Глава 25
Нынешнее венчание Дианы ничем не напоминало первое — пышную церемонию в церкви Святого Георгий на Ганновер-сквер. И чувства были совсем другими.
Тогда она была охвачена радостным волнением, оттого что станет замужней дамой с титулом и карманными деньгами, на которые сможет купить все, что захочет. Ее жених, хотя она любила его, не выглядел ей парой. Но что она, восемнадцатилетняя девушка, понимала в замужестве и прочих с ним связанных вещах?
Нынче она была слишком утомлена, чтобы испытывать радостные чувства. Беспокойство и тошнота все последние недели не давали ей как следует отдохнуть, и последнюю ночь она почти не сомкнула глаз.
Причина ее бессонницы стояла рядом с ней у алтаря — высокий, без улыбки на лице. Он произнес свои обеты твердо, не меняя интонации и, когда пришло время, надел ей на безымянный палец золотое кольцо. Оно оказалось как раз по размеру. Позже Диана выяснила, что Себастьян узнал размер от нарочного, которого посылал к Шанталь. А когда у нее появилась возможность рассмотреть кольцо, она заметила, что наружная поверхность украшена красивым узором, а на внутренней выгравированы их имена. Уже не в первый раз Себастьян показал себя толковым и заботливым человеком.
На этот раз она не могла думать ни о чем, кроме жениха. Во многом он был для нее загадкой. Она же была открытой книгой, находясь в деревне, где выросла, окруженная членами семьи и челядью. Пока Диана не покинула дом, она посещала службы в приходской церкви Уоллопа почти каждую неделю. Себастьян же был совсем одинок, рядом с ним не было никого, кто мог бы поддержать его. Он отклонил предложение пригласить герцога Хэмптона с женой, его дядю и тетю, хотя они находились в своей резиденции в Мэндевилле. Блейкни, о чем она узнала с облегчением, не присоединился к семье на Рождество.
Хотел ли он этого или нет, но сейчас у него есть семья. Не только ее эксцентричный клан принял его в свой круг, у него есть жена, и скоро он станет отцом. У Дианы возникла надежда, что они с Себастьяном смогут забыть прошлые грехи и что-то извлечь из их брака. Но ей необходимо понять, как и почему ее муж стал таким, каким стал. Только тогда она сможет сказать, что знает его.
Себастьян снова оказался в столовой не один. Но наутро после свадьбы с ним была не его жена. Он оставил ее спать в их общей постели. Генри Монтроуз поглощал огромную порцию яичницы с ростбифом, одновременно глядев книгу, прислоненную к кофейнику.
— Простите, что беспокою вас, но могу ли я?..
Генри что-то пробормотал и убрал книгу, чтобы Себастьян, которому понравился его шурин, налил себе кофе. Общество бормочущего мужчины с книгой вполне подходило его теперешнему настроению. Он выпил кофе и предался грустным размышлениям, когда его взгляд упал на название книги «Лечение легочных заболеваний».
— Вы знакомы с работами доктора Томаса Денмэна? — спросил он.
Генри закрыл книгу, заложив нужную страницу пальцем, и положил ее на колени.
— «Введение в практическое акушерство». Известная и уважаемая книга. А почему вы спрашиваете?
— Я молодожен. Думал, информация на эту тему могла бы оказаться полезной.
Только студента-медика могло удовлетворить такое объяснение.
— Хорошая мысль, — сказал Генри.
Этой ночью Диане было жарко, но она этого не заметила, поскольку сразу заснула. Себастьян вошел в комнату, когда она уже спала. Он намеренно неловко готовился ко сну, но даже шум не разбудил ее. Наконец он лег рядом с ней, ощущая тепло, исходящее от ее тела, и пытался подавить охватившее его желание, перечисляя симптомы беременных, на которые указывал доктор Денмэн: запоры, геморрой, отеки плюс диарея, рвота и пигментные пятна на коже. Но ни один из этих подчас противоположных признаков не смог избавить его от сжигавшей страсти. Он боялся, что не сможет пережить еще одну подобную ночь, он или прыгнет на нее как бешеный бык или сгорит.
