Глава 12
«Умная леди придаст своему платью элегантный вид хорошо продуманным расположением бантов, так же как разумный автор придаст дух целой фразе одним выражением».
Джон Гэй, английский поэт и драматург (1685–1732)
Марселина подъехала к Уорфорд-Хаусу без пяти минут семь. Она прибыла в экипаже Кливдона с герцогским гербом на дверцах, но не пошла к парадному входу. Она обошла дом и постучала в заднюю дверь, через которую ходили слуги и торговцы. Там ей предложили подождать. Она подумала, что ее вполне могут не впустить в дом и даже не сообщить о ее прибытии леди Кларе, но решила не переживать заранее. Леди Клара, должно быть, поняла, что попала в руки настоящего мастера, иначе она отослала бы Марселину, как только та начала опустошать ее гардероб.
Наконец явилась горничная леди Клары и, храня на лице мрачное выражение, повела Марселину мимо глазеющих слуг вверх по черной лестнице.
Мрачный вид горничной Дэвис вскоре объяснился. В комнате леди Клары она обнаружила не только свою клиентку, но и ее мать. Они явно ссорились, причем давно, потому что лица обеих были раскрасневшимися, а глаза шальными. Но когда Дэвис сообщила:
— Портниха здесь, миледи, — в комнате повисла тишина.
Леди Уорфорд, почти такая же высокая, как Клара, явно в молодости была так же красива. Она никоим образом не походила на старую сварливую мегеру, хотя именно этими словами ее за глаза называли в обществе. Маркиза Уорфорд была красивой женщиной средних лет, лишь чуть-чуть более полной, чем ее дочь.
Но боевого духа ей было не занимать, и она немедленно бросилась в атаку.
— Вы! — обрушилась она на Марселину. — Как вы посмели сюда явиться!
— Мама, перестань, — воскликнула Клара, не сводя глаз с объемистого свертка, который держала Марселина. — Боже правый, я не поверила, когда мне сказали, что вы принесли платье. Ваш магазин — я читала, что он сгорел дотла.
— Да, ваша светлость. Но я обещала вам платье к сегодняшнему балу и привыкла выполнять свои обещания.
— С платьем или нет, но я не могу поверить, что это создание имело наглость показаться…
— Это мое платье? — перебила мать Клара. — То, что вы держите в руках — мое платье? Правда?
Марселина кивнула. Положив сверток на низкий столик, она развязала ленты, развернула муслин, сбросила оберточную бумагу и подняла платье. Она услышала, как три женщины за ее спиной тихо ахнули.
— Боже мой, — прошептала леди Клара, и в ее голосе звучало благоговение. — Это мое платье!
— Возмутительно! — воскликнула леди Уорфорд, но в ее тоне было уже гораздо меньше уверенности, чем раньше. — О, Клара, как ты можешь брать что-то из рук этого создания?
— Мне больше нечего надеть, — отмахнулась Клара.
— Нечего надеть? Как это понимать?
Леди Клара перестала обращать внимание на кипящую возмущением мать и сделала знак Дэвис, чтобы та помогла ей снять домашнее платье и надеть новое. Леди Уорфорд опустилась на стул и на время замолчала, а Марселина и Дэвис начали одевать леди Клару.
Через несколько минут девушка получила возможность посмотреть на себя в зеркало.
— Ой! — только и могла сказать она.
Служанка застыла, зажав рот рукой.
Леди Уорфорд молча смотрела на дочь.
Творение Марселины состояло из белого сатинового чехла и белого крепового верхнего платья. Низкий вырез выгодно подчеркивал изящные плечи и высокую грудь леди Клары, а мягкий белый цвет усиливал сияние кожи. Марселина обошлась почти без украшений, впрочем, платье в них не нуждалось. Его украшал великолепный крой и тщательно продуманные элегантные складки. Только несколько маленьких бантиков украшали очень короткие и очень пышные рукава и край юбки верхнего платья в том месте, где она заканчивалась над сатиновым чехлом. На платье была очень тонкая вышивка золотыми, серебряными и черными нитями. Стиль не был французским, но назвать его чисто английским тоже не поворачивался язык.
