Глава 8

Они поехали назад краем леса, держась в тени древних дубов и ведя своих лошадей по извилистым тропкам, петлявшим меж деревьев. Вдали — там, где кончались поля, — высилась крепость Кернстоу. Ее камни сияли в ярких солнечных лучах, как грубое, потемневшее от времени серебро. Раймон нахмурился:

— Это богатое поместье. Богаче, чем я ожидал. Де Рансон здесь процветал.

— Вы его знали?

— Нет, но я слышал о нем. Много лет назад, в Нормандии, лорд де Рансон-старший присоединился к своим двоюродным братьям и восстал против короля Генриха, за что был выслан сюда. Ему было запрещено возвращаться во Францию под страхом смертной казни. Странно, что ему дали такую большую крепость. — Раймон обернулся к Алисе. — Он собирал большие дорожные пошлины с тех, кто ездил по дороге к югу отсюда?

— С морстонцев он ничего не брал. Но, говорят, иных путников заставляли платить серебром.

— А покойный де Рансон-младший?

— Не знаю.

— Он понимал толк в вине. Интересно, чем он за него платил?

— Не знаю.

Алиса опустила глаза на свои руки, впившиеся в седельную луку. Пресвятая Мария Магдалина, пусть он прекратит эти расспросы!

Серая кобыла заржала и отпрянула от зеленой тени боярышника.

— Взгляните на свои руки, — сказал Раймон. — Вы натянули поводья так, заставляете лошадь пятиться. — Он взялся за уздечку и, нагнувшись в своем седле, успокоил кобылу тихим словом. — Вот. Держите повод свободнее, чтобы лошадь могла двигать головой. Так будет безопаснее для вас обеих.

— Я знаю, — огрызнулась Алиса, — и больше не забуду об этом.

Он отпустил уздечку.

— Вы должны ездить верхом каждый день до тех пор, пока не научитесь, — сказал он, — но вам нельзя ездить одной.

— Я и не собираюсь ездить одна.

Раймон замолчал. Алиса увидела на его губах знакомую легкую улыбку — наполовину учтивую, наполовину насмешливую.

— Там впереди река, — сказал он. — Давайте отведем лошадей на водопой. — Он прищурился от яркого солнца. — Вода должна быть теплой.

— Я не умею плавать, — ответила Алиса.

— Но любите смотреть, как это делают другие.

Она соскочила с седла, прежде чем он до нее дотронулся.

— Вчера вечером меня привлек к ставням шум на берегу. Вы и ваши воины так орали, что и глухой проснулся бы. Вот я и выглянула посмотреть, кто там тонет.

Он засмеялся и повел лошадей вниз по берегу реки.

— Я вовсе не хотел будить глухого. Главное, что проснулась моя жена — этого мне было вполне достаточно.

Вчера она отвернулась бы, чтобы скрыть улыбку, сегодня же весело захохотала:

— И конечно же, вы попытаетесь проделать это снова, милорд, с еще большим шумом. И… с еще более яркими факелами.

На мгновение Раймон застыл. Когда он повернулся и увидел ее пылающее лицо, улыбка его стала шире. Удивление перешло в осторожную радость. В его взгляде появилось обещание.

И это обещание было приятно Алисе. Ей хотелось, чтобы он к ней прикоснулся. О Господи, она хотела этого высокого златовласого мужчину, который был ее мужем!

До праздничного вечера оставалось три дня — и три ночи. Наверное, это все, что у них было.

Через три дня жители Кернстоу разожгут праздничный костер. Значит, три ночи Алиса может спать в объятиях этого мужчины и притворяться счастливой, безмятежной молодой женой, которая не собирается бросить своего мужа — возможно, навсегда, — когда взовьется к небу высокий летний костер.

Он подошел к Алисе, нежно погладил ее по щеке и прошептал на ухо:

— Хорошо сказано, миледи. Но сегодня вечером нам будет светить только огонь камина в спальне. А что до шума — то это, пожалуй, я смогу устроить.

