— Не нравится мне этот Кейнан-реис, — проворчал по-турецки Гуссейн-ага, когда оба янычара спустились в бассейн с теплой водой.

— Почему? — удивился молодой капитан. — Он добрый и справедливый правитель и преданный друг.

Он отвечал на том же языке, усвоенном еще с детства, — языке, который янычары считали родным.

— Чересчур умен! Велел мне ехать к другим государям, а потом вернуться сюда. Я не верю этому человеку. Он не собирается стать нашим союзником, а кто не с нами, тот против нас.

Вокруг суетились невольники, готовя скамьи для массажа и нагретые полотенца.

— Он просто осторожен и не любит спешить, — вступился за, друга Арудж-ага. — Я знаю его десять лет и ни разу не видел, чтобы он поступал бесчестно. Ведь ты предложил ему освобождение от налогов, трон Эль-Синута для него и наследников. Непреодолимое искушение! Всего несколько месяцев назад он взял первую жену и опасается рисковать ее благополучием, да и своим тоже. Много лет соседние государства, словно стервятники, подстерегают случай захватить Эль-Синут. Поэтому Кейнан-реис так осмотрителен.

— Но кому, во имя Аллаха, нужен жалкий клочок земли? — пренебрежительно бросил янычар.

— В Эль-Синуте лучшая и самая безопасная гавань во всей Берберии. Поэтому от нас в казну султана поступает куда больше денег, чем из Алжира и Туниса. Кроме того, за городом простираются рощи финиковых пальм, дающих огромные урожаи. Финики здесь сочнее и слаще, чем в других местах. А еще у нас есть соляные копи и знаменитый источник в Оазисе Звезды, куда приезжают лечиться от ревматизма богачи со всего Востока, даже из Дамаска, — пояснил Арудж-ага.

— Я и не знал, что Эль-Синут так процветает, — задумчиво заметил Гуссейн-ага. — Возможно, ты прав и я чрезмерно подозрителен и принимаю тень от дерева за джинна. Разумеется, твоя дружба с этим мелким правителем весьма полезна. Неплохо, что он велел тебе остаться, когда я попросил его о беседе с глазу на глаз. Очевидно, он уважает силу янычар.

— Он никогда не ссорился с нами, Гуссейн-ага, и, откровенно говоря, более чем щедро делился с нами богатством, которое мы привозим из плаваний. Знаешь ли ты, что раз в год он посылает янычарам корабль, груженный золотом, с того времени как стал деем вместо покойного Шарифа?

— Знаю, поэтому и приехал сюда в первую очередь, — кивнул Гуссейн-ага. — Считал, что Кейнан-реис — наш друг, которому можно верить.

— Так и есть! — воскликнул Арудж-ага. — Клянусь жизнью! Надеюсь, ты поймешь столь благоразумное поведение.

— Я поверю твоему слову и приму поручительство, — объявил Гуссейн-ага, — поскольку знаю тебя как благородного человека. Но помни, Арудж-ага, если он хоть в чем-то предаст нас, твоя обязанность — убить его. Тебе все ясно?

— Слушаю и повинуюсь, — коротко ответил капитан.

— Прекрасно! Ну а теперь — не мог бы ты подыскать мне хорошенькую девушку, чтобы скрасить ночь? Такой молодой повеса, как ты, наверняка знает, где ее найти.

— Женщина будет с нетерпением ждать тебя в казарме после ужина, — улыбнулся Арудж-ага.

Мужчины вышли из бассейна, и банщицы немедленно стали хлопотать над ними — вытирать, массировать и одевать в чистое платье. Потом янычары решили прогуляться в садах дворца. Они не знали, что Баба Гассан следит за ними из узкого оконца. Покачав головой, евнух послал за старшей банщицей.

— Тебе есть что сообщить мне, Ома? — спросил он.

— Нет, повелитель, но Рифет что-то узнала. Она вывела вперед тоненькую девушку, прятавшуюся за ее широкой спиной, явно напуганную присутствием столь важной персоны.

— Говори, дитя мое, — добродушно велел Баба Гассан.

