки рычали и дрались над объедками в сточных канавах.

Тишина и одиночество действовали на Иена угнетающе, возникшие в его душе мучительные сомнения все усиливались, пока конь неспешно бежал по булыжной мостовой, звонко постукивая подковами. Холодный ветер, предвестник осени, ерошил волосы на его непокрытой голове, овевал пылающее лицо. Наконец показалась подъездная дорога, ведущая к дому, и Иен ласково похлопал коня по взмыленной шее, поворачивая к конюшням.

Шум разбудил Ника Холдера, спавшего в крошечной комнатушке наверху. Через несколько минут он уже спускался по лестнице, на ходу заправляя рубаху в штаны. К своему изумлению, Ник увидел маркиза, нетерпеливо расхаживающего по двору, и взмыленного коня.

– Силы небесные, ваша светлость, – начал Ник, торопливо приглаживая растрепанные волосы, – вы вернулись? Что-то стряслось в Равенслее?

– Оседлайте другого коня, Ник, немедленно. Я еду обратно в Суррей.

Заспанная физиономия старшего конюха выразила недоумение. Ник никогда еще не видел, чтобы маркиз вел себя таким странным образом, а ведь он проработал в доме много лет. Сколько раз за два дня он мотался в Суррей и обратно? Три? Четыре? Боже Святый, судя по всему, лорд Монтегю замышляет убийство. Ник помнил это выражение на холодном красивом лице, и каждый раз оно появлялось накануне дуэли. Конюх невольно поежился, забирая из рук маркиза поводья. Да, это жажда убийства заставляет так гореть серо-стальные глаза, и он знает, что огонь не погаснет, пока не прольется кровь.

«Лучше не задавать никаких, вопросов, – подумал Ник, – если я хочу сохранить собственную шкуру». Глядя вслед идущему через двор к дому маркизу, он пожевал губами и повел коня в конюшню. Надо поднять кого-нибудь из парней, чтобы занялся уставшим конем, а самому поскорее оседлать Великолепного. Да, Великолепный уже три дня отдыхает, вполне осилит дальнюю дорогу, и Ник, Бог свидетель, приготовит его вовремя, если не хочет распрощаться со службой.

Ник Холдер был не единственным, кто заподозрил неладное, увидев лорда Монтегю. Разбуженный шумом возле конюшен Фрэнсис торопливо оделся и спустился вниз как раз вовремя, встретив маркиза в коридоре, ведущем от черного хода в дом. Даже в тусклом свете свечи, которую он держал в руке, мажордом без труда разглядел мрачное выражение на красивом лице хозяина, горящие серые глаза и мудро решил не задавать вопросов.

– Добрый вечер, милорд… прошу прощения, я хотел сказать, доброе утро. – Несмотря на серьезность ситуации, Фрэнсис не забыл о хороших манерах. – Желаете что-нибудь съесть или выпить?

– Бренди, Фрэнсис, да побыстрее, – приказал маркиз, направляясь к себе в кабинет. – Через несколько минут я еду в Равенслей.

– Прекрасно, милорд.

Голова Фрэнсиса пухла от невысказанных вопросов. Он хорошо знал, что ему и за сотню лет не придумать логичного объяснения вчерашнего явления лорда Монтегю, примчавшегося в самом жутком на памяти Фрэнсиса настроении. Засим последовали внезапный отъезд, теперешнее странное возвращение и еще одна поездка обратно в Равенслей. Какой смысл во всей этой чертовщине?

Водрузив на лакированный поднос бутылку вина вместе с хрустальным бокалом, мажордом проворно засеменил к кабинету, где нашел лорда Монтегю, озабоченно заряжающего свои дуэльные пистолеты. При виде оружия у Фрэнсиса упало сердце, он нервно сглотнул и дрожащими руками поставил поднос на стол.

– Нервничаете, Фрэнсис, – недружелюбно заметил маркиз.

Мажордом попытался овладеть собой, но еще сильнее затрясся, наткнувшись на пугающий своим блеском взгляд серых глаз.

– Пистолеты тревожат меня, милорд, – признался он, ретируясь на безопасное расстояние.

Маркиз улыбнулся, но улыбка вышла неубедительной, так как на хмуром лице не было даже признаков теплоты.

– Естественно. Вы и раньше всегда возражали против моих дуэлей.

Набравшись храбрости, Фрэнсис заметил, что измученный и полупьяный дуэлянт вполне может проиграть поединок. На щеке маркиза задергался мускул, и старик сообразил, что выступил не совсем удачно.

– Клянусь, Фрэнсис, этот поединок я не проиграю.

Мажордом почувствовал озноб.

– Может, разумнее сперва отдохнуть, ваша светлость? Остались бы до утра…

Длинные пальцы сомкнулись на резной рукояти пистолета.

– Нет, Фрэнсис. Тогда уже будет поздно. Я дурак, что приехал сюда, проклятый, дерьмовый дурак, и гордыня может мне дорого стоить. Я должен вернуться! – Иен поднялся на ноги, нависая над маленьким старичком, и глаза его вновь потемнели от злобы. – Пусть приторочат ящик с пистолетами к седлу. Я скоро спущусь, и скажите Нику, если конь не будет готов, я его пристрелю.

Разъяснений Фрэнсису не потребовалось, он выскочил за дверь с такой скоростью, какую не показывал уже много лет. Иен осушил второй бокал бренди и мрачно усмехнулся. Пистолеты тщательно вычищены, смазаны и заряжены, ибо он уверен, что они понадобятся ему сразу по возвращении в Равенслей. Дурак, безумец, проклятый болван, яростно проклинал он себя. Как можно было оставлять Мереуин в таком состоянии? Как можно было вообразить, что он найдет утешение у такой женщины, как Элизабет Камерфорд? Нет, ему следовало остаться, бороться за жену, засунув подальше свою глупую гордость. Господи, остается надеяться, что еще не поздно!

Погруженный в раздумья, Иен не сразу обратил внимание на громкий стук в парадную дверь. Кого это, черт побери, принесло среди ночи?

– Во имя Господа милосердного, чего нужно? – промычал он, пнув тяжелую дверь с такой силой, что едва не сорвал ее с петель.

Некоторое время Иен ошеломленно смотрел на закутанного в плащ человека, суровое лицо которого выражало одновременно и озабоченность, и облегчение, потом распахнул дверь и буркнул:

– Входите.

– Благодарю вас.

Александр Макэйлис прошел мимо маркиза, снял треуголку и пристально посмотрел ему в глаза:

– Где Мереуин?