Глава 9

Тай резко натянул поводья и, повернув голову, прислушался к трескучей стрельбе. Если бы не выстрелы, он проехал бы мимо этой деревни, которая была слишком маленькой и жалкой, чтобы привлечь внимание Дженни. Невольное уважение к ее разуму и способностям значительно возросло с тех пор, как она выследила его и оставила связанным на манер бычка. Теперь, гадая, куда она отправилась и чем занимается, он прикидывал, что на ее месте стал бы предпринимать он сам.

Он разбил бы лагерь там, где мог бы получить свежее мясо и молоко для племянницы, а Дженни так и делала. Таким образом, она оставляла легко читаемый след. Тай отставал от нее на пару дней, и это его бесило, но он мог ехать быстрее и дольше, чем она, обремененная ребенком, и понимал, что рано или поздно догонит ее.

Тогда он с ней посчитается, она за все заплатит! Долгие и долгие мили размышлял он о том, как она напала на него, связала и оставила на полтора суток валяться, уткнувшись носом в землю. Он был сосредоточен и зол, он жаждал хорошей драки — только бы добраться до Дженни Джонс.

Сам пребывая в драчливом настроении, он сразу заинтересовался чьей-то стрельбой. Ударив лошадь каблуками в бока, он зарысил к деревне, чтобы определить, стоит ли драчка того, чтобы в нее вмешаться. Добрая потасовка ослабила бы напряжение между плеч, а после нее он наконец бы выспался спокойно.

Первое, что он увидел, была Дженни Джонс: она стояла посреди улицы и палила, зло сощурившись, в усатого мексиканца. Тай безошибочно узнал ее, несмотря на мужские брюки и пончо. Шляпа слетела у нее с головы и валялась в пыли, открыв взору пылающий костер рыжих волос.

Если бы Тай не обратил внимания на эти волосы — а ни один мужчина этого не смог бы! — он заметил бы свою племянницу. Дженни стреляла одной рукой, а другой пыталась удержать позади себя вырывающуюся Грасиелу. Тай понесся вперед галопом, а Грасиела тем временем перестала дергать из крепкой хватки Дженни край своей мантильи и просто выскользнула из нее. Девочка обежала вокруг Дженни и кинулась прямо на линию огня.

— Грасиела! — одновременно крикнули Тай и Дженни.

Тай спрыгнул с коня в облаке пыли и снова закричал на Грасиелу, но та, не обращая внимания на призывы и предостережения, побежала к мужчине, стреляющему в Дженни.

— Не стреляй в Дженни, кузен Хорхе! — звонко закричала Грасиела. — Все хорошо. Я здесь. Не убивай Дженни!

Дьявольски ругаясь, Дженни в ярости топала ногой и размахивала в воздухе пистолетом.

— Не стреляйте, — обратилась она к Таю. — Вы можете попасть в малышку.

Пистолет у нее в руке ходил ходуном; она рвалась продолжить пальбу, но не могла.

— Спрячьтесь за дерево!

Подтолкнув Дженни, Тай подбежал к корыту с водой и припал возле него к земле.

Дженни укрылась за толстым стволом.

— Ах ты, дьявол! Да он не один!

Приподняв голову над корытом. Тай увидел трех мужчин, бегущих к месту перестрелки. Улыбаясь и хлопая в ладоши, Грасиела окликала их по именам.

— Еще одна шайка паршивых кузенов! Господи, у этой девчонки по кузену в каждой захолустной деревушке в Мексике. Они повсюду.

Мало-помалу Тай оценил положение и пришел к нежелательному выводу:

— Мы в меньшинстве.

Оглянувшись на дерево, он заметил, что Дженни отошла в сторону от ствола, и завопил, стараясь перекричать грохот пальбы:

— Проклятие, держитесь за деревом! — У этой женщины явно больше смелости, чем ума. — Послушайте меня. Мы не выиграем эту стычку. Перестаньте палить и дайте им уехать.

Дженни резко повернулась в сторону корыта.

— Что вы там болтаете, сукин вы сын?! Хотите, чтобы мы сдались и отдали им девчонку?

— Мы отберем ее у них лишь в том случае, если сами не погибнем в неравном бою.

