Глава 17
– Ну, – сказала Пенни. – Все пошло не так, как вы рассчитывали, майор барон фон Герхард.
Она разорвала простыню и перевязала мужчинам раны. У Эрика обнаружился порез на ноге, Фрицу проткнули насквозь руку. Лукас бросился в погоню за их принцем ночи.
– Королевских персон лучше не сердить, – поморщился Фриц.
– Это измена, да? – усмехнулась Пенни. – Нас повесят и четвертуют?
– Меня и так уже четвертовали, – мрачно ухмыльнулся Эрик. – Эрцгерцог чуть не отрубил мне ногу.
Как ни странно, но она чувствовала себя на удивление спокойно. Абсолютно спокойно. Он сказал, что ему противно заниматься с ней любовью, что после этого его всегда тошнит. Он поломал мебель и попытался сжечь хижину вместе с ними. И сбежал как полоумный. Так почему же она ничего не чувствует? Откуда эта безмятежность?
– Мы были не правы. Нельзя было пытаться остановить его, он считает себя обязанным спасти Софию и Алексиса. Как он попадет в Морицбург?
Фриц сел на кровать, убаюкивая раненую руку.
– Есть одна старая дорога. Заброшенная переправа под мостом. Тайные проходы. Он их знает.
Она прикрыла глаза и подумала об огромной куче камня, высыпавшегося из гранитного основания прямо над Вин.
– Он боится высоты.
Майор уставился на окровавленную дыру в камзоле.
– Я знаю.
– К этим тайным путям надо карабкаться?
Фриц поднял голову, шрам заиграл на его щеке.
– Даже хуже – проходы эти чертовски узкие. Подобные ограниченные пространства тоже не слишком его радуют.
– Такие, как это? – Она обвела рукой разрушенную хижину. – Но почему?
– Ему было около двенадцати лет, когда он потерялся, – сказал Фриц. – Поднялась страшная суматоха. Мы три дня его искали. Он попал в один из заброшенных подвалов башни. Туда вела только шахта, и все. Вылезти он не мог. Сказал, что сам упал.
– Но вы полагаете…
– Его Карл толкнул. Я это точно знаю. Мальчишка несколько дней просидел в сыром подвале наедине с крысами, без еды и воды. Покойный эрцгерцог заставил его стоять по стойке «смирно», пока тот не признается, что же произошло на самом деле. Но Николас уперся и стоял на своем – он сам виноват, это всего лишь несчастный случай, и тогда дед наказал его.
Она присела, удивляясь тому, что рассказ совершенно не напугал ее.
– Наказал его? После трех дней в подвале без еды? Как?
– Выпорол одного из его товарищей и заставил Николаса присутствовать при этом. Парнишку, с которым он вместе учился и которого обожал.
В желудке вдруг стало нехорошо. Его свело, и ей показалось, что он вот-вот вывернется наизнанку.
– Невинного мальчишку?
Эрик согнул ногу, проверяя, хорошо ли держится повязка.
– И кто же это был?
Старый солдат бросил взгляд на рыжеволосого:
– Лукас.
– Лукас? – переспросила Пенни. – Лукас и Николас знакомы с детства?
– Это давняя дружба, – кивнул Фриц. – Его имя Фрэнки: Фрэнки Лукас, князь фон Грамайс. Ваша мать учила его, когда работала здесь гувернанткой. Он и сам принц крови. У Лукаса имеются все законные права на трон Глариена вслед за Николасом, Карлом и Софией.
«Горностая маленького Фрэнки. Детишки, которых я воспитывала при дворе…» Вслед за желудком свело мышцы рук и ног. Ее начало трясти, словно тело пыталось избавиться от скрутивших его узлов. «Глариен кишмя кишит членами королевских семейств. Я пытаюсь по возможности пользоваться их услугами».
Мелкая дрожь переросла в неконтролируемую лихорадку. Пенни в ужасе уставилась на Фрица.
– Я не знаю, что со мной, – прошептала она. – Меня сейчас вырвет!
Николас прижался к сырой скале. Прямо под ним речка Вин с грохотом кидалась вниз, радуясь тому, что вырвалась на свободу. Он потряс головой. С волос капало на и без того мокрое лицо. Мигрень отступила. Боль отстала от него где-то во время этой бешеной скачки. Он продвигался по старому фьорду. Но на место боли пришел страх: малейшее движение, одна неверная мысль – и все вернется обратно, боль захватит его в свои объятия и сделает абсолютно беспомощным.
Когда-то, давным-давно, вдоль одного края фьорда была протянута цепь. Вот так, перебирая под водой звено за звеном, он и пробился вперед сквозь безудержное течение, изо всех сил пытавшееся свалить его с ног и выбить из груди дух. И теперь скала замка с редкими островками травки и розовыми цветочками нависла над ним в темноте.
Он вступил в бой со своими собственными людьми. Сделал все, чтобы убить их, на славу постарался. Он сознательно пытался раздавить Пенни. И называл это своим долгом. Отвращение к себе самому – не что иное, как жалкая попытка отделаться от совести. Он – дьявольское отродье, которое ползет в темноте, словно таракан, чтобы заявить права на свою собственность. Он протянул руку и нащупал поверхность. Земли нет. Цветов тоже. Только выступ на камне. Он поднимался все выше и выше – каждая клеточка вопила и сопротивлялась, – пока наконец не ухватился обеими руками за железную решетку.
