Глава 3

«Всего лишь дочь викария», – эти слова графа до сих пор звучали в ушах Сабрины, звучали даже сейчас, когда все сидели за ужином. Она невольно подслушала разговор мужчин, стоявших у двери библиотеки, и почему-то эти слова ужасно ее обидели. «Да и днем, когда мы приехали, он почти не обратил на меня внимания», – думала девушка.

Но зачем ей понадобилось, внимание графа и почему ее так задели его слова, на этот вопрос она не могла бы ответить. Впрочем, мучил ее и другой вопрос: как так получилось, что Джеффри оказался в родстве с таким человеком? Ведь между ними нет ничего общего! К сожалению, Джеффри за столом не было, хотя он давно должен был приехать. И его отсутствие очень беспокоило Сабрину.

Столовая графа была столь же шикарной, как и все прочие комнаты, и пламя множества свечей сверкало и дробилось на хрустальной посуде, на серебряных приборах, а также, отметила про себя Сабрина, на драгоценностях синьоры Софии Ликари, той самой дамы, которая так рассердила утром графа Роудена. Прославленная оперная певица, судя по всему, была его любовницей.

За ужином мисс Ликари была в красном платье – оно было очень ей к лицу, – а чудесные миндалевидные глаза певицы были украшены черными длинными ресницами.

Справа от Сабрины сидел мистер Уиндем, которого ей представили как художника, а слева – виолончелист мистер Мамфри, рядом с которым расположилась его спутница миссис Уэссел – с ней Сабрине очень хотелось поближе познакомиться. Дело в том, что миссис Уэссел была довольно известной драматической актрисой, читавшей трагические монологи; кроме того, она, как говорили, еще и очень неплохо играла на лютне, и это обстоятельство возбуждало вполне понятное любопытство.

А Мэри с мужем – Пол прибыл в Ла-Монтань после полудня – сидели напротив Сабрины, рядом с хозяином, и Мэри, конечно же, болтала без умолку, а ее муж с важным видом кивал, давая понять, что полностью согласен с женой.

Что же касается ужина, то все блюда были превосходны, и Сабрина в полной мере отдавала им должное.

– Вы слышали новость, дорогой Роуден? – внезапно раздался голос Уиндема. – Говорят, виконт Бедфорд получил пулю в живот во время дуэли.

– Дуэль из-за дамы? – спросил граф с таким видом, словно речь шла о погоде.

– Да, разумеется, – вмешалась синьора Ликари. – Впрочем, Бедфорд сам виноват. Нельзя же бесконечно кочевать из одной постели в другую…

– Виновница – графиня Монтшир, – пояснил Уиндем.

– А-а… – протянул Роуден, – тогда понятно. А что же ее муж?

«Графиня?.. Дуэль?.. Муж?.. – думала Сабрина, стараясь осмыслить услышанное. – Но почему же они говорят об этом с такой иронией?»

И тут вдруг граф взглянул на нее и с улыбкой сказал:

– Тысяча извинений, мисс Фэрли. Кажется, наша беседа вас шокировала, не так ли?

И опять этот голос – глубокий, бархатистый, звучный… Конечно, она сомневалась в искренности извинений графа, но ведь к ней с вежливым вопросом обращался сам хозяин…

Осторожно положив вилку рядом со своей тарелкой, Сабрина откашлялась и проговорила:

– По моему мнению, человек не должен идти на поводу своих страстей. Ведь это иногда приводит к дуэлям…

За столом воцарилась тишина; все взгляды обратились в ее сторону.

– Вы и в самом деле так считаете, мисс Фэрли? – Граф внимательно посмотрел на нее, и Сабрина невольно поежилась под пристальным взглядом его синих глаз. Однако вопрос был задан, и с ее стороны было бы невежливо проигнорировать его.

– Да, я так считаю, – ответила Сабрина как можно мягче, чтобы ее нельзя было заподозрить в осуждении. И в тот же миг она с ужасом вспомнила, что граф как-то раз убил на дуэли человека.

– Не хотите ли вы сказать, мисс Фэрли, что над вами не властны страсти? Неужели вы всегда владеете собой? – Теперь Роуден смотрел на нее с явным любопытством и, как казалось Сабрине, с некоторой иронией.

– Видимо, мне повезло. – Девушка на мгновение потупилась. – Видите ли, у меня на редкость уравновешенный характер, – скромно ответила она. – Кроме того, меня надлежащим образом воспитывали. Поэтому мне искренне жаль тех людей, которые становятся рабами своих чувств. Мне кажется, что бурные проявления страстей доставляют людям массу неприятностей. Более того, сильные чувства порой причиняют жестокие страдания.

