Глава 7
По дороге в Мелтон-Моубрей, где начался зимний охотничий сезон, Френсис проезжал Саммер Сент-Мартин. Он мог бы придумать тысячу причин, чтобы заехать. Хотя бы для того, чтобы навестить свою любимую тетю. Но не сделал этого. Снова увидеть Серену было слишком опасно для его душевного равновесия.
Арабелла прислала пару остроумных писем, из которых он без особого труда понял, что две женщины чудесно ладят друг с другом и что Серена здорова и счастлива. Единственной важной информацией в письмах было то, что братья Серены отняли у нее три тысячи фунтов, оставленные ей мужем. И Френсис догадался, что тетя хочет, чтобы он что-нибудь предпринял в связи с этим. Только небеса знают, как ему это сделать.
Он был доволен явным согласием, царившим между женщинами, но все же слегка удивлен. Неужели Серена Олбрайт стряпает, штопает простыни, читает повести и даже прогуливается по деревне?
Если все это правда, подумал он с внезапным испугом, то можно было отдать голову на отсечение, что все местные мужчины кружили вокруг теткиного особняка, как мартовские коты. Он чуть было не завернул, чтобы предъявить права на свою сирену, но заставил себя продолжить путь.
Он же собирался жениться на Анне Пекворт. А Серена Олбрайт со всей ее красотой, смелостью и сексуальным опытом больше не должна занимать его мысли. Пусть заведет себе сельского любовника, если хочет.
* * *
Френсис нисколько не ошибся в своих предположениях. Появление Серены в Саммер Сент-Мартине вызвало невероятный переполох… переполох, за которым Арабелла Херстман наблюдала с интересом.
Она была заинтригована своей гостьей, как и Френсис, и точно так же беспокоилась о ее будущем. Мысль о том, что пятнадцатилетнюю девушку можно насильно выдать замуж, приводила ее в ужас, а уж если мужем был Мэтью Ривертон… Просто безобразие! Должен существовать закон против таких неравных браков, и Арабелла как раз размышляла о том, как добиться, чтобы этот закон был принят.
Но невинная жертва или нет однако, восемь лет такого супружества не могли пройти бесследно. Арабелла уже поняла, что сексуальная внешность Серены вводила в заблуждение, сбивала с толку, но все же ее с трудом можно было отнести к невинным овечкам. Вопрос был в том, не растлил ли столь жуткий брак несчастную девушку окончательно?
Арабелла почуяла взаимное влечение между красивой юной женщиной и своим племянником. И ей очень захотелось, чтобы их отношения вылились в брак. Но только в том случае, если Серена станет любящей, добропорядочной женой.
И каждый день приносил приятные сюрпризы. Серена вела себя как настоящая леди.
Еще одно говорило в ее пользу: она не делала абсолютно никаких попыток привлечь к себе внимание. Даже наоборот. Ее простенькие закрытые платья и строгий узел казались попыткой сделать свою внешность как можно незаметнее.
Наверно, эта молодая женщина прекрасно знала, что все ее ухищрения не помогут. Но Арабелла так не думала. Она достаточно повидала за свою жизнь милых девушек, пытавшихся изо всех сил приукрасить то, чем их наделила природа, и всячески старавшихся поймать мужчин в свои сети. Так что поведение Серены казалось необычным.
Конечно, ее уловки не срабатывали, но Арабелла не могла винить за это Серену.
Дом Арабеллы внезапно стал центром жизненных интересов всех мужчин округи. Правда, так случалось со всеми местами, где появлялась Серена, — в церкви, во время визитов к беднякам и даже в крошечном деревенском магазинчике.
Итак, если Серена настоящая леди, то какое будущее ожидает ее?
Письма Корделии ясно давали понять, что Френсис увлечен одной из дочерей Аррана, но в таком случае как его угораздило подружиться со столь чувственным созданием, как Серена? Женитьба на вдове Мэтью Ривертона не идет ни в какое сравнение с альянсом с Арранами. Арабелла с усмешкой думала, что такой брак заставит ее сестричку Корделию поседеть.
Ну и дьявол с ней! Главной заботой Арабеллы было счастье Френсиса, хотя ей, конечно, хотелось бы видеть счастливой и Серену тоже.
Однажды вечером в конце января, когда они с Сереной занимались шитьем, Арабелла сказала:
— Кажется, вскоре к нам пожалует Френсис.
Серена подняла глаза, в которых отразилось гораздо больше тревоги, чем ожидала Арабелла. К тому же Она сильно побледнела.
— Неужели? Я считала, что он уже и думать обо мне позабыл.
— Чепуха, — сухо возразила Арабелла. — Нет такого мужчины, который забыл бы тебя, девочка, однажды увидев.
Серена покраснела.
— Но я вовсе не хочу привлекать внимание, Арабелла.
— Я знаю, что не хочешь, но все равно притягиваешь мужчин не хуже магнита. И Френсис вернется. Какие у тебя планы?
Девушка запаниковала.
— Конечно, вы не захотите терпеть меня здесь вечно.
— Захотела бы, — грубовато перебила Арабелла. — Очень приятно, когда ты рядом. Но это неестественно для такой молодой женщины, как ты.
— Я знаю.
— Ты хотела бы спрятаться здесь, но это не выход.