Но, самое главное, платье очень шло Кларе. Нет, не просто шло. Оно подчеркивало ее красоту, и теперь на очаровательную девушку было даже больно смотреть — как на солнце.
Это видела леди Клара.
Это видела ее горничная.
Даже ее мать это видела.
В комнате повисла звенящая тишина.
Марселина позволила им рассмотреть платье, а сама придирчиво изучала свою работу. Благодаря тому, что она всегда очень тщательно обмеривала клиенток, платье сидело на девушке почти идеально. Даже подол не придется подшивать. Надо будет чуть-чуть поправить вырез, чтобы лиф лучше прилегал на спине. Возможно, буфы могли бы быть чуть больше. Но все эти мелкие недоделки было очень легко исправить, чем Марселина и занялась, не теряя времени.
Когда все было сделано, она помогла Дэвис внести несколько дополнительных штрихов для полноты впечатления. Золотые и серебряные заколки поддерживали идеально уложенные волосы. Тяжелые золотые серьги. Тончайший газовый шарф. Белые шелковые туфельки. Ансамбль довершали белые лайковые перчатки, вышитые золотыми, серебряными и шелковыми нитями.
На эти приготовления ушло около часа, и все это время леди Уорфорд кружила по комнате и, не умолкая, зудела. Она даже не позволила Марселине полюбоваться своим творением. Из-за нее они опоздают на ужин, сообщила она и утащила Клару из комнаты.
Естественно, никакой благодарности.
И только Дэвис буркнула, что ее хозяйка сегодня выглядит очень здорово, и проводила Марселину к выходу для слуг.
Выйдя в ночь, Марселина сказала себе, что счастлива, очень счастлива.
Она сделала то, что должна была сделать. Леди Клара никогда в жизни не выглядела такой потрясающей красавицей. Она сама это знала, и ее горничная тоже. И даже ее мать это знала. Теперь это увидят все в «Олмаке». И Кливдон. И его чувства к Кларе вспыхнут с новой силой.
Почему-то Марселина чувствовала не триумф, а боль. Где-то очень глубоко.
Она знала, что это. Она всегда была отличной лгуньей. Но лгать себе не всегда удается.
А истина заключалась в том, что она хотела быть на месте леди Клары. Или другой представительницы высшего общества. Она хотела стать ему равной, той, кого он может полюбить открыто, не скрываясь.
Ничего страшного, подумала она. У нее тоже все еще будет хорошо. Ее дочь жива, уцелела во время страшного пожара. Ее сестры живы. Значит, все в порядке. Они начнут все заново, а после сегодняшней ночи клиентки из высшего общества повалят к ней толпой.
Кливдон едва вошел в зал «Олмака», как стал прикидывать, когда будет прилично уйти. Он не станет здесь задерживаться надолго, и уж точно не пробудет столько, сколько должен, по мнению леди Уорфорд. Он пришел сюда только из-за Клары и обоснованно сомневался, что нужен ей в роли щенка на поводке.
Он постарался приехать как можно позже, но все равно это оказалось рано, потому что у Клары для него не было времени, а других интересных женщин на этом балу не было. Пришлось играть в карты, хотя этот процесс ему тоже осточертел. Клара оставила для него только один танец, поскольку не была уверена, что он вообще явится, а другие джентльмены были очень настойчивы.
Вокруг нее действительно постоянно толпились кавалеры, причем сегодня, как подметил Кливдон, их стало больше. Она этого заслуживает, подумал герцог. В платье Нуаро она выглядела восхитительно. Что еще важнее, на лицах лондонских леди он заметил то же выражение, что у их парижских соперниц. Жаль, что Нуаро не может этого видеть.
