Подумать только, ее первый день в Новом Орлеане! Первый!

Анжела Линдси восторженно улыбнулась. Наконец-то! Ее мечты сбылись!

Ройял-стрит ожила с первыми лучами солнца, и теперь на тротуарах толпились уличные торговцы, спешившие поскорее распродать содержимое тележек и корзин и громко расхваливавшие свои товары на смеси французского, английского и креольского. Девушка с любопытством вслушивалась в крики, стоя у открытого окна, на котором развевались прозрачные занавески. Теплый майский ветерок доносил соблазнительные запахи теплого хлеба и жженого сахара, из которого делали вкусные конфеты-пралине с ореховой начинкой. Одну она съела накануне, сразу же после приезда, и нашла восхитительной… как, впрочем, и все в этом необыкновенном городе.

Анжела довольно улыбнулась, прижмурив чуть раскосые фиалковые глаза и как никогда напоминая сытую, ленивую кошечку. Все-таки она настояла на своем. Недаром последние три года прилежно учила английский в полном убеждении, что он ей скоро понадобится. И все было бы лучше некуда, если бы не печальное известие, настигшее их прямо в порту. Она так и не дождалась встречи с отцом. Джон Линдси умер несколько недель назад. А она так стремилась поскорее увидеть его…

— Анжелика! Что ты делаешь?! — возмущенно выпалила Миньон, отталкивая дочь от окна и задергивая занавески. — Выставлять себя напоказ подобным образом! На виду у всей улицы! Что подумают о тебе эти грубые варвары?!

Анжела, пожав плечами, отошла и, усевшись на диванчик, туго набитый конским волосом, с усмешкой посмотрела на мать.

— Я отказываюсь сидеть взаперти! Здесь так чудесно! Я уже думала, нам никогда сюда не добраться… сколько времени мы провели на корабле, в душной, тесной, сырой каюте. Хочется вздохнуть полной грудью.

— Возможно, — натянуто улыбнулась Миньон. — Но я не намереваюсь оставаться здесь долго, так что не питай особых иллюзий. Поскольку он умер, нам нужно только получить твое наследство и вернуться во Францию, навсегда забыв эту дикую страну.

— Ты считаешь Америку дикой? — Анжела оглянулась на окно, скрытое складками газа, сквозь которые струился яркий свет. — А я считаю ее ужасно волнующей! Разве не здесь ты встретилась с отцом?

— Да, — коротко обронила мать, не вдаваясь в подробности, но Анжела, распираемая любопытством, по-прежнему старалась побольше узнать об отце. Судьба нанесла ей сокрушительный удар, безжалостно оборвав его жизнь. От него осталось всего несколько писем. Так ничтожно мало… Притом в основном писали его новоорлеанские банкиры, не он сам. Отец посылал деньги на ее содержание и образование, но каким же он был на самом деле, ее отец?

— Расскажи о нем, мама.

— Если ты о Джоне Линдси, то я предпочитаю вообще о нем не думать.

Анжела своевольно вскинула подбородок и принялась навивать на палец прядь медных волос, раздраженно .притопывая туфелькой.

— Но я должна знать, — настаивала она, не скрывая решимости. — Не знаю, чем он тебе не угодил, но это мой отец и, должно быть, когда-то был тебе небезразличен, иначе ты не вышла бы за него. Разве вы поженились не в Новом Орлеане? Он был красив? Неотразим? Галантен? Почему ты влюбилась в него, если считала таким ужасным?

— Глупое дитя! Ты слишком молода, чтобы знать о подобных вещах!

— Мама, мне двадцать один год, вряд ли это можно назвать детством! В таком возрасте многие уже замужем и имеют не по одному ребенку. Ты ведь не посчитала, что я слишком юна для капитана Пуарье. Или бельгийского консула, месье Боло, которого мы встретили в Страсбурге. Или…

— Довольно, Анжелика! — резко оборвала мать, и Анжела, уловив беспрекословный тон, тут же умолкла, хотя и не смирилась. Поглаживая соблазнительную ямочку на подбородке, она оценивающе изучала мать. Как долго длится ненависть? Неужели так и не умирает? И можно ли с такой неослабевающей силой ненавидеть человека, женой которого когда-то была?

