Глава 9

Цепляясь за руку Ника, на ватных ногах Лотти наконец добрела до его спальни. Сквозь раздвинутые шторы в окна вливался неяркий свет. Лотти предпочла бы кромешную темноту. Мысль о том, что ей придется обнажиться при безжалостном дневном свете, повергала ее в ужас.

— Не бойся, — пробормотал Ник, останавливаясь у нее за спиной и поглаживая ее плечи. Его голос стал хрипловатым, более низким, чем обычно. — Я буду осторожен. Ты ни о чем не пожалеешь, если… если доверишься мне.

Оба застыли неподвижно. Лотти облизнула пересохшие губы, вспомнив, что она уже много лет никому не доверяет. А уж довериться Нику Джентри, самому беспринципному человеку, какого она когда-либо встречала, — не просто глупость, а безумие.

— Да, — к своему удивлению, ответила она. — Я вам доверяю.

Он издал тихий возглас, словно эти слова застали его врасплох.

Нерешительно передвинув ладони, он коснулся ее груди, заставил Лотти прижаться к нему спиной. Она почувствовала прикосновение его губ к затылку, к тонким прядям, спускающимся на шею. После поцелуев он перешел к осторожному покусыванию чувствительных местечек, и Лотти вздрогнула от удовольствия. Мимоходом прихватив мочку ее уха, он стал спускаться вниз по шее, одновременно скользя ладонями по груди. Он расстегнул лиф, развел в стороны его полы и обнажил легкий корсет под ним. Пальцы пропутешествовали по ее высокой шее, прошлись по изящному изгибу, коснулись ключицы.

— Ты прекрасна, Лотти, — шептал он, — и на ощупь, и на вкус… твоя кожа, волосы… — Он принялся вынимать шпильки из ее прически, роняя их на ковер, потом запустил пальцы в светлые шелковистые пряди, рассыпая их по плечам, уткнулся в них лицом, потерся щекой и подбородком. По телу Лотти разливался жар, поднимался выше, усиливался, вызывал слабость, заставляющую крепче прижиматься к сильному мужскому телу.

Он спустил ее платье до талии, помог выпростать руки из рукавов, легко пробежался кончиками пальцев от локтей до плеч. Повернув Лотти лицом к себе, Ник умело расшнуровал ее корсет, ни разу не запутавшись в тесемках и крючках. Ее грудь, которую до сих пор поддерживал прочный каркас из китового уса, очутилась на свободе, соски набухли и приподняли тонкий муслин нижней кофточки. Ник приласкал их сквозь полупрозрачную ткань. Приподняв снизу ладонью отяжелевшую грудь, он обвел большим пальцем сосок, и это легчайшее прикосновение словно обожгло Лотти.

Ахнув, она вцепилась в плечо Ника, он обнял ее, продолжая нежно играть с ее телом, теребить соски, осторожно поглаживать их. Сладкая боль возникла где-то внизу ее живота, когда Ник вновь взвесил на ладони упругое полушарие. Внезапно Лотти захотелось, чтобы он дотронулся и до второй груди, коснулся ее губами. Ей не терпелось поцеловать его, ощутить прикосновение его обнаженного тела. В нетерпении она попыталась снять с него сюртук, и он разразился воркующим смехом.

— Не спеши! — прошептал он. — Нам некуда торопиться. — И он сам снял сюртук, жилет, потом обувь и чулки, брюки, рубашку… и остался в одном белье, под которым отчетливо вырисовывалось готовое к действию достоинство.

Лотти вдруг стало неловко смотреть на него. Казалось бы, в обнаженном виде он должен был выглядеть уязвимым, а он, напротив, излучал мужественность. Его тело поражало грубоватой грацией, было крупным, мускулистым и подтянутым. Бронзовый загар заканчивался на талии, а на бедрах кожа была заметно светлее. Густая темная поросль покрывала широкую грудь, дорожкой сбегала к чреслам и окружала вздыбленное орудие.

Ник провел пальцем по разрумянившейся щеке Лотти.

— Знаешь, что будет дальше? Лотти неуверенно кивнула:

— Кажется, да.

Он приподнял ее голову, взяв за подбородок.

— Кто рассказал тебе об этом? Мать?

— Нет. Она обещала все объяснить накануне свадьбы с лордом Раднором. Но этот разговор так и не состоялся. — Лотти прикрыла глаза, а он продолжал поглаживать ее по щеке горячей шероховатой ладонью. — Конечно, в пансионе ходило немало слухов. Кое-кто из девушек… имел некоторый опыт и делился им с остальными.

— Какой опыт?

— Они встречались наедине с друзьями или кузенами и позволяли им… разные вольности. — Лотти открыла глаза, увидела, что Ник улыбается, и отвела взгляд.

— И насколько далеко они заходили в этих вольностях? Так же, как мы в ту ночь?

— Да, — подтвердила она.

— Тебе понравилось, как я прикасался к тебе? — негромко спросил он.

Лотти густо покраснела и едва сумела кивнуть.

— Значит, понравится и остальное, — пообещал он, потянувшись к подолу ее кофточки.

