Глава 19

Если современной женщине пришлось выбирать между двумя или несколькими мужчинами, то скорее всего ее разум окажется в отчаянной борьбе с сердцем. В таких случаях она должна спросить себя, что лучше: финансовое и социальное положение или то, что просит сердце.

Спеша по коридору в свою спальню, Виктория испытывала головокружительное, неудержимое чувство предвкушения. По предварительной договоренности Натан ушел почти сразу после ужина, а она, посидев с тетей Делией и отцом Натана еще с четверть часа, тоже покинула гостиную. Но сон не входил в ее планы.

Натан... Неужели минула уже целая неделя с той первой ночи, когда он пришел к ней в комнату? Время пролетело, как стрела! Поиски драгоценностей были пока безуспешными, но исполнились ее самые безумные мечты.

Следуя плану Натана, они целыми днями осматривали участок, исследовали поверхность скал, искали во всех расщелинах и пещерах, пытаясь найти нечто подходящее под ее рисунок на карте. С каждым вычеркнутым квадратом надежда Виктории на удачу угасала. Ответ от ее отца на письмо Натана не приходил, но это объяснимо – до Лондона слишком далеко.

Во время их вылазок Натан постоянно был рядом, боясь хоть на секунду потерять ее из виду. Он настоял на том, чтобы спрятать маленький дамский пистолет в сумку, где лежали молотки и долота. Их оптимизм основывался на том, что негодяй, укравший фальшивую карту, не знал, что владеет ложной информацией и был очень далеко. Поэтому они могли не торопиться.

Часы, потраченные на поиски драгоценностей, тоже были временем, проведенным с Натаном. Смех, разговоры, поучения – она узнавала много о нем и о самой себе.

Она отвела его в сад, где он наловчился делать пироги из грязи, а затем – в темный угол чулана, где и применила всю свою обольстительность. Он, в свою очередь, показал ей, как строить песчаные замки на пляже, а в Хрустальной пещере ответил на ее смелый вызов. Катал ее по озеру в своей маленькой лодке, научил грести. Она не только освоила весла, но и узнала, что лучше не вставать, если не хочешь упасть за борт. Это привело к важному открытию: занимаясь любовью в воде, полностью забываешь о ее низкой температуре. Она сразу вспомнила, как страстно и божественно это было.

Виктория поднаторела в ловле крабов, Натан целовал ее пальчик, несколько раз попавший в клешни, и громко аплодировал, когда она сама наловила целый десяток. Они с гордостью доставили свой улов кухарке для приготовления прекрасного ужина и разделили его с тетей Делией и отцом Натана, которые все больше ладили друг с другом. За последние семь дней они ужинали только вчетвером, потом шли в гостиную. Колин не вернулся еще из поездки в Пензанс, прислав сообщение о неотложных делах, а лорд Элвик просто не приезжал.

Однажды утром Натан устроил настоящий праздник, отведя Викторию на кухню и исполнив ее сокровенную мечту, – кухарка научила ее печь пирог. Часть, правда, подгорела, но Натан съел ее, заявив, что было очень вкусно. В тот же вечер, пока тетя и лорд Ратледж играли в гостиной в триктрак, Натан отвел ее в бильярдную и сделал попытку научить играть, но Виктория оказалась абсолютно безнадежной в этом и сваливала вину на своего наставника, утверждая, что он не давал ей сосредоточиться. Затем они пошли в музыкальную комнату – там она пробовала учить его играть на фортепиано. Мужчина с такими ловкими пальцами, а так и не смог подружиться с музыкой! Зато пальцы никогда его не подводили, пробираясь под юбку.

Она наслаждалась его обществом не только в интимные моменты, ловя новые ощущения, но и когда они просто пили чай. Особенно тронуло ее, как он говорил с ней, как слушал. Он интересовался ее мнением! Не заставлял ее чувствовать себя глупо, если она чего-то не знала. Удачно шутил, был весел. Общаясь с ним, она стала больше думать о вещах, которым раньше не придавала значения. Например, о политике.

Она была в восторге от его собственных теорий в медицине и лечении, многие из которых были противоположны уже существовавшим. Они часами обсуждали Шекспира и Чосера, Байрона и Гомера. Казалось, с каждым днем они становились все ближе друг к другу, и Виктория воспринимала его не только как любовника, от одного взгляда которого у нее вскипала кровь, но и как друга.

