Глава 13

Джоанна не видела мужа, до самого обеда. Мужчины уже сидели за двумя столами, когда она сошла по лестнице в большой зал. Никто не встал при ее приближении. Габриэля еще не было. Отца Мак-Кечни и Кита тоже. Слуги были заняты тем, что расставляли на столах продолговатые блюда с едой. Аромат баранины пропитал зал. К своему удивлению, Джоанна почувствовала подступающую тошноту и подумала, что это, наверное, из-за поведения солдат. Они хватали мясо руками из подносимых блюд, не дожидаясь, когда их поставят перед ними на стол. Им не пришло в голову не начинать трапезу, пока лаэрд не присоединится к ним, и что нельзя начинать трапезу и до того, как священник благословит ее…

Это уже слишком. У мамы будет сердечный приступ, если она увидит весь этот позор. Джоанна решила, что скорее умрет, чем допустит такое. «Или убью одного-двух маклоринцев», — подумала она. Эти были наихудшими нарушителями, хотя макбейнцы тут мало им уступали.

Мэган заметила свою госпожу. Она окликнула ее, но сообразила, что Джоанна ничего не может услышать в таком шуме, и прошла к ней через весь зал.

— Разве вы не собираетесь ужинать, миледи? — спросила она.

— Конечно, собираюсь.

— Миледи, вы очень бледны. Хорошо ли вы себя чувствуете?

— Прекрасно, — солгала Джоанна. Она глубоко вздохнула, пытаясь совладать с тошнотой. — Пожалуйста, принесите мне большую чашу. Толъко возьмите ту, которая уже потрескалась.

— А для чего, миледи?

— Я хочу ее разбить.

Мэган подумала, что она плохо поняла слова хозяйки, и попросила объяснить, в чем дело. Но Джоанна покачала головой.

— Вы все поймете довольно скоро, — добавила она. Мэган побежала в кухню, схватила с полки тяжелую фарфоровую чашу и поспешно вручила своей хозяйке.

— Эта уже потрескалась, — произнесла она, — подойдет?

Джоанна кивнула:

— Станьте в сторону, Мэган. Сейчас брызнут осколки.

— Как это?

Джоанна окликнула ужинавших солдат. Она знала, что ее не расслышать в таком шуме, но полагала, что должна, по крайней мере, попробовать сначала приемы, приличествующие леди. Потом она попыталась привлечь к себе внимание, хлопая в ладоши. Наконец она засвистела. Ни один солдат даже не взглянул в ее сторону.

Тогда она, подняв чашу над головой, швырнула ее через весь зал. Мэган громко охнула. Чаша стукнулась о каминную плиту и с грохотом разлетелась вдребезги.

Эффект был такой, какого она и ожидала. Все в зале обернулись к ней, замолчали, недоуменно хлопая глазами, и она не могла не почувствовать огромного удовлетворения.

— А теперь, когда я привлекла к себе ваше внимание, я дам вам несколько наставлений.

Кое-кто открыл рот. Колум попробовал подняться. Она приказала ему оставаться там, где он сидит.

— Вам захотелось бросить чашу? — это спросил Линдзи.

— Да, — ответила она. — Пожалуйста, выслушайте меня. — Это мой дом, и поэтому я была бы вам признательна, если бы вы следовали моим указаниям. Первое и самое важное — никто из вас не должен начинать есть, покуда ваш лаэрд не сядет за стол и не будет обслужен. Ясно ли я выразилась?

Большинство солдат кивнули. Некоторые из маклоринцев выглядели рассерженными. Она не обратила на это внимания. Колум, как она заметила, улыбался.

— Но что, если наш лаэрд не пришел к ужину? — спросил Нилл.

— Тогда подождите, пока за стол сядет ваша леди, и не начинайте есть, пока она не будет обслужена.

На это замечание зал отозвался глухим ропотом. Джоанна призвала на помощь всю свою выдержку. Мужчины опять вернулись к своим тарелкам.

— Я еще не закончила! — крикнула Джоанна. Ее голос опять тонул в шуме.

— Мэган, принесите мне другую чашу!

— Но миледи…

— Пожалуйста.

— Как вам угодно.