Время тянулось бесконечно, и наконец он смог потребовать свой единственный танец. Кружа Клару в вальсе, он сказал, что она самая красивая девушка на свете.
— Платье действительно многое меняет, больше, чем я предполагала, — сказала она. — До сих пор не могу поверить, что мадам Нуаро успела сшить мне платье после всего происшедшего.
— Она старалась, — усмехнулся герцог.
Клара бросила на него внимательный взгляд и сразу отвела глаза.
— Твоя портниха — гордое создание, — задумчиво проговорила она.
Гордое. Упрямое. Страстное.
— Она твоя портниха, дорогая, а не моя, — заметил герцог.
— А все говорят, что твоя. Она живет в твоем доме с семьей. Как это понимать?
— Я просто не сумел быстро придумать, что с ними делать.
Беседа на некоторое время прервалась. Они танцевали молча. Потом Клара сказала:
— Я где-то читала, что если кто-то спас чью-то жизнь, эта жизнь принадлежит спасителю.
— Ой, только, пожалуйста, не повторяй нелепые выдумки, — поморщился герцог. — Как будто у меня был выбор. Если бы твоя мать оказалась в ловушке в горящем здании, я тоже вряд ли смог бы стоять в стороне. И Лонгмор бы сделал в точности то же, что и я, даже если он говорит иначе.
— Знаешь, а ведь ему было что рассказать, — усмехнулась Клара, — после сегодняшнего визита в твой дом. Он предложил маме не делать из мухи слона и не поднимать шум из-за жалких модисток. Но эта Нуаро так старалась мне помочь. А вот общество, по-моему, шокировано тем, что я имею с ней дело, — сказала Клара.
— Общество легко шокировать.
— Мне так хотелось это платье, — призналась она. — Несмотря на то, что сказал Гарри, мама не хотела пускать миссис Нуаро в дом. Но я устроила сцену, и она сдалась. Оказывается, я тщеславна. Не знала.
— Что за чепуха! — воскликнул герцог. — Тебе давно пора перестать скрывать свою красоту.
Он замолчал, раздосадованный тем, что едва не сказал лишнего. Ему только сейчас пришло в голову, что тщеславная мать Клары вполне могла намеренно одевать дочь, как чучело, чтобы отпугнуть других ухажеров. Она берегла дочь для герцога.
Она берегла дочь для мужчины, который любил ее как младшую сестренку, но не хотел быть здесь, не хотел этой жизни. Он стремился к чему-то другому, хотя не знал, к чему именно и где это можно найти.
Нет, он знал, что это.
Но это знание было бесполезным, поскольку его власть, положение и деньги все же могли купить не все.
— Что ты хотел сказать о моей матери? — спросила Клара.
— Она слишком тебя опекает, — солгал он. — Больше, чем тебе хотелось бы. Но, в конце концов, тебе удается настоять на своем.
Кливдон не заметил устремленного на него пытливого взгляда Клары. Его внимание было приковано к платьям дам. Почти все носили то, что предписывает последняя стадия траура при дворе. Все оттенки белого, иногда черного. Цвета мужской одежды — черный, белый и серый.
Воздух был теплым и насыщенным запахами, вызывающими воспоминания о другом времени и месте. Но здесь все было не так, как в Париже, и разница заключалась не только во всеобщей бесцветности.
Бесцветным было настроение.
Здесь не было магии.
А в Париже магия была. Там всегда в той или иной степени присутствовал оттенок нереальности. Нелепость появления Нуаро на балу, в обществе, к которому она не принадлежала, зато принадлежал он, и где она стала солнцем, а все остальные — маленькими планетами и лунами, вращающимися вокруг.
Тоже мне, магия. Глупость или причуда, выбирай что хочешь. Какой же он глупец! В его объятиях кружится в вальсе самая красивая девушка Лондона. Ему завидуют все без исключения мужчины.
