Глава 37
Сэйбл прижалась голой спиной к могучей, бугрящейся мышцами и огненно-горячей груди Хантера. Оба они стояли на коленях, и она чувствовала, что он сопротивляется происходящему всем телом и всей душой.
— Перестань, Сэйбл! Не в этой позе!
Она посмотрела через плечо, встретив встревоженный, почти умоляющий взгляд.
— Нет, в этой! Ты должен понять, что это совсем не одно и то же. Только тогда для тебя все кончится по-настоящему.
Она нашла его руки своими и потянула их вперед, положив себе на грудь и слегка прижав. И так она замерла, давая Хантеру время привыкнуть.
— Это я, а не те, о ком ты сейчас думаешь. Ты сможешь поверить в это, если коснешься меня.
Она запрокинула голову ему на плечо и вскинула руки, чтобы ласково взять в ладони и склонить к своему лицу его голову. Язык ее был сладким, медовым, и Хантер начал оттаивать против своей воли. Он и сам не заметил, когда сжал ладонями шелковистую плоть грудей и когда начал отвечать на требовательный, зовущий поцелуй. Он только чувствовал, как ритмично погружается в его рот горячий язык, заставляя забыть обо всем, кроме того, что обещало это движение.
О, он нашел в этой женщине способную ученицу!
Отступившее было возбуждение вернулось. Краска стыда исчезла, потому что вся кровь отхлынула вниз, наполняя пах. Хантер продолжал ласкать грудь, ловя между пальцами твердые орешки сосков и пощипывая их. Он хотел брать их губами, втягивать в рот, сосать, и это еще усиливало нарастающее возбуждение. Огрубевшие ладони двигались вверх и вниз по бокам Сэйбл, стискивали их, скользили вниз по животу… Поцелуй стал безрассудным, мучительно-голодным, таким же диким, как простирающаяся к горизонту равнина, и Сэйбл расслабилась, чтобы позволить мужским пальцам оказаться в святая святых.
— Ты видишь теперь, что это совсем иначе? — шептала она. — Теперь ты понимаешь?
С этими словами она надавила на его пальцы, заставив их скользнуть в горячую, влажную глубину. Хантер застонал от радости, схожей с радостью обладания, осыпая короткими поцелуями ее затылок, плечи и шею. Ладонь Сэйбл протиснулась между их прижатыми друг к другу телами, лаская его так же жадно, как он ласкал ее. Это заставило Хантера окончательно потеряться в волнах желания, набегающих одна за другой.
— Это не они, Хантер, любовь моя, — повторяла Сэйбл.
Она не ожидала ответа, да и не могла бы получить его: он думал только об атласных глубинах, в которые погружался. Все ее тело, округлое и стройное, содрогалось, постепенно освобождая скрытое в глубинах ее души дикое существо, в такие минуты полностью бравшее верх. Ласки ее рук тоже становились все неистовее.
— О Боже! — вырвалось у Хантера.
Но он замер, дезориентированный, когда Сэйбл приподнялась и опустилась вновь, позволив его раскаленной плоти прижаться всей длиной к ее телу.
— Не надо! — взмолился он, разом ощутив почти забытый ужас надругательства над своим телом.
— Я не позволю тебе отступить сейчас, Хантер… — Это был шепот, ласковый, но требовательный. — Думай обо мне, слышишь, думай обо мне…
Она продолжала сжимать его, ласкать его, трогать, стараясь заставить забыть прошлое… Нет, не забыть, а отрешиться от него, освободиться от его власти. Она бесстыдно пользовалась своим телом, чтобы освободить его душу навсегда, и, что самое странное, это удавалось ей. Она готова была на все, чтобы преподать ему этот последний, едва ли не самый трудный урок. Он должен был понять, что самый кромешный ад человек создает для себя сам — как, впрочем, и самый светлый рай.
— А теперь возьми меня! Скорее!
Хантер лишь смутно сознавал происходящее. Его возбуждение, замешенное на ужасе, было болезненно-сильным, и только в последний момент он пришел в себя, чтобы услышать счастливый крик Сэйбл.
— Послушай, Хантер, я устала держать язык за зубами. Может быть, ты объяснишь, почему мы непременно должны были пополнять запасы у него?
Сэйбл оглянулась на тощего человечка, рыжеволосого, с сильной проседью, все еще махавшего им вслед с высокой веранды. Дом, который они только что покинули, был добротным, по-своему красивым, несмотря на бревенчатые стены, и окружен множеством хозяйственных построек: загоны для скота, конюшня, хлев. На заднем плане, словно бесчисленные стога на свежесжатом поле, высились индейские вигвамы. Замок барона и жилища смердов, подумала Сэйбл с отвращением.
— Он тебе не понравился, я правильно понимаю?
— Да он негодяй, мерзавец! — не выдержала она, бросая на Хантера испепеляющий взгляд.
— Тем не менее ты держалась с ним на редкость любезно.
