Глава 7
«Портниха должна обладать знаниями анатомии и иметь имя с французским окончанием; она обязана знать, как скрывать дефекты фигуры и уметь формировать ее с помощью корсажа. Она может исправлять недостатки тела, но не вкуса клиентки».
Книга английских ремесел и Библиотека полезных искусств, 1818
Ребенок.
У нее есть ребенок.
Маленькая девочка с темными волнистыми волосами, смеясь, бежала к ней. Руки Нуаро нежно обняли ее.
— Ты моя радость, моя любовь, — сказала она, и у герцога почему-то заныло сердце.
Он слышал другие женские голоса, но все его внимание было приковано к трогательной сцене. Женщина, сидящая на корточках на тротуаре, нежно обнимающая ребенка. Герцог отлично видел лицо девочки: глаза зажмурены, щечки нежно-розовые — само воплощение радости.
Он не отдавал себе отчета, как долго простоял на месте, забытый всеми. Он не мог отвести глаз от матери и дочери, которых обходили спешащие по своим делам пешеходы, но большая женщина и маленькая этого не замечали. Герцог даже не обратил внимания, что слуги выгрузили вещи мадам Нуаро и уже давно вернулись к экипажу. Он лишь краем глаза заметил двух женщин, которые вышли из магазина вслед за девочкой.
Кливдон стоял и смотрел на мать и дитя, потому что не мог уйти, потому что ничего не понимал и не мог поверить своим чувствам.
Через некоторое время мадам Нуаро встала, взяла дочь за руку и пошла с ней к магазину. Тогда малышка спросила:
— Кто это, мама?
Марселина оглянулась и увидела герцога. Он был околдован зрелищем незнакомого для него мира и не мог уйти.
Сделав над собой усилие, Кливдон все же сумел собраться с мыслями и сделал шаг к ним.
— Миссис Нуаро, возможно, вы соблаговолите представить меня юной леди?
Малышка рассматривала его широко открытыми глазенкам. В отличие от глаз ее матери, они были голубыми и очень яркими. Они показались ему смутно знакомыми, и Кливдон задумался, где он мог видеть такие глаза раньше. Но где это могло быть? Где угодно. Или нигде. Не имеет значения.
Марселина несколько мгновений растерянно переводила глаза с дочери на герцога и обратно. Она совершенно забыла о его существовании.
— Кто это, мама? — повторила девочка. — Это король?
— Нет, он не король, детка.
Девочка склонила головку и взглянула мимо герцога на экипаж.
— Я бы хотела покататься в такой карете, — сообщила она.
— Не сомневаюсь, — вмешалась ее мама. — Ваша светлость, позвольте вам представить мою дочь мисс Люси Корделию Нуаро.
— Извини, мама, — серьезно сказала девочка, — но ты разве забыла, что это не мое имя?
Женщина сморщила лоб.
— Разве?
— Меня теперь зовут Эррол. Э-р-р-о-л.
— Да, конечно. — Нуаро начала снова. — Ваша светлость, позвольте вам представить мою дочь… — Она замолчала и вопросительно взглянула на девочку. — Надеюсь, ты все еще моя дочь?
— Да, — сказала Эррол. — Твоя.
— Рада это слышать. Итак, ваша светлость, это моя дочь Эррол. Эррол, это его светлость герцог Кливдон.
— Мисс… Эррол, — проговорил герцог и вежливо поклонился.
— Ваша светлость, — сказала девочка и сделала реверанс. Он был совершенно не похож на реверанс ее матери, но это не делало его менее грациозным. Герцог молча восхитился удивительным самообладанием ребенка.
Ребенок. У этой женщины есть ребенок!
Как она могла ни разу не упомянуть об этом? Хотя… наверное, это с ним что-то не так. Иначе он бы не был так шокирован. Она назвалась «миссис» Нуаро, и хотя незамужние лавочницы, актрисы и куртизанки часто называют себя «миссис», ему не следовало заранее предполагать, что она не замужем. Муж, правда, нигде не наблюдается. Умер? Или, может быть, никакого мужа и не было, а был только негодяй, сделавший ей ребенка и бросивший ее?
