Глава 21

Натаниел заканчивал одеваться. Сегодня вечером ему предстояло присутствовать на званом ужине в доме Шарлотты. Но это будет ужин для двоих.

Переезд Шарлотты в дом сестры значительно облегчил их любовные отношения. Возможно, слишком облегчил. Какие-либо неудобства больше не мешали их встречам. Натаниел мог заехать к ней в любое время дня. Мог приехать и вечером, причем один. Он поступал так уже дважды после их возвращения в Лондон четыре дня назад, Шарлотта больше не заговаривала о Ярдли, но Натаниел прекрасно понимал: ей хотелось узнать все, что рассказал ему викарий. Общаясь с ней, он ничего ей об этом не говорил, но все последние дни проводил в постоянных раздумьях. Ему предстояло принять нелегкое решение, затрагивающее не только Шарлотту и Гарри. «Так что же делать? Что делать?» – спрашивал себя Натаниел, застегивая запонки на рубашке.

Он взглянул на карманные часы, которые вытащил из футляра. Под ними лежал листок бумаги. Именно этот листок и должен был сыграть решающую роль, если он поступит с Марденфордом так, как намеревался поступить. Возможно, это наилучший способ защитить Шарлотту и в то же время добиться правосудия. Однако окончательного решения он еще не принял…

Отправив Джейкобса к конюхам – те должны были приготовить лошадь, – Натаниел закончил одеваться и направился к выходу. И вдруг услышал голоса; Джейкобс стоял в дверях, пытаясь преградить путь высокому мужчине с серебристыми волосами и серыми глазами.

– Отец?.. – произнес Натаниел с удивлением. – Полагаю, вы выбрали не самое лучшее время для визита.

– Мне нужно поговорить с тобой. В последние дни тебя трудно застать дома. Ты редко бываешь здесь. Не видно тебя и в городе.

Пожав плечами, Натаниел провел отца в гостиную.

– Если бы вы написали мне, отец, мы могли бы встретиться.

Граф Норристон презрительно фыркнул:

– Встретиться, когда будет удобно тебе, не так ли?

– Нет, вам, сэр. – Еще месяц назад это было бы неправдой, но теперь Натаниел не кривил душой. Он понял, что действительно не возражает против неожиданного вторжения отца, как бывало прежде. – Бренди или шерри? – спросил он. – Вы пришли… чтобы предложить мне еще один способ существования?

– Я пришел поговорить о твоих амурных делах с леди Марденфорд.

Отец уже многие годы не удивлял его, но на сей раз действительно удивил: слишком уж спокоен был граф.

– Как джентльмен, я не могу ответить на столь откровенное заявление, – пробормотал Натаниел.

Отец опустился в кресло, в котором обычно сидел Натаниел.

– А я, как джентльмен, не спросил бы об этом. Я говорю с тобой, как отец с сыном.

Натаниел придвинул стул ближе к отцу и сел. Он мог бы отказаться продолжать этот разговор. Мог бы солгать. Однако он понял, что ему не хочется ни того ни другого.

– Я думал, мы вели себя очень осторожно. Граф кивнул:

– Уверен, все было именно так. И я никогда бы не узнал об этом, потому что не обращаю внимания на сплетни такого рода. Я узнал о вашем романе, потому что мне рассказал о нем Марденфорд. Он очень огорчен тем, что ты компрометируешь ее, и вынужден был принять соответствующие меры.

– Меры, которые он предпринял, были жестокими по отношению к собственному сыну. Я верю, что он очень расстроен. И он расстроится еще больше, если вы сообщите ему, что я сделал ей предложение.

– Она приняла его? – Норристон с любопытством взглянул на сына.

– Пока нет.

– У тебя есть надежда?

– Да, я очень надеюсь.

Какое-то время отец обдумывал его слова, потом сказал:

– Полагаю, это был бы весьма удачный союз.

– Я тоже так думаю.

– Конечно, ее семья… – Граф развел руками. – И какие-то странные события… Я слышал, ее сестра недавно вышла замуж за адвоката. Никогда не любил первого мужа Пенелопы. Мне казалось, в этом человеке было что-то… нездоровое. А вот жена Леклера… Впрочем, все знают, что их состояние – от торговли. Все целиком. Что же касается леди Марденфорд, то мне кажется, что она очень честная и порядочная женщина. К тому же очень красива…

Натаниел не перебивал отца, хотя догадывался, куда вела извилистая тропа его красноречия. Наконец, не выдержав, заявил:

– Сэр, должен предупредить вас, что я не желаю становиться епископом.