Алиса вспыхнула еще жарче, глядя в глаза мужа.

— Сегодня, — продолжал он, — мы начнем в темноте. Но когда-нибудь, миледи, когда вы будете знать мое тело так же хорошо, как свое собственное, я принесу вам столько факелов, сколько вы пожелаете, и тогда вы увидите, какими долгими и страстными могут быть наши любовные игры.

Щеки Алисы обожгло жаром тысячи огней, а по телу разлилось мучительное томление. Если этот мужчина захочет устроить их первое занятие любовью здесь, на речном берегу, при ярком свете дня, она охотно, как распутница, ляжет с ним в высокую нежно-зеленую траву. Она уже ощущала ногами мягкие, шелковистые стебли.

Раймон взглянул наверх, на каменную кладку крепостной стены, по которой ходили несколько мужчин.

— И зачем только я велел этим людям сегодня ремонтировать укрепления? — с сожалением проговорил он и уронил руки. — Боюсь, Алиса, что, дотронувшись до тебя, я овладею тобой прямо здесь, не сходя с места. А эти люди замажут свои бороды известковым раствором в каменную кладку, пока будут на нас пялиться. — Он протяжно вздохнул. — И все же…

— Милорд, — перебила его Алиса, — лошади уже спустились к водопою.

Ее муж виновато улыбнулся и тоже пошел к реке.

К Кернстоу подъезжали пять вьючных лошадей с пустыми мешками и два конных воина. Один всадник двигался какими-то странными зигзагами, держа перед собой живой рыжеволосый тюк, который извивался на седельных луках.

Алиса прикрыла рукой глаза от лучей низкого солнца.

— Вы видите? Это Уот. Наверное, он уговорил их взять его с собой. Да, конечно, Уот! Другого похожего мальчика не найти. Раймон, можно он останется здесь? Я уверена, что он будет в чем-то полезен.

Раймон вывел лошадей на вершину травянистого берега и встал рядом с женой.

— Полезен? Вы так считаете?

— Пожалуйста, милорд… Раймон пожал плечами:

— Я тоже подумал, что он будет нам полезен, поэтому и послал за ним сегодня утром, когда вы отказались перевезти сюда вашу служанку Эмму. Надеюсь, я вам угодил? Или скажете, что Уоту тоже нужно остаться в Морстоне и закончить стрижку овец вместе с вашей труженицей Эммой? Уот будет ловить овечек, а Эмма — замораживать их своим странным взглядом, чтобы стояли смирно.

Алиса представила себе Эмму в загоне для овец и расхохоталась, да так, что из зажмуренных глаз покатились слезы. Она невольно тронула улыбающиеся губы Раймона и тут же притихла, ощутив кончиками пальцев их гладкую горячую кожу.

Раймон улыбнулся шире, поймал дрожащую руку жены и опять приложил ее к своим губам.

Поле огласилось далеким воплем радости, долетевшим со стороны вьючного каравана. Раймон отпустил ее руку.

— Ну, вот и он. Сейчас убедится в том, что вас не сожрали болотные чудовища, и, в свою очередь, заверит вас, что Хьюго еще не съел последнюю морстонскую овцу. Вы довольны?

— О да, милорд. Уот! Уот…

— Он не слышит вас отсюда.

А Алиса не слышала слов мужа. Кое-как взобравшись на кобылу Неверса, она пустила ее в сторону приближающейся компании.

Стоя у основания земляных укреплений, Раймон смотрел, как его жена скачет на ленивой лошади по дороге к болотам. Ее темные косы выпали из тяжелого пучка и теперь подпрыгивали на стройных плечах. Он не слышал, что она сказала, подъехав к последнему всаднику и мальчику, но ее счастливый вид и долетавшие издалека звуки оправдали его ожидания.

Алиса посадила ребенка перед собой в седло и повернула обратно — туда, где их ждал Раймон. Ей удалось ехать ровно, несмотря на то что мальчик всю дорогу пытался пристроить свой узелок с вещами между ушами лошади.

