Книга: Без ума от любви
Назад: Глава 22
Дальше: Эпилог

Глава 23

Феллоуз смотрел на нее, Йен выпрямился и тоже смотрел на Бет.
— Какую тайну? — потребовал ответа Йен.
— Ничего вы не знаете, — заявил Феллоуз, он говорил, как и Керри, с примесью кокни.
В комнату танцующей походкой вошла Кейт со свертком в руках, который Бет ей велела держать наготове. Она умирала от любопытства. Бет не посвятила ее в эту тайну, и Кейт очень обиделась.
— Вы говорите об этом? — сказала она. — Вы собираетесь на маскарад, или как?
Бет взяла у нее сверток и, положив его на столик рядом с кушеткой, развернула его. Йен встал и с таким же любопытством, как и Кейт, подошел к ней.
Бет снова повернулась, держа в руке содержимое свертка.
— Не сделаете ли мне одолжение, инспектор? Примерьте их.
Феллоуз побледнел.
— Нет! — отрезал он.
— Думаю, вам лучше это сделать, — тихо произнес Мак.
Он сложил руки на своей широкой груди и стоял позади Феллоуза.
Бет направилась прямо к инспектору. Феллоуз попятился, но натолкнулся на стоявшего позади него Мака. Йен встал рядом с ним, отрезая все пути к отступлению.
— Делай, что она тебе говорит, — сказал Йен.
Феллоуз застыл на месте, его била дрожь. Бет подняла накладные бакенбарды и бороду, которые купила ей Кейт, и приложила их к лицу Феллоуза.
— Кто он? — спросила она.
В комнате наступила тишина, все были потрясены.
— Сукин сын… — прошептал Мак.
— Да, это он, — сказала Кейт. — Он так похож на тот проклятый ужасный портрет волосатого мужчины, который висит в Килморгане на лестнице. У меня от него мурашки бегают. А глаза следят за вами.
— Итак, сходство есть, — сказал Феллоуз, обращаясь к Бет. — Ну и что?
Бет опустила накладные волосы. Феллоуза прошиб пот.
— Может быть, вам следует им сказать? — предложила Бет. — Или скажу я. Моя приятельница Молли знает вашу маму.
— Моя мать не имеет никакого отношения к продажным женщинам.
— Тогда откуда вы знаете, что Молли проститутка?
Феллоуз разъярился:
— Я полицейский!
— Вы сыщик, а Молли никогда не работала на вашем участке, когда вы были констеблем. Она мне рассказала.
— А кто ваша мать? — суровым тоном спросил Мак.
— Вы хотите сказать, что не знаете этого? — Феллоуз обвел взглядом всех братьев. — После того как все эти годы вы насмехались надо мной, тыча мне в лицо свое богатство и привилегии? Я чуть не потерял из-за вас должность, будьте вы прокляты, единственный источник моих средств существования. Но вам было наплевать. Вас это не беспокоило. Да и почему вас должно беспокоить то, что я единственный, кто заботится о моей матери?
— Они и вправду не знают, инспектор, — вздохнула Бет. Она сложила фальшивую бороду и отдала сверток Кейт, явно довольной собой. — Мужчины часто не видят, что происходит у них под носом.
— Я художник, — вмешался Мак. — Предполагается, что я чрезвычайно наблюдателен, но я никогда не замечал сходства.
— Но ты пишешь портреты женщин, — сказала Бет. — Я видела твои картины, и если на них есть мужчины, то они где-то на заднем плане.
Мак с ней согласился:
— Прекрасный пол всегда намного интереснее.
— Когда я увидела портрет вашего отца в Килморгане, сходство поразило меня. — Она улыбнулась. — Инспектор Феллоуз — ваш единокровный брат.

 

Гостиную Харта заполнили Маккензи. Там же был Керри, а еще трое слуг толкались в дверях, на их лицах было выражение беспокойства и любопытства.
