Глава 17

Тарквин вернулся домой в три часа ночи. Он велел лакею запереть дверь и направился к лестнице.

Граф вошел в свою спальню, развязывая шнуровку плаща. Его камердинер вскочил с кресла и с поклоном приветствовал Тарквина, стараясь подавить зевоту.

— Добрый вечер, ваша светлость. — Он поспешил навстречу Тарквину и принял у него плащ. — Надеюсь, вы хорошо провели время.

— Да, спасибо. — Тарквин искоса взглянул на шкаф с потайной дверцей. Интересно, Джулиана уже спит? Наверное, она несколько часов как легла. Камердинер помог Тарквину раздеться и подал ему халат. Граф уселся за туалетный столик и принялся подпиливать ногти, пока слуга аккуратно развешивал в шкафу его одежду и разбирал постель.

— Изволите приказать что-нибудь еще, ваша светлость?

Тарквин отрицательно покачал головой и отпустил камердинера. Как только он ушел, Тарквин подошел к шкафу и через минуту оказался в соседней спальне, скрывающейся за потайной дверцей. Кровать Джулианы была пуста и даже не разобрана. Хенни посапывала в удобном кресле у окна. Ее госпожа отсутствовала.

— Черт побери!

— О Господи! Ваша светлость! — Хенни испуганно вскочила и в первую минуту не могла прийти в себя от неожиданности. — Как вы меня напугали! — Она невольно схватилась рукой за сердце.

— Где Джулиана? — резко спросил Тарквин.

— Я… я не знаю, ваша светлость. Они вышли вдвоем с виконтом и еще не вернулись. Не секрет, что лорд Эджкомб, . как правило, возвращается домой на рассвете, — смущенно добавила Хенни, теребя оборки передника и поправляя съехавший набок чепец.

Ярость Тарквина тут же сменилась дурными предчувствиями. Как эту глупую девчонку угораздило пойти с Люсьеном! Она ведь и представления не имеет, каким образом привык развлекаться ее супруг. Она слишком наивна, чтобы вообразить, какие опасности таит ночная жизнь Лондона. Невинность Джулианы была той картой, на которую он ставил в своей игре. Теперь же это целомудрие в сочетании с независимым, мятежным духом может навлечь на нее серьезные беды, если Джулиана согласится-таки на альянс с Эджкомбом. Возможно, он совершил ошибку и ему нужно было искать для этой сделки взрослую, умудренную жизненным опытом женщину, которая не приподносила бы ему сюрпризов. Но такая женщина не может быть девственницей, а шлюха на роль матери наследника Эджкомба не годится.

Но выбор уже сделан! Тарквин рассчитывал со временем помешать сближению Джулианы и Люсьена, но оказалось, что эта проблема гораздо сложнее. Джулиана действует активно, а значит, и ему придется поспешить.

— Что-нибудь не так, ваша светлость? — Хенни обеспоко-енно вглядывалась в хмурое лицо графа. — Если я в чем-то виновата…

— Нет, вы ни в чем не виноваты, — перебил ее Тарквин. — Леди Эджкомб сама себе хозяйка. Ступайте спать. Сегодня ей уже не понадобятся ваши услуги.

Хенни недоверчиво посмотрела на графа, но молча сделала книксен и удалилась из спальни. Тарквин еще несколько минут простоял в задумчивости, отстукивая пальцами по столешнице какой-то мотивчик.

Потом он вернулся тем же путем к себе в комнату, сбросил халат и быстро облачился в бриджи из оленьей кожи, башмаки и простой, неброский плащ. На всякий случай он решил взять с собой трость, которая с виду была вполне безобидной, но внутри содержала острый клинок. Тарквин спустился вниз и позвал лакея.

— В котором часу виконт Эджкомб с супругой вышли из дома?

— Я точно не знаю, ваша светлость. Но, со слов Кэтлета, понял, что незадолго до того, как уехали вы.

Тарквин проклинал собственную глупость. Ну почему он не поинтересовался, где Джулиана, перед тем как уйти? Как можно было недооценить дух неповиновения, которым была пропитана вся натура Джулианы?

Тарквин вышел из дома и подозвал мальчишку-светильщика, который с готовностью перебежал через улицу и поклонился графу.

