Глава 2
Бет не успела ни задохнуться, ни отказаться, а лорд Йен уже тащил ее по галерее, наполовину неся на руках, наполовину волоча за собой. Он распахнул бархатную драпировку на двери и втолкнул Бет внутрь.
Бет увидела, что оказалась в другой ложе, завешанной коврами и пропахшей сигарным дымом. Бет закашлялась.
— Мне бы немного воды.
Лорд Йен толкнул ее в большое удобное кресло, охотно принявшее ее в свою мягкую бархатную глубину. Она схватила холодный хрустальный бокал, который он протянул ей, и с жадностью выпила его содержимое.
Она ахнула, когда почувствовала, что пьет не воду, а виски — напиток обжигал ее желудок. И ее зрение прояснилось.
Когда зрение полностью вернулось к ней, Бет поняла, что сидит в ложе, из которой находившаяся внизу сцена была прекрасно видна. Судя по обзору, Бет предположила, что это, должно быть, ложа герцога Килморгана. Она была роскошно отделана, обставлена удобной мебелью, газовыми рожками и полированными инкрустированными столиками. Но кроме Бет и лорда Йена, в ложе никого не было.
Йен взял у нее бокал и сел рядом с ней — близко, слишком близко к ней. Он приложил к губам то место бокала, к которому прикасались губы Бет, когда она делала последний глоток, и допил оставшееся виски. На его нижней губе остались капли виски, и неожиданно Бет захотелось слизнуть их.
Чтобы отвлечься от подобных мыслей, она вынула из перчатки записку.
— Что вы хотели этим сказать, милорд?
Йен даже не взглянул на листок.
— Только то, что сказал.
— Все это весьма мрачно… и удручающе — эти обвинения…
Выражение лица Йена показывало, что ему совершенно безразлично, насколько мрачны и удручающи они были.
— Мейтер мерзавец, и вы хорошо сделаете, если избавитесь от него.
Бет скомкала записку и попыталась привести в порядок мысли. А это было нелегко, когда Йен Маккензи сидел всего в полуфуте от нее, и от его присутствия она чуть не падала со стула. С каждым вдохом она вбирала в себя запах виски, сигар и мужской силы, к чему явно не привыкла.
— Я слышала, что коллекционеры завидуют друг другу, доходя до безумия, — произнесла она.
— Мейтер не коллекционер.
— Разве? Я видела его фарфор. Он хранит его в запертой комнате и даже слугам не позволяет чистить его.
— Его коллекция гроша ломаного не стоит. Он не может отличить настоящую вещь от подделки.
Йен смотрел на нее горящим тяжелым взглядом. Бет передвинулась.
— Милорд, я три месяца как помолвлена с сэром Линдоном, и никто из его знакомых не упоминал о каких-либо странностях в его поведении.
— Он держит в тайне свои извращенческие поступки.
— Но не скрывает их от вас? Почему вам позволено знать о них?
— Он думал произвести ими впечатление на моего брата.
— Господи, а почему такие вещи должны произвести впечатление на герцога?
Йен пожал плечами и задел плечо Бет. Он сидел слишком близко, но пока что Бет не хватало сил пересесть на другой стул.
— А вы так и ходите с заранее приготовленными письмами, на случай если они потребуются? — спросила Бет.
Он посмотрел на нее, но тут же отвел глаза.
— Я написал его сегодня перед тем, как прийти сюда, рассчитывая встретить вас, поскольку подумал, что вы заслуживаете спасения.
— Я должна чувствовать себя польщенной?
— Мейтер слепой идиот и видит только полученное вами наследство.
То же самое сказал ей ее тихий внутренний голос.
— Мейтеру не нужны мои деньги, — возразила она. — У него есть собственное состояние. Дом на Парк-лейн. Большое имение в Суффолке и еще что-то.
— У него много долгов, поэтому он и продал мне чашу.
Бет не знала, какую чашу, но почувствовала себя униженной. Она была очень осторожна, когда предложения так и посыпались на нее после смерти миссис Баррингтон — она любила посмеяться над тем, как молодая вдова, только что получившая большое наследство, должно быть, если чуть изменить фразу Джейн Остин, искала мужа.
— Я не глупа, милорд. Я понимаю, что большую часть очарования мне придают деньги, которые теперь принадлежат мне.
Его взгляд потеплел.
— Нет, это не так.