Дженни бросила на него гневный взгляд, потом посмотрела в сторону улицы. Тай наблюдал за ее лицом, пока она мирилась с неизбежным. Плечи Дженни обмякли, рука с пистолетом опустилась, Дженни прикрыла глаза дрожащей рукой. Пуля ударила в корыто, другая подняла фонтанчик пыли перед деревом. Тай поднял было голову, намереваясь ответить на выстрел, однако передумал, заметив, что Граснела весело перебегает от мужчины к мужчине. В ярости он сжал кулак и с такой силой ударил по корыту, что расплескалась вода. Мексиканцы отступали к харчевне, последний из них продолжал стрелять в Тая и Дженни.

— Подождите! — закричала Грасиела. Она отделилась от группы мужчин и молча постояла, глядя на Дженни, которая шла по улице, услышав крик Грасиелы. Обе долго смотрели друг на друга, noтом Грасиела слегка помахала рукой и побежала назад к мужчинам. Один из этих ублюдков поднял ребенка к себе на плечо, уверенный, что ни Тай, ни Дженни стрелять не станут, и все мужчины быстро пошли к лошадям, привязанным возле харчевни.

Дженни прислонилась к стволу дерева и тупо смотрела, как мексиканцы уезжают рысью из деревни; Грасиела сидела впереди кузена Хорхе.

— Они ее убьют. Понимаете ли вы это? — спросила она, не глядя на Тая.

Тот медленно поднялся на ноги, отворачиваясь от пыли, поднятой лошадьми мексиканцев. Он был невероятно зол.

— О чем вы, черт возьми, думали? Стоять посреди улицы этаким уверенным в себе храбрецом даже без самого паршивого прикрытия! Вам дьявольски повезло, что мексиканец оказался плохим стрелком. Я просто поражен, что в вас не угодила ни одна пуля.

— Угодила.

Ругаясь на чем свет стоит, Тай подскочил к ней и, ощупав руками ее плечи, наткнулся на намокшее место повыше локтя.

— Господи! — Тай посмотрел Дженни в глаза. — Еще есть раны?

— Нет, только рука.

Откинув пончо ей на спину. Тай разорвал рукав. Поморщился, потрогав рану.

— Ваше счастье. Пуля прошла через мягкую часть, кость не затронута.

— Мы теряем время, Сандерс. — Она вырвалась. — Нам надо догонять их.

— Догоним, — мрачно буркнул он, вытирая кровь с пальцев. — Сначала надо заняться вашей раной.

Дженни пренебрежительно фыркнула:

— Здесь нет врачей. Нам следует немедленно ехать за мексиканцами.

— Кузены следили за вами или перестрелка — результат случайной встречи? Если это случайность, то особой спешки нет. Грасиела в безопасности, пока они не решат, что предпринять. Двум мексиканцам надо спорить целый день, чтобы наконец решить, что небо голубое.

Тай умолк и подумал, что эти слова — эхо отцовских суждений.

— Послушайте меня, — продолжал он, нахмурив брови. — Их четверо, значит, они два дня будут обсуждать, нужен ли им план, потом решат, что нужен, и еще три дня понадобится, чтобы придумать, как воплотить план в действительность.

Дженни подняла голову.

— Вы не слишком хорошо думаете о мексиканцах, верно, Сандерс?

Он повернул ее лицом к харчевне и повел.

— Сколько я себя помню, дон Антонио Барранкас старался доказать, что наши земли принадлежат ему. Он закрывал глаза на то, что его люди воруют наш скот. Его дочь расколола нашу семью.

— Это всего лишь одна семья. Барранкасы — это еще не все мексиканцы.

— Я, кажется, начинаю понимать, — хмуро ответил Сандерс. — Вероятно, вам кажется, что это ваше дело.

— Я думаю о Грасиеле, и потому это мое дело. Возможно, ваша нетерпимость — одна из причин, почему я не допущу, чтобы девочка уехала вместе с вами.

Они стояли нос к носу, обжигая друг друга взглядами.

— У меня есть что возразить на это. Я не настолько ослеплен… определенными вещами… чтобы невзлюбить ребенка только потому… — Тай явно запутался и уже брызгал слюной. — Если вы хотите… считаете своей миссией убедить меня, что все мексиканцы имеют ореол святости…

— У меня нет никакой другой миссии, кроме намерения выполнить обещание, данное очень хорошей женщине. И я первая пришла к заключению, что кузены Барранкас — вонючие сукины сыны.