— Куда вы изволите идти, милорд?

— В Ковент-Гарден. — Тарквин решил, что именно это место станет начальной, а если повезет, то и конечной точкой его поисков.

Мальчишка подкрутил фитиль, чтобы фонарь разгорелся ярче, и зашагал вслед за графом, стараясь подладиться под его легкую, торопливую походку.

Джулиана жадно вдохнула свежий воздух, пытаясь избавиться от преследующего стойкого запаха крови. Однако от мучительных картин, встающих перед мысленным взором, она избавиться не могла. Хотя девушке и удавалось время от времени закрывать глаза, вид изорванных в клочья, истекающих кровью птиц, валяющихся на опилках арены, густо усыпанной разноцветными перьями, потряс ее до глубины души. До сих пор в ушах у нее звучал оглушительный рев, которым публика встречала каждую новую пару бойцовых птиц — красавцев петухов с посеребренными шпорами. Перед Джулианой закружился калейдоскоп разинутых ртов, изрыгающих проклятия и восторженные крики; мутных пьяных глаз, в которых сверкала звериная жестокость; петухов с налитыми кровью гребнями. Впервые в жизни Джулиана была на волосок от обморока.

Призвав на помощь все свое самообладание, Джулиана все же заставила себя не потерять сознание. Косые взгляды, которые Люсьен то и дело бросал в ее сторону, не остались не замеченными Джулианой. Виконт становился все более злобным, по мере того как зрителей охватывал ажиотаж. Похоже, Люсьен проигрывал. В то время как Бертран азартно ставил гинею за гинеей, Люсьен с проклятиями выворачивал наизнанку пустые карманы. И тем не менее только во время четвертого поединка, когда петухи раздирали друг друга в клочья уже в течение сорока пяти минут, Люсьен поднялся и заявил, что с него довольно этой скучищи.

Джулиана не помнила, как оказалась на улице под черным, усеянным звездами небом. Ей хотелось доползти до ближайших кустов и извергнуть из себя липкий кровавый осадок, который, казалось, проник в самое нутро. Но мысль о злорадстве Люсьена останавливала ее.

— Ну что, моя дорогая, я вижу, вам понравилась наша экскурсия, — самодовольно улыбаясь, сказал Люсьен.

— Она была не только интересной, но и поучительной, милорд, — ответила Джулиана, обрадованная, что ее голос звучит спокойно.

Люсьен нахмурился, придирчиво вглядываясь в лицо Джулианы, на котором отсвечивало пламя редких факелов, освещавших дорожку от Королевской арены к воротам. Его явно разочаровала стойкость супруги.

— Меня мучит зверская жажда, — заявил Фрэнк Карсон, ослабляя тутой ворот куртки. — Пошли в «Голову Шекспира». Там можно и выпить, и в кости перекинуться.

— Отличная идея, — кивнул Фреди, вытирая носовым платком испарину со лба. — Ты идешь с нами, Эджкомб?

— Разумеется, — поспешно ответил виконт, — ночь только началась. Пойдемте, мадам. — Он взял Джулиану под руку и быстро потащил к воротам.

— Эй, приятель! Давай сюда, ленивый ублюдок! — Люсьен призывно взмахнул рукой, и кучер одинокого кеба, ожидающего на стоянке кого-нибудь из припозднившихся посетителей Королевской арены, выплюнул окурок и, взмахнув кнутом, направил упряжку к воротам.

— Куда прикажете?

— В таверну «Голова Шекспира», — ответил Люсьен и полез в повозку, предоставляя Джулиане следовать за ним. Джулиана заметила, что ее нижние юбки заляпаны куриным пометом, а на атласные туфельки налипли опилки вперемешку с чем-то донельзя зловонным. Она плотнее завернулась в накидку, содрогаясь от непреодолимого отвращения, и забилась в дальний угол.