Как может она спать, когда он так страдает. Должно быть, решил Себастьян, она нездорова.
— По Денмэну, — сказал он, — у женщин во время беременности часто повышается температура и кровь становится густой.
— Из-за прекращения менструаций, — кивнул Генри.
— Для улучшения состояния Денмэн советует кровопускания.
— Я не специалист, — нахмурился Генри, — но я был бы с этим осторожней. Вы знаете, что дочь Денмэна была замужем за Крофтом, который следовал правилам тестя?
— Крофт?
— Врач принцессы Шарлотты. Он часто делал ей кровопускания во время беременности.
Сердце Себастьяна упало. Он пользовался советами человека, чьи идеи привели к смерти дочери принца-регента, наследницы английского трона.
Всю жизнь он доверял двум источникам логики и здравого смысла: хорошим книгам и своему внутреннему голосу. А теперь, когда буквально стоял вопрос о жизни и смерти, они его чуть не подвели. Он пообещал всячески заботиться о жене, а в действительности чуть не убил ее.
Проснувшись, Диана первым делом прислушалась к ощущениям в желудке. Все было хорошо. Это был один из немногих дней, когда ей сразу не нужен был таз. Взглянув на часы, она поняла, что проспала почти двенадцать часов, Она потянулась, поднимаясь, посмотрела вокруг и не поверила глазам. На подушке рядом ясно виднелся след головы. Да и чувствовался знакомый запах, исходящий от простыней. Было ясно, что она спала не одна.
«Бедный Себастьян, — с сожалением подумала она. — Какова была его первая брачная ночь!» Ее муж так и не смог ничего почувствовать.
Конечно, он и не имел права на что-либо иное, но имел право что-то ожидать. Большую спальню слуги приготовили для любовных утех: тонкие простыни, пылающие в камине яблоневые поленья, букеты засушенных цветов и кувшин с ароматическими жидкостями из кладовой. Внутренний голос подсказывал ей, что Себастьян не получил удовольствия от этой незатейливой роскоши.
Не исключено, что она предоставит ему такую возможность позже, если будет себя чувствовать так же, как сейчас.
— Войдите, — крикнула она.
Это, конечно, не Шанталь с чаем — та не стучится. Дверь открылась, и в комнату вошел ее муж.
И утренние, и вечерние наряды Себастьяна были безупречны, но ничто не шло ему лучше, чем костюмы для верховой езды. Это было странно, поскольку он не был сельским жителем. Вид его высокой, крепкой фигуры в зеленом сюртуке, замшевых брюках и высоких сапогах вызвал у нее обильное слюнотечение.
— Как ты сегодня себя чувствуешь? — спросил он.
Лицо его выражало непритворную озабоченность, и Диану это трогало, хотя временами досаждало.
— Прекрасно. Я спала как убитая.
— Я заметил.
Диана поняла, что была права: она вела себя совсем не как новобрачная.
Она потянулась, подняв руки. Одеяло соскользнуло, так что стала видна грудь под ночной сорочкой.
— Неудивительно, что я так крепко спала. Здесь такой мягкий матрас.
Было видно, как у Себастьяна на щеках заиграли желваки.
— А ты, видимо, не выспался. Ты лег так поздно, а встал рано. Тебе было неудобно спать?
Она много недель не слышала его бормотания, но из-за напряжения он снова заговорил нечленораздельно, и в его речи слышалось отчаяние. Хотя было жестоко так третировать его, Диану разбирал смех.
Ей также хотелось позвать его к себе. Но по дому уже сновали слуги. Она не могла допустить мысли, что они, знавшие ее с малолетства, застанут ее за занятиями любовью.
Кроме того, она еще не готова была простить Себастьяна. Это по его вине она оказалась в таком положении, и наказание должно еще немного продлиться. Она снова потянулась.
— Я вынужден отправиться в Нортумберленд, — отрывисто произнес он. — В Сэкетон-Айверли.
Она не прекратила призывных движений.
— Когда?
— Нынче же. У меня там накопились дела, к которым я из-за известных событий не смог приступить.