— Вы когда-нибудь катаете детей в этой карете? — спросила Эррол, оторвав его от размышлений. — Я имею в виду, не малышей, а хороших взрослых девочек, которые будут сидеть спокойно и не пачкать грязными туфлями красивые сиденья и липкими пальцами — стекла. Хорошие девочки сидят, положив руки на колени, и смотрят в окно. — На герцога внимательно глядели серьезные голубые глаза.
— Я…
— Нет, он не катает детей, любовь моя, — поспешила успокоить ее мать. — Его светлость очень занят. Вот и сейчас у него назначена встреча, на которую он уже опаздывает.
— Правда?
Марселина бросила на него предостерегающий взгляд.
— Да, разумеется, — подтвердила она.
Кливдон достал из кармана часы и взглянул на них. Он понятия не имел, куда показывают стрелки. Его вниманием целиком завладела маленькая девочка с большими голубыми, не по-детски серьезными глазами.
— Я едва не забыл, — пробормотал он и убрал часы. — Ну что ж, Эррол, очень рад знакомству.
— Я тоже, ваша светлость. Приезжайте к нам в гости, когда не будете так заняты.
Герцог что-то ответил — сам не понял, что именно — и простился.
Он забрался в экипаж, сел и посмотрел в окно. Только теперь он рассмотрел двух других женщин — блондинку и рыжую. Даже на большом расстоянии было видно фамильное сходство, в основном в осанке, в манере держаться.
Он ошибся в ней, все понял неправильно.
Ее магазин не крошечная лавчонка, а красивое современное предприятие. У нее есть семья. И ребенок.
Но ей нельзя доверять. В этом Кливдон был совершенно уверен.
Что касается всего остального, он все понял и оценил неправильно. Теперь он оказался снова в море, и это море было неспокойным.
— Хорошая работа, — сказала Софи, когда за ними закрылись двери магазина. — Я, конечно, тебя знаю, и никогда не недооценивала, но…
— Но, моя дорогая, — вмешалась Леони, — я едва на ногах устояла, когда увидела герб на дверце экипажа.
— А потом он вышел…
— …и помог тебе…
— …я думала, что сплю…
— …это было похоже на видение…
— Я увидела все первой, мама. — Люси-Эррол вмешалась в оживленную болтовню тетушек. — Я сидела на подоконнике и читала. Услышав шум, я выглянула и увидела, как мимо проезжает король.
— Король с двумя лакеями? — удивленно переспросила Марселина. — Вряд ли.
— О да, мама. Это вполне мог быть король. Все знают, что король Вильгельм не любит устраивать торжественных выездов. Мне очень жаль, ведь все говорят, что старый король, тот, который был перед этим… — Девочка нахмурилась.
— Король Георг IV, — подсказала Леони.
— Да, именно он, — морщинки на лобике Люси разгладились, — все говорят, что он был намного шикарнее, и когда проезжал, все знали. Но герцог это тоже здорово. Он очень красивый, как принц из сказки. Мы тебя еще не ждали, но я рада, что ты вернулась так рано. Тебе понравилось ехать в этой красивой карете? Там, наверное, были красивые и мягкие сиденья.
— Да, дорогая, ты совершенно права. — Краем глаза Марселина заметила двух дам, приближающихся к магазину. Нельзя допустить, чтобы Люси расспрашивала ее о герцоге в присутствии покупателей. Но отвлечь дочь от интересовавшего ее предмета было невозможно, особенно если этот предмет был большим, роскошным и очень дорогим. — Я все расскажу тебе подробно, но сейчас буквально умираю от жажды. Может быть, мы поднимемся наверх, и ты приготовишь мне чашку чая?
— Да! Да! — Люси радостно запрыгала. — Я пошлю Милли в кондитерскую. Мы так рады, что ты вернулась. Нам обязательно надо устроить праздник! Настоящий праздник со вкусными пирожными.
Много часов спустя, когда Люси уже была уложена в постель, сестры собрались в мастерской.
Там они выпили шампанского, отмечая возвращение Марселины вместе с намеченной ими жертвой, и она во всех деталях поведала сестрам о своих приключениях с герцогом Кливдоном.
— Все говорили, что он красив, — сказала Софи. — Но, скажу откровенно, действительность превзошла все мои ожидания. У меня дух захватило. — Она похлопала Марселину по руке. — Мне так жаль, что тебе пришлось ограничивать себя. Думаю, я бы не смогла.