Джулиана изнемогала от усталости и в то же время со все возрастающим ужасом думала о том, что еще предстоит ей пережить в эту ночь. Люсьен, казалось, обезумел, его глаза сверкали болезненным, возбужденным блеском, а лицо приобрело сизый оттенок, что как никогда подчеркивало его сходство с ожившим мертвецом. Стоило ему открыть рот, чтобы что-то сказать, как из груди вырывался хрип. Джулиана инстинктивно чувствовала, что Люсьен вынашивает какой-то тайный, отвратительный замысел. Косые взгляды, полные злобы и коварства, которые он то и дело бросал на нее, настораживали Джулиану. Связаться с виконтом, чтобы отомстить Тарквину, было величайшей глупостью с ее стороны. К тому же нельзя было составлять ему компанию в его низкопробных, развратных развлечениях. Глупо было рассчитывать, что она сможет использовать Люсьена в личных интересах. Он сам использовал ее для собственного увеселения, и страшно было подумать, к чему это могло привести.

Джулиана молча наблюдала и выжидала удобной минуты для побега. Может, ее спутники увлекутся игрой в кости или напьются до беспамятства, и тогда она легко ускользнет от них. А может, ей удастся отпроситься по нужде и под этим предлогом бежать.

Ковент-Гарден по-прежнему был многолюден, но теперь среди гуляющих встречалось больше пьяных. Смех и крики стали громче, то здесь, то там возникали стычки: господа хватались за шпаги, дамы с визгом вцеплялись друг другу в волосы. Мужчины и женщины, шатаясь, брели по дорожкам сада, на ходу прихлебывая джин из бутылок. Какая-то пьяная женщина свалилась прямо на мостовую, опрокинув на себя бутылку и облившись с ног до головы джином. Ее спутник с ревом бросился на нее и, к большому удовольствию прохожих, задрал ей подол.

Джулиана отвела глаза. Была ли эта женщина жертвой насилия или происходящее творилось с ее согласия? Во всяком случае, она не сопротивлялась. Вдруг в темноте раздался душераздирающий крик, и Джулиана вздрогнула от неожиданности. Из лачуги, стоявшей на окраине Пьяцца, выбежала растрепанная женщина в одном нижнем белье. За ней выскочил человек и пустился вдогонку, размахивая тростью. Джулиана ожидала, что кто-нибудь вмешается и заступится за бедную женщину, которая пыталась скрыться в толпе. Но казалось, никто, кроме Джулианы, не замечает ужасной сцены.

— Снова какая-то потаскуха провинилась, — усмехнулся Бертран. — И чего им не хватает? Зря надеются, что их штучки сойдут им с рук.

— А что она сделала? — спросила Джулиана.

— Откуда я знаю, — пожал плечами Бертран.

— Наверное, обчистила кого-нибудь, — предположил Фрэнк. — Они все этим грешат. Обирают клиентов, своих хозяев, бандерш. Их место в исправительном доме.

Джулиана усилием воли подавила приступ ярости. Но должен же быть способ как-то помочь этим женщинам! Джулиана на своем горьком опыте понимала, что было бы несправедливо лишить их возможности заниматься проституцией — для них это единственный способ заработать себе на хлеб. Но нельзя же, чтобы они терпели бесконечные издевательства своих клиентов и были настолько беззащитны, чтобы их не считали за людей.

Джулиана вдруг почувствовала, что ее за обе руки тянут к входу в таверну, из которой лился яркий свет, доносились пьяные крики и пахло какой-то дрянью.

Полногрудая женщина с подносом, уставленным кружками с элем, выплыла из синего табачного тумана им навстречу.

— Чем могу служить, джентльмены? — кокетливо улыбнулась она.

— Эх ты, шлюха! — Бертран с такой силой шлепнул гостеприимную хозяйку по заднице, что кружки задребезжати и расплескался эль. — Толстозадая потаскуха, — пробурчал он себе под нос и вытащил из-под стола табурет.

Компания расселась на свободные места. Джулиану мучила жажда, и от эля она бы не отказалась. Из противоположного угла комнаты доносился стук костей, сопровождаемый громогласными проклятиями и выкриками ставок, которые резко выделялись в общем гуле. Джулиана всякий раз тревожно вздрагивала, когда эти крики звучали особенно громко. В ней рождалось острое неприятие жестокости, которая незримо присутствовала под мнимой веселостью, охватившей игроков.

Служанка поставила перед Джулианой кружку эля. Она сделала это так неаккуратно, что треть содержимого выплеснулась на стол и на подол платья Джулианы, которая уже давно махнула рукой на состояние своей одежды и мечтала только об одном — как бы добраться домой живой и невредимой.