Хантер предпочел бы выразиться иначе: держалась, как настоящая леди, — но решил воздержаться от сравнения настолько избитого. Он усмехнулся, вспоминая, с каким достоинством Сэйбл отклонила приглашение отобедать с хозяином дома, хотя после полумили брода через полноводный Платт остаток продуктов в их мешках пропитался водой насквозь (впрочем, как и они сами).
— Джек Морроу продает спиртное индейцам! — продолжала она, негодующим жестом указывая на пустые бутылки из-под дешевого виски, которыми была буквально усеяна обочина дороги. — Кроме того, он ворует скот у проезжающих переселенцев и потом имеет нахальство предлагать его им же, как найденный на его землях. Само собой, за вознаграждение.
— Само собой, — невозмутимо подтвердил Хантер.
— И тебе не стыдно иметь дело с таким отпетым мошенником?
— Ничуть. Джек Морроу мне кое-что должен.
Он бросил Сэйбл персик, та поймала его и без колебания вонзила зубы в сочную мякоть. Потом, порывшись в седельных мешках, Хантер выудил еще теплую ковригу великолепно пропеченного ржаного хлеба и отломил аппетитную горбушку.
— Вот что, Хантер Мак-Кракен, — заявила Сэйбл, вытирая с губ густой сладкий сок, — мне придется всерьез заняться кругом твоих знакомых.
— До или после того, как ты осквернишь себя поеданием хлеба, купленного у отпетого мошенника?
— После, конечно, после. — И она протянула руку за своей долей.
Точно так же, как прикосновение горячих солнечных лучей к плечам или порывы ветра, пахнущего наливающейся зеленью, они чувствовали приближение цивилизации. Вокруг по-прежнему на мили простирался дикий ландшафт, но множество примет говорило о том, что неподалеку находится крупное поселение. Они не просто двигались к обжитым местам — они должны были очень скоро оказаться там, где едва обретенное счастье могло разлететься вдребезги, как хрупкое стекло. Сэйбл вовсе не была уверена, что сможет с успехом и дальше противиться отцу.
Неожиданно для себя она резко натянула поводья. Они находились сейчас у подножия невысокой гряды, с которой открывался вид на форт. Хантер услышал, что Сэйбл остановилась, и повернул лошадь. Он выглядел хмурым. Она не могла винить его за это, потому что и сама не ожидала от ближайшего будущего ничего хорошего.
— Давай не будем заезжать в форт, — предложила она жалобно. — Что нам стоит взять и объехать его стороной? Железнодорожная ветка уже действует, сядем в поезд и уедем куда глаза глядят. Вот увидишь, нам даже оглянуться не захочется.
— Ничего лучше и придумать нельзя, Сэйбл. Чтобы на нас объявили розыск, как на сбежавших преступников?
В глубине души Хантер больше всего желал укрыться где-нибудь в глуши, затаиться там и наслаждаться своим краденым счастьем. Сэйбл почувствовала это и продолжала уговоры:
— Зачем им разыскивать нас? Мы ведь, в сущности, не нарушали никаких законов. Все, что мы сделали, касается только нас двоих… ну почти.
Она надеялась услышать в ответ романтическое предложение бежать и вместе прожить жизнь в каком-нибудь идиллическом уголке.
— Никто не может убежать от себя самого, — сказал Хантер вместо этого. — Нам придется закончить начатое, хотим мы этого или не хотим.
— Нам не позволят быть вместе.
— Ах вот о чем речь! Как же это я сразу не догадался, — засмеялся он, разве что самую малость натянуто. — Ты боишься лишиться ежедневной порции удовольствий?
Вопрос застал Сэйбл врасплох, и она залилась краской, что случалось в последнее время все реже и реже.
— Это ужасно, Хантер! Ты неисправим.
Не тратя слов, он подхватил ее под мышки и в мгновение ока перекинул с седла на седло. Сэйбл обвила руками его шею и приникла всем телом, ища губами его губы. Поцелуй был жадный, голодный, словно они и не думали заниматься любовью всего лишь час назад.
— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил Хантер чуть позже, со счастливым удивлением чувствуя знакомое стеснение в паху.
— Ни одна леди не уронит себя настолько, чтобы отвечать на непристойные вопросы, — надменно ответствовала Сэйбл, глаза которой при этом так и сияли.
— Опять леди? — воскликнул он, еще теснее прижимая ее к себе. — Я уже говорил, что предпочитаю дикую кошку.
С невыразимым чувством ненасытного собственника он прошелся ладонью по округлостям грудей, высоко приподнимающих простую ткань рубахи, по изгибу бедра под грубыми брюками, положил ладонь туда, где — он знал — не дотрагивался ни один мужчина, кроме него. Его язык странствовал по ее рту, наслаждаясь несравненным винным привкусом, исследуя эту гавань наслаждений, словно впервые. Он чувствовал движение там, где все увеличивалась выпуклость в его брюках, и ему хотелось рычать, как вечно голодному зверю.
— Я люблю тебя, Хантер, — услышал он, и на этот раз в словах был явственный оттенок страха, словно Сэйбл заранее прощалась с любовью.