— Нужно было сказать об этом заранее, — сказала она.
Себастьян сунул руки в карманы и уставился в пол.
— Я не подумал об этом.
— Женатые люди, — терпеливо объяснила она, — обычно сообщают супругам о своих намерениях, например, в каком графстве они собираются остановиться. Я рассчитывала, мы побудем здесь неделю или две, а затем вернемся в Лондон.
— Ты можешь так и сделать. На север дорога длинная, и в одиночку я доберусь быстрее.
— Ты не хочешь, чтобы я сопровождала тебя в твой дом? — спросила она. — Я бы очень хотела взглянуть на него.
— Поверь, в этом нет нужды. Сэкстон-Айверли не то место, где бы тебе стоило появляться зимой. Да в любое другое время года.
Диана натянула одеяло до подбородока, но затем изменила решение. Ее мысли путались. Она вылезла из постели, надела пеньюар и повернулась к Себастьяну; уперев руки в бока.
— Это будет выглядеть странно: ты уезжаешь сразу после свадьбы, а меня оставляешь одну. Я понимаю, что ни один из нас не мог выбирать в этой ситуации, но я думала, мы как-нибудь могли бы ужиться вместе.
Лучше, чем следовало ожидать. Себастьян вожделел ее, она не ошибалась, но все равно это не значило ничего. Он был мужчиной, а мужчины всегда ее вожделели. Важным было, что он заботился о ее здоровье и самочувствии, и это трогало ее, пусть даже рекомендации доктора Денмэна доводили ее до отчаяния.
— Тебе нужно наблюдаться у доктора, — сказал Себастьян.
— Но в Нортумберленде должны быть доктора.
— Они не слишком искусные.
Получилось не очень убедительно.
— Я вполне здорова, если не считать недомоганий, связанных с моим положением. Не сомневаюсь, что в Нортумберленде каждый год женщины рожают тысячи детей.
— Тебе безопаснее остаться здесь с семьей. Твой отец знает, что ты беременна, и тебе следует сообщить об этом матери.
— Ты сказал папе? Зачем ты своевольничаешь?
— Но он с радостью ожидает появления внука, — сказал Себастьян в оправдание.
Хорошее настроение, с которым она начала день, ушло.
— Я не собираюсь проводить здесь семь месяцев, в течение которых отец будет меня взвешивать каждые десять минут, а мать рассказывать о родах у гончих.
— Он не будет тебя взвешивать… — Под гневным взглядом Дианы Себастьян замолчал. — Кроме того, Генри может при необходимости дать консультацию, — все же закончил он.
— Я не собираюсь пользоваться медицинскими советами брата.
— Но он же старше тебя.
— На одиннадцать месяцев.
— Но они любят тебя. И ты их любишь!
Себастьян взглянул на нее с удивлением.
— Разумеется, я люблю их, но это не значит, что я хочу с ними жить. Я взрослая женщина, и у меня два собственных дома. И если мой муж уезжает от меня, мне придется выбирать собственный способ, как жить.
— Ты ведешь себя неразумно.
Диана знала, что если мужчина обвиняет женщину в неразумном поведении, спорить дальше бесполезно. Даже совместные аргументы самых великих философов и ученых не заставят их изменить точку зрения.
— Поезжай, — скала она, указывая на дверь. — Поезжай в Нортумберленд. И не беспокойся обо мне. Я побуду здесь недолго, а потом решу, как поступить. Я сообщу тебе, где я остановлюсь.
— Ты будешь осторожной?
— Если это тебя так заботит, почему ты не останешься или не возьмешь меня с собой?
— Без меня тебе будет лучше.
Себастьян отвернулся.
«Оставь надежду всяк сюда входящий».
Когда Себастьян впервые приехал в Сэкстон-Айверли из Винчестера, где познакомился с творчеством Данте, он понял, что итальянский поэт озвучил его страх. Эти слова можно также было вырезать на фризе гигантского портика.
В течение нескольких недель он получал из Нортумберленда все более настойчивые письма с требованиями вернуться. Он не обращал на них внимания. Но теперь оправдывать свое отсутствие он больше не мог.