— Вот, получите вашего нового помощника, лорд Фортебрас, — объявила Алиса.

— Для помощника он чересчур вертлявый. Шайтан примет его за червяка, который выполз из яблока, ипроглотит в один миг.

— Ваш конь меня не съест. Так сказала леди Алиса.

— Да? Ну, значит, так и есть.

— А я умею говорить на вашем языке, лорд Фортебрас, — не хуже любого франкского мальчика из Кернстоу. Мы с леди Алисой, — сказал малыш, с важным видом приподняв подбородок, — каждый день практиковались во французском.

— Верно, — отозвался Раймон, — здесь нет ни одного франкского ребенка, который говорил бы лучше, чем ты.

— Значит, я буду вашим помощником, — обрадовано заключил Уот.

Раймон послал за Уотом, чтобы избавить жену от одиночества. Прошлым вечером он видел подавленное лицо Алисы, когда кухарки и воины смеялись и перешучивались в главном зале. Как оказалось, она не знала почти никого из жителей Кернстоу, даже мастеровых, которые в случае надобности должны были ездить на работы в маленькое поместье.

— Я не знаю их имен, — сказала Алиса, когда Раймон спросил ее о возрасте ремесленников, перечисленных в списке Рольфа Неверса. — И не имею понятия, кто из них колесный мастер.

— Но ведь у вас в Морстоне нет своего колесного мастера. Разве вы никогда не приглашали здешних рабочих, чтобы они помогали вам чинить фургоны?

— Нет, — повторила она, явно раздраженная его вопросами — Если нужно было отремонтировать колесо, один из наших крестьян отвозил егов Кернстоу и привозилобратно уже починенным.

— Вы возили колеса через болото, вместо того чтобы пригласить к себе мастеров?

— Именно так.

— А после того как пропал ваш кузнец, вы водили свой скот через болото, чтобы заменить подкову?

— Когда возникала такая необходимость. У нас только два вола, и мы редко нуждались в услугах кузнеца. Или вы забыли, милорд, — резко спросила она, — что женились на нищенке?

— Нет, не забыл, — ответил Раймон, — но я не знал, что женился на отшельнице.

После этого он созвал своих воинов и, пока не слышала жена, послал гонца в Морстон — отвезти продуктовый обоз и на обратном пути захватить Уота — маленького мальчика, который порывался отправиться по болоту вслед за своей госпожой.

Раймон надеялся, что этот постреленок, преданный Алисе и любопытный, как все семилетние мальчишки, станет первым звеном между жителями Кернстоу и их новой госпожой. И оказался прав.

За день Уот обошел все кладовые и жилые дома Кернстоу, приставая ко всем с вопросами по поводу увиденного внутри, и устроил такой переполох, что рассерженная госпожа устремилась на его поиски. В результате к вечеру Алиса уже без стеснения общалась со всеми местными жителями.

Правда, она не на шутку встревожилась, когда с широкой южной дороги вернулся Эрик. Молодой рыцарь галопом въехал в крепостные ворота Кернстоу и объявил, что быстро сделал все дела в Данхевете.

— Милорд, — резко спросила Алиса, заметно ощетинившись, — вы собираетесь держать в тайне ваши данхеветские дела?

— Это важные дела, — ответил Раймон, — они касаются моей жены.

Она сердито поджала губы и замолчала. Раймон взял у Эрика седельную сумку и протянул своей онемевшей от удивления жене три рулона ткани.

Алиса испытала явное облегчение — чересчур сильное облегчение, — как будто подаренная ткань избавила ее от жуткого страха или серьезной тревоги. «Хорошо, что я сразу же позаботился о ее одежде, — радостно подумал Раймон. — Я и не знал, как это для нее важно».