Вскоре Мэган вручила своей хозяйке вторую чашу. Джоанна тут же швырнула ее о камин. Грохот снова привлек всеобщее внимание. Кое-кто из маклоринских солдат теперь глядел на нее насупившись. Она решила, что одна-две угрозы в этом случае кстати.

— В следующий раз я брошу чашу уже не в камин, — заявила она. — Я брошу ее в ваши головы, если вы не будете слушать меня внимательно.

— Мы хотим есть, миледи! — крикнул другой солдат.

— А я хочу, чтобы вы сначала выслушали меня, — ответила она. — Слушайте же! Когда леди входит в комнату, мужчины должны вставать.

— Вы оторвали нас от ужина, чтобы сообщить нам это? — крикнул Линдзи. Он сопроводил свои слова нервным смешком и подтолкнул локтем своего соседа.

Она поставила руки на бедра и с расстановкой повторила свое требование. Затем она подождала. Ей доставило удовольствие видеть, как все солдаты наконец-то встали.

Довольная, она улыбнулась:

— Теперь вы можете сесть.

— Но вы только что приказали нам встать, — пробурчал один маклоринец.

Господи, как они глупы! Она постаралась скрыть свое раздражение:

— Вы должны встать, когда леди входит, и можете сесть, когда она вам это позволит.

— А что мы должны делать, если она входит, а потом тут же отсюда выходит?

— Вы встаете, а потом садитесь.

— Экая напасть, — заметил другой маклоринец.

— Я собираюсь выучить вас хорошим манерам, даже если вы умрете от этого, — заявила она.

Колум едва не расхохотался, но ее взгляд остановил его.

— А зачем? — спросил Нилл. — На что нам нужны хорошие манеры?

— Чтобы угодить мне, — твердо объяснила она. — И никто больше не должен рыгать за моим столом, — прибавила она.

— Мы не должны рыгать? — изумленно переспросил Колум.

— Нет, не должны! — ответила она, почти срываясь на крик. — А также производить любой другой грубый шум.

— Но ведь это похвала, миледи, — пояснил Нилл. — Рыгание означает, что пища и питье хороши.

— Если вам нравится предложенное угощение, вы можете просто сказать об этом вашему лаэрду, — продолжала поучать она. — И если уж речь зашла о пище, должна сказать, что я нахожу отвратительным то, что один из вас хватает куски из тарелки соседа. Этому следует положить конец.

— Но, миледи… — начал Линдзи. Она оборвала его:

— И еще вы не должны со всего маху чокаться кубками, когда произносите тосты, — добавила она. — Ваш эль разливается от этого по всему полу.

— Но мы ведь делаем это специально, — пояснил Колум.

Ее глаза расширились от удивления при таком признании. Нилл поторопился объяснить ей:

— Когда мы чокаемся, мы должны увериться, что немного нашего эля пролилось в другой кубок. И если кто-то подмешает кому-то яду, то умрут все. Разве вы не видите, миледи? Мы делаем это, чтобы никто не совершил предательства.

Она не могла поверить тому, что услышала. Неужели маклоринцы и макбейнцы настолько не доверяют друг другу?

Маклоринцы тем временем опять повернулись к ней спинами. Джоанна была раздражена этой дерзостью. Они к тому же нарочно шумели еще громче, совершенно заглушая ее голос.

— Мэган!

— Несу, миледи!..

Джоанна подняла над головой кувшин, повернулась к столу маклоринцев и только-только собралась метнуть его туда, как кто-то остановил ее руку. Она обернулась. За ней стоял Габриэль, рядом с ним Кит и отец Мак-Кечни.

Она не имела ни малейшего представления о том, сколько времени они уже здесь стояли, но, судя по ошеломленному выражению лица священника, довольно долго.

Она почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Ни одна жена не будет довольна тем, что ее застали в момент, когда она кричит, как мегера, и швыряется посудой, а ее никто не слушает. Однако Джоанна не могла допустить, чтобы смущение помешало ее планам. Она уже начала приводить их в исполнение и, видит Бог, собирается довести дело до конца.

