Глава 13

Николас видел, как она ушла в окружении своих дам. Они снимут с нее свадебное платье и кружево. И оденут в гладкий белый шелк. Распустят волосы и расчешут их. И положат в кровать. А он придет к ней вместе со своими джентльменами, знатными господами Альвии и Глариена, – ритуал, которому не меньше пятисот лет. Он придет к ней, дождется, пока придворные удалятся, и, несмотря на сжигающее душу желание, оставит ее нетронутой.

Комната пропахла розами. Белые бутоны покрывали все видимое пространство. В неверном свете свечей они походили на свежевыпавший снег. Его босые ноги ступали по рассыпанным по полу белым лепесткам. На нем не было ничего, кроме расшитого золотом халата с рубиновыми пуговицами. В далеком прошлом ритуал в обязательном порядке предполагал непристойные шуточки. Теперь же знать молча следовала за ним, излучая неловкость. Никто не смел открыто взглянуть на невесту, и они уйдут до того, как он приступит к своим королевским обязанностям. В конце концов, на дворе стоял 1814 год, средние века давно остались позади.

Пенни сидела, вжавшись в подушки, волосы свисали до самой талии. Покрывало откинуто. Тонюсенький шелк ее ночной рубашки расшит лебедями из белоснежного кружева и жемчугом. На плечах и под грудью – искусная сеть, опять же из жемчуга. Сквозь прозрачную ткань просвечивают темные соски. Она слегка покраснела от волнения, глаза превратились в два огромных блюдца, как только она завидела столпившихся у подножия кровати мужчин. Девушка отвела взгляд и прикусила губу.

Ему не надо было поворачивать голову, он и так кожей почувствовал появление Карла.

– Благословение плодовитости, сир. – Карл склонил перед Николасом колено и поцеловал край его халата.

– И счастье для Альвии и Глариена, – улыбнулся Николас. – Мы дважды благословенны.

Карл поднялся и улыбнулся в ответ.

– Могу ли я воспользоваться своими привилегиями, как наследник, который вскоре перестанет быть таковым? По традиции мы все обязаны внести свой вклад в это счастливое событие.

– В этом нет никакой необходимости, Занич, – пробормотал один из придворных. – Принцесса…

Карл повернулся к нему:

– Разве вы не принимали участия в церемониальном раздевании, сэр?

– Да ради Бога. – Николас развел руки в стороны. – Последняя вещь ваша, кузен, а финальное действие – мое.

Карл грубо сорвал с него халат. Придворные вежливо потупились. Николас не сводил взгляда с Пенни. «Наберись храбрости, любимая!» Но его петушок поднялся и горделиво топорщился, насмехаясь над своим хозяином. Абсолютно голый, он подошел к кровати. И повернулся к собравшимся:

– Счастливый день для Альвии и Глариена, господа. Благодарю вас.

Те молча поклонились и поспешили удалиться. И лишь Карл задержался чуть дольше остальных.

– Только подумайте, как вам повезло, принцесса, – сказал он. – А ведь было время, когда и вас тоже бы осмотрели. Что до Николаса, я уже давно знаю, что он настоящий красавчик.

Дверь захлопнулась, щелкнул замок.

– Хм, – протянула Пенни. Щеки ее горели, сверкающие глаза уставились на него. – Они унесли твой халат. И чем ты намерен теперь прикрыться? Лепестками роз? – Она изящно и храбро махнула рукой. – Вся постель ими завалена. Беспорядок, конечно, но пахнет здорово.

Николас присел на краешек кровати и положил на колени подушку.

– Понятно. Прошу прощения за все это. Традиция, ничего не поделаешь. Каждый должен снять с меня какую-нибудь вещь, которая, конечно же, потом останется у него вместе со всеми мелкими камешками. Королевская щедрость. Граф Линштайн предъявил права на мою рубашку, принц фон Роршиа – на мой левый чулок и прилагающуюся к нему бриллиантовую подвязку. Кто взял правый, хоть убей, не помню. Но Карл, будучи моим кузеном, имеет полное право потребовать мой халат. Со всеми этими чертовыми каменьями ценой в целое состояние.

Она взглянула на него сквозь полуопущенные ресницы, и кровь его вскипела.

– Я подумала, он удушит тебя поясом.

Он судорожно прижимал к паху подушку. Лоно полыхало огнем, требуя удовлетворения и заставляя его сгорать от стыда.

– Свидетелей слишком много.

У ее висков завивались золотые колечки волос. Закругленный кончик носа порозовел. Николаса так и подмывало поцеловать его.