А еще те семь ночей, что она провела в объятиях Натана... Занимаясь любовью, изучая друг друга, создавая бесконечную интимность... Это было как томный, медленный танец, а иногда – быстрая, ожесточенная гонка. Он помогал ей открывать новые удовольствия и давал понять, чего хочет он. Хотя она заметила, что угодить ему довольно просто.

Когда до спальни, где они должны были встретиться, осталось два шага, ее сердце заколотилось от предвкушения удовольствия, которое она получит сегодня ночью.

Тяжело дыша от быстрой ходьбы и мысли о том, что ее ожидало, она открыла дверь и... застыла на пороге. Немного придя в себя, она медленно вошла. Заперев дверь на ключ, Виктория прижалась к ней спиной и замерла, потрясенная: комната была заполнена розами. Десятки цветов – от молочно-белых до густо-красных – в серебряной чаше на ночном столике. Дорожка из лепестков вела от двери к центру комнаты, где образовалась развилка: один путь вел к камину, где лежало усыпанное лепестками одеяло с корзиной для пикника, другой – к кровати, где на покрывале тоже лежали цветы. Натан стоял там, где пути расходились, и держал в руке розу на длинном стебле.

В его взгляде была опьянявшая смесь тепла, желания и требовательности. Она пошла навстречу и остановилась перед ним. Он протянул цветок и пощекотал ее подбородок лепестками.

– Выбор за тобой, Виктория, – сказал он тихо, серьезно глядя на нее. – Чего ты хочешь?

– И то и другое, – ответила она немедля.

На следующее утро Виктория стояла у окна своей комнаты, любуясь садом и газонами, купавшимися в раннем солнечном свете. Почти всю ночь лил дождь, но сейчас небо было ясным и на нем поселились пушистые облака, что предвещало хороший день. День приключений – они с Натаном собирались продолжить поиски драгоценностей. Она снова прекрасно проведет с ним время.

Виктория закрыла глаза и вспомнила минувшую ночь. Сразу же, как она ответила, что выбирает обе тропинки, он подхватил ее на руки и отнес на кровать, где они ласкали друг друга так страстно, словно не виделись месяцами. Затем, перекусив хлебом, сыром и вином, они предались медленной, ленивой неге, лежа на одеяле у камина.

Воспоминание растаяло, и Виктория открыла глаза. Посмотрев вниз, на искрившуюся утреннюю росу, она снова задала себе вопрос, который с каждым днем всплывал все чаще: как она будет прощаться с Натаном, когда настанет время уезжать, возвращаться в обычную жизнь? И всякий раз от такой мысли в горле образовывался комок и становилось тоскливо на душе. Поэтому Виктория старалась как можно реже думать об этом. Когда надо будет уезжать, она... просто уедет.

Отвернувшись от окна, она взглянула на кровать. На подушке лежала красная роза, оставленная им. Глаза Виктории наполнились влагой. Прелестный цветок от обаятельного мужчины, который стал значить слишком много для нее, чего она так боялась. Мужчина, который, несмотря на все ее попытки удержать его на расстоянии, нашел путь к ее сердцу. Она проснулась сегодня утром одна, исчезли дорожки из лепестков и все, что было той ночью. Осталась только вот эта одинокая роза.

Она подошла к кровати, взяла цветок и поднесла бутон носу. Снова воспоминания: контуры Натана, проникавшее глубоко в ее тело, затем она верхом на нем и руки, которые она чувствовала на себе, пока они занимались любовью в том цветочном раю, что он создал для нее. Она никогда уже не сможет отделить аромат роз от этих воспоминаний. А вот это – проблема... С самого детства она жила в окружении роз, посреди благоухания любимого цветка.

Она не станет об этом волноваться. У нее будет достаточно времени, чтобы уничтожить все впечатления, после: того как закончится их встреча. А пока она просто будет принимать каждый день, как подарок, сполна наслаждаясь страстью.

С мыслью об этом Виктория потянула за шнур колокольчика, вызывая Уинифред, и затем подошла к платяному шкафу, чтобы выбрать платье. Но прежде чем сделать это, она достала из сумки «Дамский путеводитель» и осторожно положила розу меж страниц книги.