— Господи, чем это вы здесь занимаетесь, жена? — Необычно низкий тон его голоса, помноженный на угрюмый вид, заставил ее вздрогнуть. Она перевела дыхание и сказала:

— Предоставьте это мне. Я занимаюсь тем, что даю распоряжения нашим людям.

— Кажется, никто уже не обращает на вас внимания, миледи, — заметил Кит.

— Так вы и впрямь только что сказали, чтобы я предоставил вам… — Габриэль был слишком поражен и не договорил. Но было ясно, что он хотел сказать.

— Да, я хочу, чтобы вы предоставили мне самой заняться этим, — повторила она. — Они обратят на меня внимание или пострадают от моего неудовольствия.

— И что же случится, если вы будете недовольны? — спросил Кит.

Она не могла придумать подходящего ответа. И тут вспомнила, как Габриэль говорил ей о том, что сделает, если будет недоволен.

— Вероятно, я кого-нибудь убью, — пообещала она. Джоанна была уверена, что это заявление поразит маклоринского солдата, и даже кивнула в подтверждение своих слов. Но реакция была не такой, какую она ожидала.

— Вы опять надели не тот плед, миледи. Сегодня суббота.

И ей тут же захотелось придушить Кита, ибо его громкое рыгание раздалось у нее за спиной. Ей словно нанесли предательский удар в спину. Она громко охнула, выхватила кувшин из рук мужа и повернулась к мужчинам за столом.

Но Габриэль сумел удержать ее. Он выхватил кувшин, бросил его Киту, затем повернул жену лицом к себе.

— Я попросила вас не вмешиваться, — прошептала она.

— Джоанна…

— Это мой дом или не мой?

— Ваш.

— Спасибо.

— Почему вы говорите спасибо? — спросил он уже настороженно. Она собиралась что-то предпринять. Об этом говорил блеск в ее глазах.

— Потому, что вы только что согласились помочь мне, — пояснила она.

— Нет, я не соглашался.

— Но вы должны.

— Зачем?

— Потому что это мой дом, ведь так?

— Вы опять о том же?

— Габриэль, я бы хотела, чтобы у меня были развязаны руки, когда дело идет об управлении моими домашними. Понимаете? — прошептала она.

Он вздохнул. Проклятье! Невозможно было в чем-нибудь отказать ей. Он не был уверен сам, что согласен, но все же кивнул ей в ответ.

— Ну а сколько же еще чаш и кувшинов вы собираетесь разбить?

— Столько, сколько понадобится, — заявила она. Джоанна повернулась к нему спиной и поспешила встать во главе маклоринского стола.

— Кит, если вы возьметесь за один конец, а вы, отец мой, будете так добры, чтобы приподнять другой, я пойду вперед и открою двери. Джентльмены! — Ее взгляд теперь был устремлен на солдат, сидящих за столом. — Пожалуйста, вынесите свои стулья сами. Это вовсе не потребует много времени.

— Что вы задумали сделать? — спросил Кит.

— Вынести стол во двор, разумеется.

— Зачем?

— Я бы хотела доставить удовольствие маклоринцам, — объявила она. — Теперь они часть моего клана и, полагаю, будут довольны.

— Но мы не хотим выходить во двор! — вырвалось у Линдзи. — Почему это вы так решили? Я хочу удостоиться чести ужинать вместе с милордом. Я хочу остаться здесь.

— Нет, вы этого не хотите, — возразила Джоанна. Она улыбнулась, что окончательно привело воина в замешательство.

— Не хочу?

— Вы будете куда более приятно чувствовать себя во дворе, потому что вам не хочется следовать никаким моим правилам относительно поведения в моем доме. Правду сказать, вы едите, словно животные. Раз так — трапезничайте вместе с ними. Дамфрис будет счастлив составить вам компанию.

Все маклоринцы как один посмотрели на Кита. Он взглянул на своего лаэрда, дождался его кивка, а затем откашлялся. Так он готовился к тому, чтобы вразумить свою госпожу.

— Не думаю, чтобы вы понимали здешнее положение дел, миледи. Эта башня принадлежит маклоринскому клану с незапамятных времен.

— Теперь она принадлежит мне.

— Но, миледи… — начал Кит.

— Что она имеет в виду, когда говорит, будто наша земля принадлежит ей? — спросил Нилл.