— Я знаю, милая, и я благодарен тебе за это, — сказал он, сознавая, как печально это звучит. — В сущности, я не жил до того дня, как тебя занесло в мое жалкое подобие существования. Не знаю, поверишь ли ты, но я никого не любил, кроме тебя. И если есть такая штука, как вечность, где душа способна испытывать что-то, кроме вечного покоя, я буду любить тебя и там, Сэйбл Кавано.
— Ох, Хантер…
Она дотронулась губами до его губ — медленное, щекочущее, невероятно возбуждающее прикосновение, — потом впилась в его рот пылко, как умела. Исчез испуганный, жалкий котенок, трепетавший от ужаса, на его место явилась неукротимая дикая кошка, хищная в своей страсти, столь же ненасытная, как и тот, кто научил ее. Хантер верил и не верил, что разбудил в Сэйбл женщину, которая победила все его кошмары и страхи, которая, не дрогнув, встретилась лицом к лицу с легендарным вождем и сумела завоевать его уважение.
Теплый летний ветер что-то шептал, перекатывая валы высоких трав, зеленых у самых ног лошади, иссиня-серых у горизонта. Он касался разгоряченных лиц, приподнимал пряди волос, только чтобы, играя, забросить их на влажный лоб. Наконец лошадь затопталась на месте, утомленная неподвижностью и двойной ношей, и Хантер неохотно посадил Сэйбл боком на ее седло. Она состроила обиженную гримаску и подняла ногу, перекидывая ее через спину лошади. Узкие брюки натянулись. Ох уж эти брюки!
— Главное — принять приличный вид? — иронически спросил Хантер, когда Сэйбл начала приглаживать растрепавшиеся волосы.
— Конечно. Мне это сделать нетрудно, а вот куда ты спрячешь все это?
Хантер прекрасно знал, что она имеет в виду.
— Может, у тебя есть какие-нибудь предложения? — И он потихоньку направил лошадь в сторону Сэйбл.
— Были, но ты упустил свой шанс.
С этими словами она показала ему язык и подстегнула лошадь, рванувшись вперед со скоростью ветра. Не медля ни секунды, Хантер бросился в погоню.
«Сейчас увидим, упустил или нет», — подумал он.
Когда в полдень они оказались около форта, труба не играла, оповещая о начале преследования. Поселение выглядело на редкость мирно: часовые привычно стояли по сторонам ворот, перед которыми, как всегда, шла толкотня фургонов, оспаривающих право первыми въехать внутрь, мельтешили трапперы и проститутки, поодаль все так же возвышались индейские вигвамы. Все это выглядело совершенно обычным, разве что поражало странное отсутствие военных.
Сэйбл придержала лошадь и встревоженно покосилась на Хантера, который осматривался, прищурившись с недоверчивым видом. Если на их поиски послали целый взвод, могло ли случиться, что в форте их попросту не ждали?
— Мне все это не нравится, — призналась она. — Как-то не по себе. Куда надевались солдаты?
— Обернись — в все поймешь.
В этот момент они как раз въехали в жадно разверстую пасть входа. Одновременно развернув лошадей, оба еще успели увидеть, как смыкаются створка ворот. От резкого поворота лошадь Сэйбл попыталась встать на дыбы, но Хантер поймал удила и заставил животное успокоиться. В это время значительное количество солдат возникло перед воротами, словно из ниоткуда.
Встретив взгляд Сэйбл, Хантер прочел в нем панику, готовую слепо вырваться наружу.
— Не сопротивляйся! — приказал он вполголоса, когда раздались частые щелчки взводимых курков. — Их слишком много.
Она ответила судорожным кивком и соскользнула на землю. Хантер поспешил поднять руки, но его добровольная сдача не была принята в расчет.
Подбежавшие солдаты грубо сдернули его с седла и быстро разоружили. Пока они обыскивали его, он не отрывал взгляда от Сэйбл.
— Я никуда не пойду! — прорычал он в лицо сержанту, который пытался увлечь его за собой, и стряхнул с плеч подталкивающие руки солдат. — Не трогай ее, ты!
Он пригвоздил взглядом к месту того, кто в этот момент бесцеремонно заламывал за спину ее руки. Тот только нагло ухмыльнулся в ответ.
— Я сказал, оставь ее в покое. — На этот раз Хантер произнес это медленно я угрожающе, делая шаг в направлении обидчика Сэйбл. — Иначе я придавлю тебя, как клопа!
— Осторожно, сзади!
Предупреждение Сэйбл запоздало: один из солдат успел нанести Хантеру между лопаток удар прикладом карабина. Тот тяжело опустился на колени, но не упал, а остался стоять со склоненной головой. Она вырвалась и бросилась к нему, рухнув на колени с отчаянным криком: «Хантер!»
— Зачем, зачем ты делаешь это? — шептала она, поддерживая его. — Ты же знаешь, что отец не позволит причинить мне вреда. Все, чего ты добьешься, — это дополнительных неприятностей.