Несколько дней в Уоллоп-Холле он был счастлив. Он считал себя чертовски умным, изучил все, что можно было изучить, о протекании беременности у жены и наблюдал за ней. Не только потому, что обещал это Минерве и мистеру Монтроузу, но и потому, что просто был хорошим мужем.
Что он знает теперь? Его опыт не мог подсказать, как сделать женщину счастливой. Диана не хочет видеть его в качестве мужа, да и никогда не хотела. Он также видит, что она в нем не нуждается.
Когда он выехал из Уоллоп-Холла, он почувствовал холод, но вовсе не из-за морозного воздуха. По сравнению с теплотой и уютом дома Монтроузов огромный каменный дом Айверли казался ему еще более, чем прежде, частью ада, самой холодной его частью. Его привезли туда в шестилетнем возрасте, и несколько последних лет он горел желанием вырваться оттуда. Теперь пришло время покориться судьбе.
— Ты уверена, что это будет мудрым поступком? — При разговоре бакенбарды мистера Монтроуза колыхались. — Себастьян сказал, ты собираешься вскоре последовать за ним на север.
Это была выдумка, которой они с Себастьяном воспользовались для разговора с родителями, поскольку те были очень удивлены быстрым отъездом зятя.
— Это было вчера. А сегодня уже наступило «вскоре».
— Не понимаю. Что за срочность, если у него нет времени тебя сопровождать?
— Я уже объясняла, что поеду короткими отрезками, а Шанталь присмотрит за мной. Я найму сопровождающего в Шрусбери, поэтому у тебя нет ни малейшей причины для беспокойства.
— Уильям, оставь ее в покое, — сказала его супруга. — Она беременна, а не на смертном одре. Если, женщина в положении, это не значит, что с нее нужно пылинки сдувать.
Мать Дианы восприняла новость о беременности дочери довольным смешком и тут же вывалила массу информации о беременности лошадей.
— Женщина принадлежит мужу, а не родителям, — высказала она мнение, которое едва не заставило Диану поменять решение и вместо Нортумберленда отправиться в Лондон.
Но, поразмыслив, она согласилась с матерью, и они с Шантадь сели в карету, почти не взяв с собой багажа, кроме всех шуб, которые были с ними, и в тумане конца декабря тронулись в сторону морозного севера.
Диана не хотела, чтобы Себастьян избегал ее до конца беременности, а может быть, и после. Если они хотят, чтобы из их брака, который начался при сложных обстоятельствах, что-то получилось, они должны жить в одном доме.
Серые тучи неслись по небу, как волны океана в шторм, когда карета миновала въездные ворота и оказалась на широкой дороге, вдоль которой не росло ни деревца. Диана, не испугавшись холода, выглянула в окно. И если у нее перехватило Дыхание не из-за сильного ледяного ветра, дувшего с Северного моря, то уж точно от первою же взгляда на ее новый приют. Такого огромного здания она в жизни не видела. Герцогский дворец в Мэндевилле показался бы карликом на фоне Сэкстон-Айверли.
Высокий центральный блок с массивным фронтоном и колоннадой доминировал над крыльями, которые напоминали крылья не только в архитектурном значений этого слова. Дом был похож на исполинского стервятника: темного, зловещего и готового камнем обрушиться на жертву.
У нее возникло впечатление, что она бредит и находится не в реальном мире, а стала героиней романа. Это впечатление усилилось, когда она через дверь, годящуюся для соревнований великанов, вошла в помещение, предназначенное как будто специально для того, чтобы лишить ее остатков духа. Это был трехцветный зал с рядами темных римских колонн, едва видимых в сгущающихся зимних сумерках. Ни ковра, ни гобеленов или картин, ни позолоты — серо-стальной камень арок и сводчатого потолка. Сэкстон-Айверли был построен не более ста лет назад в классическом, а не готическом стиле, но Диана видела более старые замки и разрушенные монастыри, которые выглядели намного уютнее.
Стоял жуткий холод. Когда дверь с лязгом закрылась, хотя бы перестал ощущаться дувший со стороны моря ветер. Но теплее не стало.