Джулиана жадно осушила кружку. Через несколько минут, когда ее спутники увлеклись спором относительно того, сколько места в кружке с элем может занимать пена, она встала из-за стола и попыталась незаметно удалиться.

Но тут Люсьен резко протянул руку и схватил ее за запястье. Она посмотрела на его тонкие белые пальцы и подивилась, сколько в них было силы.

— Куда это вы собрались, мадам? — спросил он неприятным, дребезжащим голосом.

— В нужник, — спокойно и просто ответила Джулиана. — Отпустите, милорд, вы делаете мне больно.

Люсьен улыбнулся и выпустил ее руку.

— Пройдите через кухню на задний двор. Только не задерживайтесь надолго.

Джулиана пошла через зал. На каждом шагу к ней приставали пропойцы и шулера, но она старалась не встречаться с ними взглядом, проходя мимо.

Нужник находился в закрытом внутреннем дворике, и бежать отсюда было невозможно. Джулиана боролась с юбками в кромешной тьме и грязи, голова у нее раскалывалась от шума и табачного дыма. Люсьен, по-видимому, был настроен не спускать с нее глаз и пресекать любые попытки к бегству, а его друзья всегда готовы прийти ему на помощь.

Джулиана помешкала на пороге кухни, прежде чем войти в зал. Люсьен нетерпеливо поглядывал на дверь в ожидании ее появления. Когда она подошла к столу, он властно взял ее за локоть и, шатаясь, поднялся.

— Мы собираемся перекинуться в кости. Вы будете стоять у меня за спиной, мадам, и улыбаться тому, кто ведет игру.

Джулиана выдавила из себя улыбку, которая должна была означать радостное согласие, и вместе с остальными направилась к игровому столу. Играющие встретили их компанию хмурыми, недоброжелательными взглядами, однако небольшое свободное пространство за столом для них все же образовалось. По мере того как всеобщее воодушевление росло, а голос Люсьена все чаще срывался на недовольный визг, Джулиану охватывало тревожное предчувствие. На виконта было страшно смотреть: сквозь зеленоватую бледность лица проступал лихорадочный румянец, глаза искрились звериной злобой, рука, в которой он держал почти пустую бутылку джина, дрожала.

Поначалу Люсьен выигрывал и, ободренный этим обстоятельством, с каждым разом все увеличивал ставку. Но чем сильнее он напивался, тем чаще фортуна отворачивалась от него. Все свои наличные деньги Люсьен проиграл еще на петушиных боях и теперь расплачивался монетами, взятыми в долг у Бертрана. Но очень скоро в ход пошли часы, обручальное кольцо, табакерка и, наконец, долговые расписки, которые Люсьен подписывал с преступным безрассудством. Несмотря на то что Джулиана ничего не смыслила в игре и едва держалась на ногах от усталости, она замечала, что партнеры Люсьена без особой радости принимают в качестве ставок клочки бумаги, подписанные ее мужем, и, наконец, один из них вскочил и недовольно заявил:

— Эй, парень, расплачивайся наличными или тряпками. Твои бумажки никому не нужны. На них не купишь даже кружки эля.

Его поддержал дружный хор голосов, и вокруг Люсьена угрожающе столпились игроки.

— Черт бы вас всех побрал! — воскликнул Люсьен. — Мои расписки обеспечены чистым золотом! На них стоит подпись его светлости графа Редмайна. Вам стоит только предъявить их на Албермарль-стрит завтра утром, и вы получите все сполна.

— Эй, ребята, кто хочет ждать до завтра? — бросил клич один из них. Вокруг послышался ропот, и из-за стола поднялся здоровенный детина с огромными кулаками, похожими на кувалды, и налитыми кровью глазами, враждебный взгляд которых мог согнать хмель с кого угодно.

— Дураков нет, — прохрипел детина. — Давай, плати, а не то я сдеру с тебя камзол и голышом выпущу на Пьяцца.

Люсьен попытался схватиться за шпагу, но капитан Фрэнк Карсон опередил его и, отбросив табурет, взмахнул в воздухе острым клинком.