Исполняя его безмолвную просьбу, Лотти избавилась от кофточки, сбросила туфли и застыла перед Ником в длинных панталонах и чулках, скрестив руки на обнаженной груди.

Он шагнул к ней, обнял за плечи, и по ее коже побежал холодок.

— Обними меня, Лотти.

Она неловко повиновалась, прильнув к нему всем телом. Густая жесткая растительность на груди Ника защекотала ее соски. Его тело оказалось невероятно горячим, достоинство прожигало тонкий муслин панталон. Оно прижималось к ее животу, упиралось в него, пока Ник не приподнял Лотти, подхватив ладонью ее ягодицы. Его ладонь соскользнула в глубокую ложбинку, Лотти ощутила настойчивое прикосновение его орудия. Первое потрясение сменилось приливом желания — таким острым, что Лотти задохнулась. Обхватив Ника за шею, она уткнулась лицом в его мускулистое плечо. Его пальцы проникли между бедер, ткань панталон под ними стала влажной, ритм его движений — ровным и неспешным. Долгую, блаженную минуту они простояли, слившись в объятиях. Ник согревал Лотти своим телом, пока она не начала сама прижиматься к твердой выпуклости внизу его живота.

Просунув между их телами ладонь, Ник нащупал завязки ее панталон, развязал их, спустил панталоны по ногам. Лотти не успела переступить через них: Ник с поразительной легкостью подхватил ее на руки и понес к кровати. Бережно кладя Лотти на вышитое покрывало, Ник окинул ее любовным взглядом и улыбнулся:

— Впервые вижу, как краснеют с головы до пят.

— Я еще никогда не раздевалась в присутствии мужчины, — пролепетала смущенная Лотти. Она и не подозревала, что можно вести беседу нагишом, без единой нитки на теле, не считая чулок.

Он осторожно сомкнул пальцы на ее тонкой щиколотке.

— Ты восхитительна, — прошептал он и улегся рядом.

Ленту подвязки он развязал зубами, потом покрыл поцелуями красные отпечатки на коже и провел по ним языком. Избавив Лотти от чулок, Ник широко раздвинул ее ноги. Сгорая от стыда, она попыталась прикрыться ладонью. Он наклонился над ней, обдавая кожу горячим дыханием, нащупал бьющуюся жилку в нежной складочке.

— Не прячься, — попросил он.

— Не могу, — отозвалась она, стараясь уклониться от легких прикосновений его языка, забирающегося в самые сокровенные местечки, до которых, как привыкла считать Лотти, ни один мужчина не захочет дотронуться даже пальцем. Ей удалось отвернуть покрывало и одеяло и забраться под них. От прохладного льняного белья по ее нагому телу побежали мурашки.

Приглушенно засмеявшись, Ник тоже нырнул под одеяло с головой, и Лотти вновь почувствовала, как он раздвигает ей колени.

Она растерянно уставилась в темный балдахин над головой.

— Ник… — нерешительно начала она, — разве все это делается вот так?

— А как, по-твоему, нам следует действовать? — послышался глухой голос из-под одеяла.

Лотти ахнула, ощутив прикосновение языка к бедру.

— Точно не знаю, но только не так.

В голосе Ника послышалась насмешка:

— Лотти, поверь: я знаю, что делаю.

— Охотно верю, но… пожалуйста, только не целуйте меня там!

От сдавленного смеха он затрясся.

— Для неискушенной особы ты слишком самоуверенна и упряма. И все-таки не надо учить меня, хорошо? Хотя бы в первый раз. — Ник вынырнул из-под одеяла, взял Лотти за запястья и прижал ее руки к подушке за головой. — Лежи смирно.

— Ник… — начала она, а его губы уже спустились к кудрявому треугольнику. — Ник…

Но он не слушал, увлекшись нежной кожей с солоноватым ароматом. От его горячего дыхания Лотти становилось жарко. Стоны вскипали у нее в горле, она вздрагивала. Ник проделал языком пробор в пружинистых завитках и добрался до спрятанных под ними розовых губ, лизнул сначала одну, потом другую и принялся дразнить их кончиком языка.

Он действовал уверенно и ловко, его язык скользил по складкам плоти, стремясь к устью тайной пещеры, наполнял ее блаженным теплом. Постепенно Лотти слабела, ее лоно изнывало от жажды. Пока Ник исследовал ее потайные местечки, Лотти сумела извернуться так, что его язык угодил прямиком на жаждущий прикосновений сгусток плоти. Однако Ник, похоже, ничего не понял: он обвел чувствительный бугорок, но к нему больше не притронулся.

— Ник… — прошептала она, не в силах подобрать слова, — прошу… пожалуйста…

Но он так ничего и не понял, а Лотти не сразу сообразила, что он умышленно отказывает ей. В приливе раздражения она попыталась повернуть его голову и услышала краткий смешок. И тут же его губы двинулись вниз, попробовали на вкус влажные ямочки под коленями, перешли к щиколоткам. К тому времени, как он вернулся обратно к ее лону, Лотти уже охватило нетерпение. Он снова устроился между ее ног, и она затаила дыхание, чувствуя, как из нее сочится горячая влага.

Робким движением он наконец-то дотронулся до ее заветного бугорка, и у Лотти вырвался неистовый крик.

