Глава 7

Шарлотта напряглась всем телом, ожидая, что будет дальше, и тогда Дариус снова поцеловал ее в уголок рта, словно говоря: «Пожалуйста, простите меня».

Шарлотта закрыла глаза, и Дариус едва тронул губами ее лоб.

– О! – едва слышно пролепетала Шарлотта, и Дариус легкими, как прикосновение перышка, поцелуями стал осыпать ее виски, уголки глаз, подбородок, шею…

Когда какой-то странный звук, похожий на хихиканье, сорвался с губ Шарлотты, Карсингтон как безумный стал осыпать ее лицо поцелуями, нежными, словно крылья бабочки, и ее холодность постепенно исчезла, а тело стало послушным и податливым. Он играл с ней, дразнил ее, пока наконец она не обхватила его руками за плечи. Когда их губы соединились, Дариус поцеловал Шарлотту так, словно он никогда никого не целовал раньше.

Губы Шарлотты трепетали, и все в нем затрепетало в ответ. На этот раз он обнял ее так нежно, как будто держал в руках горсть нежных соцветий, и с наслаждением вдохнул ее запах, который показался ему намного слаще и приятнее, чем аромат цветка. Дариус больше не хотел останавливаться: теплой волной на него нахлынуло желание, такое же неотвратимое, как морской прилив.

Их сердца бились в такт, и какое-то новое, странное и незнакомое, чувство стало подниматься откуда-то из глубины сердца Дариуса. Он испытывал такое сильное, такое страстное томление, что зашатался под его натиском. И тут же Дариус, крепче прижав Шарлотту к себе, принялся гладить ее спину, бедра, а Шарлотта, прильнув к нему всем телом, стала пылко отвечать на его ласки, становясь при этом все более податливой.

Дариус снова впился губами в ее губы, его поцелуй становился все более горячим и неистовым. Приподняв Шарлотту, он опустил ее на стол; затем его руки проникли под ее платье и нижние юбки и медленно заскользили по шелковому чулку, двигаясь вверх к округлому колену, а потом еще выше.

Теперь Дариус мог думать лишь о том, что хочет овладеть ею.

Его сердце стучало так сильно, что, казалось, все внутри у него вибрирует, сознание затуманилось от жара и возбуждения, восторга и желания. Он не был в состоянии рассуждать здраво и, забыв об осторожности, потянулся к пуговицам брюк, но Шарлотта стремительно ухватилась за его шейный платок, заставляя Дариуса поднять голову и посмотреть на нее.

Тяжело дыша, она прошептала:

– Ради Бога, одумайтесь! Посмотрите на меня, я ведь не одна из ваших проституток!

Эти слова ударили Дариуса, словно хлыст, и он резко отстранился от Шарлотты, после чего она поспешно опустила юбки.

– Просто поверить не могу, что вы… вы… – Она вздохнула. – Черт возьми, почему я обвиняю вас? Впрочем, возможно, все из-за того, что вы делаете женщин чересчур уступчивыми.

Дариуса словно окатили холодной водой; он был так потрясен, что не понимал ничего из того, что говорит Шарлотта. У него в голове все время вертелись ее слова: «Я ведь не одна из ваших проституток». Нежность, страстное стремление, восторг и наслаждение – все разом умерло от этих ледяных слов. Это верх глупости и бесчестный, презренный поступок с его стороны.

Но почему так случилось? Что произошло с ним? Он слуга логики, а не похоти. Никогда раньше физическое желание не могло заставить его позабыть самого себя и совершить то, что случилось с ним минуту назад.

Шарлотта соскользнула со стола и расправила юбки, а затем бросила в сторону Дариуса уничтожающий взгляд.

– Вы выглядите что-то уж слишком испуганным, – дерзко сказала она. – Не бойтесь, я никому не скажу.

Она застала его врасплох, но Дариус находился сейчас под слишком сильным впечатлением от собственного поведения и был так потрясен, что не заметил ее язвительного тона. Зато он отлично понял ее слова и с ужасом подумал, не потерял ли он вместе с разумом и чувством чести также и свое лицо.