Граф уставился на молоденькую гостью с искренним удивлением. Сидевший рядом с ним Уиндем пытался скрыть улыбку.

– Вы очень тактично пожалели несчастных, обуреваемых страстями, мисс Фэрли, – сказал, наконец, граф.

Сабрина в растерянности пожала плечами:

– Возможно, милорд. Благодарю за комплимент. Уиндем откашлялся и покосился на хозяина. Тот же с улыбкой проговорил:

– Кажется, леди Мэри говорила, что вы родом из Тинбюри. Ваш отец викарий, не так ли?

Казалось, граф всерьез заинтересовался ее персоной, но подобное внимание не слишком обрадовало Сабрину.

– Да, милорд, – ответила она.

– Полагаю, что тихая жизнь в Тинбюри не лишена приятности, – продолжал. Роуден. – Чем вы там занимаетесь, если не секрет? – Граф по-прежнему улыбался. Однако было очевидно, что под маской напускной беззаботности скрывался искренний интерес к собеседнице.

– Я часто посещаю бедняков, живущих у нас в городе, – отвечала Сабрина. – Наши прихожане собирают для них одежду и продукты, а потом все собранное раздается таким несчастным, как мистер Дьюберри и мистер Шамли. Хотя последний, надо признаться, пьет, – добавила Сабрина, едва заметно нахмурившись.

– Выходит, мистер Шамли – старый грешник? – Граф сокрушенно покачал головой, но глаза его смеялись.

Сабрина прекрасно знала, что Роуден и сам далеко не безгрешен, поэтому понимала, что на его вопросы следует отвечать крайне осмотрительно.

– Увы, милорд, пагубный порок сыграл с ним злую шутку. Мистер Шамли немного тронулся и считает себя королем Георгом.

За столом раздался дружный смех.

– По странному стечению обстоятельств недостаток ума присущ и его величеству, – с улыбкой заметил граф.

И на сей раз, он улыбнулся как-то по-особенному – улыбка чудесным образом преобразила его, и на какое-то мгновение Роуден стал необыкновенно привлекательным. Несколько секунд Сабрина смотрела на него в изумлении, затем, смутившись, опустила глаза.

– И как вам жизнь в Тинбюри? – спросил граф. – Нравится ли вам там?

Казалось, что его вопросам не будет конца, но не могла же она не отвечать на вопросы хозяина. Посмотрев Роудену прямо в лицо, Сабрина проговорила:

– Жизнь у нас спокойная и размеренная, на мой вкус – очень приятная. И я с удовольствием прожила бы там до конца своих дней, если бы не одна моя мечта. Христианский долг призывает меня помогать бедным и несчастным, поэтому я хочу отправиться в какую-нибудь далекую страну с миссионерской целью.

– Что ж, помогать ближним – это достойно похвалы, – заметил граф, потянувшись к своему бокалу.

– Да-да, миссионерство – это замечательно! – подхватил Уиндем и тут же ухмыльнулся.

Взглянув на подругу, Мэри одобрительно закивала, а вот синьора Ликари смотрела на девушку с насмешливым удивлением.

«Только сострадание, не осуждай ее», – напомнила себе Сабрина, которой очень не понравился насмешливый взгляд этой надменной красавицы.

А Уиндем вдруг рассмеялся и заявил:

– Мне тоже нужна помощь! В данный момент мне требуется изрядная порция свинины!

После обеда синьору Ликари попросили спеть – с подобной просьбой к ней с почтительнейшим видом обратился мистер Мамфри. Но знаменитая певица изящным движением приставила указательный палец к подбородку и на мгновение, как бы в задумчивости, закрыла глаза. Потом покачала головой и промолвила:

– Нет, не сегодня.

Получив отказ, мистер Мамфри достал свою виолончель, а миссис Уэссел принялась аккомпанировать ему на лютне. Сабрина вскоре узнала вещицу, которую они исполняли, – это была одна из прелестнейших миниатюр Баха. Однако никто из сидевших в гостиной не счел долгом молча слушать музыку – все продолжали беседовать. Через некоторое время Мэри с мужем, а также мистер Уиндем и синьора Ликари решили сыграть в карты. Сабрина же в карты не играла, поэтому решила опять уединиться в библиотеке – общество мисс Эджворт она предпочитала любому другому.