— На этот раз ты оказалась умнее, — криво умехнулся он, глубоко дыша, чтобы уменьшить пульсирующую между лопаток боль. — Надо бы и мне прислушаться к своему же совету.
— Ты всегда был такой, Хантер, — вздохнула она, отирая ладонью его влажный лоб. — Не волнуйся, мы выберемся я из этой передряги.
— Сэйбл! Немедленно встань!
— Отец! — вырвалось у нее, и она посмотрела вверх, через плечо.
Он высился над ней, заслоняя солнце, как грозная и несокрушимая башня. Взгляд, полный враждебности, почти отвращения, вбирал в себя ее незатейливый наряд: рубаху домотканого полотна, узкие мужские брюки, грубые ботинки. Сэйбл медленно выпрямилась во весь рост, вызывающе вскинув голову и не отводя глаз. Ей и в самом деле было безразлично, что думает отец по поводу ее поведения или одежды, существовали вещи куда более важные.
— Я знала, что за всей этой охотой на человека можешь стоять только ты! — произнесла она, словно выплюнув эти слова.
Потом ее презрительный взгляд переместился на Мейтланда, который пока стоял на отшибе.
— Иди-ка сюда, моя девочка! — скомандовал Кавано, не подавая вида, что едва узнает свою дочь в строптивом одетом по-мужски создании.
Сэйбл и не подумала подчиниться. Дождавшись, когда Хантер поднимется на ноги, она встала плечом к плечу с ним. Тогда Кавано подошел сам и схватил ее за руку повыше локтя. Хантер против воли сделал шаг вперед, но Мейтланд оказался тут как тут, заступив ему дорогу.
— Хантер Мак-Кракен, вы обвиняетесь в предательстве. Вас будет судить военный трибунал.
Тот оцепенел, совершенно ошеломленный абсурдностью обвинения.
— Нет! — вырвалось у Сэйбл.
— Ах ты самодовольный индюк! — зарычал Хантер, когда к нему вернулся дар речи. — У тебя нет повода для подобного обвинения!
Он поднял руки, сжатые в кулаки, намереваясь сейчас же, на этом самом месте, как следует пройтись по ребрам коменданта. Его удержали подскочившие с двух сторон солдаты.
— Насчет поводов мы еще посмотрим, — усмехнулся Мейтланд, с удовольствием наблюдая за тем, как сержант защелкивает ручные кандалы на запястьях Хантера.
— Это какая-то нелепость… — растерянно произнесла Сэйбл, переводя взгляд с Хантера на отца и с отца на коменданта. — Снимите с него эти отвратительные штуковины! — Голос ее поднялся до высокой командной ноты. — Прикажи им освободить его, отец! Я требую!
На несколько секунд Ричард Кавано замер, почти испуганный переменой, происшедшей с его младшей дочерью, потом притянул ее поближе к себе и отчеканил на ухо:
— Ты ничего не можешь требовать от меня, дитя мое. Хватит устраивать спектакль, ты и так нанесла достаточный урон своей репутации.
— Ах да, моя репутация! — с горечью воскликнула Сэйбл, смерив отца с головы до ног взглядом, в котором читалась жалость. — Если тебя волнует моя репутация, лучше отпусти Хантера, иначе я нанесу ей еще больший вред.
— Посмотрим, мисс Кавано, как это у вас получится, — оскалив зубы в жутком подобии улыбки, процедил полковник. — С этого момента вы находитесь под домашним арестом. А его уведите!
— Хантер! — резко окликнула Сэйбл.
Тот обернулся, звякнув цепью кандалов. Этот звук жутким эхом отдался в душе Сэйбл, и она впилась взглядом в угрюмые серо-стальные глаза своего любовника.
«Не унижайся ради меня, — прочла она в его ответном взгляде. — Мы выкрутимся, увидишь».
«Я не позволю им так поступить с тобой».
«Мне приходилось бывать в переделках и похуже».
«Я не откажусь от тебя».
«А я от тебя».
Однако сердце Сэйбл стиснул настоящий страх, когда она поняла, что Хантера уводят в направлении гарнизонной тюрьмы. Камера снова! Там его кошмары опять примутся за него, и она потеряет его уже навсегда.
При мысли об этом вся ее новообретенная дерзость разом улетучилась. Круто повернувшись к отцу, она ухватила его за лацканы мундира и взмолилась дрожащим, отчаянным шепотом:
— Хантер не переживет тюрьмы, папа! Ты должен отдать приказ, чтобы его освободили! Запри его в бараках, расставь часовых хоть через каждую пару шагов, но не позволяй уводить его в тюрьму!
Ответом ей был холодный взгляд, начисто лишенный милосердия. В порыве отчаяния Сэйбл рванула за лацканы изо всех сил.
— Прошу тебя, умоляю тебя, папа!
— Следите за своим поведением, юная леди! — прикрикнул Ричард Кавано, по одному отцепляя от мундира ее судорожно сжатые пальцы. — Кругом люди.
Сэйбл отскочила, как будто он нанес ей пощечину.