— Вот здесь мы с вами сходимся. Только в этом пункте. — Он взял Дженни за здоровую руку, втолкнул в харчевню и потребовал бутылку текилы. — Сядьтека, — скомандовал он, указывая на табурет перед прилавком из голых досок, изображающим собой стойку бара. — Положите руку на прилавок.

— Что случилось? — спросил по-испански человек за прилавком, уставившись на окровавленную руку Дженни.

Он изображал полное неведение, как будто не слышал выстрелов на улице, не видел головорезов, садящихся в седло прямо у дверей его заведения.

— Ваши ребята ранили женщину. Я собираюсь промыть ей рану, — огрызнулся Тай. — Есть возражения? — Мужчина поднял обе руки и отступил на шаг, а Тай повернулся к Дженни: — Как вы?

— Делайте что нужно, — пожала она плечами. Снова откинув края пончо, Тай раскрыл окровавленные половинки рукава и хорошенько осмотрел рану. Четверть дюйма влево — и пуля задела бы кость, навсегда искалечив руку. Пара дюймов вправо — и Таю пришлось бы хоронить эту женщину. Тай налил в стаканчик текилы и пододвинул его к Дженни.

— Выпейте. Будет очень больно.

Она проглотила текилу одним духом — видимо, это было ей не впервой.

— Меня уже ранили однажды. Возле Эль-Пасо. — Дженни вытерла губы здоровой рукой. — Один подонок хотел украсть мою упряжку и груз. Это ему не удалось, но он ранил меня чуть пониже ребер. — Она глянула на Тая. — А с вами такое бывало?

— Лет пять назад. Один из людей старика Барранкаса подстрелил меня, когда я заехал на их земли поискать скот, который они у нас украли.

Тай налил Дженни еще стаканчик текилы и посмотрел, как она его опрокинула себе в рот.

Ему еще не доводилось знавать женщин — хотя бы одну женщину, которая сидела бы вот так, с кровоточащей огнестрельной раной, пила текилу не моргнув глазом и при этом не старалась бы вызвать жалость к себе и вообще ни на что бы не жаловалась. Сидела раненая и обменивалась с ним байками об огнестрельных ранах.

Покачав головой, Тай плеснул текилы себе в стакан и чокнулся с Дженни.

— Знаете ли, — начал он, взглянув сначала на ее коротко остриженные рыжие волосы, а потом опустив глаза на чистую линию подбородка, — я не могу этого объяснить, но я испытываю к вам сильное влечение. Прошу прощения за неуместность такого замечания, но вы произвели на меня впечатление женщины, с которой можно говорить напрямую.

Брови Джении взлетели чуть не до самых корней волос, а рот раскрылся в изумлении.

— Вы испытываете влечение? Ко мне? Почему?

Ее губы искривила гримаса, и на мгновение — весьма для него неприятное — Тай подумал, что ее недовольство относится непосредственно к нему, но она тут же объяснила:

— Это все малышка. Я так устала от ее вечных «почему?», что дала себе клятву никогда не произносить это слово.

Тай выпил свою текилу и поглядел на Дженни поверх стакана.

— Я не могу ответить. Не знаю почему.

Дженни ни в малейшей степени не напоминала женщин, за которыми он гонялся прежде. В ней не было ничего нежного или даже особенно женственного. Но он не мог не думать о Дженни Джонс как о совершенно необычной женщине. Если бы не эта странная прическа и слишком сильный загар, она выглядела бы очень привлекательной. А когда он думал о ее грудях и тонкой талии, над бровями у него выступал пот.

Дженни равнодушно посмотрела на него, повертела в пальцах стаканчик из-под текилы и сказала:

— Грасиела говорила, будто вы ненавидите меня за то, что я убила ее мать.

— Это неправда. — Он подумал с минуту — ему не хотелось называть племянницу лгуньей. — Грасиела, видимо, чего-то не поняла, — осторожно закончил он.

— Это хорошо, поскольку нам с вами придется действовать заодно, чтобы вернуть девочку. — Чуть сощурив глаза, Дженни произнесла задумчиво: — Мне было невероятно обидно думать, что вы меня ненавидите.