Четыреста лет назад замок избавлялся через эту трубу от своих отходов. Теперь это был путь внутрь, путь, пролегающий по подвалам и подземным камерам, – темные тесные помещения, где он вполне мог сойти с ума и затеряться раз и навсегда. Никто и никогда не найдет его там. Он уперся ногами в скалу и взялся за защелку. Металл заржавел и не поддавался. Но он молча и упорно бил по нему окоченевшими пальцами. Наконец защелка повернулась, и он пролез внутрь. В темный холодный тоннель, ведущий во мрак.
Ее королевское высочество принцесса София Альвийская медленно кружила по своей спальне. Николас мертв. С туалетного столика на нее взирал его миниатюрный портрет, освещенный единственной свечой. Невыносимо красивый, великолепный, пугающий. Они были предназначены друг другу с самого детства. Она присела и уставилась в нарисованные глаза и на взъерошенные черные волосы. Он нашел женщину, которая изображала ее в Лондоне. Так что похищение, переезд из одной запертой комнаты в другую ничего не дали. В глазах большого мира они были мужем и женой. И вот теперь она овдовела.
Он чуть было не обвел своих врагов вокруг пальца. Чуть. Николас мертв. Ради Альвии и Глариена она должна выйти за Карла, освободившего ее из таинственного заточения. Ее отец станет настаивать на этом. Если она не родит сына до того, как герцог Михаэль отойдет в мир иной, Франция предъявит свои права на ее родину. Только союз с Глариеном может спасти Альвию от падения. Она не могла взвалить на свои плечи ответственность за хаос и разрушения, которые непременно последуют, откажись она исполнить свой долг.
Она выйдет за Карла. Он каждый день приходит к ней с визитами, сама вежливость и почтение, и ненавязчиво – с болезненной утонченностью – намекает ей на корыстную натуру Николаса. Карл – ее долг. Разве кого-то волнует то, что она любит другого!
В коридоре послышались какие-то звуки, как будто кто-то скребся. Она подошла к двери и прислушалась. В ее воображении всплыли старые сказки, от одного воспоминания о которых у нее волосы дыбом встали и мурашки по спине побежали. Щеколда задрожала и заскрипела, до ее слуха донесся жалобный вой. София набрала в грудь воздуха и открыла дверь. Серебристый волкодав скользнул в комнату мимо ее юбок и улегся у кровати. Собака склонила голову, явно прислушиваясь к чему-то, карие глаза уставились на принцессу. София села, не сводя с нее взгляда. В комнате повисла гробовая тишина, только часы громко тикали на камине. Собака положила голову на лапы, навострив уши, дальше все произошло разом.
Волкодав вскочил, часы пробили полночь, угловая дверь распахнулась, и София упала в обморок.
Она очнулась и увидела, что рядом с ней на кровати сидит Николас, нежно растирая ее виски. Он улыбнулся той обворожительной улыбкой, которую она помнила с самого детства.
– Извини, – сказал он. – Я знаю. Горгульи оживают, и вампиры крадутся в ночи. Нужно было сначала постучать.
– Ты болен? – вгляделась она в него. – Господи, да ты и сам на призрак похож.
Он отвел взгляд, явно смутившись.
– Я – восставший из ада мертвец, как все вурдалаки и прочая нечисть ночи.
– Карл сказал, что ты действительно умер. – Она была до безумия рада ему.
– Почти умер.
– Я… я просто счастлива, что это не так. Но как ты сюда пробрался?
– Вверх по скале и через подвалы. Замок Морицбург прямо-таки кишит очаровательно узкими тайными лазами, один из которых, к счастью, выходит на крышу. Остальное было несложно.
София взяла его за руку и повертела ее.
– Ты лжешь, Николас.
Он опустил глаза. Его ладони были в крови, костяшки пальцев ободраны.
– Ладно. Я солгал. Это было нелегко. Я трясся от страха. Временами мне казалось, что я не справлюсь. И меня все время тошнило. Не слишком я похож на отважного рыцаря, явившегося освободить невинную девушку.
– Зачем ты притворился мертвым? И почему пришел сюда теперь, да еще вот так?
– Чтобы ты имела возможность сама выбрать свое будущее. Хочешь ли ты выйти за Карла или предпочтешь, чтобы я чудесным образом воскрес из мертвых и потребовал тебя обратно?
Она отпустила его руку – идеальные линии подпорчены грязью и кровью.
– А ты сам как думаешь? – робко пробормотала она. – Карл очень усердствовал, рассказывая о тебе сказки. Но добился обратного – я лишь еще больше невзлюбила его. Он ненавидит тебя, Николас. Если он обнаружит тебя здесь, твоя смерть из мифической превратится в реальную.
– Риск имеется. – Он вел себя странновато, словно человек, дней пять не покидавший поле боя, у которого в ушах до сих пор грохочут залпы орудий. – Если он не убьет меня, как насчет толпы? Не расстарается ли за него народ?