— Как ты смеешь оскорблять честь дворянина?! — воскликнул он, яростно вращая глазами. — Защищайся, мерзавец! — С этими словами он сделал резкий выпад. Здоровяк отпрыгнул в сторону с удивительной для его комплекции ловкостью, и в свете многочисленных шандалов блеснуло острие абордажной сабли. Раздался женский визг, и посетители таверны обступили игровой стол тесной толпой, некоторые даже встали на табуреты, чтобы было лучше видно.

Джулиана немедленно пришла в себя от такого поворота событий. Ее взгляд был прикован к соблазнительно распахнутой двери. Но толпа любопытных так плотно окружила их, что девушка оказалась прижатой к столу, и о том, чтобы бежать, нельзя было и помыслить. Атмосфера накалялась. Против Люсьена и его друзей с обнаженными шпагами выступила целая армия вооруженных ножами бандитов. В таверне воцарилась напряженная тишина, которая казалась оглушительной после нечеловеческого гвалта. Обе стороны выжидали, как поступит противник.

И тут Фреди Бинктон совершенно неожиданно для всех выступил в роли миротворца. Компания Люсьена была в меньшинстве, путь к отступлению был отрезан.

— Давайте не будем делать глупостей, друзья, — сказал он с нервным смешком. — Люсьен, неужели у тебя совсем ничего не осталось, чтобы заплатить этим джентльменам? В крайнем случае мы можем скинуться, — добавил он и стал шарить по карманам в надежде отыскать там хоть что-нибудь ценное.

— Я мог бы пожертвовать свои часы, — скорбно вздохнул Бертран. — Но я поставил их на этого чертова рыжего петуха… а он оказался кротким, как овечка. Сдался без борьбы… часы пропали… в свое время я купил их за пятьдесят гиней… а отдал за пустяк, за ставку в десять фунтов. — Он пьяно всхлипнул и безвольно опустил шпагу.

Истолковывая сей жест как предложение перемирия, их противники как по команде опустили ножи и уставились на Люсьена.

Виконт молча оглядел собравшихся. Его губы были плотно сжаты, в висках стучала кровь, на скулах выступили алые пятна, придавая его лицу сходство с клоунской маской. Джулиана чувствовала исходящие от Люсьена флюиды ярости и страха, вдыхала едкий запах пота, насквозь пропитавшего его камзол. Взгляд Люсьена остановился на ней, и Джулиана невольно отшатнулась, стараясь смешаться с окружающими. В его глазах промелькнула какая-то коварная мысль, а губы медленно растянулись в хищной улыбке.

— По-моему, я могу кое-чем расплатиться, — сказал он, едва шевеля губами.

— Нет! — в ужасе прошептала Джулиана и невольно схватилась рукой за горло, догадываясь о его намерениях. — Нет, вы не сделаете этого!

— Ошибаетесь, мадам, — беззаботно ответил Люсьен. — Жена является собственностью мужа, а значит, я могу распоряжаться вами по своему усмотрению. Вы должны радоваться, что вам нашлось наконец применение. — Люсьен шагнул вперед и схватил Джулиану за руку. — Эй, кто-нибудь, дайте мне веревку. Сейчас мы все быстро уладим.

— Люсьен, перестань валять дурака, — пробормотал Фрэнк извиняющимся тоном и смущенно взглянул на Джулиану.

— Не будь бабой, Фрэнк! — раздраженно крикнул Люсьен. — В том, что касается моей жены, я разберусь сам. А, вот и веревка. — Он благодарно кивнул услужливому парню в рабочей блузе, который сделал на веревке петлю и передал ее Люсьену. — Наклоните-ка голову, мадам.

— Нет! — Джулиана изо всех сил дернулась. Люсьен показался ей символом неумолимо приближающейся смерти. Кто-то схватил ее за руки и вывернул их. Джулиана не могла шевельнуться от боли и вынуждена была стоять прямо. Люсьен со злобной усмешкой хладнокровно набросил на нее петлю. К ней протягивали руки, хватали и толкали на стол. Джулиана яростно отбивалась, инстинкт самосохранения победил страх и оцепенение. Она раздавала удары направо и налево, упиралась что было сил. Но все ее старания оказались напрасными — слишком много у нее было противников. Ее все же втащили на стол, и Люсьен крепко сжал свободный конец веревки.