— Вы же прячетесь здесь всю жизнь, — возмущенно возразила Серена. — Почему же мне этого нельзя?
— Я прячусь? — фыркнула Арабелла. — Ерунда. Мне потребовалось много мужества решить, что я не выйду замуж и что буду жить здесь самостоятельно. Моя независимость жутко оскорбляет окружающих. Полагаю, ты хотела бы стать такой же.
Серена вздохнула.
— Я думала об этом. В моем положении мне больше всего пристала роль компаньонки, так что если вы мне поможете, я могла бы начать сама заботиться о себе.
И никакого намека на замужество, никакого упоминания о Френсисе, заметила Арабелла.
— Разумный план, хотя мне и будет не хватать тебя, дорогая. А теперь, я уверена, что если хорошенько поразмыслю, то найду тебе такого работодателя, который будет благодарен тебе за твое доброе сердце.
И Арабелла принялась за дело. Разумеется, она не хотела побыстрее избавиться от Серены, но считала, что такая бесцельная жизнь вряд ли подходит ее гостье. И Серена выглядела в последние дни немного хуже. Так что Арабелла написала несколько писем. Но поскольку не пришло подходящих предложений, новую порцию писем она пока не отсылала. Вместо этого в феврале у нее родился другой план:
— Нам, вероятно, стоит вывезти тебя ненадолго в более людное место, девочка, прежде чем ты навсегда с головой уйдешь в скучную, нудную работу. Давай съездим в Бат или в Танбридж-Веллз.
— Нет! — воскликнула Серена. — Мои братья!
— Ты не сможешь прятаться всю жизнь, девочка моя! Уверяю тебя, я все время буду рядом, они просто не осмелятся на какую-нибудь пакость. Ты заслуживаешь отдых, и надо же хоть немного пообщаться с молодыми джентльменами.
— Не увлекайтесь матримониальными планами, Арабелла, — угрюмо произнесла Серена. — Никто не захочет жениться на мне.
— Любой мужчина, хоть однажды увидевший тебя, захочет на тебе жениться.
Серена сверкнула своими циничными, слишком много повидавшими глазами.
— Нет, они захотят не этого.
Арабелла покраснела.
— Что ж, они заплатят за это женитьбой.
Она увидела, как Серену затрясло.
— Моему мужу это стоило тридцать тысяч гиней.
— О дорогая… — Арабелла даже потеряла дар речи.
Много лет назад она изучала вопросы взаимоотношения полов и, конечно, не считала себя наивной, но иногда под взглядом Серены она казалась себе невинным ребенком.
— Это настроило тебя против брака вообще, да, дорогая? Я и сама не слишком высокого мнения об этом деле, — продолжила она колко. — Своеоб разная форма рабства, скажу тебе, но ведь многие женщины так и жаждут попасть в эти сети. Конечно, следует помнить о детях. Кажется, нет никакого способа заставить мужчин и женщин прекратить делать детей, а кому же хочется, чтобы ангельские души стали жертвами…
Тут, к своему ужасу, она заметила, что прекрасные глаза Серены наполнились слезами.
— О Боже, и что я такого сказала? Ну же, девочка, не плачь… Я не буду больше принуждать тебя к чему-либо.
— Арабелла, мне кажется… я забеременела!
Арабелла так и замерла. Из всех возможных несчастий, какие она вообразила, это — как ни странно — ни разу не пришло ей в голову.
— От кого?
— Я бы не хотела говорить об этом.
— Ты не можешь сказать? — Испуганный и на полненный болью взгляд Серены чуть не довел Арабеллу до слез. — О, мне так жаль, девочка моя. Не смотри так. Но ты должна открыться мне…
И тут ее осенило:
— Боже милостивый! Это Френсис, правда ведь?
И взгляд Серены подтвердил ее догадку. Арабелла вскочила на ноги.
— Негодяй! Использовал тебя, а потом уехал, и ни словечка больше.
Серена тоже поднялась.
— О нет, Арабелла, вы не понимаете!
— Неужели? — Глаза Арабеллы воинственно сверкали. — Я прекрасно все понимаю, и этот молодой человек вернется сюда, чтобы исполнить свой долг!
— Нет! — вскрикнула Серена.
Арабелла подбоченилась.
— Так что же ты сама решила? Хочешь, чтобы бедное невинное дитя было незаконнорожденным?
Серена положила руки на едва наметившуюся выпуклость живота и в ужасе взглянула на Арабеллу.
— Решайся, девочка. Либо выходи замуж за отца ребенка, либо рожай его на муки и позор.
Слезы так и брызнули из глаз молодой женщины, потекли по щекам и закапали на коричневую шерсть платья. И ничуть не испортили ее беспомощную красоту, что бы там об этом ни говорили. Судорожно всхлипнув, словно именно в эту секунду разбилось ее сердце, Серена прошептала:
— Если лорд Мидлторп пожелает жениться на мне, я выйду за него.
Арабелла закусила губу, чтобы не дать сорваться ядовитым словам по поводу желаний милорда.
— Отлично. А теперь сядь и приведи себя в порядок, а я пока напишу письмо.
