Глава 9
Бет смотрела на инспектора Феллоуза, пока не поняла, что это не шутка.
— Простите, что вы сказали?
— Выходите за меня, миссис Экерли, — повторил Феллоуз. — Я уважаемый человек, имею работу и доход, хотя знаю, что денег у вас теперь достаточно. Но вы оказались в трудном положении, слишком глубоко завязли в этом деле, чтобы благополучно выбраться из него.
— И вы опасаетесь, что я утону?
Феллоуз схватил ее за локоть. Его пальцы были не слабее пальцев Йена.
— Эти Маккензи подавят вас. Посмотрите, что они сделали с леди Изабеллой. Она была невинной дебютанткой, а теперь ее не принимает собственная семья. У вас не такое высокое положение в обществе, как у нее, и стоит вам потерять уважение общества, и вы останетесь ни с чем. Сколько бы у вас ни было денег.
В словах Феллоуза была искренность. Но за этой искренностью скрывалось что-то — какая-то настороженность, которую она не могла понять.
— Это самое лучшее предложение из всех, которые вы получите, — сказал он. — Я видел здесь этих жиголо, бегающих, задыхаясь, за вами и вашим состоянием. Они погубят вас. Мне не нужны ваши деньги — я доволен своей работой, я — детектив и останусь им, продвигаясь по службе в Скотланд-Ярде.
Бет до боли сжала ручку зонтика.
— Вы удивляете меня. Почему вас так волнует моя репутация?
Его глаза гневно блеснули.
— Потому что Маккензи разрушают все, до чего бы ни дотронулись. Любая леди, приблизившись к этой семье, плохо кончает. Мне хочется спасти, по крайней мере, одну.
— Одну? — насторожилась Бет. — А были и другие?
— А вы не знаете этих историй?
Глаза Феллоуза заблестели. Видно, ему хотелось рассказать ей, а Бет дьявольски хотелось все узнать.
Она смотрела на печальные развалины дворца, которые парижане уже начали сносить. Избавляясь от старого, избавляясь от его призраков.
— Пожалуйста, инспектор, расскажите, — попросила она. — Вы же собирались рассказать.
— Я говорю о женах Харта и Кэмерона Маккензи. Харт женился на юной девушке, почти ребенке, дочери маркиза. Это случилось после того, как ему изменила другая молодая женщина. Она вовремя опомнилась. Но бедняжка, на которой женился его светлость, была очень напугана. Он запер ее в том самом огромном доме в Шотландии и никуда не выпускал. Она умерла, пытаясь произвести на свет необходимого ему наследника. Говорят, он за пять минут похоронил ее в фамильном склепе и тотчас же вернулся к своим веселым женщинам, которых менял как перчатки.
— Вы с такой уверенностью это рассказываете…
— У меня есть мои собственные источники. Герцог теперь не говорит о своей жене, даже запретил упоминать ее имя.
— Возможно, он очень горюет.
Феллоуз фыркнул.
— Едва ли. Разве вы запрещали всем и каждому произносить имя вашего мужа после его смерти, миссис Экерли?
— Нет. — Она помнила, как страдала после смерти Томаса. — Вы правы. Я не хотела, чтобы люди забыли его, наоборот, хотела, чтобы его помнили. Томас Экерли был хорошим человеком.
— Вот видите? Жена лорда Кэмерона умерла при таких е трагических обстоятельствах, хотя была намного сильнее. Она вела себя как хозяйка в семье. Потом, после рождения сына она сошла с ума, схватила нож и пыталась убить ребенка и лорда Кэмерона. Никто точно не знает, что произошло в той комнате, но когда лорд Кэмерон вышел, на лице его была рана, а на полу лежала мертвая жена.
Бет побледнела.
— Какой ужас.
Она видела шрам на лице Кэмерона и глубокий порез на скуле.
— Да, — согласился Феллоуз. — Не трогай они тех женщин, бедняжки сегодня были бы живы.