Уютно устроившись в кресле, девушка раскрыла роман на заложенной странице. Прочитав несколько страниц, она вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Приподняв голову, вздрогнула от неожиданности. Прямо напротив нее, за письменным столом, сидел граф с гусиным пером в руке, а перед ним лежали листки писчей бумаги.

Роуден действительно смотрел на нее, но казалось, он ее не замечал, во всяком случае, не обращал на нее ни малейшего внимания и, по-видимому, думал о чем-то своем.

Сабрина опустила голову и снова принялась за чтение. Но едва лишь дочитала до конца страницу, как опять почувствовала на себе взгляд графа.

Собравшись с духом, девушка вновь подняла голову, и тут их взгляды встретились. Граф по-прежнему держал в руке перо и смотрел прямо на нее. Но видел ли он ее? На этот вопрос Сабрина не могла бы ответить. Но она опять поразилась, его удивительным синим глазам…

Сделав над собой усилие, Сабрина вежливо улыбнулась, но граф нисколько не изменился.

– Простите, вы пишете… стихи? – робко спросила девушка.

Тут Роуден вдруг заморгал и едва заметно нахмурился; казалось, он не понимал, о чем его спрашивают. Но возможно, он просто выражал, таким образом, свое изумление, – мол, как она посмела задать ему такой праздный вопрос? Не исключено, что точно так же он смотрел бы на кошку, если бы та вдруг спросила, не пишет ли он стихи.

– Да, конечно… – пробормотал, наконец, Роуден. – Пытаюсь кое-что сочинить. Точнее, пытаюсь подобрать рифму к слову «грех».

«Какие глупости! – возмутилась Сабрина. Она даже покраснела от негодования. – Похоже, он просто надо мной смеется!»

А Роуден уставился в лист бумаги, и по его губам скользнула ехидная улыбка. Дьявол, а не человек!

– В таком случае вы не поэт, – не выдержав, заявила девушка.

Роуден взглянул на нее с удивлением:

– Почему же?

– Ну… если бы вы искали рифму к слову «лимон», я бы вам еще поверила. Но к слову «грех» сколько угодно рифм. Например, мне кажется, что вы просто пытаетесь… – Сабрина вовремя умолкла, чтобы не оскорбить графа.

А он вдруг рассмеялся и проговорил:

– При слове «грех» вы, наверное, подумали обо мне, не так ли? Ведь я же, по вашему мнению, закоренелый грешник… А что касается «лимона», то я в другой раз подумаю над рифмой к этому слову. Постараюсь подобрать, обещаю.

Граф опять склонился над столом, и казалось, что он совершенно забыл о ней. И тут Сабрина вдруг подумала: «О Господи; ведь мы вместе с Джеффри рассчитывали получить от него денежные средства для нашего путешествия в дальние страны». Надо было как-то исправлять положение, и Сабрина, сделав глубокий вдох, проговорила:

– Милорд, наверное, вам доставляет огромное удовольствие сочинять стихи?

Он приподнял голову и нахмурился; казалось, ему ужасно надоели вопросы.

– Я бы не сказал, что удовольствие… облегчает боль, – ответил он и тут же опустил глаза.

Сабрина уставилась на него в недоумении, а потом вдруг опять рассердилась. Конечно, он не обязан был ей угождать, но мог бы обращаться с гостями не столь пренебрежительно. Дома, в Тинбюри Сабрина привыкла к мужскому вниманию, поэтому подчеркнутое равнодушие графа очень ее задевало.

– Облегчает боль? – переспросила она с усмешкой. – Ах, как драматично!

– Вы что-то сказали, мисс Фэрли? Она сделала вид, что не расслышала. – Мисс Фэрли, пожалуйста, объяснитесь. Скажите, вы читали что-нибудь из моих стихов?

– Нет-нет! – поспешно ответила она и тут же потупилась.

– Значит, не читали? Что ж, очень хорошо. Скорее всего, вы бы там не все поняли. И от этого, наверное, пришли бы в смущение. – Роуден отвернулся и начал водить пером по бумаге.

«Какое высокомерие!» – возмутилась Сабрина.

– Между прочим, я неплохо знаю английский, милорд, – заметила она, не скрывая раздражения.

– Охотно верю, но страсть говорит на другом языке, – обронил Роуден, не отрываясь от листа бумаги.

Она находилась в обществе графа всего лишь один день, – а он уже ужасно ее раздражал. Конечно, ей не следовало бы принимать его слова так близко к сердцу и вообще не следовало бы так реагировать, но она ничего не могла с собой поделать.

– Я бы с удовольствием внимала вам и дальше, лорд Роуден, но, к сожалению, я сейчас читаю, – проговорила Сабрина, смерив графа выразительным взглядом.