— Я турчанка, — начала она, — Янычары говорили на моем родном языке. Старший не поверил дею, потому что тот не согласился помочь им, но Арудж-ага успокоил его, поклявшись, что повелитель предан своим друзьям. Но второй приказал ему убить повелителя, если он вдруг изменит своему слову. Арудж-ага согласился. Тогда гость попросил привести ему женщину на ночь. Вот и все.

Баба Гассан поблагодарил девушку, отпустил обеих банщиц и погрузился в глубокое раздумье. Как лучше поступить? Разумеется, прежде всего необходимо тщательно выбрать ту, которая будет ублажать гостя. Поскольку дей совсем забыл о своем гареме, возможно, он позволит невольницам развлечь обоих янычаров? Семара будет счастлива побыть рядом с деем на ужине, а милая Мирма, когда-то принадлежавшая Аруджу-аге, снова будет ночью с ним. Неукротимая огненноволосая Серай придется по душе Гуссейну-аге. Кто знает, что сумеет она вытянуть из своего случайного любовника за ночь страсти?

Баба Гассан поднялся и отправился к господину. Он застал дея с женой. По всему было видно, что супруги только что поднялись с ложа любви. Старший евнух, скрывая улыбку, низко поклонился и передал дею подслушанный банщицей разговор.

— Пожалуй, господин, будет лучше, чтобы янычар ублажали женщины, которым мы можем довериться, — посоветовал он. — Если ты не выберешь невольниц из своего гарема, я пошлю за двумя искусными куртизанками, которые преданы повелителю.

Кейнан-реис тихо рассмеялся, и в его глазах заблестели веселые искорки.

— Нет, Баба Гассан, последнее время я постыдно пренебрегал своими бедными наложницами, ибо прелестная жена занимает все мои помыслы. Пошли Гуссейну кого хочешь. Пусть считает, что я почтил его.

— Но почему Семара должна занять мое место за ужином? — расстроилась Индия. — Гуссейну-аге будет оказана великая честь сидеть за столом с женой повелителя!

— Будь это обычный вечер, я бы не возражал, — пояснил евнух. — Но положение слишком опасно. Мало кто вне дворца знает тебя в лицо, и это хорошо. Он наш враг, и лучше тебе остаться для него невидимкой.

— Согласен, — поддержал дей, — особенно учитывая новость, сообщенную мне женой сегодня утром!

— Повелитель! — охнул евнух, расплываясь в широкой улыбке, — У тебя будет сын! Ах, только об этом мы и молились последнее время! Да благословит тебя Аллах, госпожа! Можно сказать Азуре?

— Я еще сама не знаю точно, — счастливо рассмеялась Индия, — но, похоже, все признаки налицо. Как старшая из маминых детей, я часто наблюдала нечто подобное. Да, Баба Гассан, можешь сообщить Азуре и женщинам из гарема. Это даст им надежду снова занять мое место в спальне повелителя. Да и те, кого не выбрали развлекать янычар, не слишком расстроятся. Но, будь я на твоем месте, я подарила бы Гуссейну-аге на ночь сразу двух невольниц, поскольку, если дать одну, он сразу заподозрит, что ей поручено шпионить за ним, а такая роскошь говорит о великодушии дея. Он умен и хитер — не думаете же вы, что для выполнения столь важной миссии пошлют глупца? Пусть идут Найла и Серай. Он будет так ошеломлен их пышными формами, что забудет обо всем, кроме наслаждения.

— Да ты мудростью не уступишь валиде! — восхитился евнух. — С разрешения повелителя, я так и поступлю.

— Моя жена права, — согласился дей. — Ну разве она не само совершенство, Баба Гассан? Что за сыновей она подарит мне!

— Но это может с таким же успехом быть и дочь! — возразила Индия. — Мама родила сначала меня, а потом брата.

— Согласен и на дочь, если она будет так же прелестна, как мать, — галантно объявил дей, страстно целуя руки Индии. — Однако я все же надеюсь, что первенец будет сыном, наследником трона Эль-Синута.

— У мамы пять сыновей, — улыбнулась Индия. — Но я задерживаю тебя, повелитель. Нужно приготовиться к вечеру. День был жарким, и купание не помешает. Однако если эта плутовка Семара попробует совратить тебя, я велю задушить ее шнурком!

Баба Гассан, фыркнув, немедленно направился в покои Азуры сообщить чудесную новость.