— Дело не в его красоте, — сказала Марселина.
Сестры взирали на нее скептически.
— Это его проклятое герцогство, — выпалила она. — Этими парнями невозможно манипулировать. Они не просто привыкли получать все что хотят. Иные варианты им даже в голову не приходят. Мне следовало скорректировать свои планы, но по причинам, которые я даже себе не могу объяснить, я не сделала этого. В общем, я сработала очень плохо, и теперь Софи придется как следует потрудиться, чтобы обратить мои ошибки нам на пользу.
Она рассказала сестрам об объявлениях, которые придумала вместе с Джеффрис после бала у графини — это было целую жизнь назад, еще до шторма, когда Кливдон заботился о ней…
Его руки… его добрые руки…
— Я помещу статью в «Морнинг спектакл», — сказала Софи. — Но если ждать завтрашнего номера, может быть уже слишком поздно. Ты совсем не оставила нам времени.
— Я приехала, как только смогла. Мы едва не пошли ко дну.
— Софи, подумай хорошенько, — посоветовала Леони. — Шторм задержал пакетбот, значит, другие пароходы тоже задержались. Почта опоздает. Это даст нам еще как минимум день. Но тебе все равно следует поторопиться.
— Мы не можем рассчитывать на опоздание почты, — сказала Софи. — Придется встретиться с Томом Фоксом сегодня. Но это, возможно, даже хорошо: поздний визит дамы, история, рассказанная в темноте. Я изменю внешность. Пусть думает, что я — леди Н. Он не сможет устоять. Мы получим первую полосу.
— Леди будут сбегаться толпами, чтобы увидеть платье, — сказала Леони. — Возможно, все начнется уже завтра вечером. Я точно знаю, что графиня Бартэм регулярно читает «Спектакл» от корки до корки.
— Тогда лучше платье выставить в витрину, — решила Марселина. — Оно требует небольшого ремонта. — Джеффрис успела его почистить до отхода пакетбота, но ей было слишком плохо на пароходе, чтобы шить. — И еще я потеряла один бант. Или больше? — Она потерла лоб и нахмурилась.
— Мы вполне способны сделать все, что надо, самостоятельно — решительно заявила Леони. — Я займусь платьем, Софи отправится на тайную встречу с Томом Фоксом. А ты ложись в постель. Сейчас тебе нужен отдых.
— Ты должна выглядеть отдохнувшей, — сказала Софи. — У нас…
Она замолчала, и Марселина подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть сердитый взгляд, который Леони послала Софи.
— Что? — спросила она, встревожившись. — Что вы мне не сказали?
— Боже мой, Софи, неужели нельзя было придержать язык? — с досадой сказала Леони. — Ты же видишь, она с ног падает.
— Я не сказала ничего…
— Говорите! — воскликнула Марселина.
Повисла пауза. Младшие сестры обменялись укоризненными взглядами. Потом Софи, вздохнув, проговорила:
— Кто-то крадет твои модели и передает Гортензии Ужасной.
Марселина взглянула на Леони, ожидая подтверждения.
— Это правда, — кивнула Леони. — В наших рядах завелась крыса.
В понедельник вечером леди Клара Фэрфакс получила записку от герцога Кливдона, извещавшую о его возвращении в Лондон и желании нанести ей визит во вторник во второй половине дня, если это удобно.
Семья обычно по вторникам не принимала гостей, но обычные правила, естественно, не относились к герцогу Кливдону. Однако именно теперь, когда он наконец вернулся в Лондон, Клара вовсе не была уверена, что готова к его возвращению.
Но все сомнения, которые она испытывала, исчезли в ту же минуту, когда он во вторник вечером вошел в гостиную. На его губах играла та же приветливая улыбка, которую она помнила, и Клара тоже с радостью улыбнулась ему. Она любила его, любила всегда и была уверена, что он тоже ее любит.
— Боже правый, Клара, ты должна была предупредить меня, что выросла! — воскликнул Кливдон и отступил, чтобы оглядеть ее с ног до головы — в точности так же, как делал это, вернувшись из школы. — Ты стала на целых два дюйма выше!