– Что он имел в виду, говоря о том, что меня тоже надо осматривать?

– Когда-то невеста эрцгерцога также должна была разоблачиться перед придворными. – Он старался говорить легко, как бы шутя. – Наверное, для того, чтобы они смогли убедиться в том, что у нее нет физических изъянов, хотя я полагаю, что это было чистой воды любопытство, едва прикрытое государственной необходимостью. Мои предки относились к женщинам, как к рабыням.

Она наклонилась и потянула к себе покрывала, сложенные в ногах кровати. Шелк скользнул по чувственным изгибам ее тела. Под подушкой стало еще жарче.

– Ну, слава Богу, все кончено, – сказала она. – У меня с собой куриная кровь.

Он посмотрел на свою руку, на темные волоски, покрывающие выпуклости мускулов. Какие же у нее тонкие, гладкие женственные запястья! Во рту стало горячо. В паху завибрировало.

– Куриная кровь?

Она натянула покрывала до самого подбородка и улыбнулась ему:

– Да, Грета говорит, мы должны утром побрызгать ею простыни. Предполагается, что твоя невеста – девственница. Она, конечно, от души плеснула. При желании можно устроить здесь кровавую сцену с убийством.

Он заставил себя отвести от нее взгляд. В другом конце комнаты нарисованный белый конь бежал к свободе по нарисованной долине. Он постарался сосредоточиться на назревающей буре и склоненных под ветром деревьях.

– Увы, – вздохнул он. – Я поклялся не убивать. Чего еще тебе бы хотелось?

– Ты уверен, что хочешь это знать? – задорно посмотрела она на него.

Он сильно смахивал на коня – весь из костей и мускулов, практичное, грубое сплетение, характерное для любого мужского тела, твердого и выносливого. Он чувствовал отвращение к самому себе. И только лежащая рядом с ним в кровати женщина была мягкой и нежной. Мягкие груди, к которым мог бы припасть младенец. Мягкие, округлые руки и ноги. Мягкий женский животик и сахарная шейка. Его мышцы свело от боли. Кровь бешено неслась по венам, словно неистовый и неумолимый морской прилив. Но он должен отказывать себе, всегда, всегда – пока не окажется рядом с Софией. С настоящей принцессой, которая должна подарить ему наследника. И кто знает, вполне возможно, что после всего этого он потерпит с ней неудачу.

– Я обязан тебе королевством, – проговорил он. – Чего ты хочешь взамен?

– Все, что ни пожелаю?

Он не должен думать о Пенни! Интересно, картина написана с натуры? Есть ли на самом деле такое место? Если да, оно совершенно не похоже на Глариен с его белоснежными вершинами и покатыми зелеными долинами. Художник изобразил открытую местность, какие бывают, например, на севере Англии.

– Все, что ни пожелаешь, – ответил он.

– Тогда я прошу то, чего ты не собираешься мне дать.

Он перевел на нее взгляд, и его тело отреагировало быстрее затуманенного горем разума.

– Что?

Она потянула за расшитые завязки своей ночной рубашки. Свисающие на грудь волосы запутались в лентах. Его взгляд задержался на игривых изгибах ее тела, украшенных жемчугами. Щеки ее горели, словно закатное солнце, дыхание участилось.

– Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью, – сказала она. – Вот чего я хочу в обмен на королевство.

Горячее, настойчивое желание требовало своего. Может, она шелковистая и прохладная – бальзам для его разгоряченной крови? Или он растворится в ней? И перельется в нее, как расплавленное серебро из тигля в форму? Он отчаянно искал способ увильнуть от исполнения ее просьбы, тогда как каждая его клеточка тянулась к ней.

– А! – Он, как ни старался, не смог сдержать прорывающуюся наружу горечь. – Значит, в оранжерее это было только начало?

Она запустила пальцы в свои волосы. Рыжевато-золотистые пряди окутали изящные запястья.

– Прекрати! Перестань отгораживаться от меня своим остроумием и сарказмом. Я хочу запомнить не только интриги и опасности этого приключения. Я хочу запомнить тебя. Никто никогда не узнает. Поскольку это мое желание и моя просьба, тебе не в чем себя винить. Ты не нарушаешь клятвы.

Его пенис еще больше налился кровью и уперся в подушку.

– Просить то, что невозможно подарить от души и в чем невозможно вежливо отказать, нечестно.

– Я не девственница, – не собиралась отступать она. – Ты не порвешь девственной плевы и не одаришь меня ребенком. У меня скоро месячные. Грета сказала, что сейчас неподходящее время.