* * *
Френсис откровенно наслаждался жизнью, весело проводя время в кругу друзей. Люсьен де Вокс, маркиз Арден, не позволил женитьбе повлиять на свои привычки и принимал гостей в великолепном охотничьем домике отца на окраине Мелтона. А этот охотничий «домик» имел двенадцать спален к услугам друзей герцога Белкрейвена и комфорт, какой только можно было вообразить. Гости приезжали и уезжали. Стефен Болл, например, весьма серьезно относился к своим обязанностям члена парламента и частенько отлучался в Лондон по делам службы. Но в доме почти постоянно находилось ядро из восьми человек: сам Люсьен, его жена Бет, Френсис, Кон Сомерфорд, Майлз Кавана со своей несносной подопечной Фелисити, Хэл Бомонт и его любовница Бланш Хардкасл.
Такая компания всегда вызывала сплетни и недоумение у посторонних, даже у сугубо мужского общества, собиравшегося на время охотничьего сезона. Джентльмену не пристало вводить в дом женщину с сомнительной репутацией, если там же находилась и его супруга. Но тут случай был еще поразительнее и скандальнее. Бланш Хардкасл, помимо того, что была актрисой, была официальной любовницей Люсьена де Вокса в течение четырех лет до его женитьбы на Бет. И еще Бланш славилась острым язычком и не оставила бы камня на камне от реноме наглеца, посмей он только назвать ее падшей женщиной.
Более того, Бланш и жена Люсьена, Бет Арден, подружились, яростно отстаивая женские права. И частенько выступали единым фронтом против замашек маркиза и его друзей.
Хэл Бомонт тщетно убеждал прекрасную актрису выйти за него замуж. Она упорно отказывала ему, хотя всем было ясно, что она испытывала настоящие чувства к своему однорукому майору.
Френсис уже привык к этой скандальной ситуации, но вот Майлз поразил его тем, что привез на охотничий сезон свою двадцатилетнюю подопечную из Ирландии, чтобы она присоединилась к этой пестрой, вызывающей постоянные кривотолки компании. Мелтон, да еще в охотничий сезон, и сам по себе не был подходящим местом для незамужней леди.
— Я просто не рискнул оставить ее дома без присмотра, — вздыхая, объяснил Майлз. — Она совершенно отбилась от рук, там с ней никто не может справиться. Добавь к этому ее гигантское наследство — и можно не сомневаться, что какой-нибудь жулик постарается воспользоваться моим отсутствием, чтобы принудить ее к замужеству.
— Ты же мог остаться в Ирландии и навести по рядок там.
— И пропустить охотничий сезон? Дьявол бы тебя побрал, Френсис! Как у тебя только язык повернулся? Эй, послушай, кажется, ты ищешь себе невесту? Как насчет Фелисити? Она довольно приятной наружности и чертовски богата.
Френсис вежливо, но категорично отказался. Фелисити Монахан была черноволосым и черноглазым исчадием ада. Подробно о ее выходках не рассказывалось, но он уже своими глазами видел этот ходячий вулкан раздражения и недоброжелательства. А однажды Майлзу как опекуну пришлось даже привязать ее к креслу в библиотеке, чтобы удержать от злобной выходки. Правда, общение с Бет и Бланш заметно смягчило характер девушки, но Френсис очень сомневался, что их радикальные взгляды и фанатичная вера в права женщин повлияют на Фелисити положительно.
Он просто поблагодарил небеса, что эта девушка не на его попечении.
И уже успел перемолвиться с Бет Арден о Серене, прогулявшись с ней по оголенному зимнему саду.
— Я познакомился кое с кем, кто знал тебя в школьные годы, — сказал он. — Серена Олбрайт.
— Серена, — с довольным блеском в глазах произнесла Бет. — Я уже вечность ничего о ней не слышала. — Вдруг она нахмурилась. — Она покинула школу совсем юной.
— Да? Сколько же ей было?
— Пятнадцать. Какая она сейчас?
— Прекрасная.
Бет подозрительно покосилась на него.
— И это все, о чем вы, мужчины, в состоянии думать?
Он, сдаваясь, поднял руки.
— Ну будь же справедлива, Бет. О чем еще может думать мужчина, впервые увидев ее?
— Да, — вздохнула Бет. — Ты прав. Но только ей от этого сплошные неприятности. Когда я услышала, что Ривертон умер, то искренне порадовалась за нее.
— Ривертон? — удивился Френсис.
— Ее муж.
Френсиса словно ударили в солнечное сплетение.
— Ты имеешь в виду Мэтью Ривертона?
— Ну да. А ты не знал? Ее забрали из школы, чтобы выдать за него замуж. Тетя Эмма, руководившая школой, была просто в отчаянии. Я даже тогда понимала, что он, конечно, малопривлекательный мужчина, но… только сама выйдя замуж, осознала, почему тетя Эмма так переживала.
Френсис уставился на нее широко открытыми глазами.
— Ты уж лучше повтори это так, чтобы услышал Люсьен.
Она покраснела, но рассмеялась.
— Не будь дурачком. Люсьен — нескончаемая радость для меня, но я поняла, каким адом замужество становится для женщины, если мужчине наплевать на ее чувства. А уж после чтения некоторых книжек, которые Люсьен с удовольствием спрятал бы куда-нибудь подальше… В общем, теперь я с содроганием думаю об этом, ведь ей было всего пятнадцать.