— Я леди Айверли, — сказала она лакею, который открыл дверь. — Пожалуйста, сообщите его сиятельству, что я приехала.
Слуга, молодой парень, который был одет в такую же старомодную ливрею, что и лакей в доме на Сент-Джеймс-сквер, что-то ответил. Диана не разобрала что. Он говорил с акцентом или на местном диалекте, настолько сильно выраженном, что Диана не поняла ни слова. По его лицу она догадалась, что слуга тоже ее не понимает.
— Может, вы позовете управляющего? Или дворецкого? Или экономку? — медленно и четко произнося слова, предложила она.
Он кивнул на слове «дворецкий», сказал что-то похожее на «мистер Хедли» и удалился.
— Боже милосердный, — переходя на шепот, начала Шанталь то ли молитву, то ли божбу.
Диана думала, что она продолжит, но ее упрямая служанка промолчала.
У них оказалось достаточно времени, чтобы продолжить осмотр. Довольная, что тепло одета, Диана заметила, несмотря на сгущающуюся темноту, что зал имеет совершенные пропорции. При свете сотен свечей или солнца, проникающего сквозь высокие окна, здесь было бы восхитительно. А тем временем холод от черно-белого мраморного пола начал проникать сквозь подметки.
Наконец, прихрамывая, в белом парике и наряде, который носили пятьдесят лет назад, в зале появился старик слуга.
— Миледи.
Когда он отвешивал поклон, Диана испугалась, как бы он не потерял равновесия.
— Мы не ожидали вас, — сказал он тоже с сильным акцентом, но все-таки его можно было понять.
— Должно быть, мое письмо задержалось. Пожалуйста, сообщите его сиятельству, что я приехала, — повторила она.
— Его сиятельства нет в доме. Он на шахте. — По крайней мере Диана подумала, что он сказал именно это. — Меня зовут Хедли. Я здесь дворецкий.
— Хедли, вы долго служите в Сэкстон-Айверли?
— Шестьдесят лет, пятьдесят дворецким.
— Вы должны много знать об истории дома, и я бы с удовольствием послушала ваши рассказы. А сейчас отведите меня, где потеплее. Я побуду там, пока подготовят мою спальню.
Диана помнила, что дядя Себастьяна, предыдущий виконт, никогда не был женат. В доме десятилетия не было хозяйки.
— Все, что мне сейчас нужно, — это огонь и постель. Мисс Дюпон, моя модистка, объяснит служанкам, как подготовить комнату и присмотреть за багажом.
— Хорошо. Есть комнаты за комнатой его сиятельства.
— Это будет вполне приемлемо. А пока отведите меня в любую комнату, где есть огонь.
— В гостиной нет огня.
Хедли почесал нос и задумался.
Тем временем ступни Дианы постепенно превращались в ледышки.
— И в утренней комнате нет. В голубой приемной тоже.
— А какой комнатой пользуется его сиятельство? Вы наверняка должны поддерживать там огонь — при такой-то погоде.
— В библиотеке? — улыбнулся дворецкий.
Конечно. Где же еще?
— Проводите меня в библиотеку и пошлите за чаем. И попросите экономку прийти туда.
Через полчаса появился чай, но не экономка. В сравнении с теми, что она видела раньше, эта-библиотека выглядела монументальной. В отличие от помещения на Сент-Джеймс-сквер здесь царил хаос. Полки были заняты тысячами томов, расставленных без всякой системы. Некоторые тома стояли вверх ногами, другие лежали. Книги и бумаги были навалены на стульях, столах, на полу. Здесь же находились непонятные механические устройства в разной степени завершенности, разнообразные инструменты, катушки, пружины и куски металла. Диана улыбнулась, когда поняла, что комната, несмотря на огромные размеры, напоминает кабинет отца в Уоллопе. Она также вспомнила, что последний лорд Айверли состоял в переписке с мистером Монтроузом. У них, наверное, было много общего.