– Грета?

– Да, няня Софии. Думаю, она считает вполне естественным, что мы с тобой подкрепим сегодня наш брак. Вместе с куриной кровью я получила огромное количество практических советов. Может, Грета не хочет, чтобы ее принцессу лишил девственности неопытный мужчина?

Безумное удивление заиграло в крови пузырьками шампанского и ударило в голову.

– Ты так думаешь? О Боже мой!

Зеленые глаза смотрели на него не мигая.

– Вчера ты признался, что любишь меня. Или это тоже ложь?

– Нет. Это правда. Ты иссушила мне душу, любимая. Но это ничего не меняет. – Казалось, его слова эхом отразились от стен. «Я люблю тебя».

– Еще как меняет, Николас. Я бы предпочла, чтобы меня коснулся мужчина, который считает, что любит меня.

Ему вдруг представилось, как он выбегает из комнаты голышом, в ладонях горят язычки яростного огня. Придворные поражены, месяцы дипломатии коту под хвост, Карл торжествует победу. Он попытался взять себя в руки. Что бы она сказала мотыльку, который утверждает, что любит свечу? «Иди ко мне, мотылек, испробуй на вкус мое пламя!» И все же свече приятнее, когда мотылек умирает в ее объятиях по доброй воле. Она не знает, что он натворил. Думает, что он никогда не пробовал женщины.

– Пенни, любимая. Не проси меня об этом!

Зашуршали покрывала. Она прижалась головой к его голой спине и обняла за талию. Он несколько секунд молча взирал на ее руки. Руки простой женщины, ставшие мягкими от ежедневных процедур с лимонным соком и шерстью. Прекрасные руки, нежные и невинные. Его темные твердые ладони разительно отличались от них. На коже виднелись мозоли от поводьев, он слишком много ездил верхом на лошадях – лошадях, которые научили его сдерживать ярость и понимать язык жестов, научили ранимости и душераздирающей храбрости; лошадях, воплощавших в себе благородство, незапятнанное алчностью и жадностью.

– Я должна попросить это, – ответила она. – Не отвергай меня. Мне этого не вынести. Это правильно, я знаю. – У нее вырвался глупый смешок. – Мы же женаты, в конце концов!

– Я не знаю… – Он отвел взгляд, лихорадочно подыскивая слова. – Я не знаю как.

Ее волосы мягкой волной упали на его плечи. Шелк ласкал кожу. Сладкие груди прижались к спине.

– Я тоже не знаю как. Ты думаешь, я многому научилась с Вильямом? Только механике. Я не знаю, как делать это с любовью и той страстью, которой невозможно сказать «нет». Вот чего я хочу. Вот чего хочешь ты. Так давай же вместе найдем ответ на этот вопрос, ты и я. Свадебный подарок!

Он понимал, что у него хватит силы воли отказать ей, несмотря на настойчивые призывы его тела. И знал, что им обоим придется расплачиваться, если он уступит. Он знал, что станет клятвопреступником, нарушит обет, данный ее матери – гувернантке его детства, женщине, перед которой он в долгу по гроб жизни. Он знал, что рискует нарушить шаткий баланс в собственной душе, что, каким бы ни был исход, веревка под его ногами может дернуться и он полетит в зияющую пустоту.

Но если он откажет ей сейчас, это все равно что воткнуть ей в сердце нож. Храбрая Пенни Линдси, которая только что дошла до восьмой клетки, чтобы стать королевой, поставила ему мат. Так что у него нет другого выхода, как только дать ей то, что, как ей кажется, она хочет. Она не узнает, что это тоже часть пьесы, искусно написанной и поставленной человеком, который любит ее достаточно сильно, чтобы скрыть от нее правду. А вдруг – несмотря ни на что – его прикосновение замарает ее?

«Дьявольское отродье! Настал твой черед, Нико!» По его телу пробежала дрожь. Пенни не на шутку перепугалась.

– Ты не хочешь меня? – с ужасом уставилась она на него.

– Я сгораю по тебе.

Сколько же в этих простых словах уверенности! Она пробежалась ладонью вверх по его руке, по прекрасным мускулам и сухожилиям.

– Ты хочешь справиться со своим желанием, чтобы защитить меня, – проговорила она. – Защитить меня от себя самого, от своих собственных поступков и от того, каким, по-твоему, тебя сделало прошлое. Глупо это. Волна любви способна очистить все.