Алиса поблагодарила мужа и принялась разглядывать материю, обронив при этом тихое сердитое замечание — что-то насчет рынков и судейских чиновников. Он спросил ее, что она имела в виду, но Алиса резко отвернулась и позвала Биду. Вскоре женщины уже кроили платье из мягкой изумрудно-зеленой шерсти.

Поднявшись по винтовой лестнице в комнату Алисы, Бида и три другие горничные раскроили и начали шить первое платье. Через час Раймон застал всех четырех женщин в своей спальне. Они сидели под бойницами в окружении обрезков шерсти и шили в угасающем свете дня. Маленький Уот растянулся на сарацинской ткани и бесцельно водил опаленным лоскутом по уголькам камина.

Раймон спросил, нет ли в замке другого места для шитья, но женщины встретили его вопрос легким удивлением и сдержанными усмешками.

Удалившись из собственной спальни, Раймон задумался, куда бы отправить на ночь маленького Уота — подальше от верхнего этажа замка. Алиса чересчур баловала мальчугана, позволяя ему проводить время в спальных покоях, которые в вечерние часы были предназначены для него… и его жены.

Наконец стемнело — после целой вечности ожиданий.

— А где спал Уот, пока жил в Морстоне? — осторожно поинтересовался Раймон, усаживаясь рядом с Алисой за стол и придвигая себе тарелку с холодным мясом.

— В замке, возле кухонного очага. За ним приглядывали кухарка Флита и ее дочь Энид.

— Значит, мы отведем его на кухню и попросим разрешения у жены повара оставить его там на ночь. — Раймон протяжно вздохнул и осторожно добавил: — Первое время там ему будет привычнее.

Алиса посмотрела на мужа, как бы говоря, что поняла его намерения.

— Хорошо, я поговорю с кухарками. И еще… спасибо, милорд, за то, что привезли сюда Уота. У него нет родных, и я боялась, что после моего отъезда Флита с ним не справится.

— Посмотрим, понравится ли ему здесь. Если нет, то через два дня я увезу его в Морстон.

— Вы возвращаетесь?

— Да. Нельзя откладывать поиски.

Услышав эти слова, его жена не выказала никакого расстройства, словно и не было утреннего гнева и ужаса при виде королевского подарка. Она спокойно кивнула, потом тихо охнула, как будто что-то вспомнила.

— Вы не останетесь здесь до летнего праздника? Он состоится через три дня. Владелец поместья должен развести большой костер, попробовать эль и начать танцы. Пока разгорается костер, местные жители пьют за здоровье своего господина. Если вы будете с ними в эту ночь, они воспримут это как добрый знак.

Раймон пожал плечами. Алиса смотрела на него со странным беспокойством и ждала ответа.

Вчера вечером Рольф Неверс говорил что-то… И тут он вспомнил.

— Скажите, — спросил он, — ведь Харольд де Рансон уехал из этих мест накануне Иванова дня? Именно тогда он отправился в крестовый поход?

Лицо его жены побледнело. Ее руки лежали на коленях, скрытые под столом.

— Да, так говорят, — ответила Алиса. — Я слышала, что лорд Харольд уехал под самый праздник и больше не возвращался. — Губы ее сложились в слабую улыбку. — А теперь здесь появились вы, в то же самое время года. Вы должны открыть праздник, чтобы местные жители поверили в свою удачу.

Праздник. Пир и веселье. В эту ночь девушки становятся сговорчивыми и не видят оскорбления в мужском желании.

— В праздничную ночь, — проговорил Раймон, — мужчине проще добиться благосклонности от своей дамы, положив конец ожиданиям. — Он поднял свой кубок и взболтнул темно-красное вино, глядя, как играют в нем отблески пламени камина. Через мгновение он снова поднял глаза. — Объявите всем, что я уеду завтра и вернусь к праздничному вечеру.

Она зажмурилась, губы ее напряглись и побелели, но лишь на мгновение. Потом лицо ее вновь приобрело цвет — оттенок слоновой кости перешел в легкий розоватый. Она прошептала так тихо, что мог слышать лишь он один:

— Останьтесь со мной, Раймон, и наш праздник начнется раньше.