— Нет, — пробормотал Ник, уткнувшись лицом в ее влажную плоть, — еще нет, Лотти. Подожди еще немного.

— Не могу… не могу… скорее… — Она с силой прижала к себе его голову и застонала от новых ласк языка.

Нику пришлось вновь схватить ее за запястья и поудобнее устроиться между ее ног, но так, чтобы не причинить ей боли. Его копье уютно поместилось в горячей влажной долине ее промежности. Уставившись прямо в глаза Лотти, он отпустил ее руки.

— Не двигай руками, — велел он, и она со всхлипом подчинилась.

Он принялся целовать ее груди, переходя от одной к другой. От каждого рассчитанного движения языка Лотти судорожно вздрагивала. Мужское достоинство Ника осторожно терлось о ее лоно, а губы упивались сосками. С подавленным стоном Лотти выгнула спину. Ошеломляющее наслаждение нарастало в ней, обретало силу, доводило ее до грани… еще… еще чуть-чуть… и наконец на нее обрушился экстаз. Она издала крик изумления и радости, и мощные волны наслаждения начали расходиться по ее телу.

— Вот так, — прошептал Ник, касаясь ее напрягшейся шеи и продолжая прижиматься к ней низом живота. Неистовые содрогания угасли, сменились томительной мелкой дрожью. Ник отвел ее волосы с влажного лба.

— Ник, — выговорила Лотти, хватая ртом воздух, — что-то случилось…

— Знаю. Ты испытала оргазм, — нежно и чуть насмешливо объяснил он. — Хочешь, повторим?

— Нет, — поспешно отказалась она, рассмешив его.

— Значит, теперь моя очередь. — Он просунул руку под голову Лотти, уложил ее на сгиб локтя и опять уместился между ее бедер.

Лотти почувствовала, как крупный наконечник его копья прижался к тугому входу между ее ног. Слегка увлажнив его, Ник приступил к проникновению. Лотти вдруг ощутила легкое жжение и невольно сжалась. Ник тут же замер, внимательно глядя на нее, наклонился и коснулся губами ее переносицы.

— Прости, — прошептал он.

— Но почему… — начала она и не договорила: он вторгся в нее единственным решительным ударом. От боли она сжалась, попыталась сомкнуть ноги, но остановить его не смогла. Она очутилась в ловушке, прижатая к матрасу мускулистым телом и насаженная на раскаленный кол.

Он осторожно попытался проникнуть поглубже.

— Прости, — снова повторил он, — я думал, тебе будет легче, если все закончится как можно скорее.

Боль оказалась сильнее, чем ожидала Лотти, но она с любопытством прислушивалась к необычным ощущениям: впервые внутри у нее очутилась часть чужого тела, и это было так удивительно, что она почти забыла о боли. Она сознавала, каких усилий стоит Нику сохранять неподвижность. Он ждет, когда она привыкнет к нему, вдруг поняла Лотти. Но жжение не проходило, и Лотти рассудила, что ждать, когда оно утихнет, придется слишком долго.

— Ник, — нерешительно начала она, — нельзя ли поскорее… закончить?

— Ну разумеется! — вдруг погрустнев, отозвался он, напрягся, и Лотти в тревоге почувствовала, что он продвинулся еще глубже. Головка его орудия во что-то уперлась, Лотти вздрогнула, и Ник сразу слегка отстранился, поглаживая ее грудь. — В следующий раз будет гораздо лучше, — пообещал он, не прекращая легкие толчки. — Ты такая горячая, Лотти, такая нежная… — Он начал задыхаться, зажмурился, вцепился в простыню. Его движения причиняли боль, но несмотря на это, у Лотти возникло странное чувство близости… даже нежности. Она провела ладонью по его спине вдоль позвоночника, согнула ноги в коленях, охватила его большое тело и притянула к себе, прислушиваясь к ритму его дыхания. Внезапно он погрузился в нее на всю длину копья и замер, затем вздрогнул и со стоном выплеснулся в нее. Поглаживая его спину, Лотти спускалась все ниже и ниже и наконец задержалась на его мускулистых ягодицах, таких упругих и твердых, какой только может быть человеческая плоть.

Наконец Ник вздохнул и открыл глаза — ослепительно синие на раскрасневшемся от страсти лице. Услышав, как он позвал ее по имени, Лотти сладостно вздрогнула. Аккуратно поправив простыню, Ник приподнялся на локте и взглянул на Лотти. Между его густыми бровями обозначилась морщинка.

— Как ты?

— Неплохо. — Она сонно улыбнулась. — Да, это было неплохо. Пожалуй, даже приятнее душа.

Ник усмехнулся:

— И вкуснее шоколада?

Лотти провела пальцем по его выразительной скуле и, не удержавшись, поддразнила:

— Увы, нет.

У него снова вырвался смешок.

— Господи, ну и капризная же ты! — Он повернул голову и поцеловал ее во влажную ладонь. — А вот я счастлив, как матрос в своем раю.

Лотти продолжала водить по его лицу кончиками пальцев. Его щеки по-прежнему были румяными, губы растягивались в улыбке, он выглядел моложе, чем обычно.

— И как же выглядит матросский рай?

