Глава 11
Сэйбл опустилась на колени на берегу ручья, не отрывая взгляда от мертвых зверушек. «У меня не хватит духу, просто не хватит духу!» Пропади пропадом самолюбие, толкнувшее ее на этот шаг! Пусть бы уж мистер Мак-Кракен сполна насладился отвратительным процессом, все равно ей не вырасти в его глазах, даже выполни она ужасную задачу в полном соответствии с его требованиями.
Как ни странно, воспоминание об истории с кроликами придало Сэйбл решимости.
Как он смотрел на нее тогда, с каким презрением! Так нет же, она докажет, что может быть чем-то большим, чем украшение гостиной богатого джентльмена.
«О каком богатом джентльмене идет речь? Кому нужна женщина с такой репутацией? Тебя ждет участь дамы полусвета, участь отверженной».
Не надеясь на то, что инцидент удастся замять, как и историю с похищением Лэйн, Сэйбл грустно посоветовала себе приготовиться ко всеобщему осуждению. Ей только хотелось знать, понимает ли Лэйн, скольким пожертвовала для нее младшая сестра.
Ее вывел из раздумий тошнотворный запах крови. Со стороны поляны слышался приглушенный расстоянием голос Мак-Кракена. Наверное, ждет не дождется, когда можно будет подойти и предложить ее вниманию еще одно представление! Что ж, придется идти до конца, подумала Сэйбл, иначе не стоило и огород городить.
Она представила себе кухню ресторана и Сальваторе Ваккарелло, разделывающего упитанного каплуна. Ничего отталкивающего в этой картине не было. Приободрившись, Сэйбл покрепче сжала рукоятку ножа и замахнулась. Лезвие опустилось на длинные задние лапы одного из зайцев. Ее пустой желудок кренился и вибрировал, но она заставила себя отделить все восемь заячьих конечностей.
Когда она взялась за потрошение, следуя по памяти за действиями проводника, невольные слезы затуманили глаза. Сморгнув их, Сэйбл вывалила внутренности на землю, стараясь не смотреть на распоротое брюшко, в котором шарила руками. Во рту стремительно усиливался вкус желчи, подстегивая ее, словно язвительные комментарии Мак-Кракена. Наконец, держа в каждом кулаке по длинному уху, она зажмурилась и дернула в разные стороны. Ничего не случилось: у нее было недостаточно сил для хорошего рывка. Пришлось сделать надрез на пушистом лбу. При второй попытке шкурка снялась с отвратительным треском, отделяясь постепенно, как прилипший чулок. Кровь брызгала тонкими длинными струйками, попадая на лицо и одежду. Непрерывно сглатывая, Сэйбл перешла ко второму зверьку и повторила весь процесс торопливо и неловко. К тому моменту, когда обе тушки были готовы для варки, она дышала часто и громко, как загнанная лошадь.
Сырой запах внутренностей пропитал все вокруг. Как ни старалась Сэйбл сдержаться, это было выше ее сил. До предела вывернувшись, даже не пытаясь отползти, она поддалась рвотному позыву, выбросив весь выпитый кофе. Даже холодный влажный воздух показался едким, когда она выпрямилась, хватая его ртом. Вытирая рот, она развезла кровь по лицу. Окровавленные руки казались в темноте одетыми в черные перчатки. Кое-как держась на ногах, Сэйбл побрела к ручью и опустилась на колени на мелководье. Не обращая внимания на промокшую одежду и ботинки, она оттерла руки и умылась, потом зачерпнула воды и начала жадно пить, смывая с горла мерзкий привкус желчи.
На плечо тяжело опустилась рука. Издав испуганный возглас, Сэйбл бросила взгляд через плечо. Мак-Кракен. Кто еще мог заявиться в такой неподходящий момент?
— Что с тобой?
За этим участливым вопросом последовал странный звук. Сэйбл сообразила, что проводник пытается подавить смех. Яростно оттолкнув бесчувственного негодяя, она начала подниматься, но запуталась в намокшей юбке и плашмя свалилась в ручей. Мак-Кракен бросился на помощь.