— Поверенный сказал, что для получения наследства нужно прожить в Нью-Мексико не меньше года, — заметила она вслух, покачивая ножкой. — По-твоему, там будет так уж плохо?

— Не имею ни малейшего намерения проводить здесь столько времени, малышка, так что не расстраивайся зря. Сделаем все, что от нас требуется, и будем наконец жить во Франции, как подобает нашему положению, — холодно усмехнулась Миньон, поправляя светлые волосы и разглаживая воображаемую складку на перламутрово-сером шелковом платье. — Существует немало способов обойти неприятные препятствия, и я уверена, что на этот раз тоже все получится.

— Но что, если я захочу остаться, мама? Мне вполне может здесь понравиться.

— Глупости. Что хорошего в этой жаркой пустыне, вдали от той жизни, к которой ты привыкла? Ни балов, ни приемов, ни красивых поклонников, готовых на все ради тебя… О нет, моя крошка, уверяю, ты скоро возненавидишь этот город.

Но Анжи была уверена в обратном, поскольку находила весьма интригующей необычайную атмосферу этой страны.

Проехав всего несколько кварталов в открытом экипаже от порта до отеля «Сен-Луис», она увидела столько интересного!

Улицы старого города, застроенные выкрашенными в яркие цвета домами с оградами из кованого железа и утопавшими в цветах, были необычайно живописными, а рано утром ее разбудили певучие заклинания уличных торговок, говоривших с акцентом, таким же экзотичным, как и кофейного цвета кожа и красочные тюрбаны из шелка и ситца.

Но если уж Новый Орлеан так очарователен, что говорить о Нью-Мексико, этом полуцивилизованном и примитивном месте! Должно быть, жизнь там более волнующая. Ей так надоело унылое существование во Франции, где все, что от нее требовалось, — встретить очередного безликого молодого человека, который бы твердил, как она неотразима и прекрасна. Анжела была более скромного мнения о себе. Нет, все они слишком самоуверенны, слишком чванливы! А она отнюдь не пустоголовая дурочка, хотя иногда жалела, что не родилась таковой. Ей надоело слушать их дифирамбы, поскольку все, что им требовалось, — украденный поцелуй в беседке или столь же уединенном месте, подальше от зорких глаз матери или тети Марии.

Слишком хорошо она усвоила урок, полученный бедняжкой Симоной от рук бессердечного развратника! О нет, она не забудет, что мужчины добиваются лишь того, чего не в силах иметь, а как только достигнут цели, бросают женщин, как старую ветошь! Несчастная Симона. У Анжи до сих пор разрывается сердце при мысли о том, что она так и не сумела помочь кузине. Этот случай лишь укрепил ее намерение любой ценой избежать подобной участи.

И решимость возросла еще больше после подслушанного разговора между матушкой и тетей Марией.

— Возможно, стоило бы обручить ее с месье ла Туром, Миньон. Он богат и даст ей безбедную жизнь.

— Анжелика наотрез отказалась выйти за него, — бросила мать, — и не мне ее судить. Он стар и толст.

И что же? Что дало тебе замужество с молодым красавцем, дорогая? Ничего хорошего. Нет, Миньон, тебе следовало выбрать Пьера Шаво вместо своего американца, но ты настояла на своем и теперь коротаешь век соломенной вдовой.

— Да, — тихо ответила Миньон, — знаю, ты права. Но я не развелась с Джоном лишь потому, что не желала стать жертвой очередного вынужденного брака и терпеть знаки внимания ненавистных мне мужчин. Нет, я не стану тащить Анжелику к алтарю, тем более с человеком, подобным ла Туру, хотя объясню, как важен правильный выбор. Ей уже сделали немало выгодных предложений, остается лишь решить, какое принять.

Только сейчас Анжела впервые поняла, какая судьба ее ждет. Она никогда не задумывалась об этом раньше и с детской наивностью считала, что всю жизнь будет весело порхать по балам, не взваливая на плечи тяжкий груз долга и ответственности. Ей и в голову не приходило, что недалеко то время, когда все изменится.