— Люди? Ты, значит, думаешь, что мне есть дело до того, что скажут люди? Это ты ни о чем другом и думать не мог всю свою жизнь! Тебе было наплевать и на меня, и на Лэйн, и даже на маму! Имело значение только, что подумают люди!
Кавано начал дышать все более часто и шумно. Что-то в нем дрогнуло в ответ на страстные обвинения дочери. Она не понимает, думал он, и не может понять. Все, что он делал, было призвано защитить ее и ее сестру, потому что ему не удалось защитить их мать. И даже если она возненавидит его, он не позволит, чтобы история с Каролиной повторилась.
То, что он чувствовал в этот момент, отразилось в обострившихся от долгого беспокойства чертах его лица, но Сэйбл была слишком возмущена, чтобы это заметить. Кавано понял, что они говорят на разных языках, и сделал знак двум конвойным.
— Отведите мисс Кавано в мою квартиру и проследите, чтобы она никуда не отлучалась.
Он еще раз окинул наряд Сэйбл взглядом, полным нескрываемого отвращения. В острой потребности как-то задеть его она сунула большие пальцы за ремень и выпятила бедра, имитируя вызывающую стойку Хантера.
— Ты оденешься так, как это пристало молодой леди, и будешь находиться только в таком виде и не иначе, понятно? Через час явишься в приемную коменданта.
Она сузила глаза в щелочки и пренебрежительно отмахнулась от конвойного, жестами предлагавшего следовать за ним. В один широкий шаг она преодолела расстояние, отделявшее ее от отца, и подняла на него тяжелый, неженский взгляд.
— Вы лучше оставьте затею впредь управлять моей жизнью, полковник. — Она подчеркнула последнее слово, подавив резкую боль потери, полоснувшую сердце. — Я не намерена и дальше жить во лжи. И знаете что? Мне стыдно называть вас своим отцом.
Она отвернулась и пошла прочь, не обращая внимания на невольное восклицание за спиной. Она шла энергичным шагом уверенного в себе человека, едва ли замечая конвойных, торопящихся следом. Она видела только спину Хантера, которого как раз вводили в дверь гарнизонной тюрьмы. Словно почувствовав ее взгляд, тот коротко обернулся. «Люблю тебя», — сказала она одними губами. Лицо его осветилось, но тут выглянувший тюремщик рванул его за руку, и Хантер исчез из вида.
Г лава 38
Лэйн склонилась к окну, следя за тем, как сестра энергично шагает к веранде.
— Мелани! Бросай все и иди сюда! Ты только полюбуйся. Я ожидала всего, чего угодно, только не брюк!
— Мисс Лэйн, ванну я приготовила и поставила греться еще пару ведер воды — мало ли чего… — Экономка прошла, шаркая ногами, через холл и выглянула в окно поверх плеча Лэйн. — Боженька ж ты мой! Сроду я не видела нашу Сэйбл такой злой!
— Признаюсь, я тоже.
Лэйн приложила руку к сердцу, словно надеясь этим утихомирить его сумасшедший стук. Она уже готова была броситься навстречу сестре, но предпочла не спешить. У Сэйбл был такой вид, словно она могла дохнуть огнем на каждого, кто был бы настолько неосторожен, чтобы попасться ей на пути. Два мрачных конвоира за ее спиной только усиливали это впечатление. Она шагала широко и уверенно, по-мужски размахивая руками. Волосы, ничем не скрепленные, колыхались из стороны в сторону роскошной рыже-каштановой шалью.
Она имела право высоко держать голову, потому что добилась своего. Маленький Ястреб находился теперь в полной безопасности, со своим отцом. Это было ясно уже по тому, как суетились военные внутри форта, какими раздраженными выглядели отец и комендант Мейтланд.
Лэйн не выдержала и бросилась распахнуть дверь, не обращая внимания на воркотню Мелани, напоминавшей, что «леди не пристало носиться сломя голову». Несколько секунд молодые женщины молча смотрели друг на друга, потом старшая сестра приняла младшую в свои объятия.
— Как хорошо, что ты здесь, Лэйн! — воскликнула Сэйбл с облегчением. — Я боялась, что ты осталась в Вашингтоне.
— А спросить нашего добросердечного папеньку ты не осмелилась? — пошутила Лэйн, но смех ее звучал невесело.
— Его бы я спросила в последнюю очередь, — ответила Сэйбл с вызовом, — особенно после того, что он только что сделал.
— Пойдем же!
Лэйн потянула сестру в дом. Когда за спиной послышались шаги, Сэйбл раздраженно обернулась и увидела, что конвоиры собираются последовать за ней внутрь.
— Мы получили приказ не спускать с вас глаз, мисс Кавано, — сказал один из них, как бы оправдываясь.
— Вот как? — Она вскинула голову с надменностью, достойной королевы. — Означает ли это, что вы не будете спускать с меня глаз также и в ванной?
Конвоир смутился, и Лэйн с трудом удержалась от смеха. Выудив из кармана внушительные часы, он сверил их, захлопнул крышку и принял самый деловой вид:
— Вам дается час на сборы, мисс Кавано.