Бет после того, как спустилась с лестницы, запыхалась, и Йен устроил ее рядом с собой на диване. Почему он верил, что сможет уберечь Бет от беды, он не знал. Она была настойчива и обладала силой воли, твердой как сталь. Его родная мать стала жертвой его отца и была им запугана. Мать Бет тоже была жертвой, но Бет как-то удавалось переносить ужасы своего детства. Ее беды делали ее храброй и решительной. Качества, напрасно растраченные на этого идиота Мейтера. Бет заслуживала спасения, заслуживала защиты, как заслуживал ее редчайший фарфор.
Последним вошел Харт и окинул взглядом своих братьев, Бет и Феллоуза. Феллоуз стоял, глядя на высокий потолок над их головами.
— Кто твоя мать? — холодно и высокомерно спросил его Харт.
Вместо инспектора ему ответила Бет:
— Ее зовут Кэтрин Феллоуз, она снимает комнаты в доме около церковного двора при соборе Святого Павла.
Харт перевел взгляд на Феллоуза, оглядывая его с ног до головы, как будто видел впервые.
— Ее следует перевезти в квартиру получше.
— Какого черта, почему она должна переезжать? Потому что вам будет стыдно, если кто-то об этом узнает?
— Нет, — ответил Харт. — Потому что она заслуживает лучшего. Если мой отец использовал ее, а потом бросил, она вправе жить во дворце.
— Нам должно принадлежать все: ваши дома, ваши кареты, ваш проклятый замок Килморган! Она стерла кожу на пальцах, работая, чтобы накормить меня, в то время как вы ели с золотых тарелок…
— В нашей детской не было никаких золотых тарелок, — мягко перебил его Кэмерон. — Там была фарфоровая кружка, которая мне очень нравилась, но у нее был отбит кусочек.
— Вы понимаете, что я имею в виду, — проворчал Феллоуз. — Вам принадлежит все, что должны были иметь мы.
— А если бы я знал, что мой отец оставил женщину голодать и растить его ребенка, я бы сделал что-то намного скорее, — сказал Харт. — Тебе следовало рассказать мне.
— И на коленях приползти к одному из Маккензи?
— Это избавило бы всех нас от множества хлопот.
— У меня была работа, должность, заработанная тяжелым трудом, а вы сделали все, чтобы отнять ее у меня. Я на два года старше тебя, Харт Маккензи. Титул герцога должен принадлежать мне.
Харт подошел к столу, стоявшему позади дивана, и открыл ящичек с сигарами.
— Я бы не помешал тебе радоваться этому, но законы Англии не позволяют. Мой отец вступил в законный брак с моей матерью за четыре года до моего рождения. Незаконнорожденные дети могут наследовать деньги, но не могут наследовать титул.
— Тебе его и не захотелось бы, — вставил Кэмерон. — Столько хлопот, и мало толку. И пожалуйста, ради Бога, не убивай Харта, а то я стану следующим.
Феллоуз сжал кулаки. Он оглядел комнату, потолок высотой в пятнадцать футов, портреты членов семьи Маккензи и картину Мака с пятью собаками, которые получились у него как живые. Йену казалось, что они вот-вот спрыгнут с картины и опорожнятся на сапоги Мака.
— Я не принадлежу к вам… — начал Феллоуз.
— Принадлежишь, — сказал Йен. Бет так чудесно пахла, ее волосы рассыпались по плечам, и их темные волны образовывали узоры на золоте ее халата. — Ты не хочешь, потому что это значит, что ты такой же безумец, как и каждый из нас.
— Я не безумец, — возразил Феллоуз. — В этой комнате сейчас находится только один сумасшедший, мой лорд.
— Все мы немножко сумасшедшие, — сказал Йен. — У меня в памяти хранится все до мелочей. Харт одержим политикой и деньгами. Кэмерон — гений, когда дело касается лошадей. Мак — бог в живописи. А ты отыскиваешь в судебных делах мелочи, которые не замечают другие. Ты одержим справедливостью и желанием обладать всем, что, как ты думаешь, принадлежит нам. Каждый из нас по-своему безумен. И мое безумие самое очевидное.