– Испуганным? – переспросил он. – Я? Но кого мне бояться? Вас?

Шарлотта гордо вскинула голову.

– Отдайте мою шляпку! – приказала она таким же тоном, каким разговаривала со своими лакеями.

Дариус трясущейся рукой взял легкомысленную шляпку в оборках и подал Шарлотте, а затем широко открыл перед ней дверь.

– Я никому не скажу, что случилось. – Шарлотта презрительно скривила губы. – Хотя, если рассудить здраво, не произошло ничего такого, о чем стоит упоминать.

С этими словами она величаво проплыла мимо Дариуса и скрылась за дверью.

Когда дверь за ней захлопнулась, Шарлотта дала волю переполнявшим ее эмоциям.

– Проклятая идиотка! – громко воскликнула она. – Как я могла до такой степени потерять голову?

Впрочем, разве могло быть иначе? Сперва Карсингтон приводил ее в бешенство, но тогда Шарлотта чувствовала себя с ним вполне уверенно: она нисколько не сомневалась, что сумеет ему противостоять и сможет дать достойный отпор его несносному высокомерию, но потом…

Потом все пошло совсем не так, как она планировала, и окончательно вышло из-под контроля. Легкое прикосновение его горячих губ к ее коже, нежность, от которой у Шарлотты сладко защемило сердце.

Увы, все это было притворством – жалким притворством опытного обольстителя! И все равно она сдалась – мгновенно и без боя. На какое-то опасное мгновение все это показалось ей таким невозможно сладостным: она снова почувствовала себя юной девушкой с сердцем, готовым поверить в любовь и искренность мужчины. Словно росток надежды на счастье все это время прорастал в ее душе, а в тепле и ласке распустился нежными цветами.

В реальной жизни эти слова ничего не значат, являясь всего лишь заменой неприятному слову «похоть».

Однако сейчас, на какое-то короткое время Шарлотта почувствовала, что ею дорожат, почувствовала себя спокойно, легко и надежно с этим человеком. И в этот миг из прекрасного цветка нежности родилось желание.

Но как она могла так заблуждаться? Легко, слишком уж легко все произошло. Шарлотта дотронулась до своих вспухших от поцелуев губ. Как страстно Дариус целовал ее, как нежно ласкал! Ей даже показалось, что его руки дрожали… На самом деле дрожала она, а не он. Какая же она глупая!

Шарлотте вдруг живо вспомнилось то далекое время, когда она была девушкой, и в памяти сразу всплыл трепет, охвативший ее при первом объятии мужчины. Позже она потратила много времени и сил, чтобы забыть о том, как безответственно вела себя когда-то. Ей было невыносимо об этом думать: слепая страсть, минутная слабость и последовавший за этим стыд. Она горько сожалела о случившемся, было бессмысленно и глупо отдать бесценный дар, который женщина может подарить мужчине, то, что каждая девушка должна хранить как зеницу ока. Стыд и раскаяние, которые она испытала тогда, были чересчур велики; она даже думала, что это ее убьет, и порой ей хотелось, чтобы так и случилось.

Шарлотта сомневалась в том, что у них с Джорди Блейном было время для нежности: несколько тайных встреч урывками проходили в чудовищной спешке. Она самозабвенно его любила – или ошибочно принимала свои чувства за любовь, – но была абсолютно невежественна в любовных делах и испытывала наслаждение от одной только возможности быть с ним вместе, и при этом становиться дерзкой и отчаянной до безумия.

«Вот, значит, как, папа? Так быстро позабыл маму? Снова женился, словно мамы никогда не было на свете? Словно меня нет на свете. Значит, меня ты тоже позабыл, я тебе тоже стала не нужна?» – таковы тогда были ее размышления над своей судьбой.

Гнев, одиночество, страх потерять отца точно так же, как она потеряла мать, – теперь ей было ясно, что подтолкнуло ее к грехопадению.