Он не помнит, подумала Клара. Она всегда была высокой девочкой. И совсем не выросла с тех пор, как они виделись в последний раз. Вероятно, он привык к француженкам, предположила она. Об этом наблюдении она, не сомневаясь, написала бы в письме, но вовсе не собиралась озвучивать его, тем более в присутствии своей матери.
— Надеюсь, вы со мной согласитесь, что она перестала быть костлявой неуклюжей амазонкой, — сказала мама. — Клара такая же, как была, но стала немного более женственной.
Мама имела в виду, что у Клары появились формы. Она была уверена, что Кливдон в свое время «сбежал» на континент, потому что Клара, его невеста, была слишком худой — кожа да кости. Мужчина любит, чтобы у женщины были округлости в нужных местах. А хорошая фигура — недостижимая цель, если ничего не есть.
Маме даже в голову не приходило, что тогда прошло только несколько месяцев после смерти бабушки Уорфорд, которую Клара искренне любила и так же искренне горевала об утрате. У нее не было аппетита, и ей было наплевать, что Кливдон думает о ее фигуре.
Маме многое не приходило в голову. Она приказала принести гору закусок и усиленно потчевала Кливдона кексами — он даже, проявив вежливость, один съел, хотя терпеть не мог сладкого. И предлагая гостю кексы, которых он не хотел, она обронила ряд, как она считала, тонких намеков на многочисленных поклонников Клары, явно стараясь вызвать ревность потенциального жениха и побудить его к более активным действиям.
Клара представила, как вскакивает с места, подбегает к маме, зажимает ей рот и выталкивает из комнаты. Картина показалась ей настолько привлекательной, что она не сдержалась и тихонько хихикнула. Мама, к счастью, была слишком занята разговором, чтобы это услышать. Но Кливдон заметил. Он покосился на Клару, и она, встретив его взгляд, закатила глаза. Герцог понимающе усмехнулся.
— Я рад, что мне не пришлось сегодня пробиваться через толпу твоих поклонников, Клара, — сказал он. — Честно говоря, я все еще чувствую усталость после шторма в канале, который так упорно стремился отправить меня на дно.
— О Боже! — воскликнула мама. — Я читала в «Таймс» о пакетботе, который едва не пошел ко дну. Неужели вы были на борту?
— Я искренне надеюсь, что наше судно было единственным, попавшим в этот ужасный шторм, — сказал Кливдон. — Очевидно, он стал для команды полной неожиданностью.
— Но это же странно! — с апломбом заявила мама. — Моряки должны знать все о ветрах и прочем. Эти пароходы — опасная штука, и как я уже много раз говорила Уорфорду… — Она принялась повторять одну из любимых папиных речей о морской торговле.
Когда она наконец утомилась и замолчала, чтобы перевести дыхание, Кливдон сказал:
— Я рад, что снова оказался на английской земле и могу дышать английским воздухом. Я приехал сегодня, потому что, проснувшись, почувствовал острое желание покататься по Гайд-парку в открытой коляске, и хочу предложить Кларе присоединиться ко мне.
Мама бросила на дочь торжествующий взгляд.
А у Клары гулко забилось сердце.
Он же не собирается сделать мне предложение. Нет, конечно. Не сейчас.
Но почему нет? И почему ее это так сильно тревожит? Они всегда были предназначены друг для друга, разве нет?
— С большим удовольствием, — сказала Клара.
— Оригинальная модель? — закричала леди Ренфрю. Она отшвырнула бальное платье, лежащее на прилавке, Марселине. — Вы заверили меня, что это уникальная модель, ваша собственная разработка. Тогда каким образом, скажите на милость, леди Торнхерст пришла в таком же платье? И что мне теперь делать? Вы же знаете, я собиралась надеть это платье сегодня на суаре к миссис Шарп. Но вы же не думаете, что теперь я его надену?! Там будет леди Торнхерст, и она непременно узнает фасон. Его все узнают! Я буду опозорена! А теперь уже нет времени шить другое платье. Придется надеть розовое, которое все уже видели. Но дело не в этом. Главное то, что вы меня заверили…
Шум за ее спиной заставил женщину прервать свой гневный монолог. Пылая праведным гневом, она обернулась, но раздражение исчезло, как по мановению волшебной палочки, сменившись восторгом.