— Там вдоволь вина и женщин, там поют, гуляют и веселятся дни и ночи напролет.

— Значит, таким ты и представляешь себе рай?

— Я не верю в него. Глаза Лотти округлились.

— Мой муж — язычник? — выговорила она, и он усмехнулся:

— Да, возможно, ты скоро еще пожалеешь, что отвергла Раднора.

— Не надо, — обиделась она и отвернулась. — Такими вещами не шутят.

— Прости. — И он обнял ее за талию, привлек к себе и прижался к ее спине мускулистой грудью. — Я не хотел тебя обидеть. Ложись вот так. — Он ткнулся носом в светлый водопад ее волос. — Какая же ты вспыльчивая!

— Я не вспыльчивая, — запротестовала Лотти, поскольку в Мейдстоуне ей внушили, что настоящей леди не пристало проявлять подобные качества.

— Как бы не так! — Он по-хозяйски положил ладонь ей на бедро. — Я понял это с той минуты, как мы встретились. Поэтому меня и потянуло к тебе.

— Ты же говорил, что женишься ради удобства.

— Да, говорил, — подтвердил он с усмешкой и продолжал:

— Но на самом деле удобства здесь ни при чем. Ни об одной женщине я не мечтал так, как о тебе.

— Почему же ты настоял на браке, когда я предложила стать твоей любовницей?

— Потому, что положение любовницы не для тебя. — И он тихо добавил:

— Ты заслуживаешь всего, что я могу дать тебе, в том числе и моей фамилии.

Насладиться этим комплиментом Лотти помешала отрезвляющая мысль.

— Когда все узнают, что на самом деле ты лорд Сидней, ты станешь завидной добычей, — предупредила она. Эффектная внешность, состояние, титул — сочетание, перед которым невозможно устоять. Ник вмиг превратится в предмет пристального внимания множества дам, охотниц за аристократами.

— От тебя я никуда не денусь, — заявил Ник, удивив Лотти своей догадливостью.

— Не зарекайся! Человеку с твоим прошлым…

— Что тебе известно о моем прошлом? — Ник опрокинул ее на спину и навис над ней, просунув ногу между ее ногами.

— Очевидно, у тебя большой опыт в любовных делах.

— Это верно, — признался он. — Но это еще не значит, что я неразборчив в связях. Напротив…

— Что «напротив»? — живо откликнулась Лотти. Он отвернулся.

— Да так, ничего.

— Ты хотел сказать, что женщин у тебя было не так уж много? — не скрывая скепсиса, предположила Лотти. — «Много» — понятие растяжимое. Что оно означает для тебя? Сто женщин? Пятьдесят? Десять?

— Не важно, — нахмурился он.

— Ни за что не поверю, что женщин у тебя было меньше двадцати.

— И ошибешься.

— Намного?

— У меня было всего две женщины, — сухо объяснил Ник. — Вместе с тобой.

— Не может быть! — с недоверчивым смехом воскликнула она.

— Не хочешь — не верь. — И он отвернулся.

Он явно был раздражен и, казалось, сожалел о своей откровенности. Ник встал и направился к шкафу, а Лотти смотрела на него, в изумлении приоткрыв рот. Поверить ему ей никак не удавалось, но, с другой стороны, ему было незачем лгать ей.

— Кем была та, вторая? — не удержавшись, спросила Лотти.

Мускулы перекатились на его спине, он набросил на плечи бордовый бархатный халат.

— Одна мадам.

— Француженка?

— Так называют содержательниц публичных домов, — без обиняков объяснил он.

Лотти чуть не свалилась с постели. К тому моменту как Ник обернулся, ей едва удалось взять себя в руки.

— И долго вы… встречались?

— Три года.

Лотти молча переварила этот ответ и с недовольством обнаружила, что тяжесть у нее на сердце вызвана ревностью.

— Ты любил ее? — продолжала допытываться она.

— Нет, — без колебаний ответил Ник. — Но она мне нравилась. И до сих пор нравится.

Лотти нахмурилась.

— Почему же ты перестал видеться с ней? Ник покачал головой:

— Джемма решила, что эти встречи больше не принесут никому из нас ничего хорошего. Поразмыслив, я понял, что она права. С тех пор я больше ни с кем не спал, пока не появилась ты. Как видишь, я умею держать брюки застегнутыми.

Ее окатила волна облегчения. Размышлять о том, почему она так обрадовалась словам Ника, Лотти не стала.

Встав с постели, она торопливо подняла сброшенное на пол платье и прикрылась им.

— Признаться, я удивилась, — заметила она, стараясь не обращать внимания на свою наготу. — Ты совершенно непредсказуем.

Он шагнул к ней и положил ладони на ее обнаженные плечи.

— Ты тоже. Никогда бы не подумал, что в постели с девственницей можно испытать такое удовольствие. — Он забрал у Лотти платье, уронил его на пол и прижал ее к своему телу под бархатным халатом. От ласкового и чувственного прикосновения ворсистой ткани кожа Лотти порозовела. — Может, потому, что ты моя, — добавил он, восхищенно проводя ладонью по ее округлой груди. — До сих пор мне никто не принадлежал.

Лотти криво усмехнулась:

— Ты говоришь обо мне словно о только что купленной кобыле.