— Слава Аллаху! — воскликнула та, хлопая в ладоши. Какое счастье, Баба Гассан! Она поистине идеальная жена для Кейнана-реиса!

— Позволь теперь досказать остальное, — перебил евнух и поведал о планах относительно гаремных женщин.

— Сейчас сама все объясню Найле и Серай, — вызвалась Азура. — Мирме же прикажу всего лишь ублажить Аруджа-агу. По-моему, она все еще питает к нему слабость, несмотря на то что прожила во дворце дея несколько лет. С Семарой же управляйся сам. Я просто теряю с ней терпение и к тому же представляю, как она разозлится, когда дей отошлет ее в гарем, не оставив на ночь.

— Я знаю, как поступить, — заверил евнух. — Главное — не задеть ее достоинство, и тогда она подчинится.

У входа в покои дея янычар приветствовали Мирма, Найла, Серай и Семара в богатых шелковых нарядах. Всякий мог бы разглядеть их лица под прозрачными покрывалами. Тут же появился улыбающийся дей, усадил Семару рядом с собой. Арудж-ага, узнав Мирму, нежно прижавшуюся к нему, удивился, поняв, что все эти женщины — из гарема дея.

— Мне подумалось, что ты, Гуссейн-ага, возможно, захочешь развлечься в женском обществе. Это невольницы из моего дворца. Рыжеволосая красотка справа от тебя — Серай. Она чрезвычайно искусна в любовных играх. Златовласка слева — милая Найла. Она ненасытна и неустанна и подарит тебе изысканное наслаждение. Моя добрая Мирма на сегодня принадлежит Аруджу-аге. Он подарил мне ее несколько лет назад, но ему будет приятно вновь оказаться с ней.

Гуссейн-ага на мгновение лишился дара речи. Ему давно не приходилось видеть столь сочных и спелых прелестей. В ноздри ударил экзотический запах духов. Лилии и розы.

Не в силах совладать с собой, он провел пальцем по обнаженной руке Серай. Кожа, подобная шелку из Бурсы!

Женщина томно улыбнулась ему, показав ровные белые зубы. Найла, соперничая с Серай за знаки внимания» провела язычком по полным розовым губкам. У посланника янычар пошла кругом голова, а мужское естество восстало и затвердело. Но может, эти женщины — шпионки, которые попытаются выведать у него секреты?

И Гуссейн неожиданно понял, что ему все равно: полные груди Серай прижались к его торсу.

— Господин мой дей, — с трудом выговорил он, — я не заслуживаю такой чести! И никогда до сих пор не видел столь несравненных красавиц?

— Моя долгая дружба с Аруджем-агой позволила мне лучше узнать и полюбить янычар, — чистосердечно ответил дей. — Буду с нетерпением ждать твоего возвращения, Гуссейн-ага. Наслаждайся ими. Боюсь, я совершенно забыл о гареме со времени моей недавней женитьбы.

— Это правда! — нагло вмешалась Семара, капризно надувшись. — Разве не так, дамы? Правда, нам трудно состязаться с госпожой Индией. Она прекраснее, умнее и очаровательнее нас. Но даже мы не питаем к ней неприязни. Но теперь, когда она забеременела, повелитель снова вспомнит о нас, правда?

Остальные наложницы захихикали и энергично закивали.

— Так твоя жена даст тебе сына? — тепло улыбнулся другу Арудж-ага. — Аллах благословил тебя, Кейнан. Как подумаю о том дне, когда она впервые появилась в Эль-Синуте! Можно я расскажу Гуссейну-аге? Это ужасно забавная история.

— Разумеется, — кивнул дей, вспоминая ту разъяренную тигрицу, какой казалась тогда Индия.

Пока Арудж-ага говорил, он дал знак слугам подавать еду. За великолепным густым чечевичным супом с приправой из красного перца соли и чеснока последовал кускус, овощи и куски говядины с пряной подливой. Далее появились ягненок, жаренный на вертеле, и куры, начиненные миндалем, изюмом и рисом. Слуги расставили чаши с черными, зелеными и фиолетовыми оливками в масле с травами, огурцы в уксусе, тарелки с теплыми лепешками, пиалы йогурта с очищенными зелеными виноградинами, водрузили на стол блюдо с пойманным утром окунем на ложе из укропа и лимонов. Все завершал десерт: пирожки с медом и орехами, виноградные гроздья, гранаты, розовые дыни, персики, абрикосы, инжир и засахаренные финики вместе с лущеным миндалем, и фисташками.