— Боже правый, — ахнула женщина. — Это оно?
Молодец, Софи! Умница. Она отошла от разгневанной женщины в другой конец магазина, где стоял манекен в платье Марселины, которое она надевала на бал к герцогине де Ширак. Чтобы привлечь внимание покупательницы, она опрокинула стоящий рядом стул.
— Извините? — Марселина сделала вид, что не поняла вопроса.
Она не знала, что сделала Софи с Томом Фоксом. Возможно, ей лучше было этого не знать. Главное, рассказ о платье миссис Нуаро и ее вальсе с герцогом Кливдоном на самом изысканном балу парижского сезона появился в утренней газете.
Очевидно, леди Ренфрю читала газеты, потому что немедленно отошла от прилавка, чтобы рассмотреть ставшее в одночасье знаменитым платье. Когда она только вошла в магазин, рядом мог находиться король и остаться незамеченным. Женщина была в состоянии, близком к истерике, и ее не интересовало ничего, кроме собственных проблем, причиной которых стала, по ее глубокому убеждению, Марселина.
— Это платье вы надевали на бал в Париже, миссис Нуаро? — поинтересовалась она.
Марселина спорить не стала.
Леди Ренфрю с благоговением рассматривала платье.
Марселина и Софи обменялись взглядами. Они понимали, о чем думает женщина. Высшие судьи мировой столицы моды оценили платье. И при этом его модельер был не в Париже, а рядом с ней — за прилавком.
Сестры не мешали леди Ренфрю изучать платье. У нее было много денег, и к тому же она обладала вкусом, чего нельзя было сказать о многих других покупательницах. Женщина была амбициозна, и они это понимали.
Решив, что созерцание легендарного платья в полной мере успокоило ее светлость, Марселина спросила:
— Оно в точности такое же?
Леди Ренфрю повернулась к ней, явно не понимая, о чем речь.
— Что вы сказали?
— Платье леди Торнхерст было в точности таким же, как это? — Марселина провела рукой по прелестному зеленому платью, отвергнутому заказчицей.
Леди Ренфрю вернулась к прилавку и внимательно посмотрела на платье.
— Нет, пожалуй, нет. Мне кажется, он было не так… не такое… — Она беспомощно всплеснула руками, не в силах облечь свои мысли в слова.
— Ваша светлость хочет сказать, — предположила Марселина, — что то платье было не так хорошо сшито? Я так и думала. Понимаете, то, что вы видели, было имитацией, неумелой попыткой скопировать мои модели. К сожалению, это далеко не первый случай, о котором нам стало известно.
— Мы столкнулись с мошенничеством, — сказала Софи, — но это ни в коем случае не должно затронуть интересы вашей светлости. Это наша проблема. А вы должны иметь сегодня вечером великолепное платье, и оно не должно быть похоже на платья других леди.
— Я переделаю это платье, — сказала Марселина. — Я сделаю это лично и без свидетелей. Когда я закончу, в нем не будет ни малейшего сходства с той вещью, которую носила леди Торнхерст. Я называю это вещью, ваша светлость, потому что настоящая портниха постыдилась бы называть столь грубую имитацию платьем.
Звякнул дверной колокольчик.
Ни Марселина, ни София не обратили на это особого внимания. Леди Ренфрю была на данный момент их лучшей покупательницей, и они не могли позволить себе ее потерять. Весь их мир вращался вокруг нее. По крайней мере она должна так считать.
— Я лично доставлю вам платье не позднее семи часов вечера. Или это сделает одна из моих сестер, — заверила посетительницу Марселина. — Поверьте, платье будет идеальным.
— Безупречным, — добавила Софи.
Но леди Ренфрю их уже не слушала. Не будучи владелицей магазина, опасающейся потерять свою лучшую клиентку, она оглянулась на дверь. И остолбенела.
— Вот мы и пришли, дорогая, — проговорил знакомый голос. — И ты можешь все увидеть своими глазами. А вот и то самое платье, если я не ошибаюсь.
И герцог Кливдон рассмеялся.
Его сердце колотилось удручающе часто.