Все находившиеся в комнате, включая Бет, смотрели на Йена. Их пристальное внимание смущало его, поэтому он спрятал лицо в волосах Бет.
После некоторого молчания Мак сказал:
— Это доказывает, что нам всегда следует прислушиваться к мудрости Йена.
Феллоуз терял терпение.
— Значит, теперь мы большая счастливая семья? Вы объявите об этом в газетах, используете меня, сделаете из меня объект благотворительности? Герцог обнимает давно потерянного брата? Нет уж, спасибо!
Харт выбрал черуту, чиркнул спичкой и закурил ее.
— Нет. Газеты не знают, что в действительности происходит в нашей личной жизни, потому что их больше интересует, что мы делаем публично. Но если мы семья, мы заботимся о своих близких.
— Так, значит, вы собираетесь от меня откупиться? Когда я должен был бы получить ваше воспитание и ваши деньги, вы собираетесь потрясти перед моим носом некоторой роскошью, лишь бы я помалкивал?
— О, Бога ради, инспектор! — не выдержала Бет. — Если их отец причинил вам зло, они хотят возместить все. Они не предлагают вам притворную симпатию, они только хотят поступить правильно.
— Мы ненавидим нашего отца гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить, — сказал Мак. — Он бросил тебя, а мы были вынуждены жить с ним.
— И вам хочется отомстить ему, — сказала Бет. — Я не обвиняю вас. Мне бы хотелось поговорить с ним самой и наедине.
— Нет, этого нельзя делать, — возразил Кэмерон. Он тоже подошел к ящичку с сигарами. — Доверься мне.
— Он умер и ушел туда, где он уже никому не может причинить зла, — сказала Бет. — Зачем брать на себя его наследство?
— Вы пытаетесь обвести меня вокруг пальца, миледи. Вы связали свою судьбу с ними. Почему я должен быть вам благодарен?
Йен поднял голову.
— Потому что она права. Наш отец умер, и его больше нет. Он сделал нас всех несчастными, и мы не должны с этим мириться. У нас с Бет через несколько недель в Шотландии в моем доме состоится другая свадебная церемония. Мы все соберемся там, и впредь с нашим отцом будет покончено.
Когда Бет посмотрела на него, глаза ее сияли.
— Ты понимаешь, как я тебя люблю, Йен Маккензи?!
Йен не понимал, почему это имеет отношение к данному моменту, и ничего не ответил. Остальные заговорили все сразу. Йен не обращал на них внимания и не отходил от Бет. Ему так хотелось не беспокоить ее, не навредить ей, но тепло и ее аромат были сильнее. Она была ему нужна.
— Черт побери! — сказал Феллоуз. — Вы все сумасшедшие…
— А ты один из нас, — мрачно заметил Харт. — Будь осторожнее со своими желаниями.
Кэмерон расхохотался.
— Дайте человеку выпить. Похоже, он сейчас упадет в обморок.
— Ты и оглянуться не успеешь, как заговоришь с шотландским акцентом, — сказал Мак. — Женщинам он нравится, Феллоуз.
— Бог мой, нет…
Дэниел усмехнулся:
— Вы хотите сказать: ох, нох.
Мак и Кэмерон расхохотались.
— Думаю, нам надо это отпраздновать! — крикнул Дэниел. — И много, много виски. Ты так не думаешь, папа?

 

Спустя неделю карета Харта доставила Йена и Бет, Керри и Кейт на вокзал Юстон, где их ждал поезд, отправлявшийся обратно на север. Братья и Изабелла сказали, что приедут следом за ними в нужное время, и пообещали присутствовать на роскошной свадьбе, которую Йен устраивал для Бет в благодарность за ее согласие быть его женой.
Погода становилась дождливой, и Йен спешил вернуться в дикие просторы Шотландии. На вокзале, пока Керри побежал покупать билеты, Йен усадил Бет в вагон первого класса. Затем, обернувшись, увидел, как из вагона вышел Харт и направился к нему.