Когда убрали со стола, дей хлопнул в ладоши, давая знак к началу развлечений. Сначала явился заклинатель змей. Стройные танцовщицы извивались в чувственном танце живота. Под пронзительные звуки флейты и рокот барабана они медленно, томительно-медленно скидывали вуаль за вуалью, пока не остались обнаженными. Наконец, слуги ввели юную слепую девушку, исполнившую грустные любовные баллады под аккомпанемент ребека, тростниковой флейты и маленького барабана.

Кейнан-реис бесстрастно наблюдал, как его женщины искусно обольщают янычар. Рука Серай исчезла в складках одеяния Гуссейна-аги, и, судя по выражению лица, тот едва удерживался от стонов. Арудж не отрывал глаз от Мирмы.

Едва певица смолкла, как дей поднял руку, призывая к вниманию.

— Пожалуй, мне пора на отдых. Завтра я сам провожу тебя, Гуссейн-ага. Желаю приятной ночи.

И дей, поднявшись, удалился вместе с Семарой. У входа в гарем он ее оставил.

— Я доволен тобой, — похвалил он девушку, нежно целуя отзывчивые губы.

— Я женщина терпеливая, господин, — прошептала она, сияя темными глазами-звездами.

— Молись, чтобы жена моя тебя не услышала, — усмехнулся дей, снова касаясь губами ее рта. — Спокойной ночи, Семара.

Девушка, мечтательно улыбаясь, долго смотрела вслед повелителю. Скоро растущее чрево госпожи Индии не позволит предаваться наслаждению и дей снова обратит взор на покинутый гарем. И тогда настанет час ее торжества! Баба Гассан заверил, что это обязательно произойдет!

Семара с тихим вздохом скользнула в Двор Фонтанов. Кейнан-реис почувствовал ее взгляд, но не оглянулся, поскольку слишком спешил в покои Бабы Гассана. Нужно обсудить, как лучше осуществить их план.

— Баба Гассан, — обратился он к евнуху с порога и без всяких предисловий, — я придумал, как уберечь Эль-Синут от беды и получить то, к чему стремлюсь.

— И к чему же ты стремишься, повелитель? — осведомился евнух, откладывая трубку кальяна.

— Заговор янычар обречен на поражение. Как, впрочем, и всегда. Они ведь не впервые бунтуют, и дело неизменно кончалось для них плохо. Блистательная Порта загорится желанием мести, и проще всего сорвать гнев на берберийских государствах, чем на истинно виновных.

— Чистая правда, повелитель, — согласился Баба Гассан.

— Но что, если Эль-Синут раскроет коварные замыслы янычар, прежде чем они попробуют их осуществить? Разве валиде не преисполнится благодарности? Не вознаградит верноподданного дея Эль-Синута? Не сделает его должность наследственной, если он попросит об этом? Я готов платить дани и налоги и клясться в верности султану, но Эль-Синут будет навсегда принадлежать мне и моему роду.

Баба Гассан долго молчал, задумчиво хмуря брови и, очевидно, тщательно взвешивая слова хозяина.

— Это опасно, повелитель, — объявил он наконец. — Очень опасно. Но равным образом рискованно знать о заговоре и не уведомить Стамбул. Обретя дружбу султана и его матери, ты наживешь смертельных врагов в янычарах. Банщица Рифет подслушала, что Гуссейн-ага приказал Аруджу убить тебя при малейшем подозрении в измене, и тот согласился.

— Я уверен, что он сделал это специально, желая отвести глаза Гуссейну. Наша дружба слишком крепка, чтобы Арудж-ага поднял на меня руку.

— Повелитель, ты многого не учитываешь и плохо знаешь своего приятеля. Он связан страшными клятвами и прежде всего свято верен своим собратьям янычарам. Его дед и дядя тоже были янычарами. Его увезли из семьи в раннем детстве и воспитывали в стамбульской школе янычар. Он впитал их заветы и законы едва ли не с молоком матери. Вначале он служил садовником во дворце султана. Тебе известно, что садовники одновременно являются и палачами? Все они молодые люди, готовые словом и делом доказать свою полезность и преданность не столько султану, сколько корпусу янычар и старшим по званию офицерам. До сих пор у вас не было причин для споров, но не проси Аруджа взять твою сторону в раздорах с янычарами. Он не сделает этого, даже если будет уверен в твоей правоте. И если собираешься осуществить свое намерение, ни за что не доверяй ему.