– Не знаю. Но вот тебе мой ответ. – Она наклонилась и чмокнула его в ледяные губы. Ее поцелуй остался без ответа. – Если ты пришел спасти меня от брака с Карлом, Николас, я более чем рада, даже несмотря на то что он освободил меня.
– Карл? Уверен, что он был сама трогательность и галантность. Тем временем Лукас с ног сбился, пытаясь найти тебя.
Она опустила глаза, не в силах скрыть обуревавших ее чувств, но все же твердо придерживаясь своего долга.
– Это не важно. Пусть нас коронуют, как и планировалось, меня и тебя. Это ведь Карл похитил меня, да? Я так и думала, что его освобождение – чистой воды театр.
– Он, наверное, не преминул поведать тебе, что у меня есть любовница?
София кивнула:
– С его слов – бедная невежественная крестьянка, которая очень на меня похожа.
У нее сердце перевернулось, стоило ей увидеть, как изменилось выражение его лица.
– Никакая она не невежественная и тем более не крестьянка. Пока ты находилась в заточении, она склонила к себе сердца людей, сберегла для тебя их любовь. Она твоя кузина.
– Моя кузина?
Волкодав ткнулся носом в его окровавленную руку. Николас принялся с любовью поглаживать серебристую шерсть, не обращая внимания на свои собственные страдания. Собака в блаженстве прикрыла карие глаза.
– Мы оба вступаем в брак поневоле, наши сердца уже давно принадлежат другим, – сказал он. – Так есть, и так всегда было. Я не могу предложить тебе ничего, кроме учтивости и почтения, София. Я изо всех сил постараюсь сделать тебя счастливой. И не более. Достаточно ли этого?
Она с пониманием коснулась его рукава, но он, казалось, даже не заметил этого.
– Моя кузина?
– Утром расскажу. А пока ты не будешь против, если я посплю немного?
Она смущенно покачала головой. Он стянул с себя мокрые сапоги и забросил их под кровать. За ними последовали его порванный грязный камзол и бриджи, и он остался водной рубашке и исподнем. Не обращая никакого внимания на застывшую в недоумении принцессу, он откинул простыни и закатился под них. Через несколько секунд он уже спал крепким сном. Собака прыгнула на одеяло и свернулась калачиком в его ногах. София постояла, посмотрела на них и вышла на цыпочках в переднюю спросить у Греты, что же ей теперь делать.
Пенни долго шла сквозь ночь, следом за ней – Фриц. Пришлось немало поспорить и даже перейти на крик. Рыжеволосого оставили в разрушенной хижине. С такими ранами ему далеко не уйти. Предполагалось, что Эрик должен будет сопроводить ее в Англию. Фриц решил взвалить эту обязанность на свои плечи.
– Я пока никуда не собираюсь, – возразила Пенни. – Не могу. Я должна пройти весь путь до конца. Не думаю, что когда-нибудь мне снова удастся повидаться с эрцгерцогом Николасом наедине, но я должна знать, жив ли он и что сталось с Алексисом. Принцесса София – моя кузина. Вы в любом случае не можете уехать в Англию. Я ему больше ни к чему, но вы вполне можете понадобиться.
Скорее всего именно последний аргумент и убедил Фрица.
Они нагнали Лукаса перед рассветом. Принц Грамайс собрал лошадей и поставил их на небольшой ферме. Жена фермера без лишних вопросов от души накормила незнакомцев хлебом с творогом.
– Вы только гляньте на нас, – усмехнулся Лукас. – Потерпевший провал шпион. Раненый майор. Англичанка, похожая на принцессу. Грустное зрелище, вряд ли такая жалкая компания может справиться с Карлом и вызволить из беды эрцгерцога.
– Из Морицбурга никаких новостей? – спросил Фриц.
– Эмоции бьют ключом. Все слухи против Николаса. Это как лавина. Начинается с крохотного разлома в снегу, потом постепенно набирает силу, и так пока не кидается вниз, с остервенением подминая под себя деревья. Фон Форшахи призывают заменить похороны судом.
– И какой в этом смысл? – вмешалась Пенни. – Они же думают, что он мертв.
В бледных глазах Лукаса загорелась жалость.
– В былые времена тела предателей эксгумировались, чтобы вынести им приговор. Карл просто пытается обезопасить себя, удостовериться, что Николас не выживет, даже если вернется.
– Значит, вы считаете, что он обречен? – вздрогнула Пенни.
Фриц улыбнулся ей.
– Я должен увезти вас. Появиться на публике вы не сможете, будьте уверены. Если окажется, что принцесс две, вас обеих сожгут на костре.
– Это точно, – согласилась с ним Пенни. – Однако я не вижу причин, по которым мисс Пенелопа Линдси из Раскалл-Сент-Мэри не может приехать в Глариен на празднества. Все, что мне потребуется, – милое английское платье и шляпка. Хна уже практически смылась с волос, осталось только вспомнить, как я укладывала косы. Подберите мне добропорядочное английское семейство, у которого я могу остановиться, и ни у кого не возникнет никаких вопросов.
Николас проснулся от неясного шороха. Квест толкала его в бок, глухо колотя хвостом. Он открыл глаза и увидел Софию в официальном наряде из отделанного черной тесьмой белого шелка с черной лентой через плечо. Вокруг нее суетилась Грета, леди Беатрис поправляла прическу.