— Не было ли среди тех женщин ваших друзей? — спросила Бет. — Вы преследуете эту семью, чтобы отомстить за смерть?
Феллоуз, казалось, удивился.
— Нет, я вообще их не знал.
— Но кто-то, кто был вам дорог, пострадал от этих Маккензи.
Выражение его лица подтвердило, что она права.
— От них пострадало слишком много людей. Всех не запомнишь.
— И из-за этого оскорбления, в чем бы оно ни проявлялось, вы хотите обвинить Йена в убийстве на Хай-Холборне?
Феллоуз сжал ее локоть.
— Йен убил ее. Напрасно его выпустили из психиатрической лечебницы. Я готов доказать, что это он убил Салли Тейт и Лили Мартин, и сделаю все, чтобы он до конца жизни находился в сумасшедшем доме.
Его лицо покраснело от ярости, губы дрожали. Он вынашивал свой гнев годами, и Бет охватило любопытство. Что, черт побери, могла сделать семья Маккензи полицейскому инспектору, чтобы внушить ему такое желание уничтожить их?
Она услышала крики и, оглянувшись, увидела Йена Маккензи, бежавшего к ним. В руках он держал трость, и гнев чувствовался в каждом его шаге. Ветер сорвал с его головы и бросил на землю шляпу как раз в тот момент, когда он уронил трость и оттолкнул Феллоуза от Бет.
— Я говорил тебе — держись от нее подальше!
— Йен, не надо!
Прошлый раз Йен тряхнул этого человека и отшвырнул его. На этот раз он своими сильными руками сжал его горло и не отпускал.
— Оставь ее в покое, или я убью тебя!
— Я стараюсь спасти ее от тебя, мразь ты эдакая!
Йен взревел от ярости, и Бет невольно попятилась.
— Йен! — Мак Маккензи бегом пересек лужайку и схватил брата за руки. — Керри, да помоги же мне, черт бы тебя побрал!
Худощавый ловкий мужчина обхватил руками мощную руку Йена, но это походило на попытку маленькой собачонки свалить дерево. Мак что-то кричал в ухо Йена, но тот не обращал на него внимания.
Стали собираться любопытные. Представители высшего класса, вышедшие на утреннюю прогулку, няньки с детками и нищие старались протолкнуться поближе и посмотреть, как безумные англичане затеяли драку посреди арка.
Мак изрыгал грязные ругательства, отрывая руки Йена от шеи Феллоуза. Освободившийся Феллоуз упал на колени, затем с трудом поднялся. Его одежда была испачкана мокрой травой, горло покраснело, воротник разорван.
— Я доберусь до тебя! — прорычал Феллоуз. — Бог свидетель, ты и оглянуться не успеешь, как будешь болтаться на виселице. — Пена выступила у него на губах. — Я уничтожу тебя и стану топтать лицо твоего брата, когда он будет просить у меня пощады.
Йен грязно выругался.
Бет закрыла лицо ладонями. Кейт смотрела разинув рот, к Керри и Мак схватили Йена поперек туловища и оттащили его подальше от Феллоуза.
Йен побагровел, по лицу у него текли слезы. Он закашлялся, когда Керри ударил его кулаком в грудь.
— Немедленно прекратите это, хозяин, — сказал ему Керри. — Иначе я вас убью. Вы вернетесь в ту адскую нору и когда больше не увидите ваших братьев. Но хуже всего, вместе с вами там застряну и я.
Йен снова закашлялся, но продолжал сопротивляться, как зверь, не понимающий, что попал в ловушку. Мак пошел к Йену и повернул его лицом к себе.
— Йен, посмотри на меня.
Йен попытался отвернуться, он был готов сделать все, что угодно, только бы не смотреть брату в глаза.
— Посмотри на меня, черт тебя побери!
Он повернул голову Йена, заставляя его раскрыть глаза, держал ее так, пока, наконец, взгляды Мака и Йена не встретились.
Йен остановился. Он хватал ртом воздух, обливаясь слезами, но по-прежнему как завороженный смотрел в глаза Мака.