— Не прикасайтесь ко мне! — взвизгнула Сэйбл, вне себя от возмущения.
Ей удалось выпутаться из облепившего ноги кожаного подола. Увы! От судьбы не уйдешь: поднимаясь на скользкий глинистый берег, Сэйбл наступила на край юбки и растянулась во весь рост, уткнувшись лицом в ледяную грязь, оказавшуюся поблизости словно для того, чтобы ее унижение было полным и окончательным. Не разрыдалась она только потому, что боялась наглотаться какой-нибудь дряни.
«Рухнула как подкошенная», — философски подумал Хантер и до крови прикусил губу, борясь с рвущимся наружу хохотом.
Он еще раньше заметил зайцев, обработанных если не виртуозно, то вполне приемлемо. Нетрудно было догадаться, что для его подопечной это явилось актом мести за случай с кроликами. Но Хантер все равно был доволен тем, как сработала его тактика. Только бы не прыснуть со смеху, помогая ей подняться. Впрочем, Фиалковые Глаза самостоятельно вскарабкалась на ноги, попутно прихватив заячьи тушки.
— Я сама! — прошипела она, заметив его протянутую руку, и снова спустилась к воде — вымыть будущий ужин.
— Я просто хотел помочь, — объяснил Хантер, давая себе слово не сердиться ни при каких обстоятельствах.
— А я не нуждаюсь в вашей помощи! — С этими словами она поскользнулась в прибрежном иле, забултыхала ногами, едва не свалилась в воду и вдобавок почти проткнула себя ножом, размахивая руками.
Нечеловеческим усилием воли Хантеру удалось сохранить серьезный вид.
— Я не настолько глупа, как вам кажется! Если со мной случается какая-нибудь неприятность, вы тут как тут, чтобы утешить меня! О, на это вы мастер, уж не потому ли, что имеете большой опыт в утешении женщин?
Во время своей пылкой обвинительной речи она выпрямлялась все больше и больше, как если бы приподнималась на дне ручья на цыпочки. Когда она выбралась на берег, Хантер пошел следом: ему нравилось, когда Фиалковые Глаза взъерошивала перышки, и он надеялся подлить масла в огонь ее гнева.
— Я не виноват, ты сама меня провоцируешь.
— Вас провоцирует все, что движется и дышит! — отрезала она, бросая через плечо уничтожающий взгляд. — Вот почему попытки галантности с вашей стороны не вызывают ничего, кроме черных подозрений.
«Каким же надо быть бревном, чтобы не понимать, как дорого мне далось потрошение этих зайцев! Хотя… он ведь думает, что я индианка и для меня это привычное занятие».
Гнев Сэйбл внезапно остыл при мысли о том, как ловко она ввела в заблуждение такого прожженного типа. Выходит, муки с зайцами стоили того! Она примостилась возле котелка, в облаке аромата, и начала разделывать мясо.
— Я никогда не пытался быть галантным, — с опозданием огрызнулся Мак-Кракен, плюхаясь рядом на землю, чтобы вылить воду из ботинок.
— Значит, я не ошиблась, сказав, что вы не джентльмен.
Говоря это, Сэйбл даже не подняла головы от разделочной доски. Изящным движением она отправила кусочки в булькающую жидкость. Быстрая Стрела от души веселился.
Мак-Кракен бросил на него угрожающий взгляд, выкрутил носки и подвинул ботинки чуть не к самому костру — сохнуть.
— Тебе придется переодеться в сухое, женщина, иначе ты простудишься.
— В мою бедную глупую голову это никогда бы не пришло, — буркнула Сэйбл, накрывая котелок крышкой (она понятия не имела, когда успела добавить в суп приправы и овощи).
Некоторое время вокруг костра царила тишина.
— Что же ты, Хантер? Сейчас твой выстрел, — не выдержал Быстрая Стрела.
— Помолчи, Крис! Я сказал…
— И вас слышало все население штата Небраска, мистер Мак-Кракен.
Сэйбл не заставила бы долго себя упрашивать, если бы ей было где переодеться. Среди одеял спал Маленький Ястреб, и она не собиралась его будить.