Эта простая фраза утешила ее.
— Если в письме все правда, то я оказалась в затруднительном положении.
— Почему? Вы богаты. Вы можете поступать как вам угодно.
Бет замолчала. В тот день, когда умерла миссис Баррингтон, все в жизни Бет перевернулось вверх дном. Никого из родственников миссис Баррингтон не было в живых, и она оставила Бет свой дом на Белгрейв-сквер, своих слуг и всю свою собственность. Бет могла распоряжаться как ей хотелось только деньгами.
Богатство означало свободу. Никогда в жизни Бет не была свободной и предполагала, что другой причиной согласия принять предложение Мейтера было то, что Мейтер его тетка могли бы помочь ей войти в лондонское высшее общество. А она так долго была почти служанкой.
Принято было думать, что замужние женщины не интересовались делами мужей. Томас говорил, что эту чушь, эти правила придумали джентльмены, чтобы делать все, что им хочется. Но ведь Томас был хорошим человеком.
Мужчину, сидевшего рядом с ней, можно было назвать хорошим, только имея богатое воображение. У него и его братьев была ужасная репутация. Даже Бет, прожившая последние девять лет под крылышком миссис Баррингтон, знала это. Ходили слухи о грязных делишках и рассказы о скандальном разводе лорда Маккензи со своей женой, леди Изабеллой. А пять лет назад ходили слухи, что Маккензи был замешан в деле о смерти какой-то куртизанки, но Бет не помнила подробности. Делом заинтересовался Скотленд-Ярд, и все четыре брата на время удалились в свои деревенские имения.
Нет, этих Маккензи нельзя было считать «хорошими» людьми. Тогда зачем такому человеку, как лорд Йен Маккензи, утруждать себя, предупреждая такое ничтожество, как Экерли, что ее жених — распутный?
— Вы в любую минуту можете выйти за меня, — сообщил лорд Йен.
— Простите? — изумилась Бет.
— Я сказал, что вы можете выйти за меня. Я и гроша не дам за ваше наследство.
— Милорд, с чего бы это вам предлагать мне выйти за вас замуж?
— Из-за ваших прекрасных глаз.
— Откуда вы знаете? Вы даже ни разу не взглянули на них.
— Я знаю.
Ей стало трудно дышать, и она не знала, смеяться ей или плакать.
— И вы часто так поступаете? Предупреждаете молодую леди о том, каков ее жених, и тут же делаете ей предложение. Очевидно, прием не подействовал, иначе по вашим следам бежала бы толпа жен.
Йен потер висок, словно у него разболелась голова. Он же сумасшедший, напомнил он себе. Или, по крайней мере, вырос в доме для умалишенных. Так почему она не боится сидеть с ним наедине?
Возможно, потому, что видела безумных, когда Томас занимался благотворительностью в Ист-Энде, они жили в семьях, которые едва могли содержать их. Это были несчастные души, некоторых из них привязывали к кровати. Лорд Йен был далек от того, чтобы быть несчастной душой.
Она кашлянула.
— Вы очень добры, милорд.
Йен крепко сжал подлокотник кресла.
— Если я женюсь на вас, Мейтер не сможет даже прикоснуться к вам.
— Если я выйду за вас замуж, это будет скандал века.
— Вы переживете.
Бет посмотрела на сцену, на сопрано и неожиданно вспомнила, что ходили сплетни, будто леди с пышной грудью была любовницей лорда Кэмерона Маккензи, еще одного из старших братьев.
— Если кто-нибудь видел, как я нырнула сюда с вами, моя репутация уже погублена.
— Значит, вам уже нечего терять.
Бет могла бы встать и в гневе, гордо задрав нос, как учила ее миссис Баррингтон, удалиться. Миссис Баррингтон говорила, что в свое время надавала немало пощечин предполагаемым женихам, но Бет не спешила с пощечинами. Она даже представить не могла, что ее удар произведет на лорда Йена какое-то впечатление.
— Если я скажу «да», что вы сделаете? — спросила она с искренним любопытством. — Попытаетесь разговорами исправить положение?
— Я найду епископа, получу от него разрешение на брак и заставлю сегодня же обвенчать нас.
Она сделала большие глаза, изображая ужас.
— Как? Без свадебного платья, без подружек невесты? А как же цветы?
— Вы уже однажды выходили замуж.