Мак ослабил свою хватку, и Бет увидела, что Мак тоже плачет.
— Вот так. С тобой все в порядке.
Его прикосновение к щеке Йена превратилось в ласку, затем Мак придвинулся к нему и поцеловал его в лоб.
Было слышно, как тяжело и шумно дышит Йен. Он опустил глаза и, ничего перед собой не видя, посмотрел в сторону парка.
Керри все еще не выпускал его из своих рук. Йен тряхнул его, повернулся и направился к карете, стоявшей у дорожки.
Кучер в это время придерживал лошадей, и было видно, что он взволнован. Бет догадалась, что Йен и Мак проезжали мимо, и Йен, увидев Бет и рядом с ней Феллоуза, выскочил из кареты.
Она заметила, что они оба, и Мак и Йен, были в помятых вечерних фраках. Йен в том же самом, в котором он был накануне. Они не вставали так рано, они просто только что возвращались с пирушки.
Йен так и не посмотрел на Бет. Керри поднял с земли шляпу Йена, стряхнул с нее пыль и направился к Феллоузу. Он холодно взглянул на него.
— Возвращайтесь в Лондон. Если я вас снова увижу, изобью так, что вы больше не встанете.
Феллоуз тяжело дышал, потирая горло, но выражения страха у него на лице не было.
— Вы можете прятать лорда Йена за спину герцога, но я все равно поймаю его. Это приводит вас в ужас, не правда ли?
Мак заворчал. Бет представила еще одну вспышку злобы и драку в этом тихом солнечном парке и встала между ними.
— Сделайте то, чего хочет Мак, — попросила она Феллоуза. — Разве вам мало скандалов?
Феллоуз сурово посмотрел на нее.
— Одно последнее предупреждение, миссис Экерли. Не делайте ставку на них. Сделаете, и я буду беспощаден.
— Вы что, не слышите, что она говорит? — вмешалась Кейт, подбоченившись. — Убирайтесь, или я позову полицию. Вот будет смеха-то! Агент Скотланд-Ярда арестован французскими полицейскими!
Мак положил руку на плечо Кейт и толкнул ее к Бет.
— Отвези свою хозяйку домой, и пусть она оттуда не выходит. Скажи моей… Скажи ей, что надо лучше присматривать за миссис Экерли.
Кейт хотела было огрызнуться, но стоило ей взглянуть в глаза Мака, и она успокоилась.
— Он прав, миссис Экерли, — смиренно сказала она — Нам лучше уйти домой.
Бет бросила на удалявшуюся спину Йена последний взгляд и повернулась к Маку.
— Мне очень жаль, — произнесла она, судорожно сглотнув.
Мак промолчал. Бет не обращала внимания на Феллоуза и позволила Кейт увести себя к аллее, ведущей к рю де Риволи. Она все время чувствовала на себе взгляд Мака, но когда оглянулась, Йен уже сел в карету, не глядя в ее сторону. Он так ни разу и не взглянул на нее, и она уходила с Кейт; сияющей красотой сада ей мешали насладиться слезы.
— Я потерял ее, не правда ли? — хрипло произнес Йен.
Мак тяжело опустился рядом с ним на сиденье и захлопнул дверцу.
— Она никогда не принадлежала тебе, Йен.
Когда карета тронулась, Йен потер висок, гнев снова вызвал головную боль.
Будь проклят этот демон, сидевший в нем. Увидев, как Феллоуз касался рукой Бет — и даже хуже, а Бет не пыталась остановить его, — зверь вырвался на волю. Все, чего ему хотелось, — это схватить Феллоуза за горло и встряхнуть. Совсем как отец. Мак вздохнул, предаваясь воспоминаниям.
— Мы — Маккензи. У нас не бывает счастливых концов.
Йен вытер глаза тыльной стороной руки и ничего не ответил.
Мак некоторое время смотрел на него.
— Мне очень жаль, что я не отправил этого мерзавца подальше, как только ты сообщил, что он в Париже.