Да, он глупец. Идиот. Девушка, которую он всегда любил, рядом. Каждый мужчина в зале мечтает оказаться на его месте.
А он мечтает поскорее уйти.
Библиотека Кливдон-Хауса, пятница, 1 мая
— Мы должны уйти, — сказала Марселина Кливдону. Она не видела его с вечера среды и даже не знала, когда он вернулся с бала в «Олмаке». Его личные апартаменты располагались в главной части дома — можно сказать, в миле от их комнат.
Было утро пятницы. Часы пробили десять. Швеи уже прибыли и начали работать над самыми срочными заказами. Обычно, пока они работали, Марселина и одна из сестер занимались покупателями в торговом зале.
Но у них не было торгового зала. А после триумфа леди Клары на балу в «Олмаке» Марселина имела все основания ожидать наплыва покупательниц. Если торговый дом Нуаро не воспользуется уникальной возможностью в самом ближайшем будущем, представительницы высшего общества, которые, как известно, не могут долго думать об одном и том же, забудут о восхитительном платье леди Клары.
Конечно, потом у ее светлости будут другие платья от Нуаро, но эффект уже будет не тот.
Это была не единственная причина, подталкивающая семейство Нуаро к уходу из дома герцога, но самая первоочередная.
Марселина как раз собиралась написать герцогу записку, когда Холидей доложил, что его светлость в библиотеке и хотел бы видеть миссис Нуаро, когда ей удобно.
Она не стала ждать, пока он объяснит, зачем позвал ее, и с порога заговорила:
— Мы больше не можем здесь оставаться. Не хочу показаться бесчувственной — ты знаешь, я бесконечно благодарна, но такая жизнь оказывает разрушающее влияние на мой бизнес, служащих, семью, особенно Люси. Горничные. Лакеи. Она начинает думать, что это нормально. Что это в порядке вещей.
Марселина отошла подальше от стола, поскольку герцог поднял голову от бумаг, которые читал, и устремил на нее взгляд своих невероятных зеленых глаз. Она поспешно отвела глаза. Ее взгляд скользнул по прямому аристократическому носу, задержался на губах.
В комнате стало очень жарко. Ее мысли метались, старательно обходя предмет, о котором нельзя было упоминать. Но темный тоскливый жар в сердце разлился по телу, и, не доверяя себе, она сделала еще один шаг назад.
— Да, — поспешно заговорила Марселина, — мне нужна была леди Клара, и я ее получила. Чем дольше я останусь здесь, тем меньше меня будет любить ее мать. Не уверена, что леди Клара сумеет противостоять ей долго.
«А я не уверен, что смогу долго держаться вдали от тебя».
Кливдон вздохнул и отвел глаза.
Ей хотелось прикоснуться к нему, накрыть ладонью его руку. Ей хотелось очутиться в его объятиях, прижаться к его груди и почувствовать, как сильно и ровно бьется его сердце. Она жаждала ощутить тепло и силу его тела, почувствовать его внутри себя.
Прошлой ночью Марселина лежала в постели без сна, представляя себе негромкие шаги в темноте… стук закрывающейся двери… его легкое дыхание… скрип матраса под тяжестью его тела… шелест ткани… его руки на ее теле…
Прекрати! Немедленно прекрати!
— Я поговорила с сестрами, и они согласны, что мы не можем больше здесь оставаться, — продолжила она. — Леони и я найдем место, куда мы можем перебраться.
— В этом нет необходимости, — тихо произнес Кливдон.
— Все решают дни! — воскликнула она. — Мы не можем не воспользоваться моментом. Ты не понимаешь.
— Я все понимаю, — так же тихо сказал он и подвинул ей бумагу, которая лежала перед ним. — Уорли нашел вам магазин. Хочешь поехать и взглянуть на него?