Он поднял голову и посмотрел на нее пристально. Потом улыбнулся и проговорил:

– Что ж, если не читали, то с этим ничего не поделаешь. И мне остается только сожалеть, дорогая мисс Фэрли.

Сабрина молчала, и граф продолжал:

– Но, знаете ли, мисс Фэрли, поскольку мы с вами просто дружески болтаем и поскольку вы только что заверили меня, что неплохо владеете английским, то я хотел бы вас попросить о небольшом одолжении… Не могли бы вы помочь мне закончить стихотворение?

Невероятно, но в его голосе слышалась смиренная просьба, без всякой издевки. И почему бы в таком случае не оказать помощь ближнему?

– Я не очень искусна в поэзии, лорд Роуден, но с удовольствием сделаю все, что в моих силах, – ответила Сабрина.

– Так вот, мисс Фэрли, я пишу поэму об обольщении, – проговорил граф таким будничным тоном, как будто писал стихи… о ложках или вилках.

– Милорд, но ведь вы уже написали книгу об обольщении, – сказала Сабрина и тут же густо покраснела, сообразив, что выдала себя, то есть призналась в том, что все-таки знакома со скандальной книгой Роудена.

Граф же улыбнулся и проговорил:

– О, мисс Фэрли, обольщение – необъятная и неисчерпаемая тема. Поверьте, я еще многое могу об этом написать.

Сабрину в последнее время все чаще интересовали подобные темы, но не признаваться же в этом…

– Милорд, вы хотите сказать… Вы полагаете, что обольщение означает… – Она в смущении умолкла.

– Итак, мисс Фэрли, вы считаете, что об этом писать неприлично, не так ли? – Роуден пристально взглянул на нее. – Но я в отличие от вас полагаю, что все женщины в глубине души желают этого. То есть все они хотят, чтобы их обольщали и соблазняли.

– Нет-нет, – возразила Сабрина. – Этого хотят только слабые духом, а другие, которым больше повезло, совершенно не думают о подобных, вещах.

Граф внимательно посмотрел на нее, затем с задумчивым видом проговорил:

– То есть вы хотите сказать, что вас невозможно соблазнить, не так ли? Невозможно, потому что вы сильны духом? Неужели вы думаете, что способны устоять перед искушением?

– Разумеется, милорд. Полагаю, что все могут устоять. Ведь люди не животные.

Граф довольно долго молчал, потом вдруг спросил:

– А вы ведь родом из провинции, верно?

– Да, конечно. Наш Тинбюри. – провинциальный городок, и он нисколько не похож на Лондон. – Сабрина чуть было не оговорилась: вместо «Лондон» она едва не сказала «Вавилон».

– Что ж, очень хорошо. Но вам, как провинциалке, наверное, не раз доводилось видеть, каким образом животные приспосабливаются к окружающим условиям, – с глубокомысленым видом рассуждал Роуден. – Например, зимой у них отрастает густая шерсть, не так ли?

– Да, конечно, – согласилась Сабрина. – А нынешней зимой у животных шерсть даже гуще, чем обычно. Да и белки собрали гораздо больше орехов, чем всегда. По всей видимости, зима будет долгой и суровой.

Граф с улыбкой закивал:

– Да-да, замечательно, мисс Фэрли. И тогда… позвольте задать вам один вопрос. – Он пристально посмотрел ей в глаза и, понизив голос, проговорил: – Как вы полагаете… почему женская кожа такая нежная, такая соблазнительная? Может, женщины созданы специально для того, чтобы их ласкать?

Последнее слово граф почти произнес шепотом, и от его шепота у Сабрины мурашки по спине пробежали, а сердце замерло в груди. Завороженная взглядом его синих глаз, она не могла произнести ни слова, а он между тем продолжал:

– Если нам не доставляет никакого удовольствия прикасаться к собственному телу, то почему же мы с таким наслаждением позволяем другим нас ласкать?

Граф умолк и посмотрел на нее вопросительно. Но Сабрина, завороженная его словами, не могла произнести ни слова; ей казалось, что он своим голосом прикасался к ней, словно ласкал, и она с изумлением прислушивалась к собственному дыханию, ставшему вдруг таким прерывистым, как будто она очень долго бежала и никак не могла отдышаться. «Ах, конечно же, все дело в его словах», – промелькнуло у Сабрины. И действительно, когда граф говорил, перед ней словно возникли какие-то смутные видения, от которых она никак не могла избавиться, возможно, потому что видения эти были необыкновенно соблазнительные…

– Вот видите, мисс Фэрли. Получается, что мы не слишком далеко ушли от животных, – заключил граф и тут же отвернулся. Перо в его руке опять забегало по бумаге, как будто их беседа была для него всего лишь пустой забавой.