— Шевелись, а не то я сам тебя переодену! — внезапно рявкнул Мак-Кракен, вскакивая и рывком поднимая ее на ноги.
— Вам никто раньше не говорил, что вы законченный грубиян? — воскликнула Сэйбл, вырываясь.
— По сто раз на дню, — заверил он. — Пошевеливайся, женщина!
Она помедлила, но, когда рука Мак-Кракена потянулась к застежке ее одежды, она воспользовалась этим, чтобы высвободиться и отбежать на несколько шагов. Понимая, что бегством делу не поможешь, она стащила верхнюю одежду, свернула в ком, подняла его над головой и швырнула в проводника.
Пока Хантер выпутывался, Быстрая Стрела заливался развеселым смехом. Фиалковые Глаза устремилась на суверенную территорию — к ребенку.
— Ну и чертовка. — Расстелив у костра ее одежду, Хантер снова пристроился рядом с другом.
— Да уж, она с перчинкой. Лично мне это нравится.
— В ней не столько перца, сколько уксуса, и ни зернышка здравого смысла. Лучше бы она продолжала при виде меня клацать зубами от страха.
— Ты и впрямь грубиян, — сказал Быстрая Стрела серьезно.
— В тот день, когда я перестану ей грубить и начну во всем потакать, она сделает какую-нибудь глупость и лишится жизни.
На этом разговор иссяк. Хантер постарался выбросить из головы и Фиалковые Глаза, и ее мокрую одежду, не мешая ей заниматься ребенком, доить козу, путешествовать к ручью и обратно, наполняя водой большое ведро, согревать его у огня и при всем при этом то и дело помешивать суп. Он заметил, что она успела умыться (по крайней мере на лице уже не было такого количества засохшей грязи). Однако через полчаса, когда Фиалковые Глаза направилась в чащу с кучкой одежды в руках, Хантер не выдержал.
— А ну стой! — гаркнул он.
Фиалковые Глаза сделала вид, что этот окрик ее не касается. Тогда он бросился следом, при этом больно ушибив о булыжник большой палец ноги. То хромая, то прыгая на одной ноге, он догнал ее и развернул за плечи:
— Чтоб тебя разразило, женщина! Не смей покидать лагерь.
— Это еще почему?
— Мы находимся на индейской территории. В лесу может бродить кто угодно, — объяснил он, не решившись полностью высказать свои подозрения.
— Совсем недавно вас больше волновала моя простуда, — возразила Фиалковые Глаза, глядя на него с терпеливой улыбкой, какую обычно адресуют деревенскому дурачку. — Обратите внимание, я все еще насквозь мокрая.
— Да, действительно, — признал Хантер, внимательно (даже слишком внимательно) оглядев забрызганную кровью рубаху.
— Как же я переоденусь в сухое, если не выйду за пределы лагеря? — спросила она, поспешно стягивая шаль у самого горла.
— Ты вполне сможешь переодеться здесь. Мы с Кристофером отвернемся.
— Послушайте, мистер Мак-Кракен, будьте же благоразумны!
— Вот что, женщина: или переодевайся здесь, или ходи в мокром! — отрезал Хантер, терпение которого иссякло.
Он круто повернулся и заковылял к костру, не обращая внимания на острые камешки и ветки, попадавшиеся под ноги. И за что Бог наказал его самой сварливой из женщин во всех штатах? Подумать только, она готова простудиться и умереть, лишь бы не переодеваться рядом с мужчинами, повернувшимися к ней спиной!
Сэйбл впилась ненавидящим взором в спину удаляющегося Мак-Кракена, сожалея, что не может прожечь в ней две здоровенные дыры. Грубый, бесчувственный чурбан! В ботинках противно хлюпало, ноги не превратились в куски льда только благодаря постоянной ходьбе туда-сюда. Она стояла в нерешительности, продолжая сверлить взглядом рассевшегося у костра Мак-Кракена.
Быстрая Стрела взглянул сначала на одного из них, потом на другую, вздохнул и пошел к своим мешкам. В одном из них нашлось великолепное одеяло, расшитое индейскими узорами. Пристроив его между двумя деревьями, он отвесил Сэйбл изящный поклон со словами:
— Ваша гардеробная, мадам!