Джоанна скрестила руки. Габриэль подошел и встал рядом с ней.

— Я буду счастлива объяснить вам это, но только один раз, так что будьте любезны, старайтесь слушать меня, — сказала она. — Ваш король некогда обменял эту землю. Все ли здесь согласны с этим фактом?

Она подождала, пока солдаты кивнули.

— Король Джон отдал эти владения мне. Все ли признают этот факт?

— Да, конечно, — согласился Кит. — Но, видите ли… Она не дала ему закончить.

— Пожалуйста, простите меня, что прерываю вас, но мне бы хотелось сначала закончить мое объяснение. — Она снова перенесла все внимание на солдат. — Ну а теперь — и, пожалуйста, слушайте меня внимательно, так как я терпеть не могу повторяться, — теперь, когда я вышла замуж за вашего лаэрда, эта земля принадлежит ему. Теперь вы видите, как все просто?

Ее взгляд был устремлен на Линдзи. Тот кивнул, чтобы сделать ей приятное. Она улыбнулась. Комната внезапно поплыла у нее перед глазами. Она закрыла глаза, надеясь, что через несколько мгновении все вокруг опять прояснится. Чтобы удержать равновесие, она ухватилась за край стола. Волна тошноты внезапно нахлынула на нее, но вдруг исчезла так же быстро. «Это из-за мяса, — подумала она, — из-за этого запаха».

— Так что вы говорили, дитя мое? — поторопил ее отец Мак-Кечни, весь сияя от удовольствия из-за находчивости, которую его хозяйка проявила перед лицом солдат.

— Удивляюсь, что ее так рассердило?

Джоанна не знала, кто задал этот вопрос. Он прозвучал из-за стола макбейнцев. Она обратила взгляд в ту сторону и ответила:

— Третьего дня Мэган сказала кое-что, что вызвало у меня удивление, — проговорила она. — Я размышляла об этом, но так и не поняла, что она имела в виду.

— Что же я сказала? — спросила Мэган. Она поспешила встать напротив хозяйки так, чтобы видеть ее лицо.

— Вы сказали мне, что повариха будет счастлива сделать все, что мне угодно, потому что она макбейнка и умеет не только жаловаться. Я, конечно же, хотела узнать, что вы под этим подразумевали, но теперь думаю, что я вас поняла. Вы в действительности говорили о том, что Хильда рада тому, что ей позволено жить здесь. Ведь это так?

Мэган кивнула:

— Правду сказать, она должна быть этому рада. Все маклоринцы дружно кивнули.

— Полагаю, вы не поняли подоплеки сказанного, — продолжала Джоанна. — Маклоринцы не могут иметь никаких претензий на эту башню или на эту землю, и это, джентльмены, установленный факт. Мой супруг зовется Мак-Бейном. Или вы забыли об этом?

— Его отец был лаэрдом маклоринцев, — вставил Кит.

— И все же он Мак-Бейн, — возразила она. — Он был очень любезен с вами. Он более терпелив, чем я, — прибавила она с подтверждающим кивком. — Несмотря на это, полагаю, макбейнцы любезно позволили всем вам, маклоринцы, остаться здесь. Мне в действительности неприятно поднимать сейчас этот вопрос, но, видите ли, я получила важное известие и собираюсь и впрямь привести свой дом в порядок. Мне грустно видеть, что вы уходите, но если мои правила так тяжелы для вас, чтобы следовать им, и, если вы не можете ужиться с макбейнцами, тогда, полагаю, у вас нет выбора.

— Но посторонние здесь макбейнцы, — запинаясь, сказал Линдзи.

— Именно так, — подтвердил Кит.

— Были, — сказала Джоанна. — Но теперь это не так. Разве вы сами не видите?

Этого не видел никто. Джоанна не знала, то ли они были так невероятно упрямы, то ли просто невежественны, и решила попытаться в последний раз заставить их понять ее.

Но Габриэль не позволил сделать этого. Он оттеснил ее в сторону и сам шагнул вперед.

— Господин здесь я, — напомнил он солдатам. — Я и решу, кто останется, а кто уйдет.

Кит тут же кивнул в знак согласия.