Но София не обращала на них никакого внимания, она уставилась на Николаса. Волосы у нее чуть порыжее. У Пенни был другой оттенок, несмотря на краску. В огромных глазах принцессы ни намека на наивность. Софию с детства приучали править.
– Ты напоминаешь Гамлета, повстречавшегося с привидением.
– Холодно, и на сердце муторно.
– У меня через полчаса официальный прием. Каковы твои планы? Что мы должны делать?
Он сел и улыбнулся Грете, которая с мрачным видом наблюдала за ним, и снова обратился к своей жене:
– Придумай что-нибудь – что угодно, – чтобы послать сюда Алексиса. Не говори ему ни о чем, не предупреждай, что его тут ждет. Просто пошли за шалью или перчатками. И веди себя так, словно ничего не произошло.
– Продолжать подготовку к твоим похоронам? – Она провела пальцем по черной ленте.
Николас откинулся назад и вытянулся. Каждый мускул напоминал о себе.
– Никаких похорон не будет. Предстоит суд. Надо мной. За предательство и колдовство, конечно же. Если хочешь обвинить мертвого, преступление должно касаться души. Как и несчастный король Карл Первый английский, я вот-вот лишусь головы – то есть мое тело, если им, конечно, удастся его найти.
Утро суда выдалось чистым и холодным. Туман медленно, отступал от башен Морицбурга. На улицах собирался народ. От зданий шел пар, поблескивали мокрые карнизы, шпили сияли в лучах новорожденного солнца. Пенни никак не могла разобраться в настроении толпы. Люди горели, словно в лихорадке, но в то же время на лицах явно читалось замешенное на смущении сомнение, отовсюду слышалось покашливание и бессвязное бормотание.
Англичане, заглянувшие в Глариен по пути в Швейцарию и Италию, пребывали в полном недоумении: они надеялись лицезреть роскошную церемонию коронации, а вместо этого попали на процесс, призванный осудить погибшего эрцгерцога в предательстве, за которым должна была последовать помолвка нового правителя. Никто не сомневался в том, что если покойного признают виновным в преступлениях против Бога и природы, его брак будет аннулирован и, таким образом, его вдова сможет без всякого промедления выйти за графа Занича. Такова суровая необходимость правопреемственности. Сейчас не время оставлять Глариен без коронованного правителя, причем правителя, женатого на Альвии. Накануне состоялись похороны граждан, погибших под завалом на перевале Сент-Олбен. Вот когда злость бурлила вовсю. Злость и мрачное негодование.
Пенни понятия не имела, почему она не в силах пролить ни слезинки и отчего не в состоянии проглотить ни кусочка.
Туман рассеялся, как будто жених поднял фату невесты, приготовившись к поцелую. По толпе прошел вздох, словно люди стали свидетелями этих объятий. Все пришло в движение. Толпа понесла Пенни по извилистым улочкам, вверх по мощеной дороге, по которой она впервые ехала принцессой, через узкий подъемный мост, и в итоге она оказалась на огромной площади за стенами замка. Перед низкой стеной, отделяющей площадь от внутреннего дворика, была установлена платформа. Суд должен был пройти на открытом воздухе, чтобы все имели возможность услышать свидетельские показания.
Карл провел Софию по ступенькам, усадил ее на один из тронов и сел сам. Вокруг расположились благородные дамы и господа. Не Алексис ли это, с его сверкающими на солнце золотыми волосами, и не Лукас ли, принц фон Грамайс? На стороне Карла, поддерживают его? У нее сердце в груди перевернулось. Толпу сдерживал отряд стоящих по стойке «смирно» солдат, на каждом красовался серебряный плюмаж Занича – зрелище, еще более зловещее. Пенни прижали к скосу наружной каменной кладки стены. Уверенная, что шляпка полностью скрывает ее лицо, она взобралась на выступ, откуда было лучше видно все происходящее.
Карл встал, готовясь произнести речь. Какой-то мужчина рядом с Пенни закашлялся. Остальные зашикали на него. Толпа впала в оцепенение, боясь пропустить хоть слово своего нового эрцгерцога. На башнях трепетали флаги. Звякали мушкеты. Народ чихал и гудел. Пенни не могла разобрать ни единой фразы из речи Карла.
Вскоре по толпе прокатился упрощенный пересказ, передаваемый по цепочке от одного человека к другому:
– Он говорит, что эрцгерцог Николас практиковал черную магию. Что он околдовал принцессу. Обвал, под которым погиб наш мэр, произошел по его вине. Глариен осуждает его память и входит в новое будущее, как если бы Николаса никогда не существовало.
Горячие волны гнева ощутимо проносились одна за другой в неподвижном воздухе нового дня. Пенни почувствовала головокружение. Пересказ речи Карла распался на отдельные фрагменты, перемешанные с частными комментариями… бессердечные деяния… порочные наклонности… заслуженная смерть… лишил нас праведной мести…
Сгорая от желания узнать, что же происходит на самом деле, Пенни, поработав локтями, пробила себе путь вдоль основания стены поближе к платформе. Голос Карла становился все отчетливее, и вот наконец она смогла разобрать слова.