Он открыл дверь, пытаясь сосредоточить все свое внимание на Кларе. Тщетно. Он разговаривал с ней, представляя визит в магазин, как веселую шутку, каковой, собственно, и был весь эпизод с Нуаро. А тем временем его взгляд скользил по магазину и наконец остановился на той, которую искал.
Нуаро стояла за прилавком, общаясь, очевидно, со скандальной покупательницей, и в первый момент даже не взглянула на вошедших. Не сделала этого и крутившаяся рядом блондинка, вероятно, ее родственница.
Герцог быстро отвел глаза от нее и от разинувшей рот покупательницы и увидел манекен в том самом невероятном платье. Нуаро сделала именно то, что обещала: опередила слухи и преподнесла обществу свою версию событий, которая могла принести ей только выгоду.
Сондерс доставил номер утренней газеты, в котором он прочитал рассказ о бале, платье и вальсе с ним. Пропустить его было невозможно — «Спектакл» поместил это важное сообщение на первую полосу. Кливдон хорошо помнил, как она говорила о своих планах, пообещав упомянуть о том, что миссис Нуаро — единственная из портних, которой довелось вальсировать с герцогом.
Миссис Нуаро, как и раньше, сделала такую прическу, что волосы казались чуть-чуть растрепанными, но при этом она выглядела элегантной, а отнюдь не неряшливой. Ее пышные волосы были прикрыты хитросплетением кружев. Платье было сшито из пышной белой… пены? И украшено затейливой зеленой вышивкой. С замысловатой штуковины на голове кружева падали на шею и плечи, а впереди удерживались двумя бантами того же цвета, что и вышивка.
Кливдон впитал это все сразу, одним взглядом, и заставил себя отвести глаза. Но что толку не смотреть на нее, если ее образ намертво врезался в память и все время стоит перед мысленным взором?
— Кливдон! — воскликнула Клара, требуя внимания. — Платье довольно… смелое, ты не находишь?
— Я ничего не понимаю в таких вещах, — признался герцог. — Только знаю, что всех леди на балу у графини де Ширак очаровало это платье, и все они желали его. А это — законодательницы парижской моды. Не удивлюсь, если кто-нибудь из них специально приедет в Лондон или пошлет за… Ах, вот и она.
Кливдон так старательно делал вид, что не замечает мадам Нуаро, что даже утомился от столь титанических усилий. Все это время он краем глаза следил за ней и видел — или чувствовал — каждое ее движение. Он знал, что она вышла из-за прилавка и направляется к ним, причем вовсе не торопится. Она принесла с собой легкий аромат, показавшийся до боли знакомым. Герцог чувствовал этот аромат, когда они вальсировали, и когда она целовала его, и когда забралась на колени в экипаже. Он постарался вызвать в памяти другие картины — как ее тошнило в его каюте и как она лежала в его постели, бледная как привидение. Но от этого стало только хуже. Тогда она была уязвимой, нуждалась в нем. Тогда он был для нее важен, или по крайней мере он в это верил.
А теперь на ее лице играла улыбка — профессиональная улыбка — и все ее внимание было сосредоточено на Кларе, а вовсе не на нем.
Герцог представил мадам Нуаро Кларе и заметил, что, услышав слова «леди Клара Фэрфакс», скандальная покупательница тихо ахнула.
Нуаро сделала реверанс, совершенно не похожий на тот скандальный реверанс в Париже, но вежливый и грациозный.
— Я подумал, что леди Клара захочет первой увидеть ваше знаменитое бальное платье, — громко проговорил он, — раньше, чем орды любопытных атакуют ваш магазин.
— Я никогда не видела ничего подобного, — призналась Клара.
— Мы хотели бы знать, можно ли это одеяние назвать смелым? — спросил герцог.
— Оно действительно смелое, если сравнить его с традиционной английской модой, — сказала мадам Нуаро. — Цветовая гамма непривычна для английских леди. Но не забывайте, что я задумывала его для бала в Париже, а не в Лондоне.
— И вы задумали его, чтобы привлечь внимание, — заметил герцог.
— Какой смысл идти на бал и не привлекать к себе внимание?