— Боже, — пробормотал Френсис, которого тоже затошнило при мысли, какому обращению подвергалась Серена, будучи, в сущности, еще ребенком. У него самого было две сестры, которых он прекрасно помнил пятнадцатилетними: короткие юбочки, косички, бантики и пер вые заинтересованные взгляды на мужчин, конечно, абсолютно невинные. Какой отец мог пойти на святотатство и отдать эту невинность мужчине вроде Ривертона? Ну и что, что замуж? Френсис начал понимать, почему у Серены сама мысль о новом муже вызывала отвращение и протест.
— Ну так что с ней? — спросила Бет.
— Пока все в порядке, — уклончиво ответил Френ сис. — Однако, насколько я понял, ее братья ухитрились прибрать к рукам все, что осталось от богатства мужа.
— Ах вот как? — В глазах Бет зажглись воинственные огоньки. — Тогда нам надо срочно что-то предпринять по этому поводу.
— Бет, — постарался угомонить ее Френсис. — Тебе вовсе не нужно впутываться в эту историю.
— Глупости! — отрезала Бет и немедленно отправилась посоветоваться с Бланш и Фелисити.
Когда Френсис рассказал обо всем Люсьену, маркиз лишь вздохнул.
— Ох уж эти жуткие женщины-воительницы! Кажется, мне снова придется вламываться куда-нибудь.
Одна из операций Бет по спасению еще одной школьной подруги закончилась тем, что Шалопаям год назад пришлось ночью взламывать дверь и пробираться в дом, подобно ворам.
— Может быть, позвать на помощь Николаса?
— Если понадобятся решительные действия, то это сделаю я.
— А-а, у тебя, кажется, личный интерес? — полюбопытствовал Люсьен.
— Конечно, нет, — ответил Френсис, но понял, что выдал себя, потому что брови Люсьена забавно поползли вверх.
Почувствовав себя напроказившим ребенком, Френсис сознался:
— Я оставил ее у тети Арабеллы до тех пор, пока не решу, что делать.
— И что ты успел надумать? — подозрительно спросил Люсьен. — Смотри, как бы Бет не заинтере совалась твоими планами.
Френсис уже не мог отделаться легкомысленной фразой насчет женитьбы или убийства. Он бесцельно полистал какую-то книжку, собираясь с духом.
— Я не могу жениться на ней. У нее не будет детей.
— Вот же пакость!
Эта причина была понятна Люсьену, ибо он и сам был единственным сыном и тоже должен был позаботиться о продолжении рода.
А Френсис впервые честно признался себе, что был бы не прочь жениться на Серене Олбрайт, если бы она могла родить наследника. Нет, не на Серене Олбрайт, а на Серене Ривертон. Вдове Мэтью Ривертона.
Бог мой, с матерью точно бы приключился апоплексический удар, а Пекворты перестали бы с ним здороваться. Слава Богу, что ничто не искушает его на подобный идиотский поступок.
Конечно, где-то в глубине души по-прежнему теплилась соблазнительная мысль взять Серену в любовницы. И она была бы согласна. Наверное, это можно было проделать с умом, не вызывая огласки. Но тут он подумал, как отнесутся к подобному Шалопаи. Как-то они воспримут и жену, и любовницу одновременно? Если это может покоробить даже его сверхлиберальных друзей, каково же тогда будет Анне и Серене?
И тут ему пришло в голову, что он без труда представляет Серену в этой сумасбродной компании, Анна же никак не вписывалась в эту картину.
Но Анна была именно той женщиной, какую он хотел бы видеть в качестве своей супруги.
Эх, чего он действительно жаждал, с горечью осознал совершенно измученный Френсис, так это утопить свои печали в бренди и не просыхать все последующие шесть месяцев.
На следующий день охота была назначена в Кворне. Мужчины уселись за щедро накрытый стол, чтобы основательно подкрепиться, предвкушая отличную охоту, поскольку погода исключительно благоприятствовала этому. Все пребывали в чудесном настроении, пока Бет не объявила:
— Братья Серены тоже в Мелтоне. Не сомневаюсь, что они появятся на сегодняшней охоте.
Люсьен вопросительно поднял брови.
— И что теперь, свет моей жизни? Прикажешь загнать их в чащу? Ради тебя — что угодно!
— Глупый, нам нужны их деньги, а не жизнь. Он ухмыльнулся.
— Я всегда подозревал, что в тебе дремлют инстинкты настоящего головореза с большой дороги.
— Ух! Давайте и правда нападем на них! — сказала Фелисити, кровожадно сверкнув черными глазами.
— Умерь свой пыл, девочка! — строго произнес ее опекун, и она сразу сникла, бросив на него угрюмый взгляд.
Люсьен с забавным смущением наблюдал за женой.
— Господи, помоги нам всем! У тебя есть хоть какой-то план?
— Нет, — призналась она.
— Слава Тебе, Всевышний!
— Пока нет.
Он застонал, но тут же рассмеялся.
— Я сам займусь этим делом, — вмешался Френсис. — Я просто потолкую с ними с глазу на глаз.
— Не самое мудрое решение, старина, — возразил Кон Сомерфорд. — У тебя нет на это права, а они, конечно, тут же полюбопытствуют, каковы твои намерения. И если ты не собираешься жениться, то ваш разговор выльется в безобразную сцену.
— Проклятие! — ругнулся Френсис, но тут же извинился. — Прошу прощения, леди.