Высыпав из мешка в кормушку еду, взятую с кухни, и тем самым доставив огромное удовольствие Дейзи, Реджинальду и Петунии, Натан пошел проведать кур. Собрав яйца, он вручил их Хопкинсу, который, благодарно кивнув, направился со своим призом через газоны на кухню. Затем вместе с По Натан прогулялся до зарослей вяза позади конюшен – это было любимое место его детства. Усевшись на землю, он прислонился спиной к шершавой коре и вытянул ноги, скрестив их. По развалился рядом и, положив голову на ботинки Натана, вздохнул от удовольствия.

– Даже и не думай закусить ими, – сказал Натан, почесав пса за ушами, – эти ботинки – мои любимые.

По виновато посмотрел на хозяина, будто пытаясь сказать, что он никогда не посмеет сжевать его любимую пару. Да и остальная обувь – просто игра для него.

Откинувшись на ствол дерева, Натан стал любоваться красотой раннего утра и наблюдать за своими животными. Если бы только его мысли были такими же ясными, как все вокруг!

Реджинальд вышел из загона и, завидев хозяина, направился к нему. По поднял голову, и после того как зверюги обменялись дружеским обнюхиванием, свинья села рядом с Натаном и положила голову к нему на колено.

– Похоже, сегодня утром собрались одни мужчины, – сказал Натан. – Никаких женщин. – Он вздохнул. – Господа, сделайте одолжение, никогда не влюбляйтесь. Но если уж такое случится, пусть это будет кто-то, доступный вам.

По облизнулся и с прискорбием взглянул на доктора. Тот кивнул в благодарность за выражение собачьего сочувствия.

– Да, именно так. Как если бы ты влюбился в кошку вместо собаки, По. Ты, конечно, смог бы любить кошку, но это разбило бы твое сердце. Ваши жизни и миры слишком разные. Поверь мне, влюбиться – это страшная боль в заднице. Я уж не говорю о сердце.

– Доброе утро, Натан, – послышался сзади знакомый голос.

Натан повернулся и увидел отца, приближавшегося со стороны дома.

– Доброе утро, отец.

– Так и знал, что найду тебя здесь.

За последнюю неделю напряжение между ними ослабело. Возможно, потому, что они не оставались наедине: леди Делия и Виктория обедали с ними, после все вместе играли в вист, беседовали. Все это в любом случае растопило бы лед.

– Ты искал меня?

– Да. Могу я присоединиться?

– Конечно. У нас тут с Реджинальдом и По мужской разговор.

Отец кивнул:

– Тебе всегда нравилось разговаривать с животными.

Он, хмурясь, осмотрел участок вокруг дерева и, достав из кармана белоснежный платок, положил его на землю. Затем, к изумлению Натана, отец осторожно сел на квадрат льняной ткани. Немного поерзав, он удобно устроился и откинулся на ствол дерева. Помолчав несколько секунд, отец спросил:

– Продолжишь сегодня поиски драгоценностей?

На днях Натан рассказал отцу примерный план того, как он надеялся отыскать пропажу.

– Да, сразу после завтрака.

– Я бы предложил помощь, – сказал отец с неловкостью в голосе, – но не могу уйти, оставив леди Делию в одиночестве на весь день. А предлагать ей такую трудную поездку тоже никуда не годится.

– Конечно, я понимаю.

Честно говоря, Натан был даже благодарен, потому что слишком дорожил чудесными часами, которые проводил наедине с Викторией.

– Но вот леди Виктория, с тобой, без сопровождения...

– Я обещал ее отцу, что буду оберегать ее. Я не смогу делать это, если она останется одна в доме или в лесу.

– Да, возможно. Тем более когда вы вдвоем на просторе, а не в карете и плотно прижавшись друг к другу...

– Вот именно.

Натан заметил, что отец не предложил, чтобы Виктория осталась дома с ним и с тетей. Ему стало любопытно, чем отец и леди Делия занимались, пока были одни.

– Какие у тебя планы на сегодня? – спросил Натан.

– Я обещал Делии, в смысле леди Делии, поездку в Пензанс.

– Уверен, ей очень понравится. Очень милая женщина. Умная, интересная и веселая.

Боковым зрением он заметил легкий румянец, проступивший на щеках отца.

– Да, она такая. И мне кажется, ее племянница унаследовала все эти качества.