— Кобыла обошлась бы дешевле, — с улыбкой поправил он, и Лотти притворно изобразила вспышку ярости, заколотила его по груди кулаками.

Ник поймал ее руки, осторожно завернул за спину Лотти и снова прижал ее к себе.

— Побереги силы, — посоветовал он с улыбкой, потом отпустил ее руки и уверенным жестом погладил ягодицы. — Тебе, наверное, до сих пор больно. Я приготовлю тебе горячую ванну, а потом мы перекусим.

Горячая ванна была бы очень кстати, подумала Лотти. А еще ей совсем не хотелось опять затягиваться в корсет и одеваться к ужину.

— Приказать принести сюда поднос с ужином? — спросил Ник.

— Да, пожалуйста, — живо откликнулась Лотти и вопросительно уставилась на него:

— Как ты это делаешь? Ты умеешь читать чужие мысли?

— Все они написаны у тебя на лбу. — Ник скинул с плеч нагревшийся халат и укутал в него Лотти.

— Знаешь, мне приносили поднос в спальню только однажды, когда я заболела, — призналась Лотти, пока он завязывал пояс халата. — И это было давным-давно, в детстве.

Ник наклонился к ее уху:

— Моя страстная новобрачная, скоро я докажу вам, что спальня — самое подходящее место для ужина.

Он выкупал ее сам, встав возле ванны на колени и засучив рукава халата выше локтей. Полузакрыв глаза, Лотти блуждала взглядом по загорелой колонне его шеи, по темным волосам на груди, между полами халата. Он буквально излучал мужественность, а прикасался к ней с обезоруживающей нежностью. Над водой поднимался пар, в ванной было жарко. Лотти казалось, что ее окутывает тепло и чувственность его сильных намыленных рук, скользящих по ее телу.

— Здесь больно? — спросил он, осторожно дотрагиваясь до припухшего входа в ее пещерку.

— Немножко. — Она положила голову на полированный деревянный бортик фарфоровой ванны.

Ник произвел какие-то манипуляции пальцами, словно надеялся исцелить ее прикосновениями.

— Я старался быть нежным…

— И был, — подтвердила она, невольно разводя ноги в стороны.

Опустив густые ресницы, Ник засмотрелся на ее тело под водой. Его лицо стало серьезным, и Лотти залюбовалась его профилем — чеканным, будто отлитым в бронзе. Край закатанного рукава угодил в воду, бархат мгновенно промок.

— Больше я никогда не причиню тебе боли, клянусь тебе.

У Лотти перехватило дыхание, когда он развел нежные складки между ее бедрами и исследовал то, что они скрывали. Лотти невольно приподнялась, поискав руками опору на скользких стенках ванны. Ник бережно поддержал ее сзади, обняв за плечи.

— Ложись, — шепотом попросил он, — разреши порадовать тебя.

Нет уж, мысленно откликнулась Лотти, только не в фарфоровой ванне. Но в руках Ника она расслабилась и открылась ему. Легко придерживая его за запястье, она чувствовала его большой палец у своего лона; затем он коснулся шелковистых губ легко и дразняще. Настойчиво, но бережно он опять раздвинул складки, задел средним пальцем розовый бугорок. И улыбнулся, увидев, как румянец заливает ее лицо и грудь.

— Китайцы называют эти ласки «террасой, усыпанной драгоценностями», — шепнул он и осторожно ввел в нее палец, продвинувшись внутрь всего на дюйм и описывая круги. — А это «струны лютни»… а вот это… — и он дотянулся до самых глубин ее пещеры, — «сердце цветка». Так тебе не больно?

— Нет, — выдохнула она.

Он продолжал говорить, задевая губами ее ухо:

— В следующий раз, когда мы ляжем вместе, я покажу тебе позу «крадущиеся тигры». Я войду в тебя сзади и проникну как можно глубже… и буду касаться «сердца цветка» вновь и вновь… — Он втянул в рот мочку ее уха, осторожно прикусил ее. Наслаждение волной прошло по телу Лотти. Она стала невесомой и куда-то поплыла, но сильные смуглые руки надежно держали ее.

— Откуда ты все это знаешь? — растерянно спросила она.

— Джемма собирает книги об искусстве плотской любви. Одна из ее любимых — перевод трактата времен династии Тан. Автор советует мужчинам учиться выносливости, отдаляя миг наслаждения. — Он убрал палец и принялся поглаживать бедра Лотти легчайшими, как порхание бабочки, движениями. — В этой книге есть советы о том, как сохранить здоровье, укрепить кости и очистить кровь, как дожить до глубокой старости…

— Рассказывай, — попросила Лотти и судорожно сглотнула, когда он положил ладонь на ее холмик, прижав ее к самому чувствительному месту.

Он ткнулся носом в ее щеку.

— Есть поза «взлетающий феникс», помогающая избавиться от сотни болезней. И «журавли с переплетенными шеями» — говорят, она весьма способствует исцелению.

— Сколько поз ты попробовал?

— Всего сорок. Древние мастера сочли бы меня недоучкой.

Лотти изумленно открыла глаза, приподнялась, и от се движения плеснулась вода в ванне.