Он решил, что это обнадеживающий признак, и плеснул ей еще текилы.

— Мне было тоже невероятно обидно, когда вы меня связали и оставили валяться на земле. Я еще отыграюсь, не думайте. — Он передернул плечами: в конце концов она не новичок, понимает, что за такое приходится расплачиваться. — Но дело в том, что мне нравится ваша внешность, даже когда вы так некрасиво острижены. У ваших волос красивый цвет. Он куда лучше черного.

Дженни поправила короткую прядь за ухом и хмуро пояснила:

— Вши.

— Я так и думал, что-нибудь вроде этого. — Таю была по душе ее прямота, а также исходящая от нее энергия. — Мне вообще нравится ваш стиль. Черт возьми, да кто может объяснить влечение? Вы так не похожи на женщин, которых я встречал.

— Вот это чертовски справедливо, — рассмеялась Дженни.

На мгновение Таю показалось, что она покраснела, но, видимо, щеки ее разрумянились от солнца и от боли.

На него все еще производило сильнейшее впечатление, что она сидит вот так, с огнестрельным ранением, и смеется, не обращая ни малейшего внимания на собравшихся у харчевни зевак. Поразительная женщина. Тай не оставил без внимания, что рука у нее до самого запястья белая как молоко. Значит, и все тело белое, кроме яркого язычка пламени. В том месте, где разделяются ноги, достаточно длинные, чтобы обхватить мужчину и направить его туда, куда он хочет войти. Мысль об этом на минуту парализовала Тая.

Потом он сглотнул и провел рукой по вспотевшему лбу.

— Ну, пора. Держите руку тверже.

Прижавшись боком к прилавку, Дженни вытянула руку, сжала кулак и опустила голову. Тай налил текилы в рану. Дженни со свистом втянула в себя воздух и часто заморгала. Слезы выступили на глазах, но не пролились.

— Можно и поплакать.

— Нет, нельзя, — процедила она сквозь зубы. Промыв рану и обтерев кровь у нее с руки, Тай разлил остатки текилы и подождал, пока она проглотит свою порцию.

— Порядок?

— Порядок. Ну и что?

Голос у Дженни звучал сипло, глаза влажно блестели, но, Господь всемогущий, боль она переносила как мужчина.

Тай решил, что никогда в жизни так не хотел женщину, как хотел эту. Поскольку большинство женщин было покорными созданиями, ему и в голову не приходило, что среди них есть такие, которых необходимо приручать. Но Дженни Джонс ни в коем случае не относилась к числу покорных. Она была колючей, упрямой и легко входила в раж. Таю до сих пор не доводилось встречать ничего подобного.

— А вы чувствуете влечение ко мне? — спросил он, раздражаясь оттого, что вынужден унизить себя, задавая подобный вопрос.

Но ведь он открылся ей, и теперь Дженни должна ему ответить — это лучше, чем пребывать в неизвестности и гадать.

— Полагаю, что да, — призналась она после долгого молчания, упрямо глядя на него. — Мне это не так чтобы нравилось, но поскольку вы упомянули об этом, то скажу, что да, я испытываю влечение к вам. — Она поглядела на человека за прилавком и обратилась к нему: — С вашего разрешения, мне нужны два тонких кусочка свиной кожи.

— А также бинты, — добавил Тай.

— Послушайте, то, что мы испытываем взаимное влечение, еще не значит, будто мы непременно должны ему поддаться. — Дженни упрямо вздернула подбородок. — Кроме того, что меня влечет к вам, я не нахожу в вас ничего приятного для себя. Думаю, у вас были подобные случаи в прошлом. И должна довести до вашего сведения, что однажды поддалась такому влечению. Мне не понравилось.

Это была огорчительная новость. В ту минуту, как Джеини призналась, что ее тоже тянет к нему, в мозгу у Тая фейерверком вспыхнули буйные эротические видения. Дженни, как он считал, не из тех, кто останавливается на полдороге, и Тай представил, что она будет сильной и страстной любовницей. Но у нее в прошлом мужчина, который плохо обошелся с ней. Чертовски жаль! Женщины — они точь-в-точь как молодые кобылки. Обращайся с ними как надо, и они будут приносить мужчине радость каждый раз, как он сядет в седло, но, если обойтись с ними грубо или неосторожно, без необходимой бережности, неприятностей не оберешься. Стоит об этом как следует подумать.