Туман расступился перед широкими плечами его брата, как расступался остальной мир. Пассажиры обернулись, узнав знаменитого и богатого герцога.
— Я хотел поговорить с тобой до твоего отъезда, — сдержанно сказал Харт. — Ты избегал меня.
— Да.
Йену не нравилось, что в нем закипает гнев каждый раз, когда он оказывается наедине с Хартом, поэтому находил способ не оставаться с ним наедине. Харт потянул Йена в сторону, но Йен упорно продолжал стоять на середине платформы, толпа окружала их.
Харт раздраженно вздохнул.
— Ты прав, когда называешь меня жестоким негодяем. Признаюсь, я не понимал, что уже пять лет ты старался защищать меня. — Он заколебался и отвел глаза, как это всегда делал Йен. — Мне очень жаль.
Йен смотрел на облако пара, выпущенного паровозом на платформу.
— Я сожалею, что умерла миссис Палмер. — Он смотрел, как вылетает и рассеивается облако пара. — Она любила тебя, но ты не любил ее.
— О чем ты говоришь? Она была моей любовницей несколько лет. Ты думаешь, ее смерть ничего для меня не значит?
— Ты будешь скучать по ней, да, и ты заботился о ней, но ты не любил ее. — Йен посмотрел на Харта, и на какую-то долю минуты их взгляды встретились. — А теперь я знаю различие.
На скуле Харта дрогнул мускул.
— Черт бы тебя побрал, Йен! Нет, я не любил ее. Да, я заботился о ней. Но — да! Я использовал ее, и, как ты напоминаешь мне, да, я использовал свою жену, и они обе заплатили за это смертью. И как ты думаешь, каково теперь мне?
— Не знаю.
Йен пристально посмотрел на брата, ибо впервые видел в нем другого человека, а не суровый стальной монумент Харта Маккензи. Харта, человека с янтарными глазами, и Харта, измученного и страдающего.
Йен положил руку на плечо Харта.
— Я думаю, ты должен был жениться на Элинор. Твоя жизнь сложилась бы в десять раз лучше.
— Мой мудрый братик, Элинор бросила меня, если помнишь. Жестоко.
Йен пожал плечами.
— Тебе следовало проявить настойчивость, так было бы лучше для вас обоих.
— Я мог справиться с королевой Англии, могу вытерпеть Гладстона и даже палату лордов могу заставить плясать под мою дудку. — Харт покачал головой. — Но не леди Элинор Рамзи.
Йен снова пожал плечами и убрал руку. Его мысли перешли с Харта и его бед на Бет, ожидавшую его в теплом купе.
— Мне надо успеть на поезд.
— Подожди.
Харт встал перед ним. Они были одного роста и смотрели в лицо друг другу, однако Йен вынужден был перевести взгляд на скулу Харта.
— Еще одно, Бет тоже была абсолютно права, говоря обо мне. Я бессовестно использовал тебя. Но есть одно различие. — Харт положил руки на плечи Йена. — Я люблю тебя, если это и не по-мужски признаваться в этом. Я забрал тебя из сумасшедшего дома не для того, чтобы ты помогал мне в моих делах. Я сделал это, потому что хотел дать тебе шанс жить нормальной жизнью.
— Знаю, — сказал Йен. — Я не помогаю тебе, потому что ты распоряжаешься мной.
Он увидел в глазах Харта слезы, и неожиданно брат заключил его в свои медвежьи объятия.
— Забирай Бет домой и будь счастлив. Все кончилось.
Он увидел, как Керри открыл дверь зала ожидания и вышла Бет. Она посмотрела на Йена и улыбнулась.
— Может быть, для тебя и кончилось, а для меня все только начинается.
Харт удивился, но затем кивнул с понимающим видом, глядя, как Бет, распахнув объятия, с нежной улыбкой подошла к Йену. Бет обернулась и поцеловала изумленного Харта в щеку, затем подала Йену руку, и он повел ее к поезду.