Норристон приподнял, брови, потом со вздохом заметил:

– Если так, то я весьма огорчен. К тому же леди Марденфорд… Полагаю, она была бы очень полезным союзником. – Граф пожал плечами. – Но если она готова смириться с тем, что ты адвокат, то и мне придется смириться.

Капитуляция отца была столь неожиданной, что у Натаниела невольно зародились подозрения. Он внимательно посмотрел на графа, потом спросил:

– Неужели вы действительно одобряете этот брак?

Отец снова пожал плечами:

– А почему бы и нет? Полагаю, она будет тебе хорошей женой. Только я очень боюсь, что она со временем разочаруется в тебе. Все-таки адвокат не самый лучший супруг для настоящей леди. Именно поэтому я…

Граф внезапно умолк и обвел взглядом комнату; при этом у него был вид человека, сказавшего все, что он собирался сказать.

Натаниел вопросительно поглядывал на отца, но тот довольно долго молчал. Наконец вдруг улыбнулся и вновь заговорил:

– Послушай, Нат, у меня на тебя виды. На сей раз Кентербери. Мне очень неприятна твоя известность защитника в судах, это правда. Не стоит тебе выступать в Олд-Бейли. Я понимаю, ты делаешь это не из гордости и не ради славы. Мне понятно, почему ты это делаешь, понятны твои чувства и мотивы. Я знаю, что ты человек чести и правдоискатель. Более того, ты человек принципов. Именно поэтому я и решил, что из тебя получится хороший епископ.

Натаниел встал и в волнении прошелся по комнате. Слова отца глубоко тронули его. И он вдруг понял, что они с отцом в чем-то очень похожи, хотя, казалось бы, были совершенно чужими друг другу.

Какое-то время Натаниел смотрел в темноту за окном. Наконец, обернувшись, проговорил:

– К сожалению, принципы иногда превращаются в оковы. А знание правды может иметь разрушительную силу.

После его слов в комнате снова воцарилось молчание. Прошло минут пять, прежде чем отец спросил:

– Что тебя тревожит?

– Я не сумею объяснить. А если вы когда-нибудь узнаете об этом, то вместе со всем Лондоном.

И опять тишина. Казалось, граф напряженно обдумывал загадочное заявление сына, подбирая слова для ответа.

– Видишь ли, Нат, есть правда, которую лучше скрывать от мира. Хотя я прекрасно понимаю, что это не совсем честно.

Натаниел пожал плечами:

– Почему же нечестно? Мне так не кажется.

– Лучше, чтобы об этом знали или нет? Вот в чем вопрос. И ответить на него не так-то просто.

«Да, действительно нелегко», – мысленно согласился Натаниел.

– Похоже, я не очень-то помог тебе, – добавил граф со вздохом.

– Напротив, вы очень помогли мне. Марденфорд удивится, узнав об этом, и тогда…

Отец прервал его взмахом руки.

– Несомненно, он ожидал, что это известие ошеломит меня. Возможно, он думал, что я буду угрожать тебе, скажу, что могу лишить тебя содержания. Маленький лесной грызун.

– Нет, не грызун, а близкий родственник – крыса.

Норристон поднялся с кресла.

– Ты одет для выхода, а я задерживаю тебя. Моя реакция на заявление этого… грызуна, наверное, очень его разочарует. Я давно восхищаюсь леди Марденфорд и думаю, что она прекрасно подойдет тебе. Она добра и весьма неглупа. Я пришел, чтобы сказать тебе: если ты женишься на этой леди, я передам тебе поместье. Я не могу допустить, чтобы ты пришел к ней… почти нищим. С моей стороны это было бы слишком жестоко.

– Вы проявляете щедрость, отец. А если леди откажет мне?

– Советую тебе вести себя так, чтобы она не сделала этого, – с усмешкой ответил Норристон.

– Бьянка разговаривала с няней Амброуза в парке, – сообщила Шарлотта, раздевшись. – Она собирается уговорить девушку, чтобы та позволила мне повидаться с ним на днях. Няня говорит, что Джеймс не навещает мальчика и не играет с ним.

– Он никогда не проводил время с сыном, дорогая. Он проводил время с тобой. Амброуз был всего лишь предлогом.