В его голосе не было и намека на веселость, хотя он никогда в жизни так не развлекался, как в этот вечер. Сэйбл рассыпалась в благодарностях и уже собралась укрыться за одеялом, как вдруг Маленький Ястреб заплакал. Бросив охапку одежды на землю, она устремилась к нему.
— Похоже, ты задался целью подорвать мой авторитет. Учти, он и без того не слишком крепок, — с укором обратился Хантер к приятелю.
— Ты сам только и делаешь, что подрываешь его, — усмехнулся Быстрая Стрела, но поймал предостерегающий взгляд и понизил голос. — Чего ради ты все так усложняешь? Такое ощущение, что прошли годы с тех пор, как ты в последний раз находился в обществе молодой леди.
— В обществе леди? Да уж, с тех пор прошли годы.
Разгоревшийся костер весело трещал, в котелке побулькивало густое варево. Слегка сдвинувшаяся крышка позволяла аппетитному аромату просачиваться наружу и распространяться по всей поляне. У Хантера буквально слюнки текли, и он бессознательно придвигался все ближе и ближе к котелку, делая гримасу каждый раз, когда пустой желудок сжимал голодный спазм. Наконец он не выдержал и схватился за коробку с табаком. Привычным жестом скрутив и прикурив самокрутку, он перебросил принадлежности для курения Быстрой Стреле. Табачный дым несколько притупил муки голода.
Глубоко затягиваясь, с намеренной медлительностью выпуская дым, Хантер думал о словах приятеля. Да, он долгие годы не был в обществе леди. Женщины, с которыми приходилось иметь дело, воняли дешевой выпивкой и мужчинами, с которыми они проводили ночи. Речь их была незатейлива, мысли убоги. Впрочем, это были женщины на несколько часов, в крайнем случае на ночь. Он уже забыл, когда проводил столько времени подряд рядом с человеком какого бы то ни было пола, тем более с женщиной. Сколько же дней он живет бок о бок с Фиалковыми Глазами?
«Как я могу вести себя любезно и предупредительно, если приходится постоянно нервничать?»
Хантер сделал очередную глубокую затяжку и выпустил дым кольцами. Он не привык заботиться о ком бы то ни было, а его собственная жизнь могла оборваться когда угодно — ему было безразлично. Бывали ночи, когда он подумывал о том, чтобы оборвать ее своими руками. Он был не вполне безумен, чтобы пойти на это, но и не достаточно нормален, чтобы находиться рядом с прекрасным созданием вроде Фиалковых Глаз. Тем не менее она и ее мальчишка стали серьезной причиной для того, чтобы еще на какое-то время продлить свое бессмысленное существование.
Хантер посмотрел на другую сторону костра. Там стояла она, прижимая к себе ребенка и целуя его в темноволосую макушку. Невольная улыбка смягчила суровую линию его рта. Фиалковые Глаза что-то ворковала, и лицо ее буквально сияло любовью. С бесконечной нежностью она уложила малыша и укрыла вторым одеялом, накрыв сверху еще и куском меха.
Когда она подобрала одежду и выпрямилась, Хантер заметил, как сильно ее трясет: даже узел на голове распустился и жалко свисал на одно ухо. Что-то из вещей выпало из охапки, и он вскочил на ноги, чтобы подобрать.
Почувствовав прикосновение к локтю, Фиалковые Глаза настороженно обернулась.
— Вот, ты уронила. А теперь иди, пока совсем не окоченела.
— Ниче-чего со мной не случи-чи-чится, — стуча зубами, ответила она.
Жизненная позиция «не-нуждаюсь-я-ни-в-чьей-помощи» в один прекрасный день сослужит ей плохую службу, подумал Хантер со вздохом. Он начал снимать свою овчинную куртку, но вдруг заметил, с каким страхом следят за его действиями лавандовые глаза. Проклятие! Кончится тем, что он вообще разучится испытывать желание.