Среди множества самых разных объектов недвижимости, принадлежавших Кливдону, было здание, стоящее на углу Сент-Джеймс-стрит и Беннетт-стрит. Кливдон сказал портнихам, что прежние арендаторы — муж и жена — собирались открыть магазин, но попали в трудные финансовые обстоятельства и скрылись среди ночи, задолжав ему плату за три месяца. Должно быть, они позаимствовали или украли телегу, потому что вывезли большую часть магазинного оборудования.
Все это была ложь.
Правда заключалась в том, что Уорли заплатил им за то, что они уехали, и в качестве компенсации разрешил взять с собой все, что не прибито к полу или стенам.
— Какое странное совпадение! — сказала мисс Леони, когда Уорли открыл дверь. — Очень уж вовремя магазин оказался свободным.
— Действительно странное, — согласилась мисс София.
Все зашли в магазин, а Нуаро осталась на улице. Кливдон заметил ее изучающий взгляд, скользнувший по зданию, а затем внимательно обозревший окрестности. Место, безусловно, было престижным, хотя некоторые строения по соседству выглядели весьма непрезентабельно. Но здесь были мужские клубы — «Уайтс», «Будлс» и «Брукс», несколько уважаемых в городе магазинов, игорные дома и бордели. Последние располагались во дворах и узких переулках.
— Ну и как? — спросил герцог. — Одобряешь?
Марселина на мгновение встретилась с ним взглядом, но сразу отвела глаза.
— Я планировала перебраться с Флит-стрит на Сент-Джеймс, — сказала она, — но не рассчитывала, что это произойдет так скоро.
И она с загадочной улыбкой вошла внутрь. Кливдон последовал за ней.
Мисс Леони, заметив сестру и герцога, сразу отвлеклась от беседы с Уорли.
— Я так и знала, — сказала она. — Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Нам это не по средствам. Мы не потянем накладные расходы, не говоря уже о средствах, которые придется вложить. Нам и двух жизней не хватит, чтобы вернуть долг его светлости.
— Не говори глупостей! — воскликнула Нуаро. — Один только адрес позволит нам расширить бизнес. У нас будет достаточно места для работы и показа наших работ. Мы наймем еще полдюжины швей и увеличим производительность. У меня так много идей! Но нет рабочих рук и места.
— Дорогая, нам необходимы покупатели, — сказала мисс Леони, — придется удвоить клиентуру.
— Софи, ты должна немедленно поместить информацию в газеты, — нетерпеливо перебила ее Нуаро. — Что-нибудь вроде этого: «Миссис Нуаро сообщает друзьям и широкой публике, что она намерена вновь открыть свой магазин в среду 6-го числа по новому адресу: Сент-Джеймс-стрит, дом 56. Она предложит покупателям новый ассортимент элегантных платьев и аксессуаров, которые превзойдут по вкусу и стилю аналогичную продукцию в других магазинах Лондона». Впрочем, не мне тебя учить. Ты сама знаешь, что необходимо. — Она всплеснула руками. — Нам нужно что-то совершенно новое!
— Да, — согласился Кливдон. — Вы должны придумать свой корсет, если еще не сделали этого, и обязательно упомянуть о нем.
Три женщины одновременно повернули головы и уставились на него.
— Я читал модные журналы, — заявил Кливдон. — И мне показалось, что есть нечто неотразимое в новом уникальном стиле корсета.
Выражения их лиц почти неуловимо изменились. Если бы он не провел с ними так много времени и не изучал Нуаро так пристально, то ни за что не заметил, как что-то промелькнуло в их глазах. Похоже, женщины в мгновение ока произвели необходимые расчеты.
— Он прав, — сказала Нуаро. — Я придумаю корсет. А ты, Софи, пока, в целях рекламы, дай ему название. Что-нибудь экзотическое.
— А еще вы должны изменить дату открытия, — сказал Кливдон. — По-моему, нет смысла терять еще один день. Откроетесь завтра. Не будет времени все покрасить, как вам того хотелось бы? Ничего страшного. Здесь все недавно красили для наших беглецов. Достаточно будет произвести тщательную уборку.