Натаниел, похоже, был прав, и это ее огорчило. Это была еще одна причина прибегнуть к хитрости, чтобы повидать ребенка. Они с Бьянкой провели вместе полдня, составляя планы, как это сделать. Безразличие, проявленное Джеймсом к сыну, помогало осуществлению их плана.

Она сняла и отбросила чулочки и приблизилась к ванне. Натаниел, уже находившийся в ней, походил на речное божество. Он занимал почти все место, но оставалось местечко и для нее – в его объятиях.

Натаниел наблюдал, как она шла к нему. Его взгляд, казалось, обжигал ее, словно сотни крошечных искорок. Ее любовь так же воспламенилась, как это случалось всегда, когда Шарлотта видела страсть в его глазах.

– У тебя самые услужливые слуги, – сказал он, помогая ей ступить в ванну. Его руки направляли ее так, чтобы она легла поверх него – макушка на его плече, спина вдоль его тела. Он освободил место для ее ног между своими согнутыми коленями.

– Моя сестра хорошо воспитала их.

Огонь в камине согревал их в теплой ванне. Дом был небольшим и не имел гардеробной. Этот маленький ритуал проходил в ее спальне.

Она попросила приготовить ванну, когда увидела, в каком состоянии Натаниел прибыл на обед. Сегодня вечером он казался очень рассеянным и был напряжен, словно сжатая пружина. Шарлотта не могла решить для себя, нравилось ли ей это состояние задумчивости, одолевавшее его в их предыдущие встречи. Глубокие размышления немедленно исчезали в: ее присутствии. Но кипучая энергия, казалось, охватывала его все больше и больше.

Она обняла его сейчас так же уверенно, как его руки скрестились у нее на груди. Он потянулся за губкой и начал водить ею по телу, одновременно моя и возбуждая ее

– Перед моим приходом сюда меня посетил отец.

– Так это и есть причина твоего настроения? У вас был оживленный спор?

– Никаких споров. Произошло своего рода сближение. Начало его.

Она повернула голову и посмотрела ему в лицо: оно было так близко от ее.

– Ты не сдался, правда? Меня вовсе не волнует то имение, Натаниел. Это не имеет никакого значения для меня – ты должен знать это. Если я еще не приняла твое предложение, это отнюдь не из-за твоего состояния.

Он приподнял мокрую губку и подчеркнуто нежным движением обвел ее груди.

– Так какова же причина?

Шарлотта не ожидала этого разговора сейчас. Она многое обдумала и взвесила после их возвращения из Хартфордшира, включая и его предложение. Она надеялась выбрать время и место, чтобы все это обсудить. Похоже, Натаниел решил, что вечер в ванне будет самым подходящим.

– Ты согласился поступить так, как он хотел, Натаниел?

– Нет.

Никакого компромисса. Разумеется, никакого.

Одной рукой он поднял ее ногу, так что ступня оказалась прижатой к бортику ванны. Своей длинной рукой он мог достать мокрой мыльной губкой куда хотел. Маленькие ручейки стекали вниз, когда он вел губку вверх. Ее плоть затрепетала от приближающегося удовольствия.

Теплая вода, его объятия, расслабляющие ласки привели ее в восхитительно расслабленное и чувственное состояние.

Он поцеловал ее в шею, затем начал теребить губами ее ухо.

– Почему ты до сих пор не решила, что ответить на мое предложение, дорогая?

Она почувствовала его эрекцию и подвинулась ближе.

– Это из-за него, Лотта? Тебе все еще необходимо время, чтобы объяснить нашу страсть, отыскивая что-то в твоей памяти?

– Нет, дело не в этом.

– Так в чем же?

Она потянулась вниз и заскользила кончиками пальцев вверх по его члену. Спиной она почувствовала, как напряглась его грудь, что говорило о впечатлении от ее ласки.

– В эти последние дни я почувствовал твою решимость, Я был готов ждать.

Натаниел бросил губку, и его скользкие, в мыльной пене, руки начали двигаться по ее телу в неспешной собственнической ласке, которую она так любила. То, как он обращался с ней, говорило так много о нем. И объясняло, почему она чувствовала себя такой беспомощной перед лицом его страсти.

Он носом ласкал ее шею и ушко, его дыхание рождало в Шарлотте удивительную теплую дрожь.