Его так и подмывало схватить ее в объятия, отнести в спальню и попросить выполнить свое тихое обещание, подкрепленное зовущим взглядом.

Если сегодня ночью она наконец на самом деле станет его женой, показав ту страсть, которая таилась в ее глазах, то вряд ли он вернется в Морстон через три дня. Им нужно гораздо больше времени, чтобы охладить свой пыл перед расставанием.

Раймон поставил кубок на стол и осторожно отодвинул его в сторону. Остаться с Алисой и ждать праздничной ночи, чтобы выпить первый эль, бросить первый факел в костер, — значит отложить поиски в Морстоне. А это, в свою очередь, означает, что королева Элеанора на три дня дольше будет ждать свои сокровища (или сочувственного сообщения Раймона о том, что они потеряны). А Ричард, король Англии и Нормандии, будет на три дня дольше томиться в плену у императора.

— Только три дня, милорд. — Раймон услышал в голосе молодой жены спокойную решимость и счел это почти чудом. Выходит, пока они объезжали границы Кернстоу и спускались к реке, леди Алиса каким-то непостижимым образом возжелала его ласки. Интересно… Что же он такое сказал или сделал, чем расположил ее сердце? — И три ночи, — добавила она.

Лицо его жены вновь обрело цвет юной розы. Она не сводила с него глаз.

— Вы хотите, чтобы я остался, Алиса? — спросил он.

— Да, — сказала она, не раздумывая ни секунды.

В наступившей тишине Раймон вдруг задумался. А может, вовсе не страсть толкнула его жену на такие смелые речи? Может, она хочет удержать его, чтобы отложить обыск Морстона, потому что, обнаружив там сокровища, он сможет уличить ее в хитрости? Но ведь Алиса не просит взять ее с собой и не пытается одна вернуться в свой бывший дом. Нет, пожалуй, ее предложение так же невинно и чисто, как эти широко посаженные глаза. И он не выдержит ожидания.

— Тогда я останусь, миледи, — прошептал он, — до праздничного утра.

Алиса опустила глаза и посмотрела на свои руки.

— Спасибо, милорд.

Кровь стучала у Раймона в висках, а под плотной тканью штанов пульсировала возбужденная плоть. Никогда еще он не испытывал такого острого желания, никогда еще ему не хотелось ласкать женщину в присутствии других. Он попытался не думать о спальне. Когда он видел эту комнату в последний раз, она была наполнена говорливыми женщинами и завалена лоскутами — такое зрелище у кого угодно отбило бы желание. На Алисе было красное платье, а обрезки тканей, устилавшие лежанку, были зелеными.

— Ткань, Алиса.

— Что?

— Ваши служанки… они закончили шить?

— Еще нет, но скоро закончат. Мод обещала сшить зеленое платье к утру. — Алиса взглянула наверх и поняла, о чем спрашивает ее муж. — Она дошьет его здесь, в главном зале, милорд. Вон у того камина.

Раймон увидел сложенную зеленую ткань на скамье рядом с кухонным коридором. Значит, служанки больше не придут в его спальню.

— Хорошо, — сказал он.

— Другие ткани тоже очень красивые, Раймон. Ваш человек — тот, что привез их из Данхевета…

— Эрик.

— Да, Эрик. Он выбрал хороший материал, даже слишком хороший для этих мест. Если я буду носить здесь платья из такой тонкой дорогой ткани, то уже через несколько дней они придут в негодность.

— Попросите служанок, чтобы они сшили из них наряды для королевского двора.

— Но мне не нужны…

— Нет, нужны. Когда я поеду к королеве Элеаноре, вы отправитесь вместе со мной. — Он покачал головой. — И не спорьте, Алиса. Мы привезем ей драгоценности или… — понизил он голос, — или плохие новости, но в любом случае вы будете со мной.

— Нам придется плохо, если мы не найдем ее шкатулку.