Младшие сестры хором воскликнули.
— Ничего не выйдет.
— Как мы сможем открыться меньше чем через двадцать четыре часа?
Нуаро подняла руку, и они замолчали.
— Нам придется позаимствовать большинство ваших слуг, — сказала она Кливдону. — И еще экипажи. Нам понадобятся материалы, помимо того, что мы уже купили.
— Я понимаю, — сказал он.
— Без помощи вашей светлости мы ничего не сможем сделать.
— Я и планировал вам помочь, — усмехнулся герцог. — Это очень даже малая плата за то, чтобы наконец успокоить леди Уорфорд. И других диких кошек. — Его самого скандал не пугал. Но он знал, что затрудняет жизнь Кларе. Он не мог поступать, как ему вздумается, не ставя ее в неловкое положение.
В любом случае Кливдон понимал, что не обладает необходимой моральной стойкостью и не сможет противиться искушению бесконечно. Чем дольше Нуаро проживет под его крышей, тем вероятнее, что он сорвется.
— Малая плата, — проговорила мисс София и засмеялась. — Хорошо быть герцогом.
— Хорошо знать герцога, — подхватила мисс Леони. — Это место даст Марселине шанс проявить себя, полностью раскрыть свой гений. Но нам потребуются большие деньги, чтобы его обставить, не говоря уже о материалах.
А Нуаро уже начала обходить будущий торговый зал.
— Комоды и ящики подойдут, — сказала она, — но все надо вычистить и отполировать. Многое придется купить. Значит, так, давайте двигаться от потолка к полу: канделябры, бра, зеркала…
Кливдон достал из кармана блокнот и начал делать заметки.
У сестер не было проблем с распределением обязанностей. Они занимались бизнесом достаточно давно, чтобы точно знать, кто в чем наиболее хорош.
София вернулась в Кливдон-Хаус сочинять свою бессмертную прозу и контролировать швей. Леони осталась в магазине, чтобы принимать доставленные покупки и руководить слугами и рабочими, которые, по заверению Холидея, уже собраны и скоро прибудут.
А Кливдон повез Марселину по магазинам. В экипаже она призналась:
— Поверь, если бы я не должна была работать, чтобы жить, то не работала бы. Я была бы рада не иметь никаких целей в жизни, а просто наслаждаться ею и время от времени одаривать своими щедротами менее удачливых смертных.
— Ты говоришь чепуху, — уверенно возразил герцог. — Ты живешь ради того, что делаешь. Ты живешь и дышишь своей работой. Для тебя это не просто занятие. Это призвание.
— Поверь, я очень жду того дня, когда смогу проводить время в праздности, — усмехнулась Марселина. — Это моя цель.
— Такой день никогда не наступит, — заверил ее герцог, — вне зависимости от высот, которые ты сумеешь достичь. Все равно ты не сможешь остановиться и все бросить. Просто ты себя не видишь со стороны. А я наблюдал, с каким видом ты отшвырнула платье Клары. Для тебя оно было не просто немодным, плохо сшитым или нестильным. Ты посчитала ношение такого платье преступным. Ты вырвала одежду из ее рук так, словно она могла причинить ей физический вред. Ты сшила платье за один день потому, что это было для тебя вопросом жизни и смерти. Пойди она в «Олмак» в старом платье, это убило бы тебя.
Марселина выглянула из окна экипажа.
— Может быть, ты в чем-то и прав, — задумчиво проговорила она. — Правда, это, конечно, не убило бы меня, но, возможно, меня бы стошнило.
Кливдон рассмеялся.
Экипаж остановился, и они вышли. Беседа прервалась — начался шопинг.
Это был, пожалуй, самый беспокойный день в жизни Кливдона, за исключением разве что тех безумных суток, когда он гнался за Марселиной по Франции.