Однако со временем все забывается; к тому же прежние ощущения мало чем напоминали то, что она пережила несколько минут назад с Карсинггоном. Еще минута – и он овладел бы ею прямо на столе, то есть поступил как с распутной женщиной. К счастью, этого не случилось, но она до сих пор не могла понять, как ей удалось собраться с духом и остановить его. Странно, что Карсингтон вообще не вышвырнул ее из коровника, хотя с легкостью мог это сделать.

– О! – тихо простонала Шарлотта, она до сих пор чувствовала тепло его большого тела и силу мускулистых рук. Нет уж, теперь ей нужно уходить отсюда, и как можно быстрее! Подумав об этом, она торопливо зашагала по тропинке, на ходу завязывая ленты шляпки.

Отойдя от двери, Дариус подошел к столу, уселся на него и сидел некоторое время неподвижно, держась руками за голову. Странным образом боль, терзавшая его душу, в конце концов принесла ему облегчение.

Да, он чуть не вышел за грань дозволенного, слишком близко подошел к черте… Еще минута – и он бы изнасиловал Шарлотту, а тогда… О том, что случилось бы тогда, он не хотел даже думать.

У него перед глазами стояла одна и та же картина: он идет к алтарю с леди Шарлоттой Хейуард, и все знают, почему он это делает. Какими бы несправедливыми и нелогичными Дариус ни считал правила высшего общества, их не изменишь. Джентльмены хотят, чтобы их невесты были девственницами. Если они таковыми не являются, их ожидают либо публичный позор, либо вечное несчастье. К тому же невозможно изменить законы природы, а она распорядилась так, что женщины рожают детей.

Итак, волей-неволей ему пришлось бы на ней жениться, что неизбежно повлекло бы за собой то, что с этой минуты отец леди Шарлотты начал бы смотреть на Дариуса как на ловкого охотника за богатым приданым, не гнушающегося для этого никакими средствами, а его отец с этого времени стал бы видеть в нем ни на что не годного беспринципного ловеласа. Дариус словно уже слышал скрипучий голос отца: «Ну конечно, этого следовало ожидать. Вместо того чтобы добиваться всего в жизни своим трудом, ты соблазнил невинную девушку, чтобы жить на ее приданое!»

Братья тоже стали бы его презирать, и мать окончательно разочаровалась бы в нем. Что до бабушки – сгорела бы со стыда, а женщина, вынужденная идти с ним под венец, возненавидела бы его всей душой за то, что он загубил ее жизнь.

– Гм-м… Я как сумасшедший.

Дариус вцепился себе в волосы и тяжело вздохнул. Коровник был и вправду очень красив; он не просто сверкал чистотой, он был еще и идеально организован. Проклятие! Если бы его не захлестнули эмоции и он спокойно выслушал Шарлотту, все могло случиться совершенно по-другому.

В конце концов, она – дочь лорда Литби. Разве Шарлотта не говорила ему о том, что ее отец цитировал его работы? Несомненно, страсть лорда Литби к сельскому хозяйству разделяли также его жена и дочь. Разве леди Литби не упоминала о том, что леди Шарлотта – деревенская девушка? Ничего нет удивительно в том, что о молочных фермах ей известно все. Вот она и предположила, что Дариус, как и каждый нормальный землевладелец, заинтересован в увеличении дохода и продуктивности своего хозяйства.

– Кроме того, разве не ты сам намекнул ей об этом? – пробормотал Дариус. – Возможно, она догадалась о твоих проблемах.

Хотя какая разница, какие ею руководили мотивы? Шарлотта была права – и точка. Дариус взъерошил волосы. И что же ему теперь делать?

«Завтра я велю слугам вернуть грязь на место». Если бы другая женщина, а не Шарлотта, высказала ему эту угрозу, он бы только посмеялся, но теперь, после всего, что здесь происходило между ними, она наверняка исполнит все, что обещала.