— Но есть ли у меня выход, Баба Гассан? — спросил Кейнан своего друга и советника. — Остальные государства мигом схватятся за возможность освободиться от ига Стамбула и бесконечных поборов. Если Гуссейн-ага вернется, я должен пообещать ему помощь, в противном случае он сочтет меня своим врагом и станет подсылать убийц. С другой стороны, Блистательная Порта всегда готова сделать меня козлом отпущения. От правителя маленького государства легче избавиться, поскольку остальные могут дать отпор. Я между двух огней! Но, выдав заговор, я получаю больше шансов остаться в живых. А получив независимость, немедля попрошу выслать отсюда янычар и создам собственную армию, способную меня защитить. Эль-Синут будет принадлежать мне, моим сыновьям, внукам и правнукам. Если знаешь другой способ достичь желаемого, скажи, Баба Гассан.

— Иного пути нет, повелитель. Все исполнится по воле Аллаха, — развел руками евнух. Кейнан-реис устало кивнул.

— А теперь, старый друг, объясни, как лучше передать послание валиде? У тебя, разумеется, и на это есть ответ.

— Даже два, повелитель. Думаю, нам стоит поспешить. У меня есть почтовые голуби — дар от аги-кизляра, главного евнуха султанского гарема. Мы отправим одно послание голубиной почтой, а второе кораблем, вместе с двумя юными невольниками — подарком султану. Я велю их сопровождать Али-Али, моему доверенному лицу. Он и отвезет мое письмо аге-кизляру.

— А если попытается прочесть? — встревожился дей.

— Я напишу обе записки условным языком, известным только аге-кизляру. Никто не сумеет проникнуть в его смысл.

— Но почему ты даришь юношей, а не девушек? — удивился Кейнан.

— Валиде окружает сына мальчиками, чтобы никакое прелестное создание не увлекло султана и не оттеснило мать на второй план, подарив ему ребенка мужского пола. Со временем, конечно, все изменится, но пока благосклонность султана можно завоевать с помощью молодых красавчиков.

— Как мы узнаем, что султан вовремя получил наше предупреждение?

— Только когда вернется Али-Али. Но не забывай, что Гуссейну-аге на выполнение поручения потребуется не одна неделя. Потом он должен заехать в Эль-Синут, и Аллах ведает, когда окажется в Стамбуле. Голуби знают дорогу только в Ени-Серай, так уж они вышколены. Ага-кизляр немедленно направит их обратно, Али-Али поведает все в подробностях. Через два дня птицы вылетят в Стамбул.

— Почему через два дня? Почему не завтра на рассвете?

— Потому что Гуссейн-ага, несомненно, знает о голубях аги-кизляра. Что, если он увидит их и поймет, в чем дело? Птицы очень приметные, с черными и белыми пятнами и кораллово-красными ножками, совсем непохожие на обычных горлинок, воркующих в садах и на крышах. Лучше подождать, пока янычар не отправится в дорогу и не окажется подальше от Эль-Синута. Излишняя осторожность не помешает.

— Ты прав. Баба Гассан, — согласился дей, поднимаясь. — Но кроме Азуры, никто не должен знать о нашем плане.

— И твоей жены, — поправил евнух. — Она умна и всегда готова дать добрый совет, если будет знать, что происходит.

— Но ребенок? Не повредят ли ему всяческие волнения?

— Неизвестность куда опаснее, повелитель. Она страстная натура с живым воображением и станет изводить себя тревожными предчувствиями. Участие в наших планах даст ей мужество и силу. Ты хочешь получить Эль-Синут для своего сына, но ведь он и ее дитя, не забывай этого. Женщины раздражаются и злятся, когда мужчина ведет себя так, словно его отпрыски принадлежат лишь ему, и это после того, как она почти год носила ребенка в своем чреве.