— С каждой минутой все интереснее! И как же вы намерены поступить, если я, не дай Бог, не уложусь в отведенное время?
— В таком случае, боюсь, мне придется побеспокоить вас.
Взгляд его намеренно дерзко прошелся по ее телу с головы до ног, задержался на развилке ног, обрисованной брюками, и вернулся к лицу. Сэйбл постаралась не выдать отвращения, которое при этом почувствовала.
— Поскольку мне в высшей степени отвратительно ваше общество, капрал, — проговорила она раздельно, все с той же холодной надменностью, — вы можете вполне рассчитывать на то, что я буду готова к назначенному сроку.
Лицо конвоира пошло красными пятнами. Не дожидаясь ответной реплики, Сэйбл отвернулась, вошла в дом и с треском захлопнула дверь. Только там она дала волю возмущению.
— Подумать только, это ничтожество, сопливый ублюдок, дрянь, осмеливается распускать свой вонючий язык!..
— Боженька ж ты мой! — ахнула экономка, округляя глаза. — Мало ей штанов вместо юбки, так она еще и сквернословить выучилась!
— Мелани!
Сразу забыв о дерзком капрале, Сэйбл принялась душить экономку в объятиях.
— Уж так я рада, так рада! — запричитала та, когда ей удалось наконец вырваться.
Сердце Сэйбл дрогнуло от счастья при виде искренней улыбки ее старой няньки. Внезапно экономка сама затискала ее, зацеловала — и оттолкнула, утирая глаза кончиком белого передника. Через несколько минут, справившись с волнением, Мелани вновь начала командовать:
— Ну-ка, вы обе, отправляйтесь-ка в ванную комнату. Там уже все готово, а я пока принесу воды сполоснуть вам волосы, мисс Сэйбл. Да поспешайте, а то вода простынет! — С этими словами она затрусила в кухню.
— Она каждый вечер молилась за тебя, Сэйбл.
— И Бог услышал ее молитвы, — усмехнулась та.
Сестры обменялись понимающими взглядами. Проходя через холл, Лэйн обняла младшую сестру за плечи и прижала к себе, как часто делала в детстве.
— Неужели там, за окном, я и в самом деле видела Хантера Мак-Кракена?
— По-моему, его ни с кем не перепутаешь, Лэйн.
— Когда Мейтланд разговаривал с папой и упомянул, что он — твой проводник, я решила, что это какая-то ошибка. Все ведь считали его мертвым.
— Он и сам так считал, — рассеянно заметила Сэйбл, проходя к окну, чтобы бросить взгляд на тюрьму.
— Что ты сказала? — удивилась Лэйн.
— Не важно. Долго рассказывать.
Отмахнувшись от расспросов, Сэйбл задернула тяжелые гардины и оглядела помещение. Это не была ванная в полном смысле слова, скорее комната, дожидающаяся ее прибытия и обустройства. Вдоль стены стояли нераспакованные сундуки с одеждой, на туалетном столике были разложены кое-какие безделушки, когда-то ею любимые.
«Значит, отец, ты уверен, что прежняя жизнь снова зачарует меня?»
С ожившим гневом Сэйбл прошлась взглядом по комнате, по вещам. Все это было теперь чуждо ей. Единственное, что имело смысл, было сейчас заключено в темной и тесном камере гарнизонной тюрьмы. Одна мысль о том, во что она может превратить Хантера, заставила ее содрогнуться. Не переставая думать, как вызволить его из тюрьмы, она почти не глядя похватала из сундуков нижнее белье, туфельки, заколки для волос, достала первое попавшееся платье.
— Я бы сейчас пристрелила отца за его бездушие… — бормотала она себе под нос, небрежно бросая отобранную одежду на подлокотник ближайшего кресла.
Мелани прошла в комнату, бережно неся поднос с холодными кушаньями, белым хлебом, чаем и горшочком меда. Водрузив его на кровать, она вскоре вернулась с чайником кипятку, который вылила в остывающую воду.
— Сэйбл, — нерешительно начала Лэйн, — как мой малыш?
Та круто повернулась. Сестра стояла в центре комнаты, рядом с ванной, судорожно сжимая в руках приготовленное полотенце. Привычное выражение печали успело вернуться на ее бледное лицо. Только сейчас Сэйбл заметила, как сестра осунулась и похудела за время разлуки. Как же она должна была измучиться под неусыпным надзором отца, в этом затерянном в глуши военном городишке, каждый обитатель которого только и мечтал видеть ее ребенка заложником, а мужа мертвым!
Вне себя от раскаяния, Сэйбл мысленно жестоко выругала себя за то, что не догадалась первым делом ободрить юную мать. Все же для начала она убедилась, что никто не подслушивает, потом приблизилась к сестре:
— Твой малыш поправился и подрос. Сейчас он в полной безопасности и совершенно счастлив.
Она не добавила: «В вигваме своего отца». Лэйн и без того знала это. Мелани, притихшая у двери, расплылась в широчайшей улыбке и замигала увлажнившимися глазами, на цыпочках выходя за дверь.