– Пенни, ты хочешь, чтобы я забыл, кто я такой? Забыл о прошлом и не думал о будущем? Я принц. Я приговорен к Глариену, к Софии. Я ничего не могу тебе дать.

– Нет, – сказала она. – Я прошу всего несколько минут из целой жизни. Сегодняшнюю ночь. Настоящее. Без всяких условий. Просто чтобы наше приключение пришло к логическому концу и я могла спокойно вернуться в Норфолк с сознанием того, что хотя бы раз в жизни мужчина посчитал меня достойной любви, потому что я – это я. В любом случае ты замерзнешь, подушка вряд ли согреет тебя. Ложись в кровать.

Он рассмеялся. Горько и надсадно. Но повернулся к ней.

Пенни откинула покрывало, и он скользнул под него, очутившись рядом с ней. Она заметила его возбужденный ствол, горделиво возвышающийся над островком темных волос. Мужская сила, прекрасная и мощная. Он убрал волосы с ее лба. От этого простого, восхитительного жеста веяло нежностью и уважением. Пропустил меж пальцев прядь ее волос и прижался к ней губами, с улыбкой заглядывая ей в глаза.

– Значит, решение принято. Господь свидетель, я больше не в силах отказываться от тебя.

Она притянула его к себе и поцеловала в губы. Мысль о том, что он мог посчитать себя недостойным любви, была просто невыносима. Как и мысль о том, что им постоянно пользуются, люди вокруг точно вампиры, что денно и нощно пьют его кровь, ничего не давая взамен. Она хотела подарить ему нечто необыкновенное, самую большую драгоценность, которая у нее была, показать ему, что он достоин любви. У нее не было ничего более ценного, чем ее собственное сердце.

Она повернулась в его руках, и ей показалось, что резной грифон на поддерживающем полог столбике подмигнул ей, когда он перекатился на нее.

Николас взял ее лицо в свои ладони и снова поцеловал.

Губы ее раскрылись. Поцелуй был совсем другим. Он стал глубже, в нем горели до странности невинный пыл и обещание. Его ладони не отрывались от ее лица, пальцы нежно ласкали щеки. Она растворилась в его объятиях и услышала свой стон. Он прервал поцелуй и посмотрел на нее. В глазах полыхало жадное голодное пламя.

Длинные пальцы окунулись в ее волосы. Изящные, нежные, сладкие. Она дотронулась до его обнаженной кожи, твердых мускулов спины, рук и плеч. Это прикосновение стало настоящим открытием, как будто ее ладони впервые в жизни касались столь немыслимой красоты, словно никогда не наслаждались ни одним творением природы. Он с благоговейным трепетом погладил ее через рубашку, пустив по ее позвоночнику сладостные мурашки. Его руки ласкали ее, разжигая в душе огонь. Его ладони боготворили ее.

– Пенни, ты невероятно красивая. Тебе нравится, когда я тебя касаюсь вот так?

Она выгнулась ему навстречу.

– Будь я кошкой, я бы замурлыкала. Я хочу доставить тебе удовольствие, Николас. Я хочу, чтобы мы оба нашли поддержку.

– Поддержку? – спросил он. – Так вот что это такое?

Она тихо рассмеялась, глядя ему в глаза.

– Да мне все равно, главное – что ты рядом.

– В таком случае, может быть, мы избавимся от этой замысловатой ночной рубашки?

– Избавимся, если ты знаешь, как это сделать.

Он подпер голову рукой и принялся со всей серьезностью разглядывать ее.

– Тебя мой взгляд не смущает?

– Нет, если тебе это нравится.

– Очень нравится, хотя ради приличия тебя можно было бы укрыть лепестками роз.

Никакого стыда она не ощущала, несмотря на то что даже Вильям не видел ее полностью раздетой.

– Нагота куда искреннее. Я хочу искренности, Николас.

На какой-то миг в его глазах заклубилось облако черного дыма, но он тут же улыбнулся ей. Ловкие пальцы взялись за жемчужные ленточки, развязывая их одну за другой. Поймал, потянул – и петля сдается, а ее кожа воспламеняется от каждого его прикосновения.

Она поднялась на колени и позволила ему расстегнуть шелк сверху донизу. Он отодвинулся от нее и окинул ее взглядом. Ей инстинктивно захотелось закрыться руками, но она не стала делать этого, хотя его взгляд походил на прикосновение – чувственный, проникающий под кожу.

– Ты еще прекраснее, чем я представлял себе. – Каждое слово нежно ласкало слух. – Да, я представлял! Нагота тебе к лицу.

Она посмотрела вниз, щеки горели огнем.