Получив все необходимое от хозяина харчевни, Тай приложил по кусочку свиной кожи к каждому отверстию сквозной раны и прибинтовал их к руке полотняными бинтами. Кожа у Дженни была теплая и упругая, а сама рука крепкая и мускулистая. Если бы на Дженни не было пончо, Тай сумел бы украдкой глянуть на ее восхитительные груди.

— Я вовсе не говорил, что мы должны поддаться, — заметил он с нарочитой небрежностью.

Он не был уверен, что она отказала ему категорически, но на тот случай, если она склоняется к этому, хотел дал понять, что не делал никаких твердых предложений.

Дженни встала и дотронулась кончиками пальцев до перебинтованной руки. Глаза у нее были ясные, и походка такая же твердая, как у Тая. Глядя на нее, никто бы не заподозрил, что они вдвоем справились только что с бутылкой текилы. Тай как-то не задумывался над этим до сих пор, но умение пить — неплохое качество и для женщины.

— К чему вся эта болтовня насчет влечения, — заговорила Дженни, выходя из харчевни, — когда надо подумать, как нам вернуть вашу племянницу. Разве вы не беспокоитесь о ней? Или же она для вас всего лишь мексиканское отродье?

Взгляд у Тая стал жестким.

— Насколько я понимаю, забота о ребенке — теперь уже не ваше дело.

— Как раз наоборот: Грасиела — сейчас мое единственное дело.

— Где ваши пожитки?

Когда Дженни заговорила о Грасиеле, лицо ее переменилось. На нем как бы отпечаталась женская одержимость. Она на самом деле убеждена, что несет ответственность за его племянницу.

— Надо пройти еще два квартала. — Дженни повернулась к нему; половина ее лица была освещена солнцем, а другая половина в тени. — Но я никуда не поеду вместе с вами, пока не пойму, как вы относитесь к Грасиеле. Если вы не намерены возвращать ее, то скажите об этом сразу.

Тай прошел мимо нее на улицу, но вдруг остановился, так что какому-то мужчине верхом на ослике пришлось его объезжать.

— Дело обстоит так. Я не более счастлив иметь в семье кого-то из Барранкасов, чем мой отец, — проговорил он сквозь зубы. — Но Грасиела — дочь моего брата, и я обещал Роберту, что привезу ее к нему. Я также обещал брату позаботиться о его жене и ребенке, если с ним что-то случится. Я дал слово. Вы говорили, мне, что никогда не лжете — значит, вам известно, что такое обещание. Грасиела — член моей семьи, она часть меня, и я несу за нее ответственность. Я не уеду из Мексики без нее.

Дженни поправила перевязь, которую Тай завязал ей через плечо, потом наклонилась к нему с весьма воинственным видом.

— У меня хорошие новости для вас, мистер. Если что-то случится с Робертом, то вы вне игры, потому что Маргарита попросила меня вырастить Грасиелу и я дала ей слово, что сделаю это. Так и будет.

— Посторонний человек не будет воспитывать мою племянницу. Ни вы, ни кто-либо еще. У нее есть бабушка — моя мать, у нее есть я, У нее есть семья.

— У нее есть и дон Антонио, однако Маргарита не захотела, чтобы ее дочь воспитывал он. Она поручила это мне.

Они стояли достаточно близко, и Тай чувствовал исходящее от Дженни тепло, чувствовал силу ее восхитительного тела.

— Единственное основание для ваших забот о Гарсиеле — это обещание, которое вы дали Маргарите, — спокойно произнес он, глядя на ее губы.

— И я намерена выполнить обещание, даже если это меня убьет! — вся вспыхнув, заявила Дженни. — Даже если мне придется убить вас. Не вы будете воспитывать Грасиелу! Воспитывать ее буду я!

Ни разу в жизни Таю не хотелось с такой силой кого-то ударить, как он хотел ударить эту женщину, бросающую ему вызов. Но если он поднимет на нее руку, она кинется на него, не думая о своей ране, и тогда им придется кататься в драке прямо на грязной улице маленькой деревни, любопытное население которой и так уже торчало в дверях домиков, глазея на них.