— Откуда такие знания. Баба Гассан? В этом дворце никогда не раздавался детский крик.

— В юности, — пояснил евнух, — я служил во дворце бывшего султана, в гареме Ени-Серая. Там бегало множество детей, включая дочь моей хозяйки, молодой наложницы. После рождения малышки султан забыл о ее матери, поскольку, честно говоря, она была миленьким, но глупым существом. Ее дочь была одной их многих дочерей, рожденных от султана. Моя госпожа затеяла смуту и оказалась высланной в Эски-Серай, старый дворец, медленно угасать от тоски и скуки. Мне же велели сопровождать в Эль-Синут госпожу Азуру, дар от султана тогдашнему дею, Шарифу. Поэтому мне так много известно о рождении детей и беременных женщинах, — усмехнулся евнух.

— Склоняюсь перед твоей мудростью, — искренне похвалил дей.

— Всегда к твоим услугам, повелитель, — хмыкнул Баба Гассан.

Утром Кейнан-реис встретился с Гуссейном-агой, перед тем как тот сел на корабль.

— Был ли твой вечер приятным, Гуссейн-ага? — учтиво осведомился он.

— Никогда ранее я не знал подобного блаженства! — горячо заверил тот, низко кланяясь Кейнану. — Ни дей Алжира, ни властитель Туниса не сумеют превзойти тебя гостеприимством! Молю Аллаха лишь о том, чтобы поскорее навестить тебя вновь! И Серай, и Найла — истинные гурии!

— Я рад, что сумел облегчить тяготы усталого путника, — кивнул дей. — Да направит стопы твои Аллах и позволит благополучно завершить труды. Жду тебя в Эль-Синуте, Гуссейн-ага. А теперь прощай.

Янычар покинул комнату.

— А ты, Арудж-ага? Угодила ли тебе Мирма?

— Еще бы! Как всегда. Лежать с ней в постели — неземной восторг. Но почему ты так щедр к Гуссейну-аге? Судя по его рассказам, он едва не попал в рай. Пытался убить его наслаждением?

— Разве что добротой. Не хотел, чтобы он обижался на меня за отказ принести обеты верности янычарам. Но разве я не прав?

—  — Но ты сдержишь слово? Присоединишься к нам, если другие владетели дадут согласие?

— Ты ведь знаешь: я пойду на все ради блага Эль-Синута, — искренне заверил дей. — Разве я не поддерживал и не уважал янычар?

— Это верно, — успокоившись, кивнул Арудж-ага. — Я так и сказал Гуссейну, когда тот выразил сомнения в твоей преданности.

Дей хлопнул друга по плечу.

— Мы словно пара волов в одной упряжке! Только действуя заодно, мы способны сохранить мир и благополучие этого народа. Я хороший правитель, но не смог бы отогнать врагов без твоей помощи. Надеюсь, так будет всегда.

— На все воля Аллаха, — пробормотал ага.

— Как идет починка твоей галеры? — осведомился дей.

— Все в порядке. В следующем месяце поднимем паруса. Осман усердно трудился, чтобы подготовить свой барк. В первый раз мы выйдем в море вместе. Я позволю ему управлять «Султаном Мурадом», но на борту будут мои янычары.

— Это вполне в порядке вещей, — спокойно согласился дей. — Ты правильно поступил, возвысив этого неверного. Он опытный капитан, и, кроме того, моя жена будет довольна честью, которую ты оказал ее родственнику.

Индия в самом деле пришла в восторг от новости.

— Возможно, когда мы уберем отсюда янычар, мой кузен поможет тебе набрать новую армию, повелитель, — предложила она. — Здесь много искусных воинов-европейцев, которые не преминут воспользоваться такой возможностью.

— Тебе следует быть более сдержанной и осмотрительной, бесценная моя, — остерег дей. — Ничего еще не решено, и не стоит торопить судьбу. Жаль, что я не могу довериться Аруджу-аге, но Баба Гассан прав: он слишком предан своим товарищам по оружию.

— Возможно, со временем он поймет мудрость твоих поступков, — предположила Индия, пытаясь успокоить мужа. Дей искренне любил друга, с которым часто охотился в близлежащих холмах и до появления Индии играл в шахматы. Кейнану будет нестерпимо одиноко, когда Аруджа-агу отошлют в Стамбул, но, конечно, Томас Саутвуд… Осман займет его место. Жаль, что они с Томом не могут видеться, но это невозможно, по крайней мере пока Том окончательно не завоюет доверия дея и не войдет в круг приближенных, как родственник его первой жены.