В купе суетился Керри, проверяя, все ли готово к долгому путешествию на север, пока Йен не отослал его. От дождя и сгущавшихся сумерек темнело небо. Бет погрузилась в подушки и смотрела, как Йен задвигает занавески, ограждая их от темноты.
Раздался свисток, шипение пара, и поезд тронулся. Пока поезд отъезжал от вокзала, Йен стоял, прислонившись к полированной стене. Бет, усталая, откинулась на подушки.
— А не мог бы Керри найти для меня книгу или еще что-нибудь? — поинтересовалась она. — Или не могли бы мы остановиться и взять что-нибудь для рукоделия?
— Зачем?
— Затем, что когда ты будешь бродить туда-сюда по вагонам, мне надо будет чем-то заняться.
— Я не собираюсь бродить по поезду. — Йен обиделся и запер дверной замок. — Ты же здесь.
— Ты хочешь сказать, что останешься наедине со мной? Без присутствия дуэньи?
Несмотря на их развлечения в ее спальне, которые они себе позволили в тот день, когда раскрылась тайна Феллоуза, Йен снова держался на расстоянии.
— Хочу кое о чем тебя спросить.
Бет раскинулась на сиденье, положив руку на его спинку, и надеялась, что выглядит соблазнительно.
— Что же это за вопрос, муж мой?
Йен наклонился и лег рядом с ней. Его большие кулаки упирались в спинку сиденья.
— А я люблю тебя?
Ее сердце взволнованно забилось.
— Вот это вопрос!
— Когда ты была больна, когда миссис Палмер ударила тебя ножом, я понял, что умру, если умрешь ты. В груди у меня пустота, только пустота там, где должна была быть ты.
— Именно так чувствовала бы и я, если бы инспектор Феллоуз отправил тебя на виселицу или обратно в сумасшедший дом, — едва слышно сказала Бет.
— Я никогда раньше не понимал. Это как страх и надежда, вместе тепло и холод. Все вместе.
— Я знаю.
Он обхватил ладонями ее лицо.
— Но я не хотел причинять тебе боль. Я никогда, никогда не захочу обидеть тебя.
— Йен, ты совсем не такой, каким был твой отец. Из того, что ты и твои братья рассказали мне, ясно, что ты ничем не похож на него. Ты предпочел оставить Салли, но не причинять ей зла. Ты защищал Харта от Феллоуза и думал, что защищаешь Лили.
Он стоял молча, как будто не решаясь поверить ей.
— Во мне кипит гнев.
— Ты знаешь, как загасить его. Он не знал. В этом есть разница.
— Смогу ли я когда-нибудь быть уверенным в себе?
— Я помогу тебе обрести эту уверенность. Ты сам говорил, что он заставлял тебя слишком много страдать… и что тебе с братьями надо сделать с ним. Пожалуйста, Йен. Пусть он уйдет.
Йен закрыл глаза. Бет видела, как меняется выражение его лица в зависимости от того, что он в тот или иной момент переживал.
Медленно открыв глаза, Йен сразу же взглянул на Бет, и их взгляды встретились. Его глаза сияли.
— Я люблю тебя, — сказал Йен.
Бет затаила дыхание.
— Люблю тебя, — повторил Йен. Его взгляд впился в нее с силой, на которую Харт не мог и рассчитывать. — Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя…
— Йен! — рассмеялась Бет.
— Люблю тебя, — шептал он, прижимаясь к ее губам, лицу, ямочке на ее шее. — Люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя. Ты собираешься повторять это всю ночь?
— Я буду повторять это, пока моя страсть не лишит меня сил говорить.
— Видимо, мне придется смириться с этим. Может быть, будет нелегко, но я хотела бы это выяснить.
Он остановился.
— Ты шутишь?
Бет смеялась, пока не сползла на пол и не обнаружила рядом с собой Йена.
— Да, шучу. — Она ухватилась за Йена. — Я убеждена, страсть определенно требует внимания. Может, нам послать за Керри, чтобы он выдвинул кровать?
Йен поднялся на ноги, отбросил подушки на другое сиденье и отстегнул крючки, при помощи которых оно превращалось в кровать.