Он не мог взять в толк, как можно отчаянно хотеть женщину и одновременно испытывать желание врезать ей по-настоящему. Но это была загадка не для немедленного разрешения.

— Суть в том, — зарычал он, то сжимая, то разжимая кулаки, — что ни один из нас не обязан воспитывать Грасиелу. Это сделает Роберт. Как я уже говорил, ваша работа окончена. Все. Вы чрезвычайно обяжете нас с братом, если немедленно сядете верхом и удалитесь отсюда, забыв о моей племяннице.

Ее губа приподнялась над белыми зубами.

— Может, обстоятельства переменились, а я и не заметила? Или кое-кто из кузенов Барранкас застрелился? Или вы планируете в одиночку сражаться, с четверыми? Вы не настолько сильны, Сандерс.

Он покраснел, вспомнив, как она связала его и оставила валяться на земле. Кулаки снова сжались. Он не знал, насколько он силен, зато знал, что придет и его черед, черт побери!

— Мы не можем только и делать, что отбирать Грасиелу друг у друга. Надо как-то решить эту задачу.

— Тут нечего решать, — сказала она, отступая от него и направляясь дальше. — Я отвезу ребенка Роберту. Я, а не вы. Я дала обещание, и дело с концом. Но если вы хотите следовать по пятам… ладно, я согласна, что это лучше, чем действовать так, как мы действовали раньше. Решайте.

Он не разговаривал с ней, пока она собирала вещи, а потом наблюдала за тем, как он седлает ее коня. Он ни слова не произнес, пока они не отъехали на милю к востоку от деревни по ясно видному следу кузенов.

— Рана у вас несерьезная, — заговорил он наконец, подъехав к ней поближе. — Дня через два вы сможете пользоваться рукой почти как здоровой.

— Я могу ею пользоваться и сейчас, если понадобится, — огрызнулась Дженни.

Темно-красные предзакатные тени вытягивались перед ними. Тай рассудил, что надо бы проехать еще минут тридцать, а там пора уже разбивать лагерь.

— Мы не можем строить планы, пока не знаем, куда движутся кузены и каковы их намерения.

— Движутся они к железной дороге, а намерение у них одно — убить Грасиелу. Весь вопрос в том, когда и где они это сделают.

Отсутствие у нее всяких сомнений обеспокоило Тая.

— Я хотел бы на минуту стать адвокатом дьявола, — произнес он.

Дженни нахмурилась и пробормотала:

— Подождите.

Вытащила из скатки словарь, полистала, подставив закатным лучам, которые падали ей через плечо, потом мрачно кивнула:

— Валяйте. Будьте адвокатом, поскольку вы уже дьявол, да еще какой!

— Все, что у вас есть, — это утверждение Маргариты, что кузены намерены убить Грасиелу.

— А они просто так уехали с ней, как вам кажется?

— С их точки зрения, они спасают ребенка, похищенного незнакомкой после смерти матери.

Дженни махнула здоровой рукой.

— Мексиканцы вовсе не дураки!

— Я и не говорил, что они дураки, — ответил на это Тай, призвав все свое терпение. — Я просто исхожу из того, что у кузенов тот же интерес к Грасиеле, что и у меня. Она член семьи. У вас нет на нее прав, а у них есть.

Дженни повернулась в седле, чтобы поглядеть на него.

— В настоящее время каждый втянутый в это дело знает, что Маргарита погибла у стены вместо меня. Они знают — я в этом уверена, — что я не принуждала ее умирать. Это был ее собственный выбор. Они знают, что я не приезжала на асиенду и не выкрала ребенка прямо из постели — девочку мне передали. Они знают, что Маргарита хотела, чтобы я увезла Грасиелу в Калифорнию. Вот и подумайте;

Каждый, начиная с доньи Теодоры, точно знает, что произошло и почему.

— Если все так оно и есть, то мне и вам придется прикончить нескольких кузенов Барранкас, — не уступал Тай. — Я хотел бы быть уверен, что убиваю людей не без веской причины.

— Маргарита верила, что кузены — безжалостные убийцы. Верила настолько, что предпочла умереть, но не доверить ребенка одному их них. Разве этого не достаточно?