В одном конце комнаты излучала приятное тепло большая керамическая печь. Диана подошла к ней и стала греть руки. Диана никогда такой не видела и догадалась, что печь сделана за границей. Это было очень эффективное устройство и работало настолько хорошо, что уже через несколько минут Диана смогла снять верхнюю одежду и отодвинуться от источника тепла. Перед письменным столом, на котором не были навалены книги, листы бумаги или скрученный: металл, стоял единственный ничем не занятый стул. На столе лежали аккуратно сложенные и придавленные пресс-папье бумаги и небольшая стопка писем. Диана перебрала письма и наткнулась на свое, еще не распечатанное. Какие бы дела ни удерживали ее мужа, они не позволили ему знакомиться с почтой в течение нескольких дней.
Лакей, которого невозможно было понять, появился через час или около того. Диане удалось выяснить, что его зовут Джордж и что он должен проводить ее в отведенную ей комнату. Теплый воздух в библиотеке сморил ее; и теперь она мечтала подремать в мягкой постели. Путешествие по бесконечным, с каменными сводчатыми потолками коридорам снова лишило ее чувства, уюта. К моменту, когда Джордж открыл дверь в ее комнату, она успела снова окоченеть, а вид комнаты никак не мог поднять настроение. Если это было то, что в Сэкстон-Айверли считали обстановкой, предназначенной для женщин, ей страшно было представить, в каких условиях здесь живут мужчины.
В огромной комнате со стенами, полом и потолком из серого камня стояла старомодная кровать на четырех ножках с пологом из шерсти, который не только был так стар, что потерял свой первоначальный цвет, но и служил пищей для многих поколений моли. Кроме пары деревянных стульев е плетеными сиденьями, из мебели в помещении находилась лишь массивная и ужасно некрасивая конструкция, соединявшая в себе сундук и платяной шкаф. Она была сделана из какого-то темного дерева и обильно украшена грубой резьбой. Диана, изучавшая подобные вещи, оценила, что всем предметам обстановки не менее двухсот лет, то есть они гораздо старше дома.
Ковра на полу не было, как и занавесей на больших окнах. Поток света перекрывали лишь деревянные ставни, сквозь щели в которых посвистывал ветер. Диана пересекла комнату и обнаружила, что окна выходят на восток и из них видно море. При обычных обстоятельствах она была бы этим очень довольна. Они с Тобиасом летом ездили в Брайтон, и ей очень понравилось на побережье. Но была большая разница между летним южным побережьем и зимним Северным морем: диким, темным и грозным.
Диана начала понимать, почему Себастьян не хотел брать ее в это мрачное место. Она восприняла это с обидой, но, возможно, он делал это ради се блага.
— Почему ты не зажгла свечи? — спросила она Шанталь, которая, распаковывая вещи Дианы, каждым движением выражала неодобрение происходящим.
— Они сальные.
Этого оказалось достаточно. С нежным желудком Дианы лучше было сидеть в темноте, чем вдыхать запах дешевых свечей. Она вздрогнула и направилась к камину, в котором призывно горело пламя. Не доходя нескольких шагов, она остановилась и схватилась за живот. От горящих-кусков угля исходил острый запах серы.
— Шанталь, тазик! — задыхаясь, попросила она и поспешила в другой конец комнаты, стараясь выдохнуть весь воздух из легких, чтобы избавиться от зловония.
Увы, комната не совсем подходила женщине в интересном положении. И все содержимое желудка тут же отправилось в ночную вазу.
— Позвони Хедли, — приказала Диана, забившись в угол комнаты, как можно дальше от ядовитых языков пламени. — Пусть принесет дров. И восковых свечей.
— Нет колокольчика.
* * *
— Мистер Хедли велел сказать вам…
— Не сейчас.
С детства привыкший к местному диалекту, Себастьян без труда понимал Джорджа. Но сейчас он не был расположен выслушивать подробности обычных домашних проблем.
— Как можно скорее приготовьте мне ванну. Я буду в библиотеке.
Замерзший, голодный, уставший и, кроме того, грязный, он удивлялся, почему дядя не воспользовался своими познаниями в механике, чтобы организовать в доме горячее водоснабжение. В некоторых домах, например, в Мэндевилле, на верхних этажах устанавливали медные котлы. В Сэкстон-Айверди, пока воду из кухни в западном крыле приносили в спальни, она успевала остыть. Вот почему Себастьян не стал переезжать в комнаты дяди, которые находились в восточном крыле. Дядю же вопросы чистоты особо не волновали.