– Я всегда считала, что у меня недостаточно большая грудь. Не слишком вызывающий изгиб в вечернем платье получается.

Он насмешливо приподнял брови:

– О, да еще какой вызывающий! И без платья тоже. Но я все же сумел вогнать тебя в краску, моя искренняя Пенелопа! Не двигайся!

Она сидела тихо-тихо, пока он сгребал с кровати белые лепестки. С невероятной сосредоточенностью он принялся рассыпать их по ее коже, вырисовывая райское кружево. Лепестки скользили вниз, задерживаясь на плечах и груди. Соски съежились от его прикосновений, между ног стало горячо.

– Вот так, – загадочно улыбнулся он ей, – здесь им самое место.

Он зачерпнул ладонями еще лепестков и принялся раскладывать их по одному на ее волосы и щеки. Аромат роз щекотал ноздри. Она чихнула. Лепестки хлынули с нее дождем, запутавшись в черной поросли на его груди. Она набрала лепестков, тоже желая одеть его в розы.

– Священная персона, – с улыбкой поймал он ее за руку. – Нельзя трогать. – В глазах полыхнуло черное пламя. – Позволь мне ласкать тебя. Пусть это будет моим даром тебе, любимая.

Он притянул ее к себе и поцеловал. Пенни раздвинула ноги и обвила их вокруг его талии, ее груди коснулись его груди. Он уложил ее на спину, не отрываясь от ее губ.

– Ты одета в розы, – серьезно заявил он. – Пришло время снова раздеть тебя. Не двигайся.

Она повиновалась, дыхание перехватило, а он один за другим убирал с нее лепестки. Взял в руки ее ногу. Тщательно растер ступню и лодыжку, как будто каждый изгиб, каждая косточка пленяли его своим изяществом. Ладони двинулись выше, к колену, осторожно, нарочито медленно. Она растворялась, растворялась, становилась все слабее и беспомощнее под его руками, перетекая в новую форму, ее кожа – чувственное крылышко мотылька, ее кости – песня жидкого золота. Веки прикрыли наполненные влагой глаза, стоило ему коснуться ее бедер и живота. Руки упали, пальцы беспомощно раскрылись, когда он принялся ласкать сгиб ее ладони.

– О Боже! – хохотнул он. – Я сейчас умру, Пенни.

– Я хочу этого, – прошептала она, открыв глаза и улыбнувшись ему. – Я хочу тебя.

– Как?

– Чтобы это вошло сюда, – показала она рукой.

Он со смехом потерся пенисом о ее живот, но смех растворился, словно дым на ветру, как только налитая кровью вершинка нашла ее сокровенное местечко.

– О-о! Только не двигайся, иначе я взорвусь.

– Тебе это положено, – игриво насупилась она.

– Глупо выйдет, если я взорвусь прямо сейчас. Пенни, Господи, ты само совершенство!

Она почувствовала, как он скользнул в ее влагу, и ей захотелось застонать в голос. Она задержала дыхание, ожидая, пока он немного успокоится. Несколько мгновений он дрожал, словно парус под ветром, потом начал двигаться.

Когда-то ее лестью заманили в брачные сети. Тайны супружеской постели оказались приятными и интересными, но потеряли все свое очарование, как только она узнала, зачем потребовалась Вильяму. На место сладости пришла горечь. В этот раз она сама вынудила принца заново раскрыть для нее эти тайны. Иначе ей никогда не познать их вновь, к тому же ей так хотелось, чтобы он сделал это хоть раз с нежностью, радостно и по-доброму. Потому что его каким-то немыслимым образом разрушили, раздавили, причинили ему боль, какой она и вообразить себе не могла. Потому что у него имелся кузен по имени Карл, намекающий на всякие безобразные и ужасные вещи, которых она не желала понимать.

И потому что, сгорая от любви, она больше была не в силах сдерживаться.

И она подарила ему всю свою нежность и чувственность, на которую была способна. Открылась ему без остатка до самых глубин своей души, и результат не заставил себя ждать – исключительный, совершенный, затянувший ее на самое дно любовного озера, заронивший в сердце боль и тоску желания.

Что она хотела взамен? Получить его душу? Пробить его оборону, заставить раскрыться перед ней? Вместо этого он сосредоточенно взялся за дело, сконцентрировав на ней весь свой блестящий ум, как будто это была еще одна игра, еще одна битва, которую непременно нужно выиграть. Умный, с богатым воображением, безграничной чувственностью, играющий в страсть, он грубо пронзал ее, когда ей этого хотелось, и замедлял темп по ее желанию. Чувства шли по нарастающей, выстраиваясь в звенящую башню, пока она не закричала. Оргазм застал ее врасплох, тело содрогнулось от изумления, восторженного наслаждения и истощения.