Виктория действительно обладала всем этим, и не только. Она была редкостью необыкновенной, ни на кого не похожей. Каждый день он узнавал что-то новое о ней, и очередное познание усиливало его любовь и восхищение. Черт возьми, его очаровывала даже ее неправота. Как она начинала бормотать, когда нервничала, и какой упрямой была! Она настаивала на том, что истории Шекспира следует пересказать, но со счастливым концом. Он твердил ей, что так не может быть, ведь «Гамлет» и «Ромео и Джульетта» – это трагедии, но она и слушать не хотела. Но все, что ее раздражало, делало ее еще прекраснее.

Воцарилась тишина, затем отец сказал:

– Она тебе нравится.

– Мы стали друзьями.

– Твои чувства гораздо глубже, чем просто дружба, Натан.

– С чего ты взял?

– Ну, я еще не окончательно поглупел. Я вижу, как ты смотришь на нее.

Натан попытался безразлично пожать плечами:

– Даже если так, почему тебя это беспокоит? Я уже в состоянии сам принимать решения.

– Как раз это меня и беспокоит.

– Почему? Боишься, что я выставлю себя дураком? – спросил Натан, тщетно скрывая горечь в голосе.

– Нет, опасаюсь, что твое сердце разбито и ты страдаешь. Это ни с чем не сравнимая боль, которой я никому не пожелаю, особенно собственному сыну.

Снова повисла тишина, и Натан постарался скрыть свое удивление.

Отец добавил мягко:

– Тебе кажется, что я не знаю, о чем говорю. Но поверь, я опираюсь на собственный опыт. – Он взглянул украдкой на сад, затем снова посмотрел на Натана. – Смерть твоей матери потрясла меня. Я очень ее любил. Она пленила меня с первого взгляда.

Это ощущение благодаря Виктории Натан прекрасно понимал.

– Боюсь, в день ее смерти я был так сильно погружен в собственные переживания, что мало думал о тебе, прости меня.

Отец кивнул:

– Разбитое сердце – это ни на что не похожая боль. Поэтому прошу, сделай все, чтобы с тобой такого не случилось.

Натан смутился. Никогда еще у него с отцом не было такого разговора. Он спросил осторожно:

– Ты считаешь, что если мне нравится женщина, нужно признаться ей в своих чувствах?

– Черт возьми, Натан, хватит ходить кругами вокруг одного и того же! Я не в том возрасте, чтобы терять время. Если тебе нравится леди Виктория, так пойди и скажи ей об этом!

Натан удивленно поднял брови.

– А разве не ты буквально неделю назад утверждал, что мой брат или Гордон или те два лондонских щеголя – словом, кто угодно с титулом и деньгами, гораздо лучше подходят ей?

– Вообще-то – нет. Потому что я уже не тот, что был неделю назад.

– А что это значит?

– Что за последнюю неделю я открыл в себе очень много важных и, честно говоря, неожиданных вещей. Они касаются не только меня самого, но и моей жизни, моих желаний. Впервые за очень долгое время я чувствую в себе прилив энергии и... молодости.

Натан вдруг понял, что нашел объяснение тому, что происходило с его отцом всю неделю. Он был расслаблен, много смеялся, рассказывал забавные истории, и Натану нравилось, что между ними наступило потепление. Он заметил перемены, но, поглощенный Викторией, не заострял на них внимания.

– А чему ты приписываешь свое омоложение?

– Я очень много работал над собой, что стало результатом дружбы с леди Делией. В доме снова появились люди, и это помогло мне понять, каким одиноким я был. И очень много удовольствия мне принесла возможность общения с человеком моего возраста. Леди Делия знает буквально всех и вся, поэтому у нас толпа общих знакомых. Ты же понимаешь, я не иду в ногу со временем, а она рассказала мне о людях, связь с которыми я уже давным-давно потерял. Было потрясением узнать, что многие из моих знакомых пэров, ровесники или моложе, тяжело больны, а кто-то уже умер. – Отец покачал головой и продолжал: – Должен признаться тебе, это дало мне неприятное ощущение того, что я и сам не бессмертен и должен быть благодарен за все, что имею, включая здоровье. Жизнь слишком прекрасна и коротка, чтобы упускать возможности. Или оставлять ошибки неисправленными. – Он глубоко вздохнул. – Я хочу, чтобы это отчуждение между нами прекратилось, Натан. Я не дал тебе объяснить, что же произошло в ту ночь, когда ранили Колина и Гордона. Вместо этого я осыпал тебя вопросами и обвинениями. В свое оправдание могу лишь сказать, что меня потрясла не только стрельба, но и причастность к этому моих сыновей. Я не верил в тебя, и, хоть мы не всегда соглашались друг с другом, мне все-таки стоило помнить, какой ты человек, а не твердить, что ты поступил бесчестно.