— Господи, сколько же их всего?

— Пятнадцать видов движений и тридцать шесть основных поз — значит, всего около четырехсот разновидностей.

— Не многовато ли? Ник усмехнулся:

— Зато скучать нам не придется, верно?

Он попытался ввести в нее два пальца, и Лотти вздрогнула.

171

— Ник, я не могу…

— Сделай глубокий вдох и медленный выдох, — шепнул он. — Я тихонько… — Она подчинилась, и он сумел погрузить два средних пальца в тесное отверстие. Большим пальцем он продолжал равномерно обводить тугой бугорок.

Застонав, Лотти уткнулась лицом в бархатный рукав его халата, ее внутренние мышцы невольно начали сокращаться. Жжение вскоре утихло, и каждое движение стало радовать ее.

— Ты так нежно сжимаешь меня там, — хрипло произнес Ник. — Мне не терпится войти еще глубже… раствориться в тебе…

Его слова заглушил грохот ее сердца, и она взлетела на крыльях блаженства, опаленная страстью.

Вода в ванне постепенно остыла. Лотти надела свежую белую ночную рубашку и вышла в спальню, где у стола ее уже ждал Ник. Под его пристальным взглядом она покраснела.

— В таком виде ты особенно нравишься мне, — заявил он, проводя пальцами по высокому воротнику рубашки. — Воплощение невинности.

— Уже нет, — с робкой улыбкой возразила Лотти. Ник притянул ее к себе, потерся подбородком о влажные волосы и лукаво улыбнулся.

— Все не так-то просто, — объяснил он. — Понадобится немало времени и сил, чтобы по-настоящему лишить тебя невинности.

— Уверена, у тебя все получится, — откликнулась она и села за стол перед тарелкой с ветчиной, овощным пудингом, картофелем и тартинками.

— За наш брак, — предложил тост Ник, протягивая ей бокал вина. — Пусть его продолжение будет лучше начала.

Они подняли бокалы и осторожно сдвинули их. Зазвенел хрусталь. Лотти пригубила вино и обнаружила, что насыщенный пряный вкус прекрасно сочетается с солоноватой ветчиной.

Ник отставил бокал, взял жену за руку и задумчиво уставился на ее пальцы.

— Ни одного кольца… Завтра же мы исправим это упущение.

Лотти ощутила постыдный проблеск интереса к его словам. Украшений у нее никогда не было, но в Мейдстоуне ей внушили, что истинная леди не станет щеголять драгоценностями и уж тем более — радоваться таким подаркам. Лотти изобразила безразличие так искусно, что наверняка заслужила бы одобрение бывших наставниц.

— Это ни к чему, — равнодушно бросила она. — Многие замужние женщины не носят кольца.

— А я хочу, чтобы все сразу понимали, что ты уже принадлежишь мне.

Лотти ослепительно улыбнулась:

— Если ты настаиваешь, я не стану возражать.

Ник остался доволен этим энтузиазмом. Он провел большим пальцем по ее руке.

— Кольцо с каким камнем ты хочешь?

— Может быть, с сапфиром? — с надеждой предположила она.

— Решено: с сапфиром. — Он продолжал перебирать ее пальцы, касаясь ровно подрезанных ногтей. — И наверное, ты не прочь увидеться с родными.

Лотти мгновенно забыла про кольцо.

— Да, если можно! Боюсь, лорд Раднор уже сообщил маме с папой о моей выходке. А я не хочу, чтобы они стали нищими по моей вине.

— Ты ни в чем не виновата. — Ник водил пальцем по тонкой жилке на ее запястье. — Эту сделку заключили, не спрашивая твоего согласия, потому ты имела полное право расторгнуть ее.

— Но в результате я выиграла, — нехотя напомнила Лотти. — Я столько лет проучилась в Мейдстоуне… мое образование стоило целое состояние. А лорд Раднор взамен не получил ничего.

Ник приподнял бровь:

— Если ты считаешь, что с ним обошлись несправедливо…

— Нет-нет, не считаю. И все-таки… в общем, я поступила не очень красиво.

— Да, тебе полагалось принести себя в жертву ради родных, — сардонически подтвердил Ник. — Но твои родители все равно ничего не потеряли: такой зять, как я, ничем не хуже лорда Раднора.

— А в качестве мужа ты гораздо предпочтительнее, — добавила Лотти.

Он улыбнулся и поднес ее пальцы к губам.

— Ты предпочла бы Раднору любого мужа — насколько я помню, этого ты не скрывала.

У Лотти мелькнула мысль, что ее выбор оказался не только неожиданным, но и на редкость удачным.

— Чем ты займешься завтра? — спросила она, вспомнив недавнюю ссору с сэром Россом. Она была уверена, что от службы на Боу-стрит Ник без борьбы не откажется.

Ник положил ее руку на стол и нахмурился.

— Нанесу визит Моргану.

— Думаешь, он примет твою сторону?

— Ни за какие коврижки! Зато у меня будет возможность в лицо назвать Моргана гнусным предателем.

Лотти придвинулась ближе и коснулась отворота его халата.

— А тебе не приходило в голову, что и Морган, и сэр Росс действуют в твоих же интересах? Что ты только выиграл бы, предъявив свои права на титул?