– Это великое горе, – говорил он, – мое личное несчастье, что мой кузен – мой маленький братец Нико – мальчик, которого я когда-то любил, оказался гадюкой среди…
Речь его оборвалась. Толпа качнулась, словно по головам прошлась огромная невидимая ладонь. Послышался чей-то крик… потом еще:
– Николас! Эрцгерцог Николас!
Николас выехал из внутреннего дворика с непокрытой головой и в полном одиночестве. Солнце отражалось от его белоснежной формы, играя на золотых галунах и пропадая в черных глубинах его глаз. Черный, словно ночь, конь размеренной величавой рысью медленно двигался по мостовой. Повисла мертвая тишина. Железные подковы гулко цокали по булыжникам в такт биению ее сердца.
Охрана примкнула штыки и взяла оружие на изготовку.
Толпа отхлынула назад, давая ему дорогу, и тут же снова сомкнулась монолитной стеной. Пенни забралась еще выше по грубым каменным выступам. Толпа, казалось, двигалась в едином танце, создавая узкий проход и смыкаясь за спиной Николаса, пока он не остановил лошадь у платформы и не поднял ее на дыбы.
Карл с улыбкой указал на безмолвную фигуру на вороном коне, глазки его превратились в узкие щелки.
– Арестовать этого человека! Он…
София вскочила на ноги и шагнула вперед.
– Да! – прозвенел ее высокий голос. – Это Николас, мой любимый муж. Эрцгерцог Глариена. Защита и опора Альвии. Тот, кто женился на мне в Лондоне и провел на родину благословенными тропами Эрхабенхорна, освященными самим святым Кириакусом.
– Моя дорогая, – замурлыкал Карл. – Это все черная магия, он околдовал вас. Он даже создал вашу копию. – Карл взмахнул рукой и ткнул пальцем прямо в Пенни.
Она ощутила себя бабочкой, пришпиленной к бархотке в коробочке. Тысячи лиц разом обернулись к ней. По толпе пробежал тихий ропот.
– Эту! – расхохоталась принцесса София. – Это же моя кузина, мисс Пенелопа Линдси из Англии, в такой английской шляпке. Ее отцом был мой милый дядюшка, принц Фредерик. Нет здесь никаких черных деяний, кроме ваших, граф Занич! Вы тот человек, который чуть не убил эрцгерцога Николаса. Вы тот человек, который держал меня в плену, который погубил нашего мэра по пути в вашу собственную крепость, который отменил все наши реформы. Это вы, граф Занич, воруете души наших граждан, из-за вас в Глариене и вздохнуть-то трудно.
Толпа взвилась и забурлила. Над площадью повис безумный, нечеловеческий звук. Мужчины орали. Женщины визжали. Люди с неистовой силой ринулись вперед. Ряды солдат дрогнули. Стена металла рухнула, словно подкошенная, оставив платформу без защиты. Николас развернул своего скакуна и призвал народ к порядку.
Пенни показалось, что она услышала грохот копыт, прежде чем ее снесло с выступа неистовым потоком безумной толпы. Шляпка съехала на затылок, завязки впились в горло. Грубые руки дергали ее за платье и волосы. Как она ни упиралась, но устоять перед этой массой рук и ног она не смогла. Пенни рефлекторно прижала ладони к животу, стараясь сберечь крохотный огонек жизни под сердцем.
– Гляньте на ее руки, – хохотнул кто-то. – Да она ими, видать, коренья в своем английском саду копала.
Ее подняли, волосы растрепались и рассыпались вокруг лица. Кто-то и в самом деле посмотрел на ее руки и расхохотался. Рев толпы обернулся приветственными криками:
– Николас! София! Николас!
Теперь Пенни точно знала, что сжималось у нее внутри. Ненависть. Она ненавидела его. Ненавидела, даже когда он наклонился из седла и подхватил ее за талию и несколько человек помогли ему посадить ее на коня. Не в состоянии ничего разглядеть, вжавшись в его медали, она ненавидела его, когда он скакал под аплодисменты толпы вдоль низкой стены к ведущим во внутренний дворик воротам, которые тут же с грохотом захлопнулись за ним.
– Пенни, – прошептал он прямо ей на ушко, так тихо, что она решила было: ей это пригрезилось. – Мне никогда не расплатиться с тобой за то, что было между нами. Но я знаю одно: я люблю тебя. И всегда буду любить. Принцессе Софии достанется только внешняя оболочка этого принца, потому что его сердце навеки отдано англичанке. Мне так жаль, так жаль, ведь вы обе заслуживаете лучшей доли.
Он отпустил ее, и она соскользнула на мостовую. Вороной конь закружил вокруг, поднимая копыта в изысканном танце.
Пенни подняла голову и увидела, как он кивнул Софии:
– Мадам. Вы только что подарили мне королевство.
– А вы действительно привезли мне мою кузину?
Зашуршал шелк. Сладкий запах окутал ее. Пенни заглянула в лицо, которое каждый день видела в зеркале – волосы чуть порыжее, кожа безупречнее – ее собственный образ, такой она была бы, если бы родилась законной принцессой.