— Собирай вещи, сестра, — тихо добавила Сэйбл. — Очень скоро он заберет тебя.
После нескольких секунд непонимания лицо Лэйн озарилось таким сиянием, что Сэйбл поняла: она не ожидала ничего подобного. Она была уверена, что Черный Волк вычеркнул ее из своей жизни. Боже милостивый, думала Сэйбл в ужасе, так, значит, она с самого начала все равно что отказалась от сына и не надеялась еще когда-нибудь увидеть его! Потрясенная этой мыслью, она смотрела на сестру, приоткрыв рот, с чем-то вроде благоговения. К ее огорчению, радость Лэйн очень скоро сменилась страхом.
— Нужно сейчас же, немедленно передать ему послание с кем-нибудь из индейцев! Он не должен появляться здесь, как бы мне этого ни хотелось. Его узнают и убьют немедленно!
— Думаешь, он этого не понимает? — Сэйбл пожала плечами и начала снимать ботинки. — Даже если мы изловчимся передать ему письмо, это ничего не изменит. Скажу честно, он показался мне довольно упрямым. Стоило большого труда убедить его… кое в чем.
Сбросив рубашку, она начала привычным движением расстегивать брюки. Вопреки беспокойству, Лэйн не могла не улыбнуться. Черный Волк — и Сэйбл! Она жалела, что не присутствовала при их встрече.
— По правде сказать, я понять не могу, как он собирается дать знать о своем появлении, — рассуждала Сэйбл, ступая в ванну. — Знаю одно: он велел передать, что будет здесь в ночь новолуния. И он поклялся мне в этом.
— Но ведь новолуние через два дня! — воскликнула Лэйн, рухнув в кресло.
— Да неужто? — искренне удивилась Сэйбл.
Ей почему-то не понравилось, что с момента встречи с Черным Волком прошло уже столько времени. Качая головой, она медленно опустилась в надушенную воду.
— Я уверена: мы что-нибудь придумаем.
С этими словами она погрузилась в ванну с головой, позволив влаге просочиться в каждую пору. Но полностью отдаться удовольствию не удалось, Сэйбл вдруг сообразила, что Хантер, Лэйн, Черный Волк и ребенок были все в той же опасности, как и в самом начале ее пути.
— Разрази тебя гром, отец! — высказалась она, едва появившись над поверхностью воды. — Была бы я мужчиной, я бы его как следует отлупила за то, что он вечно вмешивается! Думает только о том, как все это отразится на его военной карьере!
Схватив мыло, она начала так яростно намыливать голову, словно хотела выместить на волосах досаду, которую испытывала.
— Лучше бы ты, сестричка, не была так беспощадна к своей роскошной гриве… да и к папе.
— Это еще почему? — Сэйбл приостановилась и поморгала, чтобы увидеть сестру сквозь пелену влаги. — Он один виноват во всем. Лэйн, как ты можешь быть такой… такой…
— Всепрощающей? — улыбнулась та, поднялась и прошла к туалетному столику. — Пора тебе кое-что узнать, милая сестра.
Выдвинув ящик, она порылась среди его содержимого и повернулась к Сэйбл, прижимая к груди тетрадь в матерчатом переплете.
— Это мамин дневник. Достаточно будет, если ты прочтешь последнюю запись.
Сэйбл посмотрела на тетрадь, потом на серьезное, печальное лицо сестры. Отерев полотенцем руки и лицо, она нашла последнюю исписанную страницу.
«Я не могу больше выносить его взгляд! Он смотрит, и смотрит, и смотрит, не отрывая глаз. Он никогда не высказывает того, что думает, но я и без этого знаю его мысли. Самый мой вид напоминает ему о том, что он не сумел защитить меня, напоминает о пятне, которое будет лежать на мне до конца моих дней. Мной обладал мужчина, не соединенный со мной узами брака! Ричард знает, что моей вины в этом не было, но он не может забыть, а тем более простить. Видит Бог, я слишком слаба душой, чтобы еще хоть один день выносить горе моего дорогого мужа. К счастью, ребенок, которым наградил меня дикарь, умер при родах, иначе его рано или поздно убила бы ненависть Ричарда. Я ухожу с единственным сожалением, что никогда больше не увижу моих дорогих дочурок».
— Так он все время лгал нам! — было первое, что сказала Сэйбл, подняв взгляд от тетради.
— Он оберегал нас от жестокой правды, — поправила Лэйн, присаживаясь на корточки рядом с ванной. — Все эти годы он берег нас так неистово, что сам накликал то, чего больше всего боялся. Мама покончила с собой, Сэйбл, и папа винит в этом только себя.
— Перестань жалеть его, Лэйн! Он же собирался отнять у тебя ребенка!
— Знаю, Сэйбл, знаю, но теперь я лучше понимаю, почему он так себя вел. Он заново переживал случившееся. Только представь себе, что он чувствовал в тот день и что чувствует теперь. Поверь мне, папа делал то, что считал правильным.