— Ничего подобного! Я не желаю торчать в золотой клетке!

— Но рядом с тобой буду я.

Ник уставился на нее, неожиданно тронутый этими словами. Его взгляд был таким пристальным и долгим, что Лотти наконец потупилась и спросила:

— О чем ты думаешь?

Ник серьезно объяснил:

— О том, что к моей будущей жизни ты готова гораздо лучше, чем я.

Несмотря на робкое приглашение Лотти провести вечер с ней, после ужина Ник сразу удалился в комнату для гостей в другом конце коридора.

«Рядом с тобой буду я». Эти слова не шли у Ника из головы, как и случайные замечания Лотти у Колодца желаний. Похоже, она обладала настоящим талантом мудрых высказываний — простых и в то же время исполненных смысла.

Свое отношение к Лотти Ник до сих пор не мог определить. Поначалу он обманул ее, но, несмотря на это, она решилась на близость с ним. Она отплатила ему страстью и щедростью, в ее объятиях он забывал кошмары, которые преследовали его четырнадцать лет. Этим сладким забвением он никак не мог насытиться. Последние несколько часов разительно отличались от тех развлечений, которым он привык предаваться у Джеммы. Во время близости с Лотти его переполняла не похоть, а неизмеримая нежность, от которой каждое прикосновение ощущалось особенно остро.

Лотти легко находила путь к его сердцу, даже не сознавая, что делает; так близко к себе Ник не подпускал никого. Значит, еще немного — и Лотти узнает, какие страхи мучают его. И в ужасе бросится прочь. Он должен держать ее на расстоянии вытянутой руки, иначе она неминуемо проникнется отвращением к нему. Или жалостью. От этой мысли его передернуло.

Ник решил сохранять расстояние, но его мучительно тянуло к Лотти. За свои двадцать восемь лет он никогда не сталкивался с такой болезненной потребностью в другом человеке. Он был согласен на все, лишь бы просто находиться в одной комнате с Лотти.

«Боже мой, — цепенея от ужаса, думал он, стоя у окна и глядя в ночь, — что со мной творится?»

Услышав шаги Ника, ворвавшегося в кабинет рано утром, сэр Грант Морган поднял взгляд от бумаг. Судя по всему, Морган не чувствовал за собой ни малейшей вины.

— Вижу, вы уже побеседовали с сэром Россом, — начал он.

Ник дал волю своему гневу, разразившись потоком грубейшей брани, какая только есть в английском языке, осыпая собеседника оскорблениями и обвинениями, от которых любой другой человек или сбежал бы в страхе, или бросился бы искать оружие. Но Морган выслушал его так спокойно, словно Ник высказывал свое мнение о погоде.

После пространных предположений о том, что Морган не что иное, как марионетка, пляшущая под дудку сэра Росса, судья вздохнул и перебил Ника:

— Довольно. Вы уже повторяетесь. Если больше вам нечего добавить, пожалейте собственный язык. Что касается вашего последнего обвинения — о том, что это дело рук сэра Росса, — могу заверить вас, что решение уволить вас мы принимали вместе.

Только в этот момент Ник осознал, какое значение он придает мнению Моргана, и испытал резкий укол боли, ощутил горький вкус предательства и поражения.

— Но почему? — услышал он собственный хриплый вопрос. — Неужели моя работа совсем не устраивала вас? Но что еще я мог сделать? Я раскрыл все порученные мне дела и поймал всех преступников, в погоню за которыми меня посылали, причем сделал это по всем правилам, так, как настаивали вы. Я выполнял все ваши требования. И даже более того!

— Никаких претензий к качеству вашей работы у нас нет и никогда не было, — негромко отозвался Морган. — Со своими обязанностями вы справлялись превосходно. Я никогда не встречал такого же храброго и умного человека, как вы.

— Тогда поддержите меня! — потребовал Ник. — Скажите сэру Россу, что это треклятое предписание он может девать, куда ему заблагорассудится, а меня вы никуда не отпустите.

Их взгляды скрестились, в лице Моргана что-то изменилось. «Будь я проклят, если это не отеческий взгляд», — мелькнуло в голове у Ника, хотя Морган был всего на десять лет старше его.

— Садитесь, — предложил Морган.

— Спасибо, я…

— Пожалуйста, — с ледяной вежливостью повторил он. Ник рухнул на ближайший стул, перестав понимать, что происходит. Никогда прежде Ник не слышал слова «пожалуйста» из уст начальника и уже думал, что Морган вообще не знает такового. Насторожившись, он ждал продолжения.

Морган заговорил. За три года знакомства он ни разу не обращался к Нику с таким дружеским, почти родительским участием.

— Джентри, на Боу-стрит вы мне больше не нужны. Бог свидетель, ваши способности и усердие тут ни при чем. Вы лучший из моих сыщиков. С тех пор как вы появились у нас, я старался всемерно поддерживать вас и наблюдал, как из эгоистичного ублюдка вы превращаетесь в надежного и ответственного человека. Но я с прискорбием вынужден констатировать, что в одном вы не изменились. С самого начала работы вы постоянно рисковали жизнью — потому, что ни в грош не ставили ни себя, ни своих близких. И по-моему, так будет и впредь, если вы останетесь у нас. Рано или поздно вы поплатитесь жизнью.