Сердце ее ухнуло и пустилось вскачь. Девушка поднялась на ноги и сделала пятиступенчатый реверанс.
– Ваше королевское высочество. Это большая честь для меня.
Николас без всякого выражения взирал на Софию, будто неожиданно ослеп.
«У него мигрень, – подумала Пенни. – Цветные круги перед глазами. О, Николас!»
– Мисс Линдси не должна была здесь находиться, – отрезал он. – Она чуть все не испортила. Отличная работа, Алексис! Лошадь для принцессы Софии готова?
Из конюшни выплыла, пританцовывая, белая лошадь. Чистокровная кобылка, капризная и раздражительная, с огнем в крови. Пенни знала, что ей никогда не справиться с такой. Софию подсадили в седло, лошадь склонила голову и расслабилась.
– Едем, мадам, – сказал Николас. – Мне пришлось выбирать между своим кузеном и вашей кузиной, но я уверен, что Лукас позаботился о Карле. Мы должны успокоить наших подданных, убедить их в том, что их будущее в надежных руках и что наши новые законы им во благо.
С площади доносилась какофония звуков. София и Николас бок о бок поехали навстречу этому сумасшествию – островок спокойствия и надежности в обезумевшем мире. «Мне пришлось выбирать между своим кузеном и вашей кузиной…»
Несмотря на то что произошло в хижине, он все же выбрал ее. Никакой реальной опасности ей не грозило, особенно после того, как по толпе разлилось ликование, но он пожертвовал всем на свете, лишь бы спасти ее от пустого любопытства. О большем она и мечтать не могла, тем более теперь, когда судьба его окончательно решена.
Его сердце навеки отдано англичанке.
– Мадам? – взял ее за локоть Алексис. – Пойдемте внутрь.
– Алексис! Ты все еще любишь его, даже после всего случившегося?
– Конечно, – спокойно заявил мальчишка. – А вы разве нет?
– Я рада, что ты сменила прическу и теперь твоя голова не похожа на треснутую горошину, Пенелопа. – Тетя Горацио стянула перчатки. – Новый стиль тебе к лицу.
– Я уже несколько лет так хожу, тетя Горацио, – ответила Пенни.
– О, в этом году ты наверняка снова потрясешь местных кавалеров на рождественских вечеринках. Насколько я понимаю, в Неттл-Парке повесят омелу? Жаль, что у тебя всегда были такие большие ноги. Они все еще растут?
– Нет, тетя Горацио, – сказала Пенни. – У меня не ноги растут, а живот.
Миссис Линдси как раз стряхивала снег с пальто тети Горацио, прежде чем повесить его в прихожей.
– Этой весной в Клампер-Коттедже ожидается прибавление, – обернулась она. – У Пенни будет малыш.
Тетя Горацио вскрикнула, словно мышь, попавшая в лапы совы:
– Бастард?
– Не расстраивайтесь вы так, тетя, – успокоила ее Пенни. – Глупо, конечно, я и сама это знаю, но кто бы женился на мне с такими-то огромными ногами?
– Мы очень счастливы. – Миссис Линдси вошла в комнату. – Отец этого ребенка – тоже принц.
– Пенелопа, бедняжка ты моя! – потянулись к ней две пухленькие ручки. – Несчастная моя девочка! Тебя, как и твою мать, похитил и изнасиловал один из этих злобных цыган? Иди сюда, поведай свою историю тете Горацио.
Пенни рассмеялась и покачала головой:
– Меня похитили, это точно, тетя Горацио, но что касается всего остального, это произошло по моей доброй воле.
Брови взлетели вверх, наморщив круглый лобик.
– Тогда почему он не женился на тебе?
– Ему пришлось жениться на другой, – ответила Пенни. – Таков его долг. На женщине, которую он спас ради нации, рискуя всем на свете.
– Я бы сказала иначе: если бы у этого принца имелась хоть капля благородства, он бы спас тебя, – фыркнула тетя Горацио.
Пенни прижала ладонь к животу.
– Нет, тетя, в тех обстоятельствах было куда благороднее спасти женщину, которую он не любил.
Ребенок лягнул ножкой. Его ребенок. Она сделала для своего малыша подборку из газетных вырезок. Новости из Глариена о его королевском высочестве Николасе Александре, эрцгерцоге Глариена, князе фон Морицбурге, правящем принце Глариена, Харцбурга и Винстега, которого считали погибшим, но который вернулся живым и невредимым, чтобы потребовать обратно трон и руку своей жены, принцессы Софии Альвийской. Пенни вырезала заметки о коронации, на которой присутствовал отец Софии, герцог Михаэль. И заполнила странички альбома отрывками о мире и процветании, которые принесли в Глариен новые правители.