Сэйбл несколько раз перечитала последнюю запись. Она честно старалась понять точку зрения Лэйн, но не могла. Слишком многое из случившегося не укладывалось в версию сестры. Например, что общего могло иметь мамино самоубийство с заключением в тюрьму Хантера Мак-Кракена?
— Все это — чистейшей воды эгоизм с его стороны! — отрезала она, захлопывая дневник.
— Тогда и я тоже эгоистка, — вздохнула Лэйн, принимая тетрадь.
На ее милые черты набежало выражение раскаяния.
— Как ты можешь говорить такое? — возмутилась Сэйбл. — Ты эгоистична? Твоя жизнь пошла прахом…
— И твоя тоже, — перебила сестра. — Вспомни, ты махнула рукой на свою безупречную репутацию, и именно я стала причиной этого.
— Подумаешь, репутация! — отмахнулась Сэйбл, которой очень не понравилось быть возведенной на пьедестал. — Есть занятия гораздо более увлекательные, чем поддерживать репутацию в безупречном состоянии. К. тому же женщины с подпорченной репутацией всегда интереснее.
— Что я слышу? — ахнула Лэйн, не веря, что эти слова произносит ее некогда такая чопорная сестрица. — И кто же успел подпортить твою репутацию? Неужели некий прославленный в прошлом разведчик?
— Ты права, как никогда, — нисколько не смущаясь, подтвердила Сэйбл, снова берясь за мыло.
— Так вы и вправду любовники. Я уже слышала о том, что вы провели ночь в одной комнате в гостинице. Мейтланд наябедничал об этом отцу. Подробностей он, конечно, не знал, но, думаю, добавил кое-что от себя.
— Мейтланд злится, потому что остался в дураках. — Сэйбл бросила лукавый взгляд из-под шапки пены. — Хан-тер обвел его вокруг пальца, как какого-нибудь новобранца!
— А… он сделал тебе предложение?
— Нет, но я и так знаю, что он любит меня, — безмятежно ответила та, сдувая с пальцев пузыри мыльной пены. — Сейчас не время думать о предложении руки и сердца. Хантер заперт в тюремной камере под глупейшим предлогом. Ничего, я его оттуда вытащу!
И откуда только в ней вся эта уверенность, невольно подумала Лэйн. Вслух же она спросила:
— Ты снова хочешь в одиночку сражаться с целой армией?
— Одно сражение я уже выиграла, не забывай об этом. Кроме того, я не одна. Несколько месяцев подряд я работала в паре с Хантером. Такая школа дорогого стоит.
Дверь распахнулась, и Мелани ворвалась в комнату с кувшином воды. У нее был до того деловой вид, что Сэйбл заподозрила экономку в подслушивании.
— Я знала, что ты сумеешь спасти моего сына, — сказала Лэйн, когда поток чистой воды полился на намыленную голову Сэйбл.
Та ответила не сразу. Не спеша выкрутив чистые волосы, она долго задумчиво смотрела в пространство. Потом сказала резко:
— Дьявольщина! Я только помогала сделать это!
— Боженька ж ты мой! — захихикала Мелани, получая неописуемое наслаждение от нового облика бывшей воспитанницы. — Хорошо бы, ежели б этот мистер Мак-Кракен обучил тебя чему другому, кроме как чертыхаться!
— Он и обучил, — дерзко заявила Сэйбл, невольно заливаясь малиновым румянцем. — Он сказал, что я — превосходная ученица.
Лэйн засмеялась. Экономка вспомнила наконец о приличиях и послала обеим неодобрительный взгляд.
— Ай-яй-яй! — запричитала она, грозя пальцем Сэйбл. — Что сталось с нашей кроткой голубкой? Виданное ли дело говорить такое! А все этот тип! Да и папаша твой тоже хорош, если бы не он да не мисс Лэйн, сидела б ты дома.
Наконец она выдохлась и умолкла. Все еще улыбаясь, Сэйбл насухо вытерлась полотенцем и надела платье из голубого батиста. Корсет и нижние юбки она предпочла отложить: для ее привыкшего к свободе тела это было бы уж слишком. Ощущение тонкой ткани на теле пришлось ей более чем по вкусу, однако пышный подол затруднял движения и казался чем-то совершенно инородным. Расчесываясь перед зеркалом, Сэйбл то и дело цеплялась гребнем за кружева у локтей. Все это было так неудобно после рубахи и брюк!
Она убедилась, что от краски не осталось и следа, но кожа лица, тронутая солнечными лучами, уже не была белой. Кое-где до сих пор виднелись следы синяков, оставленных кулаками Барлоу. В красном золоте волос выделялись выгоревшие пряди, руки огрубели, покрылись мозолями, в лавандовых глазах светились знание и опыт. Она стала женщиной, настоящей женщиной за прошедшие месяцы и гордилась своим новым «я».
Строго-настрого наказав сестре не предпринимать ничего опрометчивого, Сэйбл решительно вышла из комнаты. В туфельках ноги двигались более плавно и грациозно, но она знала теперь, что выглядеть настоящей леди и быть настоящей женщиной — вещи разные.