Она звенела, словно колокольчик, когда он скатился с нее, наполненная не слышанными ранее мелодиями, занесенными сюда со снежных альпийских вершин, – и, бездыханная, погрузилась в нежную и глубокую пропасть тьмы, в которой по-прежнему обитали тайные и скрытые от любопытных глаз создания. Потому что Николас, ее исключительный и чуткий принц ночи, который утверждал, что любит ее, отдал ей только свое тело, и ничего более.

Он уснул, прикрывшись простыней. Пенни долго смотрела на него, на его точеное лицо, на мощные руки и ноги. Может, у него и не было романов, но он далеко не наивен. Слишком опытно действовал. Ей показалось, что ему пришлось собрать в кулак всю свою силу и смелость, чтобы держать себя в руках, – потому что он берег ее? Сердце ее сжалось от боли. Он легко управился с ней, тронул ее до самой глубины души. Так отчего же она считает, что он не был с ней искренен?

Искренность?

Скольким она рискнула, не поведав ему о своих истинных чувствах? Она знала, что ее любят – мать, жители деревни, даже тетя Горацио, несмотря на свой глупый язык. Она дорожила тем, что этот мужчина признался ей в своих чувствах. Но Николас лежал рядом с ней, ровно дыша во сне. Может, именно это по-прежнему скрывало его от нее? Хоть один человек за двадцать с лишним лет говорил ему, что он достоин любви – он, а не принц крови? Она хотела спасти его, утаив, как глубоко, до безумия любит его. Теперь это казалось ей нечеловеческой жестокостью. Его черные ресницы отбрасывали тени, словно тисовые посадки на церковный дворик. Пенни задула свечи, комната погрузилась во мрак.

«Утром, я скажу ему утром, – подумала она. – Он должен узнать…»

Николас лежал тихо, едва сдерживая клокочущее в душе чувство омерзительной ярости, притворяясь, что спит. В конце концов она легла и задула свечи. Дыхание ее стало глубоким и размеренным. Он поднялся на локте и взглянул на нее – красивую, залитую серебристым лунным светом, на губах играет легкая улыбка. Он удовлетворил ее. Он действовал по наитию, делал то, что, по его мнению, ей должно было понравиться, пытался подарить ей нежность и уважение, разыгрывая самую трудную роль в своей жизни. Она ничего не узнает. Не узнает, каков он на самом деле. Он вошел в нее медленно, отчаянно пытаясь удержаться, как человек на дыбе.

Николас встал и подошел к окну. Высоко над Лондоном плыла бледная чистая луна. Его затрясло. Он уткнулся лицом в шторы и дал волю ярости. Ярости и отвращению. Горячей вспышке дурноты и отвращения. Когда он наконец разогнулся, по лицу его катились слезы, штора была мокрой, но разрушительные рыдания ослабли и снова обернулись знакомой черной пропастью ненависти и отчаяния. Все, что оставил ему Карл.

Пенни проснулась в полной народу и солнечного света комнате. Николас стоял у камина в новом халате. Он кивнул, и джентльмены дружно вышли следом за ним, оставив ее в окружении фрейлин. Грета протянула руку и помогла ей выбраться из постели. Простыню сдернули с кровати, и Пенни увидела на ней следы крови. Куриной крови. Вся Европа узнает, что Глариен взял в жены девственницу Альвию. Значит, Николас обо всем позаботился, разыграв эту маленькую ложь, и у нее не будет шанса рассказать ему о своих чувствах.

Леди Беатрис поведала ей о дальнейших планах. Вещи упакованы. Оба двора возвращаются в Европу. Николас тайно переправит ее в Раскалл-Сент-Мэри. В больном сердце зияла открытая рана. Ее темный принц любил ее всего лишь одну ночь, и они с ним больше никогда не увидятся. Он вернется обратно в Глариен, к своей законной принцессе. Пенни Линдси, незаконнорожденная кузина настоящей невесты, навсегда уйдет из его жизни. И вдруг она обрадовалась тому, что он не узнал о ее чувствах. Так лучше для него, не будет мучиться из-за того, что разбил ей сердце.