Когда он накинул полушубок на ее трясущиеся плечи, Сэйбл вложила во взгляд всю благодарность, которую чувствовала. Жар его тела оставался внутри одежды, согрев ее, словно пламя невидимого костра.
— Теперь вы сами можете окоченеть, — робко возразила она, при этом торопливо просовывая руки в рукава.
Вот это взгляд, подумал Хантер, разом забыв всю свою досаду. Она смотрела так, словно и впрямь о нем беспокоилась, словно его состояние что-то для нее значило! Желание, которое он только что почти похоронил, сразу заявило о себе.
— На этот случай у меня где-то есть пыльник и пара шкур, — ответил он и поплотнее запахнул на ней куртку, держась за ворот (на миг костяшки его пальцев коснулись округлого подбородка — Фиалковые Глаза едва заметно отпрянула, словно прикосновение обожгло ее).
— Вы очень добры, — прошептала Сэйбл, все сильнее смущаясь.
Было что-то невыразимо интимное в том, чтобы, будучи босиком, находиться совсем близко от мужчины. Мак-Кра-кен снова коснулся ее подбородка, на этот раз кончиком большого пальца. Движение не было случайным, и, Бог знает почему, оно обжигало. Против воли она сделала шаг назад.
— Интересно, этот суп когда-нибудь сварится? — спросил Мак-Кракен небрежно, сунув руки в карманы. — Такой запах способен с ума свести!
— Думаю, он давно готов. — Похвала заставила Сэйбл вспыхнуть от удовольствия. — Начинайте ужинать, иначе в котелке ничего не останется.
Сама того не замечая, она терлась щекой о мягкую овчину ворота. На фоне белой овечьей шерсти кожа ее казалась особенно нежной и яркой, дуги бровей более темными, а губы… губы ее в сумерках были цвета переспелой вишни и заставляли думать о сладком винном вкусе, об аромате весенних полевых цветов. Искушение — вот как называлось то, что испытывал Хантер, а искушение должно быть безжалостно подавлено. Так нашептывала совесть, но тоска по настоящей близости, накопившаяся за годы намеренного одиночества, подталкивала к безрассудным поступкам. В глубине лавандовых глаз тлела искорка, которая — он знал — умела разгораться в пламя цвета темного индиго. Однажды увидев это, он мог желать лишь одного — чтобы все повторилось.
Кто знает, думал Хантер, не откроет ли он, держа эту женщину в объятиях, что еще способен любить, любить в полном и высшем смысле этого слова.
Что тогда будет с ним?
Какая разница?
— Знаешь, — начал он, стараясь повернуть мысли в более безопасное и более обыденное русло, — я подумал: мы ведь еще не скоро доберемся до цели, так, может, разумнее будет перестать ссориться? Может статься, от взаимного доверия будут зависеть наши жизни, — И он добавил, мучительно преодолевая непривычку признавать свою не правоту:
— Мне очень жаль, что я наговорил всякого…
— Полагаю, я предстану не в лучшем свете, если в ответ тоже не расшаркаюсь, — заметила Сэйбл довольно скептически.
— Если не считаешь нужным, можешь не утруждаться.
— Я заметила, что вам нелегко далось извинение за свое невозможное поведение.
— Нелегко, — признал Мак-Кракен, обретая свой обычный насмешливый тон, — но не настолько нелегко, как тебе дается говорить правду.
— Так вы хотите заключить мирный договор? — поспешно спросила Сэйбл, меняя тему.
— Можешь называть это так.
— В таком случае обговорим условия.
На это стоило бы ответить резкой отповедью, но у Хантера не повернулся язык: она выглядела такой уморительно рассудительной!
— Неужели тебе было так трудно, а, Фиалковые Глаза?
Он вложил в имя, придуманное на индейский манер, всю нежность, которую испытывал, произнося его мысленно. Глаза ее широко раскрылись, взгляд затуманился, губы затрепетали. Вся его кровь отхлынула в низ живота, оставив в голове звенящую пустоту: он словно оказался в непосредственной близости от пламени, источающего невыносимый жар.