– Ты права, я носил решение в себе. Однако теперь я его принял.

Так это было причиной его нового настроения, его едва сдерживаемой энергии. Он больше ничего не сказал. Он не сообщил, каково было его решение.

– Ты уверен, что покончил со своими размышлениями, Натаниел?

– Окончательно и бесповоротно.

– Тогда я принимаю твое предложение. Я выйду за тебя замуж.

Его руки замерли. Какой-то момент они оставались неподвижными. Затем Натаниел быстро и нежно перевернул ее. Вода выплеснулась через края ванны щедрой волной. Он прижал к себе Шарлотту и посмотрел ей в глаза:

– Тебя не заботит решение, которое я принял, или хотя бы по какому вопросу?

– Заботит. Однако меня интересовал не результат твоего выбора, а просто важно было знать, что ты его сделал.

– Ты знала, чего касается это решение? Впрочем, ты способна догадаться.

– Я знаю, что не вовлечена непосредственно в это, ты сам так сказал. Но подозреваю, что оно касается моей жизни, как прошлой, так и настоящей.

Он снова переместил Шарлотту, посадив ее на колени, так что она смотрела ему в глаза, и обхватив ладонями ее лицо.

– Ты похитила мое сердце, Шарлотта. То, что я узнал ответ на свое предложение, никак не подействовало на меня, и то, что ты долго обдумывала его, не уменьшило моих чувств. Любовь к тебе обладала достаточно сильным зарядом. И влиянием.

Его заявление одновременно огорчило ее и переполнило сердце сладким блаженством.

– Влияние было плохим?

– Как оно могло быть плохим? Наша любовь не принизила меня и мою честь, Лотта. Она не затемнила правильный путь, а осветила его.

Натаниел говорил так убежденно, что она не сомневалась в искренности его слов.

Своими маленькими средствами она пыталась защитить его. Она не хотела, чтобы в его планы вторглись обязательства по отношению к ней, не намеревалась искусить его и заставить принять ошибочное решение. Она никогда не задумывалась над тем, что их любовь помогает ему поступить правильно, согласно его совести.

– Что ты собираешься сделать, Натаниел?

Он поднял Шарлотту над собой и языком принялся ласкать ее соски. Они затвердели и стали чувствительными от воды, тепла и его соблазнительного мытья. Ощущения от всего этого заставили ее задрожать, так что казалось, по воде вот-вот побегут волны.

– Сейчас я собираюсь доказать, что безумно люблю тебя, дорогая, – заявил Натаниел. – А завтра я собираюсь похоронить призрак Финли.

Какое-то мгновение Шарлотта раздумывала над тем, что это означало. Затем чувственность затмила все мысли о завтрашнем дне. Его рот дразнил ее груди, пока она не вскрикнула и не начала раскачиваться. Он крепко держал ее, его ладони, словно чаши, обнимали ее ягодицы, а она держалась за его плечи.

Это было слишком большое напряжение. Желание сводило ее с ума. Рука Натаниела поддерживала ее за спину, а другой рукой он ласкал ее между бедер. Медленно, уверенно он касался самых чувствительных точек. Дрожь удовольствия сделала Шарлотту беспомощной, ее кости словно размягчились.

Ослепленная, бесчувственная ко всему, кроме пожирающей ее отчаянной потребности, она ничего не видела вокруг, когда он умело перевернул ее. Она оказалась стоящей на коленях на дне ванны, и вода лизала ее груди. Его тело парило над ней, его руки лежали на ней. Эта его позиция одновременно защищала и преобладала над ней.

Он заполнил ее целиком, касаясь ее лона, приятно возбуждая нежную плоть ни с чем не сравнимым, неподражаемым раздражением. Шарлотта ответила на его движения в ней своим собственным. Ритм – принять и вернуть – начался восхитительно медленно, но усилился, когда она захотела полнее почувствовать его. Жесткость проникла в страсть, когда они воспарили во взаимном экстазе.

Она погрузила в воду плечи, чтобы глубже принять его в себя, так глубоко, как это только было возможно. Вода лизала ее щеку и слегка охлаждала их жар.

Легкий трепет удовольствия родился там, где они воссоединились. Она поддалась его власти, когда Натаниел сделал его еще более интенсивным. Этот трепет длился и длился, покрывая воду рябью совершенства, которое она испытывала, пока высшее удовольствие не столкнулось с упоительными волнами.