Вечером ее коляска отправилась в док. «Королевский лебедь» покачивался на реке близ Лондона, готовый отправиться обратно к берегам континента и доставить королевских особ вверх по Рейну к Альпам. Как только они доберутся до устья Темзы, ее тайно посадят в маленькую лодочку и ее приключение закончится. Боль стала просто невыносимой, боль и тоска желания. Если бы она только могла взмахнуть волшебной палочкой и все изменить!

На палубе кишмя кишели матросы, занятые такелажем. Николаса нигде не было видно, однако граф Занич не преминул подойти поприветствовать ее с распростертыми объятиями. Он ухватил ее затянутые в перчатки пальчики и расцеловал в обе щеки.

– Эрцгерцог в своей каюте, никого не принимает, – прошептал он ей на ушко. – Не желает видеть вас снова. Но у меня имеется новый план: что, если Николас и София умрут – тогда мы с вами будем править вместе? Вариант не идеальный, но какой уж есть.

Шокированная до глубины души, она вырвала руку, пытаясь обрести над собой контроль.

– Вы убьете принцессу?

Он одарил ее вежливой очаровательной улыбкой.

– Когда она узнает, чем Нико занимался с вами нынче ночью, вполне возможно, она сама покончит жизнь самоубийством. Она вбила себе в голову, что любит его. Женщины все такие. Ничего не скажешь, трагедия.

– А вам-то какое до всего этого дело? Или вы злитесь оттого, что ни одна женщина никогда не вобьет себе в голову то, что влюбилась в вас?

Он отступил на шаг, пропуская ее, и она проплыла мимо с высоко поднятой головой. Дамы проводили ее в крохотную каюту. Пенни присела на койку. Как только Суффолк исчезнет из виду, ее отошлют домой. Николас останется на этом корабле один на один с Карлом. А это значит, что принцу и настоящей принцессе грозит смертельная опасность и тогда никто не защитит ее, Пенни Линдси, в Раскалл-Сент-Мэри. Ее могут выкрасть, отвезти в Глариен и заставить разыгрывать маскарад всю оставшуюся жизнь. Причем жизнь эта наверняка не затянется.

Но если она останется в королевском кортеже, если ее будут видеть на протяжении всего путешествия, Карл ничего не добьется, навредив Николасу или принцессе. Значит, ей придется играть свою роль до тех пор, пока на сцене не появится настоящая принцесса София. Но согласится ли на это Николас – после вчерашней ночи?

Корабль тронулся в путь. По палубе отчетливо стучали матросские ботинки. Отовсюду слышался свист, скрип шкивов, и вот наконец захлопали поднятые паруса. На дворе стояла глухая ночь, когда матрос вывел ее из каюты. На чернильных водах моря покачивалась лодчонка.

Боль сжала ей сердце. После того, что он сделал – что она заставила его сделать в постели из роз, – он даже не вышел попрощаться с ней?

Матрос перекинул ее через леер.

– Осторожнее, – проговорил мужской голос. Рядом с ним стояла собака, слегка помахивая серебристым хвостом.

– Николас! – У Пенни от неожиданности голова закружилась. Она протянула руку, и он поймал ее.

Николас склонился над ее пальчиками и поцеловал их.

– Наберись смелости, Пенелопа. Ты озарила светом мою жизнь, любимая.

– Я думаю, мне надо остаться! – выпалила она. – Карл…

– Нет, – оборвал он ее. – Ты должна ехать.

Он кивнул матросу, и тот поднял ее на руки и понес вниз по сходням.

Шесть бельгийских лодочников взялись за весла, отпуская шуточки и проклятия на своем родном языке. В сопровождение были посланы два солдата Глариена. Один из них – рыжеволосый Эрик. Второй – мальчишка, чьи волосы полыхнули белым в лунном свете, не успел он стянуть шапочку, – Алексис.

– Однажды ты признался мне, что любишь его, – прошептала она ему на ухо по-глариенски. – Любишь ли ты его настолько, чтобы ослушаться его приказа?

Алексис вытаращил на нее глаза.

– Слушай, – продолжила она. – Без твоей помощи мне не справиться, твоей и Эрика. Пока настоящая принцесса не найдется, мы с Николасом будем в безопасности, если только станем держаться вместе.

Потребовалось немало льстивых слов и отчаянных слез, но в итоге мальчишка кивнул. Рыжеволосый тоже все внимательно выслушал. Он явно питал ненависть к Карлу.