Решив серьезно поразмыслить над этим, Дариус поднялся и начал мерить шагами комнату, потом посмотрел на одно окно из мозаичного стекла, затем на другое и забарабанил пальцами по мраморной полке. Тем временем его интеллект судорожно пытался найти пути решения данной проблемы, рассматривал ее в разных ракурсах й сравнивал различные подходы.

В конце концов, оставаясь верным слугой логики, он понял, что у него нет другого выхода. Ему не остается ничего другого, как только пойти к Шарлотте и стерпеть то, что стерпеть невозможно, сделать то, что хуже пытки, бубонной чумы, голода и даже смерти.

Он должен перед ней извиниться.

Когда Дариус вернулся в дом, ему сказали, что дамы давно уехали, и он стал обдумывать, следовать ли ему за ними в Литби-Холл или нет.

Какова вероятность того, что ему удастся поговорить с Шарлоттой с глазу на глаз? Еще неизвестно, захочет ли она с ним говорить! К тому же единственный раз, когда родители могут позволить джентльмену остаться наедине с их незамужней дочерью, – это когда они считают, что он собирается сделать предложение руки и сердца.

Итак, ему придется подождать до завтра и извиняться перед ней он будет в Бичвуде. Здесь, конечно, тоже трудно остаться наедине, но по крайней мере это его собственность, где он не зависит от милости чужих слуг. Теперь осталось только изобрести способ, как на тридцать секунд остаться с ней с глазу на глаз и сказать ей все, что нужно.

На следующее утро Дариус четыре раза менял костюм, чем несказанно удивил Гудбоди, и задолго до того, как должны были прибыть дамы, уже стоял возле двери коровника.

Он прождал полчаса, но никто так и не появился. Карсингтон подождал еще полчаса, но все было тщетно.

Следующие полчаса он провел, нервно дергая за шейный платок и попеременно то надевая, то снимая шляпу, затем вытер носовым платком пыль с ботинок, раздраженно осмотрел морщины на брюках и в конце концов, махнув рукой, пошел в дом. По дороге он все время оглядывался, пытаясь увидеть, не прибыл ли кто-нибудь, например слуги леди Шарлотты, которых она послала для того, чтобы вернуть грязь обратно в коровник.

В доме он нашел леди Литби – она разговаривала со штукатуром по фамилии Тайлер. Штукатур как раз собирался отойти, чтобы продолжить работу, и Дариус, после того как они с леди Литби обменялись обычными любезностями, сказал как бы между прочим:

– Скажите, леди Шарлотта здесь? Я хотел проконсультироваться насчет трубы в коровнике…

Леди Литби удивленно подняла темные брови:

– Трубы в коровнике? Так, значит, вы раскрыли ее секрет?

– Полагаю, этот секрет заключается в том, что леди Шарлотта гораздо умнее, чем желает казаться? Она знает столько об управлении усадьбой, сколько не знает ни один мужчина.

Лиззи рассмеялась.

– Мне следовало догадаться, что вы быстро поймете, что к чему, – сказала она с улыбкой. – Не всякий джентльмен смог бы так сразу сориентироваться: он поначалу относился бы к Шарлотте свысока и всячески опекал бы ее.

«Именно так я и поступал», – печально подумал Дариус.

– Бедняжка Шарлотта должна позволять другим говорить о сельском хозяйстве, никогда не отваживаясь вставить хоть слово, хотя осведомлена о нем ничуть не хуже.

– Да-да, она все же отважилась сделать мне пару-другую" замечаний, – подтвердил Дариус. – И я был… несколько удивлен.

– Боюсь, вам придется еще не раз удивляться. Довольно долго Шарлотта воспитывалась, как мальчишка…

– Ах вот как.

Внезапно Дариусу стала ясна вся картина. Благодаря словоохотливой миссис Стиплтон он же узнал, что леди Шарлотта была единственным ребенком, пока ей не исполнилось двадцать лет, потому что первая леди Литби не могла больше производить на свет детей. Очевидно, Шарлотта долгое время заменяла лорду Литби сына, когда он потерял надежду иметь наследника. Вот почему, обновляя недвижимое имущество Дариуса, она отнеслась к делу чисто по-мужски, все тщательно взвешивая, трезво оценивая ситуацию, сравнивая стоимость и предполагаемую прибыль.