Они быстро перебирались из одного магазина в другой: склады мануфактуры и склады мебели, магазины, торгующие осветительными приборами, и магазины, торгующие зеркалами.
Их везде принимали с большим почтением, уделяли максимум внимания и обслуживали с удивительной скоростью. Именно это и требовалось Марселине. Владельцы магазинов лично встречали герцога Кливдона. Они были готовы горы свернуть, чтобы отыскать в точности то, что необходимо его светлости, и доставить ему в этот же день. Если они медлили, ему было достаточно сказать Нуаро: «Давайте лучше зайдем в соседний магазин — кажется, к Колетту?» Как только упоминалось имя конкурента, то, что еще несколько секунд назад было невозможным, оказывалось вполне осуществимым. Более того, выяснялось, что это «простейшая вещь в мире, ваша светлость».
И как ни странно, герцогу Кливдону вовсе не было скучно. Наоборот, он не заметил, как прошло время. В какой-то момент они остановились перекусить — кухарка предусмотрительно положила ему в экипаж корзинку с припасами, — но Кливдон не мог сказать, когда они ели, час назад или пять.
Они вышли из очередного, черт знает, какого по счету склада, и Марселина сказала:
— Кажется, все. Я надеюсь, этого достаточно.
Кливдон достал из кармана блокнот и, толком ничего не сумев в нем разглядеть, понял, что уже поздний вечер. Он не заметил, как стемнело, слишком был занят собственными планами и расчетами. Пока Марселина выбирала вещи для магазина, его ум напряженно работал.
Теперь герцог, стоя на залитой светом газовых фонарей улице, оглянулся по сторонам. Магазины уже готовились к закрытию, но на улицах было оживленно, люди сновали взад-вперед, некоторые останавливались поглазеть на витрины, другие заходили внутрь, несомненно, вызывая тайное недовольство владельцев магазинов и продавцов, которым после долгого дня хотелось наконец поужинать и отдохнуть в тишине. Очень скоро улицы заполнят рабочие с разных предприятий. Они будут спешить домой — к семье, в кабаки или пивные.
Куда ему последний раз хотелось поторопиться? Желал ли он иметь семью, домашний очаг?
— Если мы что-то и забыли, — сказал он, — то какую-нибудь мелочь.
— Очень скоро это станет ясно.
Герцог приказал кучеру отвезти их в магазин на Сент-Джеймс-стрит.
Экипаж герцога, казалось, целую вечность полз со скоростью сонной улитки по загруженным экипажами лондонским улицам. Наконец он остановился. Марселина в нетерпении спрыгнула на тротуар и увидела, что в магазине пусто и окна не освещены.
— Не могу поверить, что они ушли, — растерянно пробормотала она и поняла, что ее голос дрожит. Она не могла вспомнить, была ли когда-нибудь так глубоко разочарована. — Я думала… я думала…
— Полагаю, они работали активнее, чем мы предполагали, — сказал герцог. — Бьюсь об заклад, все они отправились домой — в Кливдон-Хаус, чтобы получить заслуженный ужин и отдых. Мы последуем их примеру, как только осмотримся здесь. — Он достал ключи и звякнул ими. — Я же хозяин дома.
С улицы поступало достаточно света, чтобы они могли войти в торговый зал, не натыкаясь на мебель. Через минуту Кливдон зажег сначала одну газовую лампу, потом вторую.
Марселина стояла в центре торгового зала, прижав к груди судорожно сжатые руки. Она, медленно поворачиваясь, впитывала все, что видела: элегантные канделябры, мерцающие деревянные панели, мягкие складки штор, мебель, расставленную как в гостиной.
— Ну и как? — спросил Кливдон. — Экзамен сдан? Удовлетворительно?