Эти тихие слова растрогали Натана, и впервые за три года боль и чувство, что его предали, покинули его. Он посмотрел на отца, который серьезно продолжал:

– Я пытался извиниться в письме, но понимал, что это будет не так искренне. Так что сейчас, несмотря на то что прошло уже три года, я от всего сердца прошу у тебя прощения.

Он протянул руку.

В горле у Натана встал ком. Он крепко пожал руку отца.

– Я тоже должен извиниться, отец, за то, что позволил такой бездне образоваться между нами. Не стану отрицать, было очень больно сознавать, что во мне сомневаются мой брат, лучший друг и ты. В то время я был скован клятвой молчания и не мог предложить объяснения.

– Оно тебе и не нужно было.

Фраза растопила все оставшиеся льдинки в душе Натана.

– Боюсь, моя гордость не позволила мне объясниться и когда я вернулся. Эту ошибку мне хотелось бы исправить, если ты выслушаешь меня.

– Конечно, и очень внимательно.

Натан, собрав всю свою храбрость, повторил ту же историю, что рассказал Виктории, закончив так:

– Ирония судьбы – я планировал закончить службу этой миссией с драгоценностями, потому что она обеспечила бы мне финансовую независимость. Вместо этого она лишила меня самого дорогого – репутации, семьи и дома.

– Тебе совсем не нужна была финансовая независимость, Натан. Я бы дал тебе все, что нужно.

– Да, я знаю и благодарен тебе за щедрость. Но я не хочу, чтобы мне давали что-то, а предпочитаю все зарабатывать сам.

– Этой черты твоего характера я никогда не понимал, – сказал отец, качая головой. – Если тебе что-нибудь понадобится...

– Я дам знать. Поверь мне, я не хочу жить в бедности. Мой дом – не шикарный дворец, но в нем очень удобно живется. И, несмотря на то что иногда мне за услуги платят не деньгами, я достаточно зарабатываю.

– Что будет, если ты не найдешь драгоценности?

– Что ж, продолжу жить своей жизнью. Но я поставил цель найти их. Три года назад я не остался, чтобы очистить свое имя, но на этот раз так легко не сдамся. Кто-то оказался предателем в этой операции, мне надо видеть этого человека. Тому, кто ранил Викторию, это тоже не сойдет с рук. Я хочу вернуть драгоценности, тогда пятно с моей репутации будет смыто. – Он похлопал отца по плечу. – Знаешь, не важно, что произойдет. Главное, что ты веришь в мою невиновность, а для меня это очень много значит.

– Жаль, что Колина сейчас нет на этой встрече, – сказал отец.

– Да уж, – ответил Натан задумчиво.

– Интуиция подсказывает мне, что он еще недолго будет отсутствовать. Скорее всего «дела» – это вертлявая красотка, от которой он скоро устанет.

– Да, видимо, ты прав, – сказал Натан. К сожалению, его интуиция подсказывала ему нечто совсем другое.

Позже в этот день, после очередных неудачных поисков среди скал, Натан сверился со своим планом и начертил большой крест еще на одном квадрате. Осталось всего пять. Придется ли обыскивать все квадраты, или они уже завтра найдут драгоценности? Или послезавтра? Он чувствовал, что время поджимало, хотя могла возникнуть необходимость искать во всех пяти. Как только поиски закончатся – он либо найдет драгоценности, либо признает поражение. – время пребывания в Корнуолле тоже истечет.

Скорее всего уже на следующей неделе си получит ответ от отца Виктории на свое письмо, и хорошо, если там будет дополнительная информация. Но вдруг лорд Уэксхолл попросит, чтобы его дочь отправили обратно в Лондон?

Как бы то ни было, Натан чувствовал, что волшебное время с Викторией стремительно убывало, как песок, высыпающийся из кулака.