Сквозь толстое слои пыли и кучи хлама она видела конечную цель и шла к ней, не сомневаясь в своих способностях, – поэтому и выглядела такой довольной. И она имела на это полное право, потому что все сделала правильно.

Дариус почувствовал угрызения совести, и даже хваленый разум не мог облегчить его страдания. Он – человек, который всегда гордился своим умом и объективностью, – вел себя как незрелый подросток. И может быть, именно это раздражало его отца – интеллектуальное тщеславие сына.

В этот момент к ним подбежал светловолосый мальчуган с кепкой в руке, судя по всему, подмастерье, и, поклонившись сначала леди Литби, потом Дариусу, с потерянным видом огляделся по сторонам. Очевидно, мальчик растерялся и у него не хватало смелости обратиться к господам без разрешения.

– Да, малыш, я тебя слушаю, – с ласковой улыбкой проговорила Лиззи.

Воодушевленный доброжелательностью леди Литби, мальчик заговорил скороговоркой, теребя в руках кепку:

– Извините, ваша светлость, я Пип, ученик мистера Тайлера. Мне сказали, что он искал меня. Говорят, он только что был здесь и разговаривал с вами.

– Минуту назад он поднялся на второй этаж, в спальню хозяина. – Лиззи стала терпели во объяснять, как туда попасть, а затем мальчик, снова отвесив поклон, побежал туда, куда она указала.

– В спальне хозяина? – Дариус поморщился. Он ведь распорядился, чтобы никто туда не входил. – А разве не…

– Знаю, знаю. – Лиззи снова улыбнулась. – Мы не должны были ее трогать, но вы не представляете, в каком состоянии там оказалась штукатурка.

Увы, Дариус прекрасно это представлял: он никак не мог позабыть о том, как кусок декоративной лепнины упал и чуть не убил Гудбоди.

– Ах да, это как-то вылетело у меня из головы. Разумеется, потолок требует ремонта.

– Ваш слуга убрал все вещи в южную спальню, – сообщила леди Литби. – Шарлотта тоже там, на втором этаже, в угловой комнате для гостей, она разбирает содержимое сундука.

Дариус не сразу понял, о чем идет речь.

– Какого сундука?

– Разве вам не сказали? Сундук обнаружили, когда расчищали коровник от завалов, под грудой сломанных столов и стульев.

Сверху в сундуке лежала целая коллекция причудливых масок, полдюжины изящных вееров, темно-синий шелковый плащ с капюшоном, льняной корсаж, вышитый райскими птицами, и старомодный корсет. Еще там находилось несколько писем и книги, включая томик Александра Поупа, между страницами которого лежали засушенные цветы – розы, фиалки, ромашки, анютины глазки и незабудки.

Уже на самом дне Шарлотта обнаружила небольшой шелковый мешочек, перевязанный ленточками, и теперь, озадаченная находкой, нахмурясь, смотрела на таинственный мешочек; сшитый из мягкой тонкой ткани, он едва ли мог служить кошельком для денег. Тогда что же в нем хранилось? Носовые платки? А может быть, раньше такие мешочки носили под юбками и они заменяли карманы? Но зачем тогда эти ленты?

– Вы смотрите на мешочек для парика. С тех пор как умер кузен Гектор, я ни разу не видел ни одной подобной вещицы, – раздался за спиной Шарлотты глубокий бас.

У нее сердце сразу же отчаянно забилось. Стараясь казаться спокойной, Шарлотта оглянулась и увидела Карсингтона, который, сложив руки на груди, стоял, прислонившись к дверному косяку.