И только одна история не попала в эту книжку. Николасу не удалось спасти Карла, графа Занича, от рук разъяренной толпы. Карл собрал вокруг себя небольшую группку верных людей и вырвался из-под защиты Лукаса в попытке сбежать в Бург-Занич. Они даже до моста не успели добраться. 3
– Карл не единственный, кто был способен сочинять небылицы, – говорил Алексис Пенни, сопровождая ее обратно к английскому семейству. – и его люди распространяли версию Николаса. В конце концов жители Морицбурга уже повидали его в деле. Он заботился о них, и они хотели реформ. К тому же народ прямо-таки молится на принцессу Софию. Куда бы она махнула, в ту сторону толпа и качнулась бы. Вы тоже внесли свою лепту, мисс Линдси, когда навещали простой люд и выслушивали его печали. Мне оставалось только позаботиться об одежде и вороном коне да укрыть эрцгерцога в замке. Карл был дураком, если рассчитывал заработать себе популярность, очерняя имя Николаса. Старые рассказы о Карле до сих пор преследуют его.
Выходит, толпа расправилась с Карлом. Его стащили с лошади и забили насмерть. Пенни вполне могла взвалить вину на свои плечи. Это она вызвала неразбериху и вмешалась в планы Николаса. «Мисс Линдси не должна была здесь находиться». Он выбрал ее спасение, тогда как намеревался лично защитить Карла, несмотря на все деяния кузена, и передать его в руки правосудия. Ее пугала мысль о том, что он любил ее настолько, что бросился на помощь, а потому не успел спасти Карла. Она больше ни разу не говорила с ним. По пути домой английское семейство, шокированное выпавшими на ее долю суровыми испытаниями, отнеслось к ней с безмерной добротой.
Теперь Николас и София правили при помощи избранного совета. Пенни только это и могла показать своему будущему ребенку: газетные заголовки, доказательства того, что отец малыша – превосходный монарх. Это даже больше, чем она знала о своем собственном отце. Когда София подарит Николасу сына, все его планы сбудутся. Он понятия не имеет, что весной в Англии у него родится еще один малыш. Пенни положила руку на живот, полная решимости оставить все как есть.
Несмотря на собственную боль, несмотря на острую тоску по нему, несмотря на то что она любит его всем сердцем, всей душой, у нее есть Раскалл-Холл, и о нем надо заботиться: топливо для обогрева оранжерей, подрезка ветвей в саду, отправка винограда в Лондон. Фрукты повезет Джеб Хардакр. Единственное, что больше никогда не отправится на рынок, это ежики, которые залегли в спячку на долгую зиму. Впрочем, и по весне им тоже ничто не угрожает.
Больше ни одно дикое создание не попадет в плен на этих землях.
Он писал каждый день, изливая в длинных посланиях все свои воспоминания и свое горе. «Когда мне было одиннадцать, я приехал в Глариен. У меня был кузен. Его звали Карл».
Каждый день он сжигал их.
«Моя мать, бывало, брала меня в оранжерею. Она казалась мне богиней – прекрасной, далекой и недоступной. Идеал женщины. Мне так хотелось, чтобы она любила меня. Она давала мне сладкие фрукты и смеялась, когда их сок брызгал мне на подбородок. Иногда я приберегал апельсин для своей гувернантки, которую очень любил. У меня был кузен. Его звали Карл…»
Ему пришлось остановиться и подойти к раковине. Его стошнило. Вошла София и с серьезным видом протянула ему полотенце.
– Я так больше не могу, Николас, – сказала она. Он сел на кровать и уставился на свои трясущиеся руки.
«У меня был кузен. Я восхищался им. И думал, что люблю его. Его звали Карл. Он держал меня вверх ногами, стоя на стене, и после этого…»
– Николас!
Он поднял глаза и улыбнулся:
– Мне кажется, мы преуспели в строительстве нового Глариена.
– Еще как преуспели, сверх всяческих ожиданий. Только вот боюсь, что тебе пришлось слишком дорого за это заплатить. – Она смочила полотенце и прижала влажную ткань к его вискам. – Что ты там пишешь каждый день?
– Ничего. Это для Пенни. Нет, вообще-то для себя. – В камине смутно вырисовывался пепел последнего письма. Ему, словно одержимому, хотелось расписать каждую деталь во всех подробностях. – Это не важно.
София погладила его по лбу, как сестра брата:
– У тебя голова болит? Николас, так больше не может продолжаться. Ты не можешь изматывать себя день за днем, выполняя на людях свой общественный долг и разваливаясь на части наедине с собой. Даже твоя сила не вечна.
– Хочешь, чтобы я исполнял свой долг не только на людях? Я не могу.
Она порозовела и отвернулась.
– Мы должны родить сына.
– Я знаю, что ты любишь Лукаса, Софи, – проговорил он. – Пусти его в свою постель. Разреши ему сделать тебе сына. Кто узнает? В его жилах тоже течет королевская кровь. – Он положил руки на письменный стол, руки правителя, волевого и целеустремленного, но абсолютно бесстрастного. – Однажды Пенни рассказывала мне про короля Артура. Может, мне тоже сесть за круглый стол и попросить Лукаса сыграть роль Ланселота для моей Гиневры?
– Если я лишусь девственности, я не смогу просить аннулирования брака, – сказала София.
Квест забралась под кровать и завыла.