— Мне не нужен Керри.
— Вижу.
Йен подвинул кровать на место, затем взял Бет на руки и уложил на постель. Он быстро расшнуровал ее сапожки, расстегнул пряжки и расстегнул всю ее одежду, купленную специально для путешествия.
Несколько минут, и она снова лежала, обнаженная, в холодном купе. Бет закинула за голову руку, отчего ее груди приподнялись, взгляд Йена согревал ее не хуже одеяла. Согнув в колене ногу, она положила ступню на бедро, чтобы он мог видеть ее наготу. Ощущение было восхитительным и возбуждающим. Она лежала на спине, и Йен Маккензи смотрел на нее, сколько ему хотелось.
— Ты все еще любишь меня? — спросила она. — Или это просто желание?
— И то и другое.
Несколькими легкими движениями Йен сбросил сюртук, воротничок и жилет. Она и глазом не успела моргнуть, как он расстегнул рубашку. Она наблюдала, как обнажается его грудь, а затем, когда он сбросил брюки и нижнее белье, смотрела на его сильные бедра. Последней была сброшена рубашка. Его грудь была покрыта темными волосами, и под ними вздувались мускулы.
Он не дал ей времени оценить то, что она видела. Он взобрался на кровать и лег над ней, опираясь на локти и колени.
— Желание? — повторил он.
Ее врожденный инстинкт прибегать к шуткам изменил ей.
— Да. Сейчас. Пожалуйста.
Йен, ощутив горячую влажность между ее ног, спросил:
— Любишь меня?
— Люблю! Люблю тебя, Йен.
Он поднес к лицу свои блестевшие от влажности пальцы и облизнул один из них.
— Никогда не пробовал ничего вкуснее.
— Вкуснее, чем чистое виски из винокурни Маккензи?
— Я бы лучше выпил тебя, а не виски.
— И ты шотландец? Ты должен быть влюблен!
— Перестань…
Бет плотно сжала губы, чтобы они не дрожали, а Йен, склонившись над ней, покрывал поцелуями ее тело. Он ласкал ее и поддавался ритму движения поезда. Голова у него кружилась.
— Йен, пожалуйста…
Он снова приподнялся на локтях и коленях. Он ничего не ждал, он спешил. Сильной рукой он приподнял ее бедра и вошел в нее.
Поезд катился по мосту, задавая ритм движениям Йена. Опираясь на кулаки, он напрягал мышцы, и его тело блестело от пота.
— Люблю тебя, — сказал он, не выбиваясь из ритма. — Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя…
— Йен…
Она принимала его в себя, горячая, влажная, скользкая.
Его слова переходили в стоны, и скоро издаваемые ею звуки стали совершенно неразборчивы, движения его бедер становились все быстрее.
Он упал на нее, и жар его груди смешался с жаром ее тела. Он стиснул зубы и заставил себя взглянуть ей в глаза.
— Люблю. Тебя.
Человек, который не мог посмотреть в глаза другому человеку, заставлял себя делать это, какую бы боль это ни вызывало. Он делал ей подарок, самый дорогой, какой только мог, подарок от всего сердца.
Слезы хлынули из глаз Бет, в то время как ее тело погружалось в жаркие волны наслаждения.
— Я люблю тебя, Йен Маккензи.
Еще толчок, второй, и он, напрягая жилы на шее, откинул голову. Его семя наполнило ее, и их тела слились. Их руки, их ноги, губы и языки…
— Моя Бет, — прошептал он, обдавая ее припухшие губы своим горячим дыханием. — Благодарю тебя.
— За что?
Бет улыбнулась сквозь слезы, преодолевая боль.
— За то, что сделала меня свободным.
Бет понимала, что он не подразумевает сумасшедший дом. Он снова поцеловал ее, грубо, страстно, и опустился на нее. Их тела, разгоряченные и опустошенные, слились в одно, а их руки ласкали, гладили и прикасались друг к другу.
— Всегда тебе рада, — произнесла Бет.
Назад: Глава 22
Дальше: Эпилог