— А вам какое дело?

— Я десять лет служил сыщиком, я не раз видел, как погибают мои коллеги, исполняя свой долг. И сам не раз оказывался на волосок от смерти. В конце концов наступает время, когда понимаешь, что слишком долго дергал смерть за усы, а те упрямцы и тугодумы, до которых это так и не доходит, дорого платят за свою ошибку. Я понял, когда надо остановиться. И вы тоже должны понять.

— Помогло ваше прославленное чутье? — сердито съязвил Ник. — Морган, вы служили сыщиком до тридцати пяти лет! А я сейчас на семь лет моложе.

— За последние три года вы искушали судьбу чаще, чем я за десять, — возразил Морган. — В отличие от вас я не воспринимаю работу как средство изгнания демонов.

Ник остался бесстрастным, но в голове у него лихорадочно закрутились мысли: «Откуда он знает?» О страшных, отвратительных страницах прошлого Ника знала только Софи. Наверное, она проговорилась Кэннону, а тот, в свою очередь, поделился с Морганом…

— Что это за демоны, я не знаю, — негромко продолжал Морган, в глазах которого временами проглядывала жалость, — но могу догадаться. К сожалению, я не представляю, как помочь вам примириться с прошлым. Мне известно только, что так больше продолжаться не может: я не позволю вам погибнуть на службе.

— Не понимаю, что за ерунду вы несете. Морган продолжал, словно не слышал его:

— Я готов согласиться с сэром Россом в том, что вам не обрести покой, пока вы не перестанете прикрываться чужим именем, как щитом. Как бы трудно ни было предстать перед миром в облике лорда Сиднея, думаю, так будет лучше…

— Ну и что мне делать в роли виконта? — Ник саркастически расхохотался. — Коллекционировать табакерки и галстуки? Читать газеты в клубе? Принимать арендаторов? Да я такой же землевладелец, как вы!

— Существуют тысячи способов приносить пользу обществу, — обстоятельно начал Морган. — Поверьте, никто не ждет и не требует от вас праздности. — Он помолчал, глядя на чернильницу. — Так или иначе, все сыщики скоро останутся без работы. Вам все равно пришлось бы подыскивать себе другое занятие. Я просто предупредил вас заранее.

Ник побледнел:

— Что?!

Морган невесело усмехнулся:

— Полно вам, нечему здесь удивляться, даже если вы не интересуетесь политикой. Когда Кэннон вышел в отставку, многие ждали, что сыщиков распустят немедленно. Боу-стрит — детище Кэннона, он вложил в него всю душу, потратил уйму времени и сил, пока не… — Он тактично умолк, предоставив Нику додумать фразу самостоятельно.

— Пока не познакомился с моей сестрой, — мрачно продолжил Ник. — И не женился на ней.

— Да. — Видимо, Морган ничуть не жалел о том, что Кэннон удалился от дел. Напротив, его каменное лицо смягчилось, губы тронула улыбка. — Для него это событие стало подарком судьбы, а для Боу-стрит — сокрушительным ударом. В парламенте сразу возникло движение в поддержку указа о столичной полиции. Многие политики считают, что «новая полиция» приобрела бы большую популярность, если бы не конкуренция со стороны сыщиков.

— Значит, Лондон оставят на попечение этой своры недоумков? — недоверчиво переспросил Ник. — Господи, да ведь половина этих «новых полицейских» — неопытные юнцы, а остальные — кретины или отщепенцы…

— Как бы там ни было, массы не станут поддерживать «новую полицию», пока существуют сыщики. Старые инструменты невозможно встроить в новые машины.

Потрясенный его категоричностью, Ник устремил на него укоризненный взгляд:

— И вы хотите сдаться без борьбы? Забыть о долге…

— Нет, — перебил Морган. — У меня есть только обязательства перед женой. Она и дети для меня дороже и важнее собственной жизни. Я дал Кэннону понять, что никогда не буду принадлежать Боу-стрит всей душой, как принадлежал он. И он меня понял.

— Но что же станет с сыщиками? — Ник задумался о товарищах. Сейер, Флэгстад, Джи, Ратвен… одаренные люди, отважно и преданно служившие обществу за ничтожную плату…

— Думаю, двое-трое перейдут в «новую полицию», где их опыт придется очень кстати, остальные займутся другим делом. Я мог бы открыть частное детективное агентство и предложить работу еще троим. — Морган пожал плечами. За годы службы на Боу-стрит он сколотил целое состояние и теперь мог позволить себе работать ради удовольствия.

— Господи, я уехал только по одному делу, а вернувшись, обнаружил, что вся наша контора упразднена!

Морган негромко рассмеялся:

— Ступайте домой, к жене, Сидней. Начните строить планы. В вашей жизни грядут перемены, как бы вы ни сопротивлялись им.

— Лордом Сиднеем я ни за что не стану, — рявкнул Ник.

Зеленые глаза лукаво блеснули.

— Бывают судьбы и похуже, милорд. Титул, земля, жена… если все это для вас пустой звук, значит, не на что и надеяться.