Пока он шел по длинному выстуженному коридору в библиотеку, он думал о лондонском доме Дианы: новом, роскошно обставленном. Он мог бы держать пари, что ванну ему не пришлось бы ждать даже минуты. Тут же перед его мысленным взором возникла обнаженная Диана, принимающая ванну; в последнее время, как он ни старался избавиться от подобных видений, они посещали его слишком часто. Чувства печали, разочарования и вины за события последних трех дней объединились в одно: в злость на Диану и, конечно, на себя самого. Если бы вместо того чтобы играть игры в соблазнение и месть, он выполнял свои обязанности в Сэкстоне, трагедии можно было бы избежать.
Когда он обнаружил ту, о ком постоянно думал в библиотеке, его сердце бешено забилось. Себастьян остановился в дверях, изо всех сил удерживаясь от того, чтобы не броситься к Диане и не заключить ее в объятия.
— Что ты здесь делаешь?
В его словах звучал скорее упрек, чем вопрос.
Она поднялась из кресла и положила книгу. Как обычно, она была воплощением женственности, что только подчеркивало контраст с окружающей обстановкой.
— Я бы предпочла не оповещать весь мир, что мой муж сбежал от меня на следующий день после свадьбы, — сказала она, и голос ее был таким же спокойным, как и выражение лица.
Глупо было думать, что она последовала за ми м по другой причине. Он не должен забывать, что его жена собиралась замуж за будущего герцога. Ее положение в обществе имеет для нее большое значение, а он едва не нанес удар по ее гордости и репутации. Себастьян прошел в комнату и, приблизившись, обратил внимание на бледность Дианы и темные круги у нее под глазами.
— Ты неважно выглядишь. Тебе не следовало отправляться в это путешествие.
— Я просто устала.
— Ради Бога, Диана. — Беспокоясь о ее здоровье, Себастьян стал раздражительным. — На улице холодный дождь, дороги размыло. Ты могла погибнуть, путешествуя по такой погоде.
— Но я выжила. Однако должна сказать, что ты живешь в самом неудобном доме.
— Я предупреждал тебя. — Себастьян проигнорировал легкий оттенок иронии в ее словах и воспринял только как жалобу. — Тебе надо было остаться в семье, где и тепло и безопасно. Этот дом не предназначен для леди.
— Уехав, ты унизил меня в глазах семьи. Я сказала им, что мы договорились, что я не спеша поеду вслед.
— И ты не подумала обсудить это со мной?
— Естественно, я никогда не принимаю важных решений о своем местопребывании, не выяснив мнения мужа. — Слегка выгнутая бровь выражала одновременно невинность и презрение. — Но мне не удалось получить твое разрешение, поскольку тебя уже не было.
— Я тебе не верю. Ты бы последовала за мной, даже если бы я прямо тебе запретил.
В ответ Диана только еще выше подняла бровь.
— Черт возьми! Ты должна была сказать мне.
— И тогда бы ты меня остановил?
— Конечно!
Казалось, ее спокойствие возрастало пропорционально его возбуждению.
— Именно поэтому я предпочла не обсуждать это с тобой. Ты просто не способен рассуждать логично.
— Я? Нелогичен!?
— И не надо кричать.
— Я не кричу.
— Ты кричишь. И ты просто нелогичен.
Не веря своим ушам, Себастьян схватился за голову. Она в ответ приторно улыбнулась:
— Я имела право на более приветливый прием со стороны своего мужа, но вижу, ты не в духе. — Она подчеркнула слова лицемерным реверансом. — Я рада видеть вас, милорд, но сейчас удовольствие от вашего общества куда-то испарилось. Полагаю, мне следует вернуться в свою комнату и там поужинать.
Себастьян еще не успел придумать достойный ответ, как Диана выскользнула из комнаты и с силой закрыла за собой дверь. Нелогичен! Каждый представитель сильного пола знает, что мужчины мыслят логично, а женщины по своей природе к этому не способны. А Диана, похоже, не усвоила этого основополагающего факта, и это только доказывает его правоту.