Томас Саутвуд узнал о свадьбе дея и порадовался, что у Индии нашлось достаточно здравого смысла не противиться своей участи. Он не питал ни малейших сомнений, что родственница ухватится за любую возможность вернуться в Англию, и собирался захватить ее с собой, если удастся бежать. Разве он не обещал ей этого с самого начала? И потом, чем он оправдается перед семьей девушки? Многие женщины их рода попадали в восточные гаремы, но все вернулись и никто не находил в этом ничего особенного. Кроме того, богатое приданое затмит все недостатки невесты в глазах будущего мужа, особенно какого-нибудь горца, слыхом не слыхавшего об Эль-Синуте. И разумеется, бабушка и мать Индии знают способ полностью восстановить то, что, казалось, навеки было уничтожено при первом соитии. У мужа Индии не будет повода заподозрить жену в утрате девственности.

Том Саутвуд был бесконечно терпелив, понимая, что, если желает добиться успеха, необходимо выиграть время. Сколько бедняг пытались сбросить оковы рабства и расстались при этом с жизнью?

Он посоветовался с бывшими членами своей команды, из тех, кто оставался рядом. С ними обращались неплохо, не били, только держали под арестом.

— Когда-нибудь станете рассказывать внукам в Девоне о своих невероятных приключениях, — уверял он. — Узнайте все, что можете, об этом месте. Наслаждайтесь женщинами, едой и Солнцем. Я верну вас в Англию!

И, поддерживая их дух, он тщательно обдумывал план побега. Следует все хорошенько рассчитать. И учесть каждую мелочь. Прежде всего следует обезвредить смотрителей маяка, чтобы те не подняли тревогу. Толстую цепь между обоими маяками, необходимо опустить, а потом снова поднять. Почти все считали, что цепь поднимается только в случае угрозы безопасности Эль-Синута, и только немногие знали, что это делают каждую ночь, опасаясь внезапного нападения. Недаром было объявлено, что судам запрещено входить в гавань после захода солнца и до рассвета.

Однако труднее всего пробраться во дворец и вывести оттуда Индию и служанку. Том Саутвуд проведал, что евнух купил для Индии девушку-шотландку, дочь капитана корабля, убитого, в схватке с пиратами. В том бою уцелели всего несколько, человек, но трое попали в Эль-Синут и у одного хватило ума принять ислам. Его и включили в команду Османа. Он рассказал Саутвуду о судьбе Мегги. Значит, и ее необходимо спасти, а это совсем нелегко.

А виконт Туайфорд? Вот и еще одна беда. Взять его с собой немыслимо: он прикован к веслу вместе с четырьмя галерными рабами. Его собратья по несчастью, несомненно, захотят последовать за ним, а вместе с ними и остальные невольники на галере Аруджа-аги. Многие из них — настоящие преступники, грязная шваль и совершенно неуправляемы. Наверняка начнут грабить, насиловать и разорять Эль-Синут, прежде чем окончательно уйти. Невозможно! Дай Бог, чтобы Индия не расстроилась и правильно его поняла. Они, разумеется, уведомят семью молодого Ли о его судьбе, и те, если захотят, попытаются выкупить наследника.

Колеса, хоть и очень медленно, все же завертелись. Люди Томаса были готовы к действиям. Следовало лишь выбрать подходящий момент, ибо им дан единственный шанс. Если они проиграют, всех безжалостно казнят и смерть их будет отнюдь не легкой и быстрой. Том видел, что бывает с пленниками берберов, пытавшимися обрести свободу. Он вовсе не желает подвергать опасности ни себя, ни своих людей, ни кузину. Остается выжидать, чтобы потом нанести молниеносный удар. В случае успеха уже через год он будет в Англии.

— Скоро, — пообещал он своим людям. — Уже скоро. Нюхом чую, настанет наше время. Каждый из вас знает, что делать, когда придет час. Ошибок я не потерплю.

И тут Томасу Саутвуду повезло. Возможность представилась куда раньше, чем он думал.