— Из-за нее вы провели всю жизнь в этом промозглом захолустье, и королева должна поблагодарить вас за это, Алиса. Хотя бы за это.

— Толстяк повар…

— Его зовут Барден, Уот.

— Барден сказал, что оставит мне на утро пряник. Он лежит на столе?

Зайдя в кухню, они увидели, что Уот устроился на толстой пуховой перине перед камином. Алиса ласково говорила с мальчиком, поплотнее укутывая его плечи в одеяло.

— Да, Уот, он там. Только смотри не ешь его до утра, а то живот разболится.

— Ладно, подожду.

Она встала. Раймон взял жену за руку и повел ее в дальний конец кухни, где у порога были сложены дрова, а из открытой двери тянуло вечерней прохладой.

Они пересекли двор. Над воротами, на небольшой высокой площадке, стоял воин де Базена. Засов был снят, ворота слегка приоткрыты. Раймон коротко махнул часовому, взял из железного рожка пылающий факел и вывел Алису в темноту. Они медленно прошли между полем и грубым частоколом, потом повернули на север и зашагали вдоль реки, вверх по течению.

Щеки Алисы ласкал теплый ветерок. Холодные морские ветры, которые заставляли морстонцев каждый вечер жаться к домашним очагам, не залетали так далеко на сушу. В Кернстоу только глубокая быстрая река могла охладить зной летней ночи. Раймон взял ее под руку, и они пошли по берегу.

— Может, вернемся?

— Позже, — ответил он.

— Я слышала, вы велели часовому запереть ворота на ночь, — сказала Алис.

— Это его обязанность. Он откроет их, когда мы вернемся.

— Он будет нас ждать?

— Да. Не волнуйтесь, Алиса, ваша скромность не пострадает. Он не увидит нас на реке.

Алиса споткнулась и почувствовала, как пальцы Раймона крепче сомкнулись на ее руке.

— Кажется, мне в туфлю попал камешек, — сказала она.

Раймон положил факел на мягкую землю, усадил девушку на траву и, нащупав тонкую кожаную туфлю, бережно снял ее с ноги.

— Все, миледи. Я вытряхнул камешек. — Он встал и взял факел. — Чуть подальше, — сказал он, перехватив ее смущенный взгляд, — есть место, где можно лечь.

— Вы туда ходили купаться вчера ночью? — Вспомнив факелы на траве и золотистое тело мужа, на котором играли янтарные блики пламени, Алиса отпрянула назад. — Нас увидят из замка.

Он поднял факел повыше и потянул ее за собой по высокому травянистому берегу.

— Мы пойдем туда, где нас никто не увидит.

Раймон положил факел и повел ее в темноту. Алиса увидела старую иву, склонившуюся над мелководьем. Он раздвинул руками густую листву, и они прошмыгнули в заросли. У них за спиной сомкнулась зеленая стена. Далекий факел казался маленькой горящей точкой среди стройных чернеющих ветвей ивы.

Она и не заметила, что он взял на кухне плащ. С подчеркнутой тщательностью расстелив его на мягкой земле под ивой, Раймон медленно расстегнул ремень и положил свой широкий меч рядом с плащом.

— А если кто-то придет…

— Никто не придет, Алиса. Дальше по течению реки и к северу стоят часовые — люди, которым я доверяю. Мы одни и можем оставаться здесь сколько пожелаем.

— Они догадаются о том, что мы делаем.

— В том, что мы делаем, нет ничего стыдного. — Он привлек ее к себе и начал развязывать шнуровку на лифе ее платья. — Ты обещала устроить мне сегодня вечером праздник, жена. Мы ляжем здесь, под деревом, если ты не против.

Тишину нарушали лишь плеск реки да любовные серенады ночных птиц. Ажурные ветки раскачивались от тихого ветерка и погружались в мелкую воду, позолоченную светом далекого факела.

— Я не против, — прошептала Алиса.

Ленточки на малиновом платье распустились под широкой ладонью Раймона, осталось только дернуть.