Свернув карту и положив ее в ботинок, он посмотрел на Викторию, которая карабкалась в двадцати футах от него и собирала маленький букет сиреневых цветов. Солнце играло золотыми лучами на ее волосах, и... Боже, она была так прекрасна! И он так сильно любил ее, безумно хотел. В голове эхом отозвался совет отца, и Натан понял, что тот был прав. Он должен сказать ей о своих чувствах. Но как? И когда?

«Подожди, – предостерегал его внутренний голос, – дай ей немного времени. Конечно, ты ей нравишься, это же очевидно! Возможно, она влюбится в тебя».

Он горько усмехнулся. Ну да. А может, разобьет ему сердце.

Она остановилась и взглянула на него. Возможно, его желание было отражено во взгляде, потому что ее глаза ответили той же искрой. С соблазнительной улыбкой на губах она медленно направилась к нему.

– Ты какой-то задумчивый, – сказала она, подойдя.

– Просто любовался видом.

Ее взгляд свободно скользнул по его телу, упершись в пах, потом она снова подняла глаза и сказала:

– Да, вид потрясающий.

Он подавил в себе горестный смех, возникший от того, как легко ей удавалось возбудить его. Она протянула букет:

– Это тебе.

Тронутый жестом, он принял подарок, скользнув пальцами по ее руке.

– Мне никогда прежде не дарили цветов.

Она улыбнулась:

– Я сама никогда не дарила их. Конечно, они ничто по сравнению с теми прекрасными розами от тебя, но...

– Нет, это не важно. Дело не в цветах, а в том, кто тебе их дарит. – Он прикоснулся губами к ее мягкой щеке. – Спасибо.

– Пожалуйста.

– У меня тоже есть для тебя подарок. Я сейчас вернусь.

Отойдя от вяза, он направился к плакучей иве, в тени которой были привязаны его вороной и Фиалка. Натан положил букет в седельную сумку и, вытащив оттуда кожаный мешочек, вернулся к Виктории.

– А это тебе, – сказал он и протянул ей маленький подарок.

В ее глазах появилось удивление.

– Что это?

– Есть только один способ узнать.

Он смотрел, как она развязала мешочек и высыпала содержимое на ладонь. Тут он неожиданно засомневался. Стоило ли дарить ей то, что не оценишь в крупную сумму денег, когда она привыкла и действительно заслуживала самых дорогих, изысканных драгоценностей? Она подняла тонкий черный шнурок, на котором висела, переливаясь, белая ракушка.

Она несколько секунд рассматривала ракушку, затем сказала:

– Я ее помню. Ты нашел ее у берега, когда впервые привел меня на пляж. – Она перевела взгляд с ожерелья на него. – Когда показал мне Хрустальную пещеру.

– Да, – ответил он, не в состоянии скрыть изумления. – Неужели ты помнишь?

Она с нежностью посмотрела на него.

– Натан, я никогда не забуду ничего из случившегося в тот день.

Положив мешочек на землю, она надела шнурок на шею. Затем подняла ракушку к солнцу и стала изучать ее.

– Как ты сделал ее такой блестящей?

– Несколько слоев прозрачного лака. От этого ракушка блестит и становится крепче. – Он откашлялся. – Я хотел подарить тебе что-нибудь на память о твоем пребывании здесь. Знаю, это совсем немного, но...

Она приложила пальцы к его губам, останавливая.

– Нет, Натан. Это ожерелье... оно восхитительно. И наполнено мыслями. Прямо как человек, подаривший его мне. Спасибо. Я буду беречь его.

Взяв ее за руку, он сделал несколько шагов назад, увлекая ее за собой, пока его спина не прислонилась к дереву. Расставив ноги, он притянул ее к себе.

– Я рад, что тебе понравилось, – сказал он, наклонив голову и дотрагиваясь губами до чувствительной, пахнувшей розами кожи за ее ухом.

По ее телу пробежала легкая дрожь, и она обвила руками его шею. Чуть отклонившись назад, чтобы посмотреть на него, она сказала:

– Кстати, кажется, моя тетя испытывает симпатию к твоему отцу.

– Прекрасно. Похоже, ему тоже по душе твоя тетя. – Он провел пальцами по ее мягкой, как лепесток, щеке. – А его сын без ума от ее племянницы.

Она приподняла брови.

– Который? У него двое сыновей.

Он знал, что она шутит, но ревность все же проснулась.

– Я имел в виду себя.