— Можно ли нам свободно высказаться? — спросил он.

— Да, — отозвался Габриэль.

— Все мы присягали вам в верности, — начал Кит. — Но мы не клялись быть непременно вашими солдатами. Мы устали от войны и хотели бы отстроиться, прежде чем снова вступать в сражение. Но один из макбейнцев подстрекнул к войне против нас клан макиннсов, а теперь не хочет выйти и признать свою вину. Такое поведение — просто трусость.

Колум вскочил с места:

— Как ты осмелился назвать нас трусами? Великий Боже, это она разворошила? Джоанну опять замутило. Она начала раскаиваться в том, что вообще все это затеяла. Двое маклоринцев встали. Назревала ссора — все по ее вине. А Габриэль, по всему, не был склонен положить этому конец. Судя по его виду, он совсем не тревожился. Его лицо даже, казалось, выражало скуку.

На самом деле Габриэль был чертовски рад, что произошло открытое столкновение. Он позволит каждому воину дать выход своему гневу, а затем объявит, что за этим должно последовать. Те, кто не желает мириться с его решениями, могут удалиться…

К несчастью, Джоанна выглядела сильно расстроенной из-за происходящего. Лицо ее совершенно побелело, и она непрерывно сжимала и разжимала руки. Поэтому Габриэль решил положить конец спору. Он уже собирался отдать приказание, когда его жена выступила вперед.

— Колум! Кит не назвал вас трусом! — крикнула она. Затем перевела взгляд на Кита: — Сэр, вы не понимаете, что говорите, потому что уже посланы люди с поручением переговорить с отцом Клэр Мак-Кей, — поспешно сказала она. — Видите ли, мой супруг опросил каждого из своих солдат, был ли он… замешан в истории с Клэр, и каждый отрицал, что он вообще знает эту женщину.

— Но сказал ли он правду? — вызывающе спросил Кит.

— Я отвечу вам вопросом, — возразила она. — Если бы лаэрд Мак-Иннс обвинил в этом маклоринцев и каждый из вас отрицал бы обвинение перед своим лаэрдом, вы бы ожидали, что он поверит вам?

Кит был достаточно умен, чтобы понять, куда она клонит. Он неохотно кивнул.

— Мы с мужем оба питаем совершенное доверие к нашим людям. Если солдат говорит, что он не трогал Клэр Мак-Кей, значит, так оно и есть. Я не понимаю вас, сэр. Как вы можете ставить слово бессердечного Мак-Иннса выше слова любого из нас?

Никто не нашелся, что ответить на этот вопрос. Джоанна снова покачала головой. Теперь она чувствовала себя ужасно больной. Ее лицо горело, словно в огне, а руки покрылись мурашками. Ей хотелось прислониться к мужу, но она не собиралась говорить ему о своем состоянии. Ей не хотелось ни огорчать его, ни добиться того, чтобы провести остаток года в постели. Она знала мнение Габриэля по части «вы-должны-отдыхать» и была уверена, что именно это ее я ждет.

Джоанна решила подняться в свою комнату и ополоснуть лицо. Холодная вода должна привести ее в чувство.

— Я была бы очень признательна вам, если бы каждый поразмыслил над тем, что я сейчас сказала, — произнесла она. — Я не хочу видеть ссор в своем доме. Л теперь извините мня, я поднимусь к себе наверх.

Джоанна направилась к выходу. Но вдруг остановилась и обернулась к солдатам:

— Когда леди выходит из комнаты, мужчины встают.

— Опять начинается… — произнес какой-то маклоринец достаточно громко, чтобы быть услышанным.

— Ну так что же? — повелительно спросила она. Мужчины встали. Она улыбнулась и повернулась к двери, чтобы выйти. Внезапно комната поплыла у нее перед глазами, но вскоре все снова вернулось на свое место…

— Ты назвал меня трусом, Кит, — прорычал Колум.

— Если тебе хочется так считать, то пожалуйста, Колум, — ответил Кит.

— А что это за важные известия получила миледи, о которых она упомянула?

— Габриэль… — Голос Джоанны был слаб, но муж расслышал и повернулся к ней:

— Да?

— Поддержите меня.