Йен отстранился, не в состоянии сказать и слово, но мысли проносились у него в голове, слова мешались со словами, он вынужден был хранить молчание. Он смотрел в окно, но вместо улиц, по которым они проезжали, он видел в стекле отражение Бет, ее руки, тонкие линии ее прекрасного лица.
— Мне очень жаль, — устало повторил Мак. — Да черт со всем этим, Йен. Прости меня…
Не выпуская руки Йена, Мак прижался лбом к широкому плечу брата. Йен чувствовал огорчение Мака, но не мог ни пошевелиться, ни произнести хотя бы слово.
Мастерская Мака оказалась совсем не такой, как ожидала Бет. Он снимал старое запущенное помещение на Монмартре, две комнаты, где он жил, на втором этаже и студию на крыше дома. Это было совсем не похоже на то, как, по ее представлению, должен жить богатый английский аристократ.
Человек с фигурой борца, седыми волосами и пронзительным взглядом карих глаз открыл дверь. Бет испуганно попятилась, прижимая к груди сумочку. Такого человека можно было увидеть на матче борцов или в драке, учиненной в пабе, но никак не открывающим двери в Париже.
Но нет, он оказался слугой Мака. Изабелла говорила ей, что четверо братьев находили своих необычных камердинеров на улицах, таким образом, экономя время и расходы, которые они потеряли бы, обращаясь в агентства. Керри был карманником; Беллами — борцом; слуга Кэмерона — цыганом; а у Харта — с позором уволенный клерк одного лондонского финансиста.
Презрительная ухмылка исчезла с бандитской рожи Беллами, когда Бет сказала, кто она. С почти вежливым видом он провел ее по трем лестницам наверх. Студия занимала целый этаж с двумя встроенными в крышу окнами, сквозь которые было видно серое парижское небо. Однако вид из окон открывался потрясающий. Бет увидела, как крутым холмом спускались крыши вниз к плоской равнине Парижа, а дальше виднелись сгустившиеся над холмами облака.
Мак примостился на ступеньке стремянки, стоявшей перед огромным полотном. С красным платком на голове он выглядел как настоящий цыган. В руке он держал длинную кисть и недовольно смотрел на холст. Его руки, лицо, блуза, в которых работают художники, и даже пол вокруг него — все было испачкано краской.
На восьмифутовом холсте, на который он смотрел, просматривались грубые наброски колонны и пухлой обнаженной женщины. Мак сосредоточился на складках драпировки, едва прикрывавших интимные места женщины, но его натурщица продолжала дергаться.
— Не шевелись, неужели не можешь?
Натурщица увидела Бет и успокоилась. Мак оглянулся и тоже замер.
Он посмотрел на Бет, затем демонстративно повернулся и стал смотреть в окно.
Бет кашлянула.
— Портье в вашем отеле сказал, что вы здесь, — сообщила она.
Йен не повернулся.
— Сибил, — распорядился Мак, — ступай вниз и скажи Беллами, чтобы налил тебе чаю.
Сибил взвизгнула и заговорила с сильным акцентом:
— Я близко не подойду к Беллами. Он такой страшный. Смотрит на меня так, будто хочет задушить.
— Не представляю почему, — проворчал Мак, но тут вмешалась Бет.
— Все в порядке. Это ничего не значит. Я пришла сюда лишь для того, чтобы извиниться. Перед вами обоими.
— Какого черта и за что вам вздумалось извиняться? — сказал Мак. — Во всем этот Феллоуз виноват, пропади он пропадом. Ему велели держаться от нас подальше.
Бет подошла к окну, сжимая в затянутых в перчатки руках ручку сумки. Она посмотрела на отражение Йена на стекле. Его лицо было совершенно спокойно.
— Вы были правы, Йен, — мягко произнесла Бет. — Мне следовало осадить этого инспектора. Я не сделала этого из-за любопытства, потому что мне хотелось узнать то, что ко мне не имело никакого отношения. Миссис Баррингтон всегда говорила, что я чересчур любопытна, и была права. Я не вправе лезть в историю вашей семьи и приношу свои извинения.