— И что, это должно заменить мне белое платье и ландыши? Должна предупредить вас, милорд, что леди весьма щепетильны, когда речь идет об их свадьбе. Вам следует знать это на случай, если вы в ближайшие полчаса решите жениться на другой леди.
Йен с силой сжал пальцы, обхватившие ее руку.
— Я спрашиваю вас. Да или нет?
— Вы обо мне ничего не знаете. Может быть, у меня грязное прошлое.
— Я знаю о вас все, — его взгляд стал отрешенным, и он еще сильнее сжал ее руку. — Ваша девичья фамилия — Вильер. Ваш отец был французом, приехавшим в Англию тридцать лет назад. Ваша мать была дочерью английского сквайра, и он лишил ее наследства, когда она вышла замуж за вашего отца. Ваш отец умер нищим и оставил вас в бедности. Вы с матерью были вынуждены переселиться в работный дом, когда вам было десять лет.
Бет с изумлением слушала его. Она не скрывала своего прошлого ни от миссис Баррингтон, ни от Томаса, но слышать это из уст высокомерного лорда, каким был Маккензи, было нелегко.
— Боже мой, и это всем известно?
— Я поручил Керри разузнать о вас все. Ваша мать умерла, когда вам было пятнадцать. В конце концов, вы получили должность учительницы при работном доме. А когда вам исполнилось девятнадцать, в работный дом был назначен новый викарий. Томас Экерли познакомился с вами и женился на вас. Спустя год он умер от лихорадки. Миссис Баррингтон, жившая на Белгрейв-сквер, наняла вас в качестве компаньонки.
Бет хлопала ресницами, слушая, как в этих коротких фразах развертывалась драма ее жизни.
— А этот Керри, он сыщик из Скотленд-Ярда?
— Он мой камердинер.
— О да, конечно, слуга. — Она лихорадочно обмахивалась веером. — Он следит за вашей одеждой, бреет вас и расследует прошлое заурядных молодых женщин. Возможно, это вы должны были предупредить сэра Линдона относительно меня, а не наоборот.
— Мне хотелось узнать, настоящая вы или фальшивка.
Она не понимала, что он имеет в виду.
— Так вы получили ответ. Определенно, я неограненный бриллиант. Больше похожа на обычный камень, который оставался без огранки.
Йен коснулся локона, упавшего на ее лоб.
— Вы настоящая.
От этого прикосновения у Бет взволнованно застучало сердце, и ее бросило в жар. Он сидел слишком близко, и тепло чувствовалось сквозь перчатки. Как просто было бы сейчас поцеловать его.
— Ваше положение в обществе в десять раз выше моего, милорд. Выйди я за вас замуж, этот мезальянс никогда бы е забыли.
— Ваш отец был виконтом.
— О да. Я забыла моего дорогого отца.
Бет прекрасно знала, насколько реальным был титул виконта и как хорошо ее отец знал свою роль.
Лорд Йен продернул тонкую прядь между пальцами, распрямляя ее. Он выпустил ее из руки, и его глаза блеснули, когда прядь спустилась на лоб. Он протянул прядь снова и снова и смотрел на нее. Его сосредоточенность раздражала, а еще больше ее раздражала близость его тела. В то же время ее собственное грешное тело откликалось на эту близость.
— Вы совсем разгладили локон, — сказала она. — Моя горничная будет очень огорчена.
Йен снова сжал подлокотник кресла.
— А вы любили своего мужа?
Эта странная встреча с лордом Йеном очень рассмешила бы их с Томасом. Но Томаса уже несколько лет не было, и она оставалась одна.
— Всем сердцем.
— Я не стал бы ждать от вас любви. Я не могу ответить вам любовью.
Бет закрыла разгоряченное лицо веером.
— Едва ли это польстит женщине, милорд, если она услышит, что мужчина не полюбит ее. Женщине хочется верить, что он будет верен ей.
Мейтер сказал, что будет ей предан. Скомканная записка снова жгла ей руку.
— Не будет. Я не могу полюбить вас.
— Простите, что вы сказали?
Она так часто повторяла эти слова в этот вечер.
— Я не способен любить. Я не предлагаю вам любовь.
Бет думала, что же печальнее: сами слова или равнодушный тон, которым он произнес их?
— Может быть, вы просто не нашли подходящую женщину, милорд. Рано или поздно все влюбляются.
— У меня были женщины, любовницы, но