Джулиана, не помня себя от ярости, изловчилась и ударила Люсьена туфлей по подбородку. Он зашатался и выронил из рук веревку. Джулиана попыталась спрыгнуть со стола, но двое здоровенных мужчин крепко схватили ее за лодыжки и держали до тех пор, пока Люсьен не пришел в себя.

— Сука! — глухо прошипел виконт, прищурившись и потирая рукой подбородок. — Ты мне еще за это заплатишь!

Джулиана чувствовала, как к горлу подкатывает тошнота, а по спине струится холодный пот. Как ее угораздило оказаться среди такого кошмара? У нее и в мыслях не было, что Люсьен способен на такую подлость. Тарквин предупреждал ее и хотел оградить от этого страшного человека, а она…

— Предлагается к продаже! — протяжно завыл Люсьен. — Начальная цена — двадцать гиней.

Публика загалдела. Джулиана глянула вниз и увидела множество пьяных, похотливых глаз, жадно разглядывающих ее, мысленно срывающих с нее одежду. Стоило ей шевельнуться, как веревочная петля врезалась в шею, а чьи-то руки стискивали ее лодыжки, как стальные кандалы.

Джордж Ридж очнулся от послеобеденного сна, когда крики вокруг стали такими громкими, что могли разбудить и мертвого. Он поднял голову и сощурился, плохо понимая, где он и что происходит. Снимая с волос налипшие объедки, среди которых он уснул, Джордж постепенно начинал осознавать себя в пространстве и во времени. Он от души зевнул и потянулся к недопитому стакану портвейна. Несколько глотков не смогли утолить его жажду, и он повернулся, чтобы подозвать слугу и заказать еще бутылку.

Его внимание привлекла сцена, разыгравшаяся в дальнем конце зала. Вначале он не понял, что там происходит, — толпа гудела как пчелиный рой. Но тут Джордж увидел такое, от чего у него сразу же потемнело в глазах. Он потряс головой в надежде разогнать наваждение. Но это не помогло, и Джордж почувствовал, что его ноги немеют и становятся ватными.

На столе стояла Джулиана. Ошибиться он не мог, ему слишком хорошо были знакомы эти рыжие волосы, сверкающие яростью изумрудные глаза, соблазнительная фигура.

Джордж приподнялся на дрожащих ногах и попытался разобрать, что кричали люди. И тут он услышал громкую и отчетливую реплику:

— Сто гиней! Кто больше, джентльмены? Моя жена стоит гораздо дороже.

Жена! Джордж бросился к тому месту, где проходил аукцион. Торг становился все более оживленным, страсти накалялись. Сто пятьдесят гиней, двести… Лицо Джулианы превратилось в каменную маску. Человек, который продавал Джулиану и называл себя ее мужем, заражал толпу безумием азарта, расписывая достоинства своего товара.

У Джорджа от волнения пересохло в горле. Он перевел дыхание и ладонью протер глаза. Все это казалось невероятным и вместе с тем было абсолютной реальностью. Джордж рванулся вперед и, расталкивая зрителей, что было духу закричал:

— Пятьсот гиней!

Голос прозвучал хрипло и надломленно, и поэтому его не сразу услышали. Тогда он глубоко вздохнул и крикнул снова:

— Я плачу за нее пятьсот гиней!

Джулиана услышала голос Джорджа и узнала его. Он вывел ее из оцепенения, в которое она впала от отчаяния, и ее окатила волна животного ужаса. Только не смотреть в его сторону! Только не выдать себя! Джулиана собрала всю свою волю в кулак. Если она притворится, что видит его впервые в жизни, Джордж не сможет доказать, что она вдова его отца. Ведь она все еще виконтесса Эджкомб и по-прежнему находится под покровительством графа Редмайна. О Господи, так ли это?

— Пятьсот гиней, — обернулся к Джорджу Люсьен. — Вы предлагаете хорошую цену, сэр. Но товар первоклассный, вы, как знаток, не можете не оценить.

Джордж во все глаза смотрел на Джулиану, надеясь встретиться с ней взглядом. Но она как будто окаменела и смотрела в пространство прямо перед собой. Тогда Джордж подошел к ней ближе и коснулся ее лодыжки, но Джулиана даже не пошевелилась.