Тай свернул к болотистой низине, спешился и пошел вниз по склону, отыскивая подходящий ручеек. Он его нашел в самом низу и окликнул Дженни:

— Вода мутноватая, но пить ее можно. Заночуем здесь.

Решив, что она вроде бы не собирается с ним спорить, Тай поднялся наверх, чтобы расседлать обеих лошадей и управиться с наиболее тяжелыми вещами, так как Дженни владела только одной рукой.

Занимаясь делом, он восстанавливал в памяти сцену возле харчевни в безымянной деревеньке. У него было впечатление, что кузен Эмиль хотел получить за Грасиелу выкуп, но теперь Тай припомнил, что Эмиль Барранкас ни слова не говорил о выкупе. Может, в семье любили ребенка и просто хотели вернуть Грасиелу в ее родной, как они считали, дом? Это объяснило бы письмо доньи Теодоры Барранкас-и-Тальмас. Донья Теодора рассчитывала, что кузены найдут девочку и вернут ей. Она не хотела отдавать Грасиелу незнакомке или Сандерсам в Калифорнию.

Его беспокоило, что события могут иметь иное истолкование, нежели то, какое дала Дженни. В равной степени беспокоило его и то, что она могла быть права. Маргарита, безусловно, верила, что кузены способны на преступление. Она умерла, потому что верила в это.

Съев по тарелке бобов с тортильями, они сидели у огня, прихлебывая кофе, а звезды одна за другой загорались в небе.

— Я скандалист и забияка, а когда надо, и стрелок, — говорил Тай, глядя, как отблески пламени пляшут на строгих чертах Дженни, — но я не убийца.

— Если вы так щепетильны, то отправляйтесь в Калифорнию и ждите, пока мы с Грасиелой приедем.

Он расхохотался.

— А кто теперь говорит глупости? Вы собираетесь справиться одна с четырьмя мужчинами? Вы недостаточно сильны для этого, Джонс, — весело проговорил он, возвращая ей недавнее замечание.

Дженни прищурилась, потом тоже засмеялась, а смех перешел в улыбку, преобразившую ее лицо. Щеки и губы казались розовыми при свете пламени, улыбка изогнула губы и зажгла огонь в глазах. Она была прекрасна, и Тай залюбовался ею.

— Я в вас разобралась, — заговорила она своим чуть хрипловатым голосом. — Вы сделаете то, что должны, потому что дали обещание брату. Дали слово. Вы никуда не уедете без малышки, так что мне не придется воевать одной.

Сказать было нечего. Она, разумеется, права. Она понимает силу обещания, относится к обещанию так же, как и он.

— У вас есть семья, Сандерс? Жена, ребятишки?

Поставив кружку с кофе на колено, Дженни смотрела на него поверх костра с непроницаемым выражением лица.

— Ну нет! — Вопрос вызвал у Тая смех. — Я не их тех, кто женится. — Так как она продолжала смотреть на него, он наклонился и долил себе кофе в чашку. — Такие люди, как я, ни с кем не могут ужиться.

— Вот как? — Дженни подняла чашку с кофе. — С чего это вы вбили себе в голову подобную чушь?

— Ма говорила, что я родился сумасшедшим. — Тай пожал плечами и уставился на огонь. — Может, она и права. — Он немного подумал. — Никогда не встречал женщину, которую мог бы терпеть больше недели. — Он криво усмехнулся. — Думаю, они испытывали ко мне те же чувства.

То, что вначале казалось очаровательной женственностью, превращалось в раздражающую пытку. О эти наивные, а часто глупые и скучные разговоры! Одержимость всеми, даже самыми малыми, тонкостями этикета! Тай неизбежно о чем-то забывал и наносил этим невероятную обиду. Нечего уж и говорить о привычке бесконечно наряжаться, приглаживаться и прихорашиваться. Кроткая беспомощность. И наконец, самое досадное — постоянные усилия переделать его. Всем женщинам хотелось перекроить его на совершенно другой лад.

— Так. А чем вы занимаетесь, когда путешествуете по Мексике? Вы по натуре бродяга?

— Несколько лет я скитался по всему побережью.

— А потом?