«Да, конечно, он просто забавлялся, – думала Сабрина. – И я для него всего лишь игрушка, не более того. Но как же мне теперь быть?»

Сохраняя достоинство, Сабрина сделала вид, что читает. Перевернув три-четыре страницы и решив, что прошло достаточно времени для того, чтобы соблюсти приличия, она встала и подошла поближе к камину. Огненные языки пламени казались ей менее опасными, чем общество графа Роудена.

Поздно вечером, после того как все гости отправились спать, Рис с Уиндемом решили сыграть перед сном партию в бильярд. Первый удар графа оказался очень удачным, и один из шаров закатился в крайнюю лузу.

– Неплохое начало, – заметил Уиндем. – Мне кажется, Роуден, у вас заметно улучшилось настроение. В чем же причина такой перемены? Неужели Софи умоляла о прощении? Или сделала что-то не менее приятное?

Рис весело рассмеялся:

– Не угадали, Уинд. Что ж, теперь ваша очередь. Удар Уиндема оказался столь же точным, и он радостно воскликнул:

– Вот видите! – Роуден, так в чем же дело?

– Дело, конечно, не в Софи. – Граф покачал головой. – Но мне кажется, я нашел средство от скуки.

– Неужели? – усмехнулся Уиндем. – А, догадываюсь… Это связано с нашей добродетельной и очаровательной гостьей мисс Фэрли, не так ли?

– Очаровательной?.. – удивился граф.

Но Рис просто изобразил удивление; разумеется, он сразу отметил и оценил изящную красоту своей молоденькой гостьи. Недаром же он так долго изучал ее сегодня – настолько долго, что даже немного рассердился на себя. И, конечно же, не было ни малейших сомнений в том, что мисс Фэрли – настоящая красавица. Чудесные изумрудные глаза, длинные густые ресницы и очаровательные алые губки… А как мило она краснела, когда смущалась или сердилась – в такие мгновения ее лицо словно сияло… Но откуда же у дочери викария такая необыкновенная внешность?

И, наконец, самое удивительное: временами, когда он пристально смотрел на нее, ему казалось, что он видит в ее чертах что-то до боли знакомое. Но, скорее всего он ошибался – ведь дочка провинциального викария, наверное, никогда не появлялась в светском обществе.

– Рис, что же ты молчишь? – услышал он вдруг голос Уиндема. – О чем задумался? Может, о мисс Фэрли? Скажи, неужели ты и впрямь не заметил, что она на редкость красива? Ведь только слепой не разглядит такой красоты. И если не обращать внимания на ее старомодное платье и благочестивые рассуждения… – Уиндем внезапно умолк, потом вдруг спросил: – А может, тебе именно это в ней и понравилось?

– Она очень даже неглупа, – пробормотал Рис с таким видом, словно не слышал вопрос приятеля. – Кроме того, весьма самоуверенна. Разве не забавно разрушить ее иллюзии?

– Что ты имеешь в виду? – Уиндем взглянул на него с некоторым удивлением.

– Видишь ли, она утверждает, что ее невозможно соблазнить, – проговорил граф с усмешкой.

– Рис, о чем ты?! – воскликнул художник в притворном ужасе. – Неужели ты уже успел обсудить с мисс Фэрли все тонкости обольщения?

– Я решил немного развлечься и расширить жизненный опыт мисс Фэрли, – изрек граф с таинственным видом.

– Жизненный опыт? Что имеется в виду? Рис с удивлением взглянул на приятеля:

– Уиндем, неужели непонятно?

– О Боже, Роуден! Неужели вы собираетесь…

– Нет-нет, – с улыбкой перебил граф. – Я вовсе не намерен лишать ее невинности, просто хочу, чтобы она не была такой наивной.

Тут Уиндем нанес очередной удар, но рука его дрогнула, и шары раскатились в разные стороны. Сокрушенно покачав головой, он пробормотал:

– И что же ты собираешься предпринять?

– Пока не решил, – ответил Рис, пожав плечами.

Однако граф лукавил; он уже знал, как воздействовать на мисс Фэрли. У нее было очень живое воображение, и она не могла не прислушиваться к его речам. Рис не сомневался, что именно словами сумеет пробудить дремлющие чувства девушки.

Едва заметно улыбнувшись, он точным ударом загнал шар в намеченную лузу.