Вскоре после этого открытия из Америки прибыло письмо, в котором говорилось, что Джон Линдси лежит на смертном одре и хочет перед неизбежной кончиной видеть дочь. Оказалось, он успел составить завещание, но она получит наследство лишь при условии, что сама приедет»в Нью-Мексико.

Мечты сбылись!

Но Миньон была вне себя от ярости и все твердила, что это обман с целью завлечь ее к дикарям и она никуда не поедет, даже если ее ждут миллионы. Наконец Анжи пришлось напомнить матери, что она достаточно взрослая, чтобы путешествовать без всякого разрешения, и Линдси сделал все необходимые распоряжения, включая проезд на корабле и армейский эскорт до Нью-Мексико.

— Я бы хотела, чтобы ты сопровождала меня, мама, но если отказываешься…

Она так красноречиво пожала плечами, что Миньон мгновенно сдалась. Однако, узнав о смерти Джона, принялась строить планы, как обойти условия завещания и поскорее отправиться в обратный путь.

А в это время Анжи сражалась с не изведанными доселе, тревожившими душу эмоциями.

Она совсем не знала отца, так что не могла испытывать подлинную скорбь… разве что искреннее сожаление, что так ни разу и не встретилась с ним. Более того, девушка никак не могла подавить всевозраставшую неприязнь к матери, по вине которой так непростительно опоздала. Мало того, Миньон, кажется, не чувствовала ничего, кроме искреннего облегчения.

— Анжелика, — позвала она, расправляя юбки, — тебе стоит получше отдохнуть, поскольку вечером месье Гравье дает праздник в нашу честь. Как мило с его стороны оказать нам столь теплый прием! Не можем же мы показаться неблагодарными!

— Но сейчас только полдень, и я совсем не устала. Хотелось бы побольше увидеть! Я столько слышала о Новом Орлеане…

— Анжелика, не капризничай. Очень важно завести новые знакомства в высших кругах, и мы должны произвести благоприятное впечатление и на друзей месье Гравье. Сам губернатор Луизианы собирается быть на балу сегодня вечером, а нам насущно необходима помощь, чтобы разобраться с наследством. Поэтому делай как я сказала, хорошо? Пока ты отдыхаешь, я велю Бетт погладить твое платье.

Анжи раздраженно поморщилась, но не стала спорить и легла на постель в одних полотняных панталонах и отделанной лентами сорочке. Косые солнечные лучи пробивались сквозь щели в ставнях, падали на пол прихотливыми узорами. Анжи поежилась от сладостного предвкушения.

О, здесь ее ждет столько новых приключений, что она забудет об утомительном, невыносимо скучном путешествии из Кале в Америку.

Вальяжно потянувшись, девушка подняла глаза к потолку и улыбнулась. Все идет прекрасно. Сегодня вечером она будет веселиться до упаду, потому что будущее светится перед глазами только что отчеканенной золотой монеткой. Стоит поблагодарить отца за то, что его стараниями она перенеслась в новую страну!

Все еще думая о нем, она задремала, овеваемая легким ветерком с ароматом жасмина и жженого сахара, проникавшим через открытую фрамугу.

Миньон оглядела полураздетую дочь и слегка нахмурилась. Девочка становится совершенно невыносимой! Должно быть, почувствовала себя взрослой и самостоятельной. Ах, она так прелестна, так невинна, несмотря на все попытки казаться умудренной жизнью, опытной женщиной! Неужели прошел уже двадцать один год с тех пор, как ее дочь родилась в этой грубой, необжитой стране?

Иногда, думая о том времени, она испытывала сожаление, иногда — ужас. О да, она любила Джона Линдси со всем пылом юности и неопытности, всем сердцем и душой, всеми фибрами существа.

И эта любовь едва ее не погубила.

Такого не должно случиться с Анжеликой, ее драгоценной девочкой, единственным сокровищем. Миньон спасет свое дитя от страшной участи, ибо ее саму время не пощадило.