— Очень мило! — презрительно усмехнулась Сибил.
Мак соскочил со стремянки, швырнул Сибил халат и, взяв ее за ухо, вывел из комнаты. Сибил вопила, ругаясь по-французски. Дверь захлопнулась так, что дрогнули стены, а затем наступила тишина.
Бет, собираясь с мыслями, не сводила глаз с незаконченной картины. Женщина на картине смотрела на чашу с водой, стоявшую у ее ног. Мокрые следы должны были показывать, что она только что вышла из ванны. Она придерживала на спине тонкий шарф, как будто вытираясь.
Это была чувственная картина, как и та, которую ей показывала Изабелла, но Бет сразу же увидела разницу. Женщина на этой картине была вещью, раскрашенной плотью. В ней было человеческого не больше, чем в ванне у ее ног или в колонне позади нее.
А женщина на картине Изабеллы была Изабеллой. Мак написал портрет жены, каждый мазок был нанесен с любовью, каждая тень аккуратно наложена. Любая женщина могла бы позировать для этой купальщицы — только Изабелла могла оставаться той женщиной на картине.
Бет отвернулась от мольберта и увидела Йена.
— Я купила вам подарок.
Йен не пошевельнулся. Бет открыла сумку и достала из нее маленькую коробочку.
— Я увидела ее, когда делала покупки с Изабеллой. Мне хотелось, чтобы она принадлежала вам.
Йен продолжал невидящим взглядом смотреть куда-то мимо нее.
Бет положила коробочку на подоконник и отвернулась. Если он не хочет разговаривать с ней, так тому и быть. Йен, по-прежнему не глядя на нее, положил руку на оконную раму.
— Как вы можете быть виноватой?
Бет выпустила край юбки, который приподняла, намереваясь уйти.
— Потому что если бы я вчера отказалась говорить с инспектором Феллоузом, вы бы никогда не встретились с ним. Я должна была выставить его вон, когда он явился в дом Изабеллы и стал высказывать эти свои ужасные обвинения, но, к великому моему сожалению, мне было любопытно. Оба раза хотелось услышать, что он собирался сказать.
Наконец Йен, не отрывая руки от окна, повернулся к ней.
— Не защищайте меня. Они все стараются защитить меня.
Бет подошла к нему.
— А как я могу защитить вас? Нехорошо с моей стороны разузнавать и выспрашивать, но я признаю, что мне хотелось поговорить с Феллоузом и узнать все о вас. Даже будь это ложь.
— Это не ложь. Мы там были.
— В таком случае его версию случившегося.
Он стукнул кулаком по подоконнику.
— Расскажите мне, что он вам наговорил. Все!
Он выжидательно смотрел на нее.
Бет рассказала ему все, что сказал Феллоуз, включая неожиданное предложение выйти за него замуж. Она умолчала о рассуждениях Феллоуза о ее отце и что-то еще, что она когда-нибудь объяснит Йену, но не сейчас. Когда Бет рассказала ему о сделанном предложении, Йен снова повернулся к окну.
— Вы его приняли?
— Разумеется, нет. Мне бы в голову не пришло его принять.
— Потому что он уничтожит вас, если вы ему откажете.
— Пусть только попробует! — возмутилась Бет. — Я не оранжерейный цветок, чтобы меня оберегать. Я знаю кое-что о жизни. Мое неожиданное богатство и одобрение, и покровительство миссис Баррингтон очень укрепили мое положение в обществе — я уже не девочка из работного дома и даже не вдова бедного викария. Богатым многое сходит с рук. По правде говоря, это отвратительно.
Когда Бет замолчала, она поняла, что Йен в полном недоумении.
— Прошу прощения, я иногда увлекаюсь, особенно когда говорю быстро. Миссис Баррингтон часто делала мне замечания.
— Почему, о чем бы ни зашел разговор, вы постоянно вспоминаете миссис Баррингтон?