— Кто-нибудь предложит больше за мою жену или она достанется этому джентльмену? — задорно крикнул Люсьен, сделал небольшую паузу и заявил: — Торг окончен.

— Эджкомб, порой твоя распущенность переходит все границы и изумляет даже меня.

Полный ледяного спокойствия голос прорвался сквозь нечеловеческий гвалт, и граф Редмайн прошел от двери, у которой стоял уже несколько минут, к месту торгов.

Унизительное действо так потрясло Джулиану, что она утратила способность реагировать на что бы то ни было. В первую минуту она не поверила в близость спасения. Медленно повернув голову туда, откуда донесся знакомый голос, она забыла о самом существовании Джорджа.

— Тарквин… — В ее тоне звучала скорее мольба, чем утверждение.

— Я здесь, — подтвердил граф.

Его голос прозвучал для Джулианы, как песнь соловья на заре, омыл ее исстрадавшуюся душу, как весенний дождь. Тарквин не спускал с Джулианы ласкового взгляда своих бархатных серых глаз. Затем он медленно перевел взгляд на кузена.

Люсьен отшатнулся, увидев холодную ненависть и презрение в глазах графа. На щеке Тарквина нервно дрогнул мускул, но он хранил полное безмолвие, только сжал кулак и ударил им в ладонь. Потом очень медленно он выбросил руку вперед и едва коснулся ею подбородка Люсьена. Виконт со стоном отлетел на несколько шагов.

По толпе пронесся ропот. Тарквин обвел враждебным взглядом собравшихся. Неуловимым движением он вытащил из-под плаща трость, которая, как по волшебству, на глазах изумленных зевак превратилась в острую шпагу. Орава отхлынула назад, а те, кто держал Джулиану за лодыжки, бесследно исчезли.

Джордж Ридж сглотнул комок, застрявший в горле. Он плохо понимал, что происходит, но чувствовал, что добыча ускользает из его рук. Незнакомец медленно поворачивался, стоя на месте и вытянув вперед шпагу, и толпа молча расступилась. Когда Джордж поймал его угрожающий, смертоносный, как отравленный наконечник стрелы, взгляд, у него затряслись поджилки. Джордж отвел глаза, подчиняясь неведомой, но внушительной силе.

Тарквин оглянулся на Джулиану, потом подошел к ней, снял со стола и опустил на пол. Затем сорвал с ее шеи петлю и презрительно бросил веревку в толпу.

Его глаза по-прежнему были холодны и непримиримо враждебны, но в том жесте, которым он убрал со лба Джулианы прядь волос, была нежность. Длинные, ласковые пальцы Тарквина коснулись ее щеки.

— Ты не пострадала?

Джулиана отрицательно покачала головой. Дрожащим, еле слышным голосом она произнесла:

— Я — нет. А вот мое достоинство…

В стальных глазах Тарквина промелькнуло удивление. Любая другая женщина на месте Джулианы разрыдалась бы или забилась в истерике. А она только молча опустила глаза.

— Ты можешь идти?

У Джулианы подкашивались ноги, но заботливый взгляд Тарквина придал ей силы ответить:

— Да, конечно.

Джулиана оперлась на руку графа и, неуверенно переставляя ноги, направилась вместе с ним к двери. Толпа перед ними беззвучно расступилась. Вскоре они оказались на улице. Брезжил рассвет, и Пьяцца была окутана туманом и какой-то волшебной тишиной. Кое-где под колоннадой храпели пьяные бродяги, на каменных ступенях сидели две девицы и, вполголоса переговариваясь, допивали бутылку джина. Вдруг с грохотом отворилась дверь таверны «Том Кинг», из нее вышибли какого-то бедолагу, который шлепнулся в пыль, пробубнил что-то себе под нос и заснул, и снова воцарилась тишина.

Граф взмахнул рукой, и перед ними остановился невесть откуда взявшийся кеб. Тарквин бесцеремонно подсадил Джулиану, хлопнув ее чуть ниже спины, легко вскочил следом и с громким стуком захлопнул дверцу.