— По правде сказать, я и представить не могла ничего подобного, — услышал он бархатный, пришептывающий голос.
Странное дело, любопытство пробилось даже сквозь желание, разрушая чары. Вопрос вырвался едва ли не раньше, чем Хантер осмыслил его:
— Значит ли это, что раньше ты никогда не бывала на индейской территории?
Сэйбл опомнилась. Глаза Мак-Кракена смотрели по-прежнему ласково, но в их серебряной глубине таилось нетерпение — нетерпение знать, — которое заставило ее закрыться, как раковину. Кроме того, ей очень не нравилось, что в опасной близости от этого человека воля ее начинала стремительно слабеть.
— Когда я сочту нужным, мистер Мак-Кракен, я немедленно сообщу вам все подробности своего прошлого, — сухо ответила она и скрылась за развешанным одеялом.
Перед Хантером не осталось ничего интереснее вышитого на одеяле узора, и он вынужден был вернуться к костру. Подумать только, всего минуту назад между ними царили мир и взаимопонимание! Пусть ненадолго, но Фиалковые Глаза опустила щит, за которым скрывалась от него днем и ночью. Но что заставляло ее скрываться за щитом? Что такого было в ее жизни, во что нельзя было посвящать никого?
— Итак, ты предложил мир, но его не приняли, — сказал Быстрая Стрела с усмешкой.
— Перестань ко мне цепляться! — прошипел Хантер, достал жестяные тарелки и, наполнив их из котелка, протянул одну индейцу.
— Я только хочу спросить: что, с самого первого дня все так и идет?
— Как это — «так»? У нас все в лучшем виде.
— Ну конечно! — Быстрая Стрела подцепил ложкой кусочек моркови и изящно положил в рот. — Вы ведете себя так, словно каждого из вас что-то мучает. Находиться в вашем обществе — все равно что в открытом поле во время грозы.
— Я могу тебе объяснить, что мучает меня. Эта особа вытащила меня сюда путем обмана, и я имею право злиться.
— Ты хочешь сказать, она воспользовалась тем, что ты был пьян и не мог мыслить здраво?
Хантер пропустил шпильку мимо ушей. Он ел так, что за ушами трещало. Быстрая Стрела откинулся на седло, деликатно жуя и глядя на приятеля с улыбкой, полной благодушной насмешки. Когда ложка Хантера застучала по дну тарелки, тот заметил взгляд индейца и нахмурился.
— Я что, не ответил? Ну да, она так и сделала.
— Занятно, что это хрупкое, воздушное создание сумело справиться с медведем вроде тебя.
— Ты не все знаешь, друг. — Хантер покачал головой и улыбнулся, вспоминая. — Порой она сгибает меня в бараний рог, и я только что не пресмыкаюсь в пыли.
— Тебе известно, что она белая? — не удержался Быстрая Стрела.
— А ты как думаешь? Я хоть и недоумок, но не полный дурак.
— Ага. Теперь мне становится понятнее, почему ты так бесишься по поводу и без повода. Хочется одержать верх, не так ли, друг мой, Бегущий Кугуар? — Взгляд индейца недвусмысленно говорил о том, с каким удовольствием он доводит свои мысли до сведения Хантера. — Но пока ты добился лишь того, что с тобой обращаются так, как ты этого заслуживаешь.
— Это как же?
— Как с человеком низким, грубым и бесчувственным.
Хантер только пожал плечами. Прекрасно зная, кто он и какой, он не обиделся на слова друга. Оба на время умолкли, занятые исключительно едой.
— Подумать только, Крис, мы не виделись с тобой столько времени! — наконец заметил Хантер рассеянно, потом вернулся к разговору. — Женщина вроде этой, да еще с ребенком, не должна находиться в таком месте… особенно наедине с таким человеком, как я.
— Она как будто неплохо держится, — возразил Быстрая Стрела, делая вид, что не понимает невысказанной просьбы забрать женщину, пока не случилось что-либо непоправимое. — Послушай, Хантер, ты не думал о том, чтобы в один прекрасный день убраться отсюда навсегда?
— Куда же я денусь? Домой? Нет уж, таким я не вернусь.