– Означает ли это, что он хотел бы, чтобы они с ней стали друзьями?

– Нет.

– Почему же?

– Потому что друзья не делают этого. – Он погладил ее грудь, дотрагиваясь до сосков через ткань платья. – И этого тоже. – Потянувшись вперед, он крепко поцеловал ее в шею.

Она откинула назад голову, утонув в удовольствии. Опустив руку, она скользнула ладонью по его органу, что вырвало стон из его горла.

– Полагаю, такого друзья себе тоже не позволяют, – сказала она хрипло.

Его пальцы приступили к делу, расстегивая пуговицы на ее платье.

– Я не уверен... сделай так еще раз, и я тебе скажу точно.

Она погладила еще раз, затем пощекотала головку кончиками пальцев.

– Нет, – выдавил он из себя, – этого они точно не делают.

– Даже если они лучшие друзья?

– Да, даже при этом.

Закончив с пуговицами, он снял с нее платье и нижнюю рубашку одним движением.

– А чего еще друзья не делают?

Он лениво провел пальцем по затвердевшему соску.

– Ты точно хочешь знать?

– Да.

Раздалось довольное урчание – он наклонил голову и обхватил губами сосок. Она бездыханно произнесла его имя, и печальное ощущение сильного желания, что он испытывал к ней, которую любил и так боялся потерять, ринулось потоком через него. Это было отчаяние, какого он никогда не переживал раньше. Он спустил платье и белье еще ниже, затем поднял ее и отбросил вещи в сторону, оставив на ней лишь чулки и высокие ботинки для верховой езды. Тяжело дыша, он положил ее ногу к себе на бедро и, придерживая ее одной рукой, второй начал гладить обнаженную спину, опускаясь ниже, к ягодицам, затем еще ниже, начав ласкать припухлые складки. Они уже стали влажными, готовыми для него. Он лишился самообладания.

Крепко целуя ее, он погрузил два пальца внутрь. Его язык делал те же мягкие ритмичные движения в ее рту, что и пальцы внутри ее тела. Она сильнее сжала руки, обнимавшие его шею, и напряглась. Он оборвал поцелуй, продолжая ожесточенные ласки и наблюдая за нараставшим в ней наслаждением, пока все внутри пульсировало от его пальцев.

Как только дрожь стала убывать, он подхватил ее на руки и положил сверху на платье. Упав на колени перед ее разведенными ногами, он расстегнул бриджи, освобождая орган. Сейчас, он нуждался в ней прямо сейчас, черт возьми! Сев, он посадил ее верхом на себя. Она держалась за его плечи и медленно скользнула вниз, в то время как он сделал толчок вверх. Он попытался делать все медленно, наслаждаясь каждым движением, входя в ее горячее тело, но это было сильнее его. Схватив ее бедра, он стиснул зубы и стал толкать, очень быстро, с нарастающей силой, так, что на лбу проступили капли пота. Так же, как и удары, освобождение накатывало на него с неумолимой скоростью. С гортанным стоном, больше напоминавшим боль, нежели удовольствие, он вышел из нее и прижал ее к себе, зарывшись лицом в теплое, ароматное углубление меж грудей. Как только туман страсти рассеялся, на него накатило чувство вины. Что нашло на него? Никогда еще он так не терял контроль над собой. Он завладел ею, даже не подумав о ее наслаждении. Он поднял голову, готовый принести извинения, но она смотрела на него насыщенным, довольным, расслабленным взором.

– О Боже... – прошептала она, соприкоснувшись своим лбом с его. – Я уже было поняла, что тебе удается лучше всего, а ты опять доказал, что я была не права.

Осознав, что она получила столько же удовольствия, он успокоился и поцеловал ее в кончик носа.

– И ты все еще не знаешь.

– О Боже, – повторила Виктория. Она посмотрела вниз, на свою обнаженную грудь, прижатую к его груди. – Думаю, что этим друзья тоже не занимаются.

– А мы друзья, Виктория? – Он с легкостью задал этот вопрос, но почувствовал, что в напряжении ждет ответа.

– Мне нравится так думать.

– Ну, в таком случае полагаю, что друзья действительно этим занимаются.

– Хм, а как ты думаешь, сколько времени пройдет, пока друзья снова смогут это сделать?

Он улыбнулся:

– Давай узнаем.