Сколько времени он простоял так, наблюдая за ней, – этот надменный Аполлон с волосами, отливающими золотом, и золотистыми искорками в глазах, широкоплечий, с мускулистой грудью, тонкой талией и длинными ногами? Шарлотта представила, как он обнимает ее, она почти чувствовала тепло его тела, ощущала его губы на своей щеке. Поцелуи, которыми он осыпал ее и от которых ей снова хотелось смеяться, как это было в девичестве, приводили ее в восторг…

«Не забывай, как ты была близка к тому, чтобы повторить ошибку, которую уже однажды совершила», – напомнила себе Шарлотта.

– Мешочек для парика, – медленно повторила Шарлотта и спокойно поднялась с места, хотя сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из ее груди.

– Джентльмены носили его, чтобы привязывать косичку, – пояснил Дариус Карсингтон. – Кузен Гектор, старомодный консерватор, придерживался закостенелых взглядов. – Он замолчал и нахмурился, а потом добавил, понизив голос: – Похоже, что в этом у нас с ним много общего.

– Так или иначе, – сказала Шарлотта, – мне надо с вами поговорить.

– А сейчас разве вы со мной не говорите? – Дариус оглянулся и плотно затворил за собой дверь.

– Нет-нет, дверь должна оставаться открытой! – воскликнула Шарлотта.

Дариус шумно вздохнул.

– Ну, если вы настаиваете на том, чтобы наш разговор прошел при свидетелях…

Шарлотта с недоумением взглянула на него:

– При свидетелях?

– Видите ли, я пришел поговорить с вами о том, что случилось вчера. – Дариус закашлялся.

От волнения Шарлотту бросило в жар.

– Вчера ничего не случилось, – поспешно сказала она.

– Боюсь, это не совсем так. Возможно, я и болван, но осознаю свой долг. – Дариус приблизился к ней и опустился на одно колено, чем, видимо, чрезвычайно напугал Шарлотту, и она в ужасе отпрянула назад.

– Сейчас же поднимитесь. Вставайте, я сказала!

– Если я поднимусь, то не буду выглядеть достаточно жалким и униженным. – Дариус вздохнул. – По сути, мне надо было бы вползти в комнату на животе.

– Ну что вы, мистер Карсингтон. – Шарлота, похоже, начала немного приходить в себя. – Времена Средневековья уже прошли.

– Времена Средневековья?

– Да. То было… Очень давно. Побойтесь Бога, мистер Карсингтон, мне двадцать семь лет, ну что вы, в самом деле? Вы должны встать. Поймите же, если вы не подниметесь с колен, я не стану вас слушать. – Шарлотта обошла его и с решительным видом направилась к двери.

– Нет, вы должны меня выслушать. – Дариус ударил кулаком по колену. – Я страдаю, как… как неизвестно кто, и это чертовски неприятно. Если хотите, ударьте меня. Бейте меня, пока я не упаду без чувств…

Шарлотта расширившимися глазами смотрела на него.

– Что вы такое говорите, черт возьми?

– Я пришел к вам, чтобы извиниться за мою глупость, неблагодарность и… и за узколобость. Вместо того чтобы носиться со всякими там занавесочками и обоями, вы предложили проект, который имеет громадное экономическое значение и представляет огромную ценность. Большинство мужчин за слоями грязи не разглядели бы в моей усадьбе перспективу, а вам это удалось. Я униженно прошу у вас прощения за мое по-детски глупое и неджентльменское поведение. Мне надо было на коленях и со слезами на глазах благодарить вас, а не отзываться насмешливо и презрительно о том, во что вы превратили мою молочную ферму.

Шарлотта облегченно вздохнула, ее глаза засветились радостью. Она чувствовала сейчас гораздо большее счастье, чем вчера, когда ушли слуги, а она осталась и просто молча наслаждалась, испытывая удовлетворение от выполненной работы и от того, что она потрудилась на славу. И чем сильнее она гордилась собой и достигнутым результатом, тем горше ей выслушивать насмешки Карсингтона.