Девочка! Пенни покачала визжащий сверток в руках и поднесла похожий на розовый бутончик ротик к своему соску. Снаружи посаду гулял легкий летний бриз. Малышка слепо потыкалась в грудь и тут же принялась сосать, проявляя поразительную силу. Девочка. Она назвала ее Софией. В марте Наполеон перешел Эльбу, вернулся обратно во Францию и двинулся на Париж. Король Луи бежал. Проводившийся в Вене конгресс прекратился, и все дипломаты и правители разбежались – включая Николаса, который защищал интересы Глариена и Альвии, пока сильные мира сего перекраивали карту Европы. Новости из Глариена перестали поступать, дела мелкого княжества казались незначительными по сравнению с нахлынувшими репортажами из Франции и Бельгии, где герцог Веллингтон собирал армии для того, чтобы дать отпор старинному противнику. Тем временем Пенни подарила жизнь родной дочери эрцгерцога.
Прошел почти год с того момента, как ее принц ночи схватил ее, когда она собирала ежиков. И несколько месяцев длиною в жизнь с того момента, когда она видела его в последний раз верхом на коне, направляющегося навстречу своей судьбе. «Мисс Линдси не должна была здесь находиться. Она чуть все не испортила».
На лобик малышки упала крупная капля. Софи открыла ротик, пуская молочные пузыри, и недовольно сморщилась. Пенни вытерла слезы, и ребенок снова принялся сосать. Однажды ее отец прислал ей куклу. Николас даже не подозревал о существовании маленькой Софии. И не надо. Но она непременно расскажет о нем своей дочке.
– Твой папочка – настоящий герой, – сказала она сосредоточенному личику и упирающемуся в грудь круглому кулачку. – Папочка мудрый и хороший. Надеюсь, он тоже так считает. Надеюсь, принцесса подарит ему сына, твоего сводного братца, Софи. Надеюсь, тебе хватит моей любви. Видишь ли, я и не подозревала, что так полюблю тебя. Правда, я также не думала, что полюблю его. Я круглая идиотка, Софи. Но я люблю тебя, и бабушка тебя любит, с тобой никогда ничего не случится. Ты станешь мудрее всех нас, вместе взятых, маленькая умная леди. Ты выйдешь замуж за простого человека, который станет принцем для тебя одной.
Пушки палили час за часом. Николас ехал верхом рядом с Веллингтоном, наблюдая за развитием битвы. Союзники вели бой под бельгийской деревней Ватерлоо. Возглавляемых Фрицем воинов Глариена держали в резерве. Эрик и Алексис тоже были там. Алексис налился мышцами и подрос, превратившись в настоящего мужчину. Его яркие волосы отливали золотом в летних солнечных лучах. Похоже, его ночные кошмары кончились. Парнишка влюбился в дочку одного графа из Альвии. Карла похоронили со всеми почестями, полагающимися принцу крови. Может статься, Алексис похоронил вместе с Карлом свое прошлое. Как и он сам? Все те письма, в которых он изливал свои мучения, в которых вставал лицом к лицу с демонами и лишал их силы, одного за другим. Он писал их для Пенни, потом сжигал – слишком уж жестоко и эгоистично причинять ей подобную боль. И вдруг он обнаружил, что перо выводит на бумаге нечто совершенно иное: «У меня был кузен. Я восхищался им. Его звали Карл, его душу тоже сломали и исковеркали…»
Откуда оно взялось, это сострадание к Карлу? Сострадание? Да, милосердие давалось нелегко. Но ненависть провалилась в пустоту, и где-то в глубине этой пустоты родилось прощение. Понимание, которое потянуло его из Глариена.
Одним словом, он полагал – надеялся, – что достиг новой ясности мироощущения, но все же он должен довериться судьбе, пусть она сама решает на случай, если он снова ошибся. Если французы одержат победу, он будет нужен Глариену и все его планы пойдут прахом; но если Наполеон проиграет, Николасу уже никогда не придется возвращаться обратно в Альпы.
И конечно же, когда Веллингтон решит бросить войска Глариена в бой, он, Николас, ринется в самую гущу сражения. Простая случайность может в мгновение ока решить, что и Англии ему никогда не видать. Но даже если он выживет, ждет ли она его?
Горихвостка взволнованно прыгала по обвивающему разрушенную стену плющу. Тью-тю-тю! Пенни посмотрела вверх. Она наблюдала, как краснохвостый самец вышел на охоту за летучими насекомыми, потом рухнул вниз головой прямо на землю в поисках жуков. Пенни вздрогнула, когда тот неожиданно нырнул в укрытие. Беспрестанно курлыкающие голуби тоже внезапно смолкли. Что-то зашуршало за углом старого амбара.
Она поднялась и стряхнула с юбки траву. Поевшая и выкупанная Софи мирно посапывала в Клампер-Коттедже, миссис Линдси сидела рядышком. Пенни редко покидала ее, но иногда тоска гнала ее из дому, и она отправлялась бродить по Раскалл-Холлу, шаг быстрый, яростный, не то что в те дни, когда она носила малышку. Почти всегда ее прогулки заканчивались здесь, в руинах старого Раскалл-Мэнора, где она когда-то собирала ежиков и училась ездить верхом. В том месте, где она могла поплакать о нем, поскучать о нем и обрести силы прожить еще один день.
Зашуршала ежевика. Закачались кусты шиповника. Сверкнула серебристая шкура, и мокрый язык радостно лизнул ее руки.
+– О Боже! – Она обняла и прижала к себе волкодава. – Квест!