— Человек не может жить без будущего, без цели в жизни. Все, что тебе нужно, — это оставить прошлое в прошлом.
— Думаешь, я не пробовал? — Хантер опустил голову, скрывая маску вины и стыда, в которую превратилось его лицо. — Речь идет не просто о прошлом, а о человеческих жизнях. Люди жили, дышали, воевали… А теперь они мертвы, потому что я… оказался никуда не годен.
Индеец помянул черта, проклиная себя за то, что затронул больную тему. Какое право он имел судить Хантера за его боль, какое право имел указывать, как долго она должна длиться? Но он хотел пробудить в друге надежду на возрождение. Что бы ты ни совершил, нельзя прожить остаток жизни в добровольном заточении, бичуя себя за слабость, — так он думал. Но он не прошел через то, что выпало на долю Хантера.
— Прости, Хант.
— Ничего страшного, — искренне ответил тот.
На окраине поляны, в темноте, раздался явственный шорох. Оба приятеля тотчас оказались на ногах и бросились в ту сторону, держа наготове оружие. К счастью, это была всего лишь коза, которой как-то удалось отвязаться. Пока Хантер освобождал запутавшееся в колючем кустарнике животное, Быстрая Стрела повернул назад к костру.
— Боже ты мой, вот это да! — услышал Хантер.
Индеец стоял в каменной неподвижности, не отрывая глаз… от чего? Хантер проследил его взгляд и замер тоже. Сами того не желая, они оказались в пределах видимости происходящего за одеялом.
Фиалковые Глаза стояла спиной к ним над кучкой мокрой одежды. Вот она повернулась влево, поднимая сухую нижнюю юбку, и в темноте ненадолго обрисовался белый, как пена, профиль: округлость ягодиц, острые вершинки грудей, длинные стройные ноги.
— Уходи, Крис! — скомандовал Хантер резким шепотом. — Это не представление в твою честь… или в мою.
Быстрая Стрела посмотрел на него, насмешливо приподняв бровь, но счел за лучшее повиноваться. И тем самым избежал больших неприятностей, мрачно подумал Хантер. Ни один мужчина не имеет права подсматривать за переодевающейся женщиной, если она ничего не знает об этом. Впрочем, благие намерения не помешали ему самому помедлить еще несколько мгновений, наслаждаясь прекрасным видением. Вернувшись к костру, он тотчас закрыл глаза, вспоминая и надеясь удержать его в памяти надолго, навсегда.
Прошло несколько минут. По мнению Хантера, Фиалковые Глаза уже должна была появиться из-за укрытия.
— Зачем ей торопиться? — упрекнул Быстрая Стрела, заметив нетерпеливые взгляды, которые друг все чаще обращал в сторону одеяла. — Ничего не случится, если ты дашь ей время побыть одной.
— Кто знает! — буркнул Хантер.
Минуты шли и шли. Фиалковые Глаза так и не появилась, даже легкий звук ее движений не доносился больше с той стороны. Наконец, раздраженно отшвырнув подвернувшуюся под ноги тарелку, Хантер выхватил револьвер и двинулся к «гардеробной».
Если она играет с ним в прятки, он ее придушит, как котенка! Переодеваться в течение получаса может только английская королева!
Как он и подозревал, Фиалковые Глаза не ожидала его позади одеяла, чтобы кротко выслушать выговор. Хантер углубился в лес, раздражаясь с каждой минутой все сильнее.
Если ее понесло в чащу от повышенной стеснительности, он ей задаст жару! Скажите, какая деликатность! Нет уж, на этот раз он всыплет пару горячих по ее круглой попке!
Взвинтив себя до белого каления, Хантер махнул рукой на свое профессиональное мастерство и ломился сквозь подлесок, как поднятый охотниками лось. Серебряные лоскуты лунного света тут и там пятнали темную листву кустарника и пожухлую траву. Он почти перепутал бледное пятно с островком лунного света и остановился, только наткнувшись на что-то ногой.
Перед ним мехом вверх лежала его куртка, на белом вороте темнело несколько пятнышек свежей крови.