В этот миг Джулиана осознала, что ужасная ночь позади. Темный и тесный кеб показался надежным убежищем. Серый рассвет сквозь крохотное оконце пробивался внутрь и освещал лицо Тарквина, который сидел напротив Джулианы и задумчиво разглядывал ее.

— О чем вы думаете? — спросила она еле слышно. Казалось, переживания минувшей ночи лишили ее сил.

— О многом, — сказал Тарквин. — В первую очередь о том, что ты самая упрямая, вздорная, своевольная девчонка из всех, с которыми я когда-либо сталкивался в жизни… Нет, не перебивай, позволь уж мне до конца ответить на твой вопрос. Еще я думаю, что сегодняшняя выходка Люсьена потрясла даже мое искушенное воображение и что я совершил большую глупость, позволив тебе общаться с ним.

— Значит, вы жалеете, что решились на такую авантюру с Люсьеном?

— Нет, я этого не говорил. Но я жалею, что втянул тебя.

— Почему?

Тарквин замолчал. У него на языке вертелся ответ: чтобы хорошо сыграть свою роль, ей нужно бы поменьше своевольничать и побольше прислушиваться к его советам. Если бы Джулиана спросила его об этом часа два назад, он, не задумываясь, ответил бы именно так. Но когда он увидел ее стоящей на столе в окружении пьяных, похотливых подонков, в его отношении к Джулиане что-то изменилось. Когда он увидел, как ее чистоту, детскую наивность и порядочность пытаются запятнать жадные, грязные ублюдки, его охватила такая ярость, что он на миг даже утратил контроль над собой. И, к огромному его удивлению и стыду, злился на себя в равной степени, что и на Люсьена.

— Почему? — повторила Джулиана. — Я недостаточно послушна, ваша светлость? — Страх уступил в ее душе место горькому отчаянию. Ведь Тарквин считал ее своей собственностью точно так же, как и Люсьен. — Я сожалею, что доставила вам столько беспокойства. — Джулиана засунула в рот ноготь большого пальца и отгрызла заусенец.

Тарквин наклонился к ней, отнял от ее лица руку и заключил в свои теплые ладони со словами:

— Я готов взять на себя половину вины за то, что произошло этой ночью, но и на тебе лежит часть ответственности. Ведь это ты решила использовать Эджкомба, чтобы отомстить мне. Не станешь же ты это отрицать?

Джулиана честно кивнула:

— Чего же вы ожидали от меня, ваша светлость?

— Признаюсь, я ожидал, что ты будешь хорошей, послушной девочкой и позволишь мне самому решать, что пойдет тебе на пользу, а что во вред. Глупо, не так ли?

— Даже очень. — Джулиана попробовала отнять свою руку, но Тарквин крепко сжимал ее в ладони.

— Я сделаю так, чтобы Люсьен впредь не искал твоего общества. Могу я быть уверенным, что ты не станешь его провоцировать?

— Я умею учиться на своих ошибках, милорд, — с достоинством ответила Джулиана.

— А я, в свою очередь, постараюсь сделать выводы из своих, — сказал Тарквин и выпустил ее руку, поскольку кеб остановился на Албермарль-стрит. — И хочется верить, что нас ждет спокойное будущее.

«Хочется верить», — подумала про себя Джулиана без особенного оптимизма. После нынешней ночи она на пушечный выстрел не подпустит к себе Люсьена, но теперь, более чем раньше, она преисполнилась

решимости помочь тем женщинам, чья жизнь проходит на Пьяцца.

Когда Джулиана ступила на мостовую, у нее вдруг закружилась голова, колени подогнулись, и она тяжело оперлась на Тарквина. Он подхватил ее и крепко обнял за талию.

— Теперь лучше, крошка?

Услышав его заботливый голос, Джулиана невольно потянулась к нему.

— Меня шатает, — пробормотала она извиняющимся, слабым голосом, уткнувшись в складки плаща. — Сама не знаю почему.

— Зато я знаю, — улыбнулся Тарквин. — Тебе пора в постель. — Он нагнулся и легко взвалил ее на плечо. — Прости за бесцеремонность, но это лучший и самый быстрый способ доставить тебя в спальню.

Джулиана слышала его как будто издалека. Она уже засыпала, когда граф внес ее в дом.