Если бы у нее вчера хватило здравого смысла просто тихо уйти! Так нет же, она пыталась подробно объяснить ему, что и зачем делала. Ей очень хотелось завоевать его расположение, добиться признания своих успехов, она ждала от него одобрения…

Тем не менее Шарлотта хорошо усвоила этот урок. Отныне и впредь она будет держаться на подобающей дистанции от него.

– Ах молочная ферма, – протянула она. – Очень интересно.

Дариус поднялся.

– Да, молочная ферма. – Он впился в Шарлотту взглядом, как коршун впивается в свою добычу. – Как вы думаете, для чего я пришел тогда? Что еще я мог вам сказать?

Как что? Конечно же, только одно – «выходите за меня замуж». Само собой разумеется, ответ «да» полностью исключался. Тогда бы мистер Карсингтон сразу понял, что она не невинна, и возненавидел бы ее за то, что она обманула его. Но лучше бы он совсем не заводил этот проклятый разговор.

– Ничего страшного, – бодро проговорила Шарлотта. – Я принимаю ваши извинения. А теперь мне надо идти. – Она направилась к двери.

Дариус догнал ее и перегородил ей дорогу.

– Вы подумали, что речь идет о предложении руки и сердца, поэтому выглядели такой испуганной.

– И вовсе я не была испугана, – солгала Шарлотта. – Это вам показалось. Неужели я поверю, что человек с такими прогрессивными, как у вас, взглядами способен предложить женщине брак? – Почувствовав, что ей трудно говорить, Шарлотта проглотила комок в горле. – Вряд ли вам стоит так волноваться из-за одного незначительного инцидента…

– То есть из-за поцелуя, – сказал Дариус очень тихо.

– Ну да, из-за него. Я же говорила вам, что тот эпизод ровным счетом ничего не значит для меня.

– Вы имеете в виду тот случай, когда я поцеловал вас и задрал вам юбки?

– Я бы попросила об этом не упоминать, будьте так добры.

– Нет, я не так добр. – Дариус почувствовал, что все больше теряет терпение.

– В этом я уже имела удовольствие убедиться, – заметила Шарлотта. – А сейчас, если вы не станете загораживать мне дорогу, я постараюсь поскорее найти для себя место, где вас нет.

Дариус настежь открыл дверь комнаты, и Шарлотта прошествовала мимо, держа голову так высоко, что у нее заболела шея.

– Могу я уточнить у вас еще одну деталь? – крикнул Карсингтон ей вслед.

– Я вас слушаю. – Она не остановилась и не повернула головы.

– Вы не вернете грязь обратно в коровник? – спросил он.

– Ну конечно, нет: это было бы просто глупо. Всего хорошего, мистер Карсингтон. – Все с тем же горделивым видом Шарлотта двинулась дальше.

– Осторожно! – почти сразу послышался чей-то крик, но было уже слишком поздно: Шарлотта задела ногой ведро с водой и оно опрокинулось. Вода полилась на пол, и хотя Шарлотта остановилась, ее туфли с тонкими подошвами заскользили по мокрому полу. Пытаясь сохранить равновесие, она взмахнула руками и тут же почувствовала, что падает…

Затем чьи-то сильные руки подхватили ее и подняли. Все это случилось так быстро, что Шарлотта и моргнуть не успела. Но как только она поняла, что попала в объятия Дариуса, ее воля мгновенно окрепла и она стала энергично высвобождаться из его рук.

И тут она увидела мальчика, который смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

При этом он что-то говорил, и Карсингтон тоже что-то говорил, но Шарлотта не могла понять ни слова: у нее зашумело в ушах, в глазах потемнело…

Она судорожно вздохнула и на мгновение закрыла глаза, а когда открыла их, мальчик все еще стоял на том же месте, и он не был сном, не был ее фантазией.

Буйные кудри светло-золотистого цвета, веселый вихор.

Ее, Шарлотты, волосы.

Только глаза не ее: один – голубой, другой – карий. Глаза Джорди.

«Только бы не упасть в обморок, – приказала она себе. – Все, что угодно, только не в обморок!»