— Я всегда возвращался домой на ранчо. — Тай нахмурился: ранчо его отца, которое теперь принадлежит его брату. — Почему вы задаете мне все эти вопросы?

— Да просто так. — Дженни передернула плечом, что можно было принять за признак безразличия, если бы Тай уже не узнал ее получше. — Разговоры у костра, вот и все. Чтобы скоротать время. Никто не заставляет вас отвечать.

— У меня есть свой участок на ранчо. Несколько лет назад отец выделил мне триста акров. Я развожу скот, стараюсь, чтобы люди Барранкаса не крали его. Можно сказать, что борьба между нашими семьями идет вот уже двадцать лет. — Тай перепробовал немало профессий, но всегда возвращался на ранчо: земля была у него в крови. — Вы когда-нибудь работали на ранчо?

— Было однажды. Около года. Еда была хорошая. А заработки вшивые, Я считаю, что это неплохая жизнь, если у вас есть земля.

— Ну а вы? Были когда-то замужем?

— Нет, Бог миловал. — Смех Дженни звучал неуверенно, словно ей не часто приходилось смеяться. — У меня не было работы, которая поощряла бы романтические стремления. Кричишь на мулов, обдираешь туши… где уж тут. — Зевнув, Дженни посмотрела на свою постель. — Я вроде вас. Не встречала еще мужчину, которого мне не захотелось бы пристрелить через три дня.

Дженни встала и поправила перевязь, потом распрямила затекшие плечи.

— Болит рука?

— А как вы, черт возьми, думаете? — Глаза у Дженни удивленно расширились. — Конечно, болит. Зверски.

Она запрокинула голову и поглядела на ночное небо. Несколько минут молчала, потом прошептала, обращаясь к далекой звезде:

— С Грасиелой все хорошо… правда? Убеди меня, что они пока не убили ее.

Острая тоска в ее голосе поразила Тая. Непонятно почему, но сердце его болезненно сжалось при виде тоскующей Дженни Джонс.

— С Грасиелой не случилось ничего страшного, — сказал он твердо. — Никто не собирается ее убивать. И мы вернем ее.

— Я знаю, что вернем.

Дженни повернулась к Таю спиной и вгляделась в пустыню и высокие кактусы, стоящие вокруг, словно часовые. Плечи ее опустились, и подбородок почти коснулся груди.

— Малышка просила Хорхе не убивать меня, — произнесла она задумчиво, глядя на свои сапоги. — Вы это слышали. Я такого и вообразить не могла.

Целую минуту стояла она потом в молчании; наконец негромко выругалась, отбросила ногой какой-то камень и побрела к своему ложу.

Тай вертел в пальцах кружку из-под кофе и смотрел на угасающий костер. Прежде он готов был поклясться, что Дженни связывает с Грасиелой только обещание, данное Маргарите. Теперь он в этом засомневался. Минуту назад он открыл признаки чего-то глубокого: похоже, он недооценил Дженни.

— Сандерс!

Тай поднял голову и глянул в ту сторону, где находилась постель Дженни.

— В чем дело?

— Мне нечего предложить мужчине, а вам нечего предложить женщине. Стало быть, не вздумайте поддаться вашему влечению. У меня под одеялом кольт. Сделайте только шаг в мою сторону — и я стреляю.

Тай возмутился:

— Боже сохрани! Неужели вы считаете меня недоумком, который полезет к женщине, готовой стрелять?

После долгого молчания она снова заговорила с ним из темноты:

— Просто оставайтесь по свою сторону костра.

Внезапно сделанное открытие расправило морщины у Тая на лбу. Он рассмеялся. Она думала о нем, чувствовала его присутствие.

— Дорогая моя, когда я буду готов удовлетворить это влечение, вы станете умолять меня забраться к вам в постель. Это я вам обещаю.

Невнятные восклицания донеслись до него из-под одеял, и Дженни рывком села.

— Не будет такого никогда! — яростно выкрикнула она.

— Будет, — сказал он спокойно, вылил на землю остатки кофе из кружки, потом направился к своей постели и откинул одеяло.

Кто бы ни лишил Дженни девственности, он сделал это грубо, и он, Тай Сандерс, намерен исправить положение. Она должна испытать более радостные ощущения, насколько это от него зависит. Думая об этом, Тай почувствовал острую боль вожделения.