Бет задумалась. Йен говорил так, будто снова стал самим собой.
— Не знаю. Думаю, она имела на меня огромное влияние. А также ее взгляды на очень многие вещи.
Йен не ответил. Он взял с подоконника деревянную коробочку, снял бумагу, в которую она была завернута, открыл ее, долго смотрел, а затем вынул из нее золотую булавку с плоской головкой с рельефным стилизованным орнаментом.
— Это носят на лацкане, — сказала Бет. — Не сомневаюсь, у вас таких дюжины, но мне она очень понравилась.
Йен продолжал смотреть на булавку.
— Я сделала гравировку на обратной стороне.
Йен перевернул булавку, и глаза его блеснули, когда он прочел надпись, над которой Бет так долго раздумывала в магазине.
«Йену в знак дружбы.
Б.».
— Приколите ее мне, — сказал он.
Бет дрожащей рукой проколола кашемир. Его тело под сюртуком казалось твердым, и она позволила себе не сразу убрать пальцы с его груди.
— Вы прощаете меня? — спросила она.
— Нет.
Сердце у нее дрогнуло.
— Видимо, мне не следовало ожидать слишком многого.
— Просто нечего прощать. — Йен схватил ее руку и с силой сжал. — Я подумал, что вы уедете из Парижа после того, как увидели меня в парке.
— Я не могу. Ваш брат еще не давал мне уроков живописи.
Он нахмурился, и Бет поспешила объяснить:
— Я пошутила.
Он еще больше нахмурился.
— Почему вы остались?
— Хотела убедиться, что с вами все в порядке.
Йен снова посмотрел куда-то мимо нее.
— Вы видели.
Бет вспомнила его почти багровое лицо, хриплый голос, сжатые кулаки и как его брат вместе с Керри тащили его прочь.
— Это случается не часто. Но когда я увидел, как он придается к вам, моей Бет, я вспылил. Я испугал вас?
— Признаться, испугали.
Но не тем, что он имел в виду. Отца Бет, когда он напился, охватывала ярость. Бет убегала от него и пряталась до тех пор, пока он, грохнув дверью, не уходил из дома.
От Йена ей не хотелось бежать. Она не сомневалась в том, что он может избить Феллоуза, но ее даже пальцем не тронет. Скорее себя покалечит, или его арестует проходящий мимо полицейский.
Бет прижалась щекой к накрахмаленной белой манишке.
— Вы просите, чтобы я вас не защищала, но я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.
— Я не хочу, чтобы вы лгали ради меня. — Его голос гремел в ее ушах, заглушая стук его сердца. — Харт лжет ради меня. Мак и Кэм лгут. Керри лжет.
— Это похоже на спряжение. Я лгу; вы лжете; он, она, оно лжет…
Йен замолчал, и она подняла глаза.
— Я очень искренний человек, Йен. Я обещаю.
Йен погладил ее по щеке.
Бет чувствовала безумную потребность говорить.
— Облака сгущаются. Может быть, пойдет дождь.
— Хорошо. В таком случае будет уже темно, чтобы Мак мог писать, и он отошлет эту чертову девку домой.
— А он не ее любовник? — Бет зажала рот. — О Боже. Я то и дело задаю вам вопросы. Можете не отвечать.
— Она не его любовница.
— Хорошо. — И, поколебавшись, спросила: — А мы любовники?
— На булавке написано «дружба».
— Это лишь потому, что меня отговорил продавец делать гравировку «моему любимому». Кроме того, рядом со мной стояла Изабелла.
Йен долго молчал, глядя на нее, но в то же время, избегая ее взгляда.
— Я говорил вам, что не способен влюбиться, — сказал он, — а вы влюблены.
— Влюблена?
— В вашего мужа.
Так много людей хотели поговорить о Томасе Экерли.
— Да, я его очень любила.
— И как это было? — Он произнес это так тихо, что Бет едва расслышала. — Объясните мне, Бет, как чувствует себя человек, который влюблен. Мне хочется это понять.