Слабая улыбка чуть приподняла уголки губ Миньон. Так давно… а память сохранила каждую минуту. Тетя Габриель умоляла племянницу приехать в Новый Орлеан погостить, потому что ужасно тосковала по Франции и уверяла, что Миньон поможет ей привыкнуть. Но вместо короткого визита судьба предпочла задержать ее на несколько лет, подарив знакомство с Джоном Линдси.

И все же… все же она помнит красивого, пылкого молодого человека, похитившего ее сердце на балу в Новом Орлеане, так ясно, словно это случилось вчера, а в ушах по-прежнему звучит низкий хрипловатый голос Джона, приглашавшего ее на танец. Ах, он был так галантен, смел, благороден, что легко очаровал ее и вскружил голову. Должно быть, Миньон потеряла разум, вообразив, что способна обрести счастье в Америке, так не похожей на ее любимую Францию! А Нью-Мексико… Боже, какое омерзительное место! Полуодетые дикари, спускавшиеся по ночам с гор, чтобы грабить, жечь и насиловать! Грубые мексиканцы, все еще считавшие эту территорию своей, несмотря на то что после войны все права на земли были у них отобраны. Ни одного спокойного дня, ни одной мирной ночи без страха за жизнь, свою и ребенка, страха, который не могла прогнать даже любовь.

Нет, Миньон не сумела вынести тягот брака, и Джон так и не простил ее за это.

Но теперь все позади. Джон в могиле.

Закрыв глаза, Миньон постаралась прогнать мимолетную печаль. Анжелика ошибалась: она не питала ненависти к брошенному мужу. Наоборот, любила так, что даже не пыталась заставить себя развестись или воспылать чувствами к другому. Но Джон не мог покинуть родину, а она не могла там остаться.

И вот теперь, через двадцать лет, она снова здесь и скрепя сердце привезла с собой дочь — ради наследства, которое убьет Анжелику, если та его примет. Но мать не допустит этого и будет бороться не на жизнь, а на смерть, чтобы не дать Анжелике совершить глупость и рисковать собой в этой враждебной стране. Уж она постарается, чтобы дочь продала все и вернулась во Францию, где их ждет новая жизнь в богатстве и довольстве. Что теперь запоют члены семьи Левасер, всегда смотревшие на них как на бедных родственников, хотя Анжелика всегда считалась рожденной в законном браке и не терпела никаких неудобств. Нет, Миньон пошла на все, чтобы послать дочь в лучшую школу. Анжелика получила достойное образование и всегда вращалась в приличных кругах, где встречалась с достойными, богатыми людьми, занимавшими видное положение в обществе. Но этого недостаточно. Зато теперь она стала богатой наследницей.

Хорошенько поразмыслив, Миньон решила пренебречь правилами приличия, требовавшими, чтобы дочь и жена усопшего носили траур не менее года. В конце концов, кому известно, что у Анжелики только что умер отец?

Поэтому Миньон выбрала для дочери наряд, по ее мнению, самый подходящий для молодой невинной девушки. Правда, временами Анжелика казалась гораздо старше своих лет, и матери становилось не по себе, когда она подмечала устремленные на девушку взгляды, полные восхищения и нескрываемого желания. Когда-то и на нее взирали точно так…

Нет, не стоит, чтобы Анжелику посчитали чересчур опытной для своих лет.

Миньон встряхнула отделанное оборками платье из грогрейна цвета слоновой кости, прекрасно оттеняющее фарфорово-прозрачную кожу и волосы цвета червонного золота. Такой поразительный контраст составляют ее пылающие локоны и огромные фиалковые глаза, настойчиво напоминавшие Миньон о Джоне Линдси. Ах, Анжелика так похожа на отца, хотя сама не сознает этого. И подобно Джону никогда не сомневается в собственных способностях и возможностях. Настоящая американка, хотя всю жизнь провела во Франции. Как это могло случиться? Сама Миньон старалась не упоминать об Америке, но Анжелика была с детства очарована этой страной и даже требовала, чтобы ее называли этим ужасным грубым именем Анжи!

Должно быть, всему виной буйная отцовская кровь, которую давно пора укротить. И Миньон сделает это! Не позволит, чтобы Анжелика превратилась в такую же дикарку, как все здешние уроженки! И позаботится о том, чтобы как можно скорее оказаться во Франции.