— О небеса! Френсис, — беззаботно ответила Бет, — не волнуйся из-за таких пустяков. Мы ведь свои люди. Ты лучше не отвлекайся от главного. Факт, что братья Серены незаконно присвоили себе ее собственность, а этого нельзя допустить. Остаться без денег — очень опасно для женщины. Не мешало бы выяснить, сколько они прикарманили, ведь нельзя отнять у них больше, чем необходимо…
— Так-таки и нельзя? — засомневалась неугомонная Фелисити, вынудив опекуна осуждающе покачать головой.
— Кажется, около трех тысяч, — ответил Френсис.
— Отнять? — эхом повторил Люсьен. — Бет, шутки в сторону, я не позволю тебе вмешиваться во всякие сомнительные делишки. Больше не позволю. Особенно теперь.
— Не позволишь? — Бет гневно посмотрела на мужа. — Я так и знала, что ты поглупеешь от этого.
— Поглупею?
— Вот именно. Обычное воспроизводство себе подобных не помешает мне…
— Бет! — завопил ее муж. — Мы вообще-то даже не упоминали об этом.
— О! — Она покраснела.
Хэл Бомонт ухмыльнулся.
— Правильно ли мы поняли, что герцог имеет шанс на продолжение рода?
— Все ты понял правильно, — заверил его Люсьен. — Так что моя маркиза перестанет лезть сломя голову во всякие приключения.
Бет открыла было рот, чтобы дать достойную отповедь, но передумала, решив не устраивать скандала.
— Прекрасно, милорд маркиз, тогда что вы планируете предпринять против этого вопиющего беззакония?
— К дьяволу! Я выплачу женщине несколько тысяч из своего кармана.
— Но это вовсе не одно и то же.
— Она об этом не узнает!
Тут вмешался Френсис:
— Я буду знать, и этого достаточно. Кроме того, я совершенно согласен с Бет. Братья Серены не должны остаться безнаказанными.
Они немного пообсуждали эту проблему, но так ни к чему и не пришли, когда Майлз Кавана неожиданно рассмеялся.
— Том и Вилл Олбрайт заключают пари на все: на карточный выигрыш, на победу лошадей, на женщин. И ни один из них не настолько умен, чтобы выиграть. Хотя они и лихие всадники, мчатся сломя голову. Так почему бы не сыграть на этом?
— Как? — спросил Френсис.
— Ты знаешь моего Баньши.
Френсис содрогнулся. Баньши был одним из новых жеребцов Майлза, злобный серый конь, пытавшийся уничтожить любого, кто хотел прокатиться на нем. Он был уродлив, словно слеплен на скорую руку, но обладал потрясающей быстроходностью и выносливостью. Дьявольская лошадь, но будет ценным призом тому, кто сумеет укротить ее да еще и переживет езду на таком диком жеребце.
Майлз довольно хохотнул.
— Тогда до воскресного смотра лошадей. Там, в конюшнях, довольно легко будет подбить братцев на пари между Баньши и одной из кляч Олбрайтов. Они, кажется, гордятся парочкой из них. Я выиграю, и дело в шляпе.
По воскресеньям охотничья братия развлекалась, восхищаясь лошадьми друг друга, заключая пари и иногда перекупая понравившихся скакунов.
— Ага, — вмешался Кон, — проблема только в том, что даже Олбрайты вовсе не такие идиоты, чтобы заключать пари на твоих рысаков, Майлз, на любого из них.
— Да, — вздохнул Френсис, — к тому же это мое дело, а не твое. Я сам поскачу на этом бешеном… Лучше всего я просто куплю его у тебя сразу. Сколько ты хотел за него?
— Пятьдесят.
Френсис мрачно посмотрел на друга, но ответил:
— Договорились.
Майлз просиял и повернулся к Фелисити.
— Ну, дорогая? Говорил я тебе, что получу за него пятьдесят? Так что теперь ты должна мне пирог, сделанный твоими прекрасными ручками.
Фелисити вспыхнула, но тут же рассмеялась.
— Майлз Кавана, иногда я просто в восторге от тебя, злопакостник этакий. Какая хитроумная афера! Ты просто прожженный жулик и шалопай!
— А мы такие и есть, дорогая. Все мы — Шалопаи!
* * *
Днем в воскресенье большая часть охотничьей братии собралась на окраине Мелтона, чтобы поглазеть на скачки между Томом Олбрайтом на его огромном чалом по кличке Вискерс и лордом Мидлторпом на совершенно диком сером жеребце Баньши. Пари заключали в основном против серого. Мидлторп был опытным всадником, но вряд ли способен на чудеса.
А лошадь его не выглядела многообещающей, кроме того, имела бешеный нрав и уже успела укусить какого-то зазевавшегося зрителя.
Френсис настороженно поглядывал на своего невольного партнера в готовившемся обмане. Баньши зыркал в ответ и скалил зубы, вскидывая задними ногами.
Сегодня утром, когда охотники бродили по конюшням Мелтона, Баньши был официально объявлен лошадью Френсиса и стал предметом огромного количества смешков и подначек. Когда братья Олбрайт проходили мимо и сделали несколько едких замечаний, Френсис тут же оскорбился. Обе стороны начали горячиться, и дело быстро дошло до пари и скачек, как и предполагалось по задуманному Шалопаями плану.