Обычно Натаниел покидал ее комнату на рассвете как ради конспирации, так и из-за своих дел, требующих постоянного внимания. Он жил не только заботами о ней.

На этот раз он не ушел. Он оставался в ее постели еще долгое время после восхода солнца. Шарлотта наблюдала за спящим возлюбленным, смотрела на темные тени, отбрасываемыми длинными ресницами, на золотистые волосы, разметавшиеся по подушке.

Возможно, он остался, чтобы отметить их помолвку. Или же он спал так крепко, что не догадывался, который теперь час. В конце концов, это была длинная ночь любви

Шарлотта сидела, скрестив под собой ноги, и просто наблюдала за ним. Натаниел спросил ее, ведет ли она все еще переговоры с прошлым. Позже она объяснит ему: она чтит прошлое, но сейчас целиком живет в настоящем. Во всяком случае, она была уверена, что Филипп понял бы эту страсть. Это помогло ей утвердиться в мысли, что он не был обманут, и спокойная мелодия совместной жизни была их взаимным выбором.

Ей часто снился один и тот же сон, короткий, но напряженный, в ее сердце хранилось его присутствие. Она ожидала, что этот сон будет иногда приходить к ней. И это было правильно. Филипп был ее мужем, и их любовь была взаимной.

К тому же он был хорошим мужем. И хорошим человеком, который однажды попытался защитить другую женщину, которую полюбил. Она была рада этому. Она была рада, что он вел себя героически – так, как понимал это чувство. Ей было приятно, что в течение нескольких недель он не был таким степенным и уравновешенным.

Шарлотта не сводила глаз со своего возлюбленного, распростертого на постели, его мускулистые ноги и руки сохраняли твердость даже в состоянии покоя. Мысль о том, каково будет жить с ним рядом, все дни и ночи, вызвала у нее трепет. Ее ощущения граничили со страхом, но в то же время были радостные и оптимистичные, готовя ее к тайнам, которые предстояло раскрыть.

Натаниел открыл глаза. Какое-то мгновение его взгляд был неосознанным, затем он взглянул на окно и на часы. Стремительно сел и протер глаза.

– Одиннадцатый час. Надеюсь, слуги не будут шокированы.

– Думаю, они привыкли к этому.

Натаниел вылез из постели и подошел к окну, не обращая внимания на свою наготу. Он раздвинул шторы и взглянул на наступивший день. Шарлотта все смотрела и смотрела на него.

– Погода превосходная. Давай позавтракаем в саду, – предложил он.

Шарлотта и Натаниел оделись и спустились вниз. Они сели на железные садовые стулья возле маленького столика, наслаждаясь солнечным светом, пока им не подали скромный завтрак. Они почти не разговаривали, пока ели, но молчание было красноречивее иных слов. Натаниел не нуждался в словах, чтобы знать о ней все.

И ей не нужны были слова, чтобы вести постоянный диалог с любимым. Сейчас она догадывалась: он ждет чего-то. Энергия никогда не покидала его, даже после ночи бурной страсти. Здесь, в саду, в молчании, она собралась в почти материальный сгусток, словно ее стимулировал солнечный свет.

К столику подошел слуга с подносом в руках, и Натаниел покосился на Шарлотту. Та взяла визитную карточку и, взглянув на нее, пожала плечами.

– Прими его, – сказал Натаниел.

Она отослала слугу.

– Так ты знал, что он придет?

– Я велел ему прийти.

– Ты собираешься сообщить ему то, что мы знаем?

– В некотором роде.

Они услышали приближение шагов посетителя. Но не только их шорох возвестил о его приближении, но и голоса. Низкий, рокочущий, прерываемый другим, высоким и пронзительным.

Она знала тот крик. Она поднялась на ноги, не осмеливаясь надеяться.

Звонкий детский голосок, задающий вопросы, стал громче.

Натаниел продолжал спокойно сидеть на своем месте, попивая кофе.

Она встретилась с ним взглядом, и ее глаза затуманились.

– Благодарю тебя, Натаниел. Чего бы это тебе ни стоило, большое спасибо.

Калитка в сад открылась, и слуга ввел Марденфорда. Маленькая головка мелькнула между двигающихся ног.

– Тетяшарл!

Он бросился к ней, быстро перебирая маленькими ножками. Шарлотта упала на колени и раскрыла ему объятия.