— Да, Клара, жаль, что тебя там не было, — сказал герцог, повернулся к Кларе и с удивлением обнаружил, что ее рядом нет. Она как раз обходила вокруг платья, осторожно, словно это была спящая тигрица. Кливдон потащился за ней. — Мне было любопытно узнать, допустят нас с мадам Нуаро на самый консервативный бал парижского сезона или нет. Шутка удалась.
— Я никогда не видела ничего похожего, — зачарованно повторила Клара. — Как оно, должно быть, прелестно выглядело, когда вы танцевали. Летящие кружева и все такое… — Она посмотрела на Кливдона, потом на мадам Нуаро и повернулась к прилавку. — Какой изумительный оттенок зеленого! — оживленно воскликнула она.
Скандальная покупательница обеими руками вцепилась в платье.
— Это мое. Я только хотела кое-что переделать.
Но Клара заверила даму, что хочет всего лишь посмотреть, и на какое-то время три головки склонились над прилавком. Беседа продолжилась шепотом.
— Спасибо, — очень тихо сказала Марселина.
— Вам вряд ли была нужна моя помощь, — ответил герцог так же тихо. Он был очень возбужден. Непозволительно, глупо возбужден. — Завтра весь бомонд будет на пороге вашего магазина, благодаря сногсшибательной рекламе в «Морнинг спектакл».
Женщина насмешливо подняла брови.
— Не знала, что вы читаете «Морнинг спектакл».
— Сондерс читает, — любезно сообщил герцог. — Он принес мне газету с чашкой утреннего кофе.
— В любом случае, хотя я буду рада принять весь бомонд, ваша будущая невеста для меня самый желанный приз.
— Я ничего не обещаю, — развел руками Кливдон. — Это всего лишь знакомство. Как и на балу у графини. Как видите, я не держу зла, хотя вы беззастенчиво меня использовали.
— Но ведь я сказала, что намерена вас использовать, практически в самом начале. Я предупредила вас об этом, как только убедилась, что привлекла ваше внимание.
Кливдон намеревался разобраться со всей этой ерундой, привести свою жизнь в порядок, сделать во время прогулки в парке предложение своей будущей невесте. Но едва они вышли из Уорфорд-Хауса, как Клара заявила:
— Что случилось, Кливдон, почему ты целую неделю не писал? Я думала, ты сломал руку и не можешь держать перо.
И он поведал ей о последних событиях, держась очень близко к истине, и вместо Гайд-парка привез ее в магазин.
Герцог рассказал Кларе, разумеется, не всю правду, а лишь ту ее часть, которая не могла причинить ей боль. Он постарался изложить всю историю так, чтобы развлечь ее, в манере, в которой раньше писал ей письма. В любом случае то, что он ей сказал, было правдой с точки зрения мадам Нуаро. Ведь она хотела только заполучить Клару в свой магазин.
И она была права, тысячу раз права, черт бы ее побрал. Ему хватило одного взгляда на мадам Нуаро, блондинку-родственницу и даже скандальную покупательницу у прилавка, чтобы понять: Клара одета плохо. Он ни за что не сумел бы объяснить разницу словами — женская одежда всегда оставалась для него загадкой, — но рядом с этими тремя женщинами Клара выглядела провинциалкой.
Ему этого не хотелось бы видеть. Потому что столь очевидная разница привела его в ярость, словно кто-то намеренно старался поставить Клару в невыгодное положение. Его злость вполне естественна, сказал он себе. Ведь он относился к Кларе покровительственно с тех пор, как впервые ее встретил, а тогда она была маленькой девочкой, меньше, чем дочка мадам Нуаро.
Ее дочь.
Повысив голос, он обратился к Кларе:
— Моя дорогая девочка, я привез тебя сюда не за покупками. Ты же знаешь, я больше всего ненавижу ходить по магазинам с женщинами. Да и домой нам пора. Я обещал твоей маме вернуть тебя вовремя. Оторвись наконец от этого роскошного платья. Если захочешь, чтобы миссис Нуаро обновила твой гардероб, Лонгмор привезет тебя сюда в любой другой день. — Подумав о скандальной покупательнице, а также сделав еще одну попытку облегчить свою совесть, он добавил: — Лично я не вижу причин, мешающих тебе побывать здесь снова. Вряд ли тебе удастся найти лучшую портниху в Лондоне или даже в Париже. Но, молю тебя, сделай это без меня.