Было непросто, однако, довести пари до необходимой высоты, но все же братья позволили жадности одержать верх над осторожностью. Ведь любому дураку было ясно, что Баньши выглядел как ходячее недоумение. Наконец на трех тысячах гиней ударили по рукам.
— Уже засомневались? — ехидно спросил Том Олбрайт, подойдя еще раз, чтобы покачать головой над неудачной внешностью дьявольского скакуна. — Теперь уже поздно.
— Это вам поздно отступать, — заявил Френсис. — Он быстрее, чем кажется с виду.
Олбрайт только расхохотался.
— Уж придется бедняге попотеть!
Тут до Френсиса дошло, что Олбрайты вовсе не беспокоились об исчезновении сестры. По крайней мере держались они как обычно. Вполне возможно, что они наняли сыщиков, рыскающих по всей стране, но почему-то он сомневался в этом. Они, вероятно, отобрали у нее всю собственность и сочли, что больше эту курицу не ощипать. Пусть устраивается в этом суровом мире на свой страх и риск. Он улыбнулся Баньши.
— Готовы? — спросил он у Олбрайта.
— Готов и уже выезжаю, Мидлторп. Сначала до церкви в Коттсморе, так? Я слышал, тамошний хозяин гостиницы варит чудное пиво. Вот и отведаю, пока буду ждать вас.
И он отошел, громко расхохотавшись, к своему огромному послушному скакуну.
Френсис глубоко вдохнул и приблизился к своей лошади. Он уже дважды ездил на этом дьяволе с тех пор, как возникла идея одурачить братьев. В доказательство он мог бы предъявить уйму синяков, но главное в том, что он научился править Баньши. Вот только сам процесс посадки в седло оставался просто пыткой.
Майлз подбежал, чтобы помочь сражавшимся с лошадью грумам. Он тут же заставил Баньши спрятать зубы ударом по носу, а затем схватил дьявола за переднюю ногу, подняв ее. Боясь потерять равновесие, жеребец ненадолго прекратил артачиться, и Френсис вскочил в седло. Оказавшись на лошади, он кивнул Майлзу и грумам, что можно отойти.
Серый взбрыкнул, затем повернул голову, пытаясь укусить седока. Френсис тотчас же стукнул его кнутом по носу. Баньши мгновенно превратился в разгневанную статую. Френсис улыбнулся. Теперь он понял, что этот чертов жеребец вел себя значительно лучше со всадником на спине, особенно если всадник был решителен. На самом деле Баньши прошел отличную выучку, как и все лошади из конюшен Майлза. Просто у него был бешеный темперамент, злобный нрав и врожденная ненависть к людям.
А еще он был, как уверял Френсиса Майлз, невероятно ревнив. Баньши не терпел ни одной лошади перед собой. Из-за этого он не подходил в качестве лошади для охоты, потому что загонщик и его помощники всегда считали, что имеют полное право быть на поле впереди всех. Но для скачек наперегонки это было ценное качество.
Френсис поднял кнут, приветствуя Олбрайта, и заметил, что глаза мужчины сузились при виде спокойной лошади. И Френсис на секунду подумал, что окружение и воспитание довольно сильно влияют на внешность. У братьев Олбрайт глаза были как у Серены — темные и миндалевидные. Но на их красных толстощеких лицах эти глаза выглядели маленькими, злобно посверкивающими бусинками.
Вероятно, глаза действительно зеркало души.
Что же тогда огромные темные глаза Серены говорили о своей хозяйке?
Френсис осторожно коснулся ногой бока лошади, пытаясь сдвинуть ее с места. Баньши явно колебался, подчиняться ему или нет, и нерешительно шагнул вперед. Олбрайт расплылся в злорадной ухмылке.
Очень многие охотники решили присоединиться к соревнованию, хотя договоренность о пари была только между Френсисом и Олбрайтом. Здесь были Люсьен и Кон и, конечно, Вилл Олбрайт. Люсьен был на своем огромном Викинге, хотя никогда не ездил на нем на охоту, боясь, что лошадь может повредить себе что-нибудь в азарте скачки. Френсис знал, что Люсьен скакал на нем сегодня, потому что эта великолепная лошадь могла обогнать любое движущееся существо на поле, к тому же надо было убедиться, что победа на их стороне.
Скачка чуть было не сорвалась.
Лорд Элвенли, согласившийся быть стартером, выбрал в качестве стартового сигнала красный платок, и Баньши повел себя крайне странно. Сначала он попятился, чуть не скинув Френсиса, затем глаза его налились кровью и он понесся к судье. Френсису пришлось изо всех сил натягивать узду, чтобы заставить лошадь остановиться.
Но тут, слава Богу, платок упал, и они стартовали.
Последними.
Баньши опять повел себя оригинально, обогнув красный платок на земле и старательно двигаясь в сторону, но только не вперед. Френсис подумал было взяться за кнут, но тут серый вдруг сообразил, что его обогнали и что уйма лошадей уже давно перед ним. Он тут же вытянул шею и крупной рысью понесся вперед.
Слава Богу, они скакали!
Баньши был, конечно, очень быстр, но мчался с элегантностью перекошенной тачки. От каждого рывка Френсиса подбрасывало, а ведь ехать таким образом предстояло целых десять миль. Боже, Серена хоть когда-нибудь оценит, на что он пошел ради нее?