— Завтра утром мне надо будет переставить кое-какую мебель, — сказала Марселина. — Леони очень хороша с цифрами и всевозможными официальными документами, да и художественный вкус у нее лучше, чем у многих, но все же чуть-чуть излишне традиционна. Торговый зал — самая важная часть магазина, потому что именно ее видят наши покровители. Все должны чувствовать элегантность и комфорт, и кое-что еще, что отличает меня от всех остальных.
— Маленькие штрихи, — сказал Кливдон.
— Ничего слишком явного, — добавила Марселина.
Они быстро прошли по остальным помещениям магазина: кабинеты, мастерские, склад. Он хотел бы уйти, думала Марселина. На какое-то время проблема создания магазина показалась ему интересной — это была смена деятельности. Но он не торговец. Деньги для него практически ничего не значат. К тому же он полагал, что ему надоели сплетни и бедлам в собственном доме.
Кливдон просто не знал, какой неблагополучной может быть семья. Ему не с чем было сравнивать. А ее предки безо всяких угрызений совести разбивали семьи, выманивали драгоценных отпрысков знати из их роскошных домов, обрекая на бродячую жизнь в лучшем случае или на полное забвение и гибель — в худшем.
В общем, подумала Марселина, она уже увидела все, что необходимо, в новом магазине, но, к ее немалому удивлению, герцог повел ее не к выходу, а к лестнице.
И тут она поняла, о чем напрочь забыла. На первом этаже расположены рабочие помещения. А на втором и третьем — жилые. Об этом она не подумала ни разу за весь день.
— О Боже! — воскликнула она. — Надеюсь, в Кливдон-Хаусе найдется пара лишних матрасов. Стол и стулья тоже были бы полезны, но не обязательны. Нам уже приходилось жить в походных условиях. Боюсь, кое-что придется еще подкупить.
— Давай поднимемся наверх и посмотрим, что необходимо, — предложил герцог. — Возможно, наши беглецы что-нибудь оставили.
Он пошел вперед с лампой в руке.
И не остановился на втором этаже, а сразу направился на третий.
На последней ступеньке лестницы он обернулся.
— Подожди здесь, — сказал он, открыл дверь и скрылся за ней. Спустя минуту в помещении зажегся неяркий газовый свет.
— Заходи, — крикнул герцог. — Взгляни, что тут имеется.
Марселина подошла к двери и заглянула внутрь. Потом медленно переступила порог.
Софа, стол, стулья. Шторы на окнах. Ковер на полу. Все это было явно не из Кливдон-Хауса. Обстановка была вовсе не величественной. Она напоминала апартаменты ее кузины в Париже. Спокойная элегантность. Комфорт. Тепло. Не демонстрационный зал, а уютный, комфортный дом.
— Боже… — сдавленно пробормотала она. Больше ничего она не в силах была выговорить. Не доверяла себе. Что-то сдавило сердце. Стало трудно дышать.
Из очаровательной гостиной Кливдон повел ее в маленькую столовую, а оттуда в детскую, обставленную с такой любовью и пониманием характера Люси, что сердце Марселины пронзило болью. Здесь был маленький столик и стульчики, и даже кукольный чайный сервиз. На стене висели полки для книг, под ними на полу стоял ярко разрисованный ящик для игрушек. Из детской герцог повел Марселину в еще одну комнату больших размеров.
— Я подумал, что ты предпочтешь эту комнату, — сказал он, — но если нет, полагаю, дамы всегда могут поменяться. Но ты художница, и я решил, что будет лучше, если окна твоей комнаты будут выходить не на шумную улицу, а в сад. Ты даже сможешь увидеть Грин-парк, хотя для этого тебе придется встать на стул.
Марселина носила фамилию Нуаро, а значит, в ее душе бушевали страсти. Но она, как и остальные члены семьи, прекрасно контролировала то, что позволяла видеть окружающим.
Но в этот миг что-то в ней сломалось.
— О, Кливдон, что ты наделал! — воскликнула она. Боль в сердце стала невыносимой, к глазам подступили слезы, и впервые за долгие годы Марселина зарыдала.