Прибыв на берег, Эрик и Алексис проводили Пенни до кареты. Она быстренько переоделась в одежду мальчишки – бриджи, жакет и шапочку. Пустая карета тронулась в путь. Пенни и Эрик открыто вернулись к поджидающей их лодке. Луна как раз спряталась за облако, словно решила подыграть им. Алексис водном исподнем нырнул в ледяные воды океана. Он подплывет к кораблю и тайком поднимется на борт, а Пенни меж тем ступит на палубу «Королевского лебедя» вместо него. Встретившись там, они снова поменяются местами – ее спрячут, словно контрабандный товар, а Алексис станет самим собой.

Таким образом, Пенни Линдси все же отправится в Глариен со своим принцем ночи, но он узнает об этом только тогда, когда будет слишком поздно отсылать ее обратно.

Квест заскулила. Николас коснулся ее серебристой шерсти, успокаивая животное. Пенни ушла. Впереди его ждет судьба навсегда стать принцем дьяволов. Но стоит закрыть глаза, и он снова увидит и почувствует ее. Мягкое нежное тело и аромат роз. И себя – жаждущего ее, снедаемого неуправляемым голодом и неодолимым желанием преступить закон и умереть. Он сгорал от страсти, словно одержимый..

И ненавидел это чувство.

Его, как святого Августина, долгие годы терзали картинками прелестных женщин. Он просыпался ночами в поту, сотрясаемый приступом белой ярости. Он учился владеть своим телом. И ненавидел это неистовое желание. Желание, которое когда-то заставляло его бить хрусталь и ломать мебель, пока Фриц фон Герхард не научил его держать свою ярость под контролем, воспользовавшись для этого лошадьми. Благородными лошадьми, которых так легко напугать.

К этому времени Лукас и Фриц должны были найти настоящую принцессу, хотя Карла следует держать в неведении. Как только «Королевский лебедь» прибудет в порт, Николас покинет корабль и заберет Карла с собой. Начиная с этой самой минуты за Карлом надо следить все двадцать четыре часа в сутки. Как и за Пенни, которая будет спокойно жить под защитой сети, которую он накинул на Раскалл-Сент-Мэри, – он будет охранять ее до тех пор, пока они с настоящей Софией не будут коронованы в Морицбурге и опасность не минует.

Это новое чувство, этот хрупкий цветок, который он называл любовью к Пенни Линдси, боль в сердце, нежность, которая позволила ему заняться с ней любовью, когда она попросила его об этом, – он будет гнать все это прочь, пока эти чувства не умрут от забвения.

Отсиживаясь в тесной каюте принцессы и заручившись поддержкой Греты и Беатрис, Пенни надеялась начать строить планы и решить, когда следует показаться Николасу. Но ей было не до того – она слегла с морской болезнью. Ужасной, доводящей до отчаяния морской болезнью, когда каждый вдох вызывал приступ дурноты. Грета хлопотала вокруг с тазиками и мокрыми полотенцами, Беатрис пыталась влить в нее немного вина, а Пенни умоляла их дать ей спокойно умереть. Наконец изнурительная качка сменилась легким колыханием на волнах – «Королевский лебедь» прибыл в порт.

С опущенной вуалью, слабая и трясущаяся, она шагнула на палубу. Королевский двор пересаживался на лодки, которые должны были доставить их к Рейну. Николаса и Карла не было видно. Наверное, ей стоит выждать подходящий момент, когда она сможет без свидетелей перекинуться с Николасом словечком или послать ему записку. Принцу, окруженному своими подданными.

Несколько часов спустя, скрываясь в толпе придворных дам, Пенни ступила на баркас принцессы. Было объявлено, что принцесса София плохо переносит дорогу – роль, с которой она справилась отменно! Окончательно вымотанная, она свернулась калачиком на шелковых простынях и заснула. Река мерно несла свои воды.

Очнувшись, она увидела Грету.

– У меня плохие новости, мадам. О Боже! Николас!

– Эрцгерцог?..

Грета покачала головой:

– Эрцгерцога Николаса и графа Занича нет на баркасах. Утром они взяли лошадей и уехали, прихватив с собой несколько человек, – все как один прекрасные наездники. Говорят, на охоту отправились, но на самом деле – прямиком в Глариен.

Пенни резко села.

– А его личная стража? Фриц, Эрик, Алексис?..

– Все уехали, мадам, один Алексис остался.

Она не знала, смеяться ей или плакать. Ей во что бы то ни стало надо догнать Николаса до того, как Карл сотворит что-нибудь ужасное с ним и настоящей Софией. Так что же ей делать? Пенни Линдси никогда в жизни не пускалась на столь смелый и отчаянный шаг. Ну и что же? У нее ведь есть Алексис, он поможет ей.