Он натянул поводья, чтобы подготовить лошадь к первому прыжку. К его удивлению, Баньши повиновался и прекрасно взял барьер из кустарника. «Молодец!» — крикнул ему обрадованный Френсис. Во всяком случае, лошадь достаточно умна, чтобы подчиняться всаднику, если ее это устраивало.
Они промчались мимо медленно скачущих всадников на поле, но все лидеры, а среди них и братья Олбрайт, были далеко впереди.
Но стартовая скорость в данной скачке не имела особого значения. А вот выносливость, напротив, имела. Лошадь Тома Олбрайта предназначалась для охоты, а потому ее воспитывали специально, развивая выносливость, но Френсис доверял Майлзу, а тот утверждал, что еще не родилось лошади, которая победит Баньши.
Френсису оставалось только гадать, сможет ли он пережить эту дикую тряску. Он пытался смягчить силу ударов собственного тела о седло, приподнимаясь время от времени, но долго не выдерживал. Периодические прыжки через препятствия были отдушиной — блаженные мгновения скольжения в воздухе и вновь чудовищные приземления.
Они медленно пересекли поле, успев обогнать не одного всадника, принявшего участие в утомительной гонке. Френсис попытался успокоить Баньши, чтобы он берег силы для финального броска, но Баньши не собирался терпеть конкурентов.
Люсьен на своем гигантском вороном скакал рядом.
— Хорошо идете! — крикнул он.
Баньши тут же навострил уши и молниеносно рванулся к Викингу. Френсис натянул поводья, уперся ногами, изо всех сил стараясь овладеть проклятой бестией. Ему казалось, что еще немного, и руки у него выскочат из плечевых суставов. Люсьен, ругаясь, отстал.
Френсис почувствовал, что лошадь приготовилась повернуть назад, чтобы продолжить сражение, и поскорее стиснул ей ногами бока. Баньши понесся вперед словно пуля, и в мгновение ока они сократили расстояние между гнедой Вилла Олбрайта.
— Ах ты дьявольское семя! — бормотал про себя Френсис, когда они с топотом промчались мимо младшего Олбрайта. — Тебя давно пора отдать мяснику. Но только выиграй скачку, дружище, и я тебя не забуду.
Наверное, со стороны это выглядело более чем странно, но Френсису было наплевать. Он уже представлял, как вручит Серене отобранные у нее деньги.
Он поравнялся с Томом Олбрайтом, когда оставалось чуть меньше половины пройденной дистанции. Они как раз с грохотом проносились через деревушку Ти. Его соперник даже испугался, увидев его, и начал нахлестывать своего скакуна. А Баньши без понуканий прибавил шагу, как будто его силы были безграничны. Боже, какое сердце у этого жеребца!
Но для Френсиса каждый такой чудесный рывок лошади был настоящей пыткой. Вот будет смешно, если он проиграет эту гонку только по своей вине! Еще чуть-чуть, и у него просто иссякнут силы. Если Баньши захочет сбросить его, то он не сможет удержаться.
Теперь, когда перед ними не маячило ни одной лошади, Баньши позволил Френсису немного придержать себя, и это было несказанным облегчением для Френсиса. К тому же Френсису вовсе не хотелось, чтобы лошадь пала под ним бездыханной. Посмотрев через плечо, он увидел, что Том Олбрайт тоже дал своей лошади передышку.
Френсис расслабился, но сделал это слишком рано.
Неожиданно выпорхнувшая из-под куста маленькая птичка испугала Баньши, и он встал на дыбы, чуть не сбросив своего седока. Френсис стукнул его по уху и натянул поводья. Но вряд ли ему удалось бы справиться с безумцем, если бы эта бестия не заметила, что Вискерс опередил его. Мгновенно он словно серый дьявол промчался мимо, а Френсис только пытался удержаться в седле.
Но стоило Баньши обогнать лошадь, как он снова замедлил шаг.
Проклятие! Как заставить эту чертову лошадь лидировать в гонке? А ведь финиш был уже близок.
Разве что…
Френсис оглянулся, Так и есть, Люсьен был неподалеку, предусмотрительно держась в стороне и наблюдая за братьями Олбрайт.
Френсис махнул ему рукой.
А Люсьен ничего не понял.
Тогда Френсис в отчаянии замахал ему чаще.
Тут Люсьен ухмыльнулся и козырнул. Он послал свою лошадь вперед, и великолепный вороной мгновенно обогнал их.
Баньши издал звук, очень похожий на тот, какой издает лесной призрак, в честь которого его и назвали, и мгновенно понесся крупной рысью, стараясь догнать вороного. А Френсис вцепился в поводья, страшась за свою жизнь, пока его дьявол во плоти мчался по направлению к Коттсмору так, что комья земли летели из-под копыт.
В Коттсморе собралась толпа, чтобы засвидетельствовать окончание скачки. Шумное и возбужденное скопище народа могло бы испугать любую лошадь, но Баньши даже не обратил на него внимания.
Люсьен оглянулся и медленно остановил своего вороного. Баньши пронесся мимо замшелых каменных ворот во двор церкви, а затем, тяжело дыша после сумасшедшей скачки, устроил небольшое представление, танцуя и вертясь на месте, пытаясь лягнуть наглое животное, попытавшееся украсть у него победу.
На аристократичного Викинга это не произвело никакого впечатления.
Френсис только расхохотался.