— Мы в темноте, и никто нас не услышит.

Алиса почувствовала, как заскользили по телу шелковые тесемки, и кожу вдруг обдал ночной ветерок. Раймон коснулся губами ее губ.

— Мы сблизимся здесь или нет — как ты хочешь. Но сначала, — выдохнул он, — я узнаю твое тело, а ты узнаешь мое. — Он осторожно опустил ее платье вниз, обнажив груди и нежный изгиб талии.

— Я тебя не вижу, — прошептала она.

Он тихо засмеялся. Алиса охнула, почувствовав его теплое дыхание на своем соске. Он прервал поцелуй, и с ее губ сорвался тихий возглас.

— Нашу первую ночь мы проведем в темноте. Я думаю, вчера ты испугалась, потому что увидела мои шрамы.

— Нет… — Боже правый, он опять нагнул голову и начал ласкать губами ее грудь, как делал прошлой ночью! — Меня испугали не шрамы.

Раймон чуть подался назад, и она увидела в полутьме, что он стягивает с себя одежду.

Потом он опять приблизился, прижал ее к своему стройному крепкому телу и ловко повернул таким образом, что большой, теплый и пульсирующий символ его желания уперся ей в живот. Раймон спустил платье по округлым бедрам жены.

— Не шрамы? Тогда что же тебя испугало? — пробормотал он ей в губы и поцеловал их долгим, глубоким поцелуем, двигая телом и согревая ее своей горячей плотью.

Алиса задрожала, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног и медленно кружит под темным навесом листвы. Раймон обхватил ее руками:

— Я не причиню тебе боли.

Алиса бессильно провисла в его объятиях, то ли от нехватки воздуха, то ли от желания — она не знала.

— Ты мне не веришь? — прошептал он.

— Верю.

Его губы двинулись к ее уху.

— Тогда чего же ты боишься? — опять спросил Раймон.

— Я… думаю, ты и сам это знаешь.

Она почувствовала щекой, как его губы сложились в улыбку.

— Я никогда не причиняю боли женщинам, Алиса. Ни оружием, ни кулаками, ни… любой другой частью тела.

Раймон сжал ее в объятиях и опустил спиной на мягкий плащ, потом осторожно лег сверху, стараясь не давить на нее всей тяжестью.

Его горячий и толстый жезл ткнулся ей между ног, пульсируя от желания. Одно легкое движение, один короткий толчок его сильного тела — и он будет в ней.

Алиса лежала с закрытыми глазами, не шевелясь. Он сказал, что не причинит ей боли. Он никогда не причинял боли женщинам. Ни руками, ни…

— Прошу тебя, сделай кое-что — это доставит мне удовольствие.

Алиса открыла глаза. В темноте она не видела его лица, но ощущала тепло его губ на своих губах.

— Я хочу, чтобы ты дышала, жена.

— Я дышу.

— Пожалуйста, дыши посильнее — мне будет приятно.

Тихо выругавшись на чужом для Алисы языке, он повернулся на бок, увлекая ее за собой. Лицом она утыкалась в его теплую грудь, их ноги были все так же переплетены, а его мужской орган опалял огнем мягкое устье у нее между ног.

— Вы думаете, что я могу получить удовольствие от близости с женщиной, когда она в полуобмороке от страха? — Он взял ее руку и положил на свой твердый длинный жезл. — Скажу сразу, миледи: если вы начнете плакать или сдерживать дыхание до потери сознания, то это оружие, которого вы так боитесь, не войдет в вас.

Под ее ладонью его плоть стала еще тверже. Алиса отдернула руку.

— Если бы это было так, милорд, мужчины не насиловали бы женщин. Не лгите мне.

Он опять взял ее руку и начал поглаживать чувствительные участки между пальцами.

— Насилуя женщину, мужчина испытывает такое же удовольствие, как при почесывании комариных укусов. Но когда соединяются по обоюдному согласию — дело другое. Это все равно что набрести в пустыне на колодец с родниковой водой. Или найти лошадь в бою, когда тебя выбили из седла, или… — Он замолчал.