Дверь снова открылась. Ха! Она вернулась, и он ее вразумит.
— Позволь тебе сказать… А, это вы, Хедли, Вам следовало бы сообщить мне, что приехала леди Айверли.
Несправедливый упрек. Ведь Джордж пытался сказать, но он не стал его слушать. Проклятие! Он начинает вести себя как женщина.
Старик знал его слишком давно, чтобы обращать внимание на проявления недовольства.
— Ее сиятельство кое о чем просит. Должен ли я выполнять ее приказания?
— Конечно, — сказал Себастьян, но осторожность взяла верх. — Разумные приказания. А что она попросила?
— Полторы сотни восковых свечей. Она не любит запах сальных.
Себастьяну и самому не нравился этот запах. Дядя, напрочь лишенный обоняния, имел склонность экономить на пустяках, и дешевые свечи были примером такой экономии.
— Хорошо, — ответил Себастьян. — Что еще?
— Она просила принести дров, милорд. Но в имении их нет.
— И не надо. Мы живем на угольном месторождении.
— Может, заказать?
— Разумеется, нет.
Хотя он ценил и разделял любовь Дианы к комфорту, жечь дрова он считал излишней роскошью. Она приехала к нему в Нортумберленд без его указания, и поэтому он решил быть твердым. Она должна знать, что когда ты живешь рядом с Ньюкаслом, топить нужно углем.
Проявив волю, он почувствовал, что настроение его немного улучшилось. Он хотел избавить ее от жизни на холодном севере, а она не послушалась. Теперь будет вынуждена приспосабливаться к обстоятельствам. И затем, они женаты и должны искать способ сосуществовать. Он вспомнил, каким виделся ему их брак раньше, до ее предательства: он бы продолжал жить, как прежде, без больших перемен. К сожалению, смерть дяди означала, что жить в основном ему придется в Сэкстоне, а не в Лондоне, но основы его существования останутся прежними.
Конечно, главным преимуществом его первоначального плана было делить с Дианой постель. Иметь ее в своем доме, пусть и на расстоянии четверти мили от его комнаты, будет тяжелым испытанием для его самообладания.
Ярость, прозвучавшая в голосе Себастьяна, когда она обвинила его в нелогичности, доставила ей удовольствие. Все остальное из их стычки ее не удовлетворяло, и она сомневалась, не стоило ли быть с ним помягче. Но даже если бы она хотела более теплых отношений с мужем, она не будет добиваться этого, чтобы не унизить себя. На пути к примирению он должен пройти свою половину дистанции. По крайней мере половину.
Но результат ее драматического бегства из библиотеки был совсем невеселый: она ушла из единственного помещения, где было тепло и не стоял тошнотворный запах сгорающего угля.
Однако надежда, что ей принесут дрова, рухнула, когда она вошла в промерзшую комнату. Запах сальных свечей, хотя и неприятный, не вызывал тошноты. Только особые свойства нортумберлендского угля давали такой эффект.
— Я сейчас лягу в постель, — уведомила она Шанталь. — Это единственный способ согреться.
— Странный дом, — сказала служанка, расстегивая платье и облачая ее во фланелевую ночную сорочку поверх еще нескольких сорочек и нижних юбок. — Я не понимаю их язык. Разве это английский?
— Я сама с трудом понимаю. Тебе удалось разыскать экономку?
— А это вообще самое странное. II n’y a pas de femmes.
— Здесь нет женщин? — переспросила Диана. — Ты имеешь в виду, нет экономки?
— Совсем нет женщин. И естественно, нет служанок.
Это было необычно и нелепо. Слугам-мужчинам не только приходится больше платить, но за их наем берут налог.
В Сэкстон-Айверли, похоже, был недобор слуг, учитывая огромные размеры здания, и Диана решила, что это из-за недостатка средств.
— А кто же убирается? Стирает?
— Мужчины. Все. Я смотрела. Мы с вами единственные женщины в доме.