— Ну ты и дьявол! — бросил он скакуну. — Я, пожалуй, смог бы даже полюбить тебя. Почти, — добавил он сквозь зубы, ощутив сильную боль в нижней половине тела.
Толпа привычно собралась возле победителя, но Баньши быстро заставил их передумать. Френсис не решался слезть с лошади при всех, боясь, как бы она не стала вообще неуправляемой.
Так что он одиноко застыл в седле словно памятник, когда Том Олбрайт на взмыленной лошади промчался к финишу.
— Провались вы все в ад! — прохрипел он. — Я видел все! Арден подгонял вас!
— А это не противоречит правилам. Кстати, я на вашем месте не стал бы подъезжать так близко, иначе Баньши укусит вашу лошадь. Или вас. Он не очень разборчив.
Олбрайт осадил лошадь, тем самым отодвинувшись от оскаленной морды серого, и повернулся к зрителям.
— Арден помогал ему! А я бы никогда не стал спорить на его черного дьявола!
Толпа зароптала, негодуя по поводу такого неспортивного поведения. Проигрывать надо тоже уметь. Маркиз Арден прошел со своей лошадью к Олбрайту.
— Вы обвиняете меня в чем-то незаконном? — спросил он высокомерно.
Олбрайт побледнел.
— Вовсе нет, милорд. Только в том, что Мидлторп следовал за вами.
— А что мешало вам последовать за мной? — любезно спросил Люсьен. — Отличная скачка. Благодарю вас за то, что вы ее устроили. По воскресеньям здесь обычно такая скука.
— Да, конечно, конечно, — забормотал Олбрайт, в конце концов осознав, что ведет себя крайне опасно, на грани дуэли. Глаза его, однако, все еще пылали яростью.
А Френсис вдруг испытал упоительное предчувствие, что Олбрайту нечем платить. Если бы только он мог слезть с этой проклятой лошади, чтобы насладиться местью в полную силу.
С облегчением он заметил, как к нему бежали грумы, и наконец-то передал Баньши им. Слезать, а вернее, сползать с лошади было удивительно болезненным делом, а уж стоять было прямо наказанием свыше. Он прошел к Олбрайту. С великим удовольствием он подошел бы небрежной походкой, но… сегодня он не мог себе этого позволить. Ему удалось хотя бы сохранить достоинство, но и только.
— Спасибо за скачку, — вежливо проговорил он. — Мы уладим все расчеты сегодня вечером, договорились? Вы не зайдете ко мне в домик Ардена?
Лицо Олбрайта стало кирпичного цвета, больше от злости, чем от неловкости.
— У меня нет при себе такой суммы, милорд, — выдавил он. — Я бы лучше расплатился с вами на Теттерсоле. Я буду там в четверг.
Ничего необычного в этом не было. Долги за скачки и проигранные пари часто оплачивали в Лондоне на Теттерсоле, но не в охотничий же сезон, когда вся мужская часть населения торчала в Мелтоне. Френсис имел полное право отказаться, но он вовсе не возражал, чтобы Олбрайты попотели еще несколько дней.
— Конечно, пожалуйста, — ответил Френсис, злорадно представив, как Олбрайт побирается по кредиторам. И тут ему пришла в голову чудесная идея. Серена наверняка приобрела за время брака какие-нибудь драгоценности. Несомненно, на них братцы тоже наложили свои жадные руки.
— Если вам трудно раздобыть такую сумму деньгами, то я согласен на равноценную замену, — равнодушно сказал он.
— Замену? А какую, например?
— Земля, драгоценности.
— А-а, драгоценности… Что ж, у меня есть кое-какие безделушки. Они принадлежали одной родственнице. Как раз подходят по стоимости.
Френсиса так и подмывало расквасить физиономию этому подонку, не испытывавшему ни малейших угрызений совести из-за того, что транжирит единственную собственность своей сестры. Но он утешился мыслью о том, как взъярится Том Олбрайт, когда узнает, что «безделушки» возвратились к их настоящей владелице. Так или иначе, но Френсис постарается устроить, чтобы братцам это стало известно.
— Ну вот и хорошо, — сказал Френсис. — Значит, на Теттерсоле, через неделю, в четверг. В десять утра подойдет?
Олбрайт пробурчал что-то невнятное в знак согласия и поспешил удалиться. Френсис возликовал. Он возвратит Серене ее драгоценности и добавит три тысячи из своего кошелька, ничего не сообщая ей об этом. Вот она обрадуется! Одна мысль о сияющей от радости Серене сведет с ума любого мужчину.
Люсьен передал свою лошадь грумам и, ухмыляясь, подошел к Френсису.
— Тебе действительно так больно или ты притво ряешься?
Тело Френсиса совершенно отказывалось двигаться.
— Мне кажется, даже еще больше. Эта паршивая лошадь не создана для скачек.
— А-а, дорогой мой, чего мы только не совершаем ради женщин. Похвали меня за предусмотрительность, правда, после пары прозрачных намеков Майлза. Я велел послать за каретой, чтобы отвезти тебя назад.
— Слава небесам, — с чувством произнес Френсис. — Я теперь не захочу сесть верхом с неделю. Нет, с месяц. А может, с год…
Люсьен расхохотался.
— Тебе скоро станет лучше. Мой главный грум Дули делает чудесные массажи, да и знает толк в мазях.