— И вы ложитесь с женщинами, чтобы получить удовольствие, которое похоже на то, какое бывает, когда вы находите пропавшую лошадь?

— Да. Не так, как вы сказали, но… о Господи, я же говорил вам: я не силен в словах. Черт побери, я…

Он запустил руку в густые волосы Алисы и приблизил ее лицо к своим губам. С нежностью, которая не вязалась с его грубым ругательством, Раймон заставил ее раскрыть рот и проник туда языком. Его рука изощренно пытала ее груди: эти медленные, легкие движения не могли принести ей желанного облегчения. Тихо вскрикнув, Алиса опять откинулась на мягкие складки плаща, увлекая мужа за собой.

Его осторожные ласки разжигали сладостный огонь в Алисе. Он осыпал ее лицо легчайшими поцелуями, пробуя губами каждую ложбинку, и медленно двигал телом, упорно вжимая в горячее лоно свои крепкие чресла.

Алиса застонала, охваченная странным томлением. Как во сне, она раздвинула ноги под теплыми напряженными бедрами мужа и выгнулась навстречу ему, когда его рука наконец сомкнулась на ее пылающей женской плоти. Он заговорил хриплым голосом. Это был вопрос.

— Да, — выдохнула она, — да, прошу тебя! Да…

Он вошел в нее одним быстрым движением и тяжело лег на ее чресла. Пройдясь губами по лбу Алисы, он заметил, что лицо ее покрыто холодным потом.

— Не двигайся, — прошептал он, — подожди.

Ее губы раскрылись, но не произнесли ни слова. Она заерзала под ним. Раймон содрогнулся, но не вышел из ее тела.

— Если ты не можешь… если тебе больно… — проговорил он, — я уйду.

— Куда уйдешь? — выдавила она.

— Купаться в реку.

Он почувствовал, как она задрожала, и начал приподниматься.

— Нет! — воскликнула она. — Нет, пожалуйста, не уходи…

Он задвигался в ней, и слова уступили место тихим хриплым крикам. Алиса старалась поймать ритм его толчков, горячивших ее плоть. Он погружался в нее снова и снова, и это было восхитительно.

Пробормотав что-то нечленораздельное, он подхватил ее большими широкими ладонями, перекатился на спину и уложил на свое тяжелое тело, а в следующее мгновение выплеснул горячее семя в ее глубины, вобрав тихий крик ее удовольствия своими жадными губами.

Он понес ее к реке сквозь низкие ветки ивы и, держа в объятиях, опустил в темную бурную воду, которая смыла пот и следы страсти с их разгоряченных тел. Спустя несколько минут он пошел обратно к берегу, освещенному угасающим светом факела. Алиса прижала лицо к его мокрой волосатой груди и засмеялась.

— Если будете смеяться, мадам, я могу подумать, что вы смеетесь надо мной. — Она расхохоталась еще громче, и Раймон вернулся в воду. — Я сейчас брошу вас в реку, и выбирайтесь сами! — сказал он со смехом и слегка разжал руки, словно собираясь выпустить Алису. — Леди, вы теряете своего телохранителя.

— Перестань!.. — наконец проговорила она задыхаясь. — Я хочу спросить…

Он держал ее на вытянутых руках.

— Быстрее, пока я тебя не бросил.

— Ты смог бы остановиться, Раймон? Остановиться и пойти в реку, если бы я тебя попросила?

Он поставил ее на мелководье и провел руками по нежному изгибу бедер под тонкой талией.

— Я попытался бы, Алиса. Попытался бы. — Его руки скользнули ниже и начали поглаживать белые ягодицы. — Но теперь, после нашей близости, даже холодные воды реки не спасли бы меня от желания. — Его руки двинулись вверх и принялись ласкать ее мокрые щеки. — Не гони меня, Алиса. У меня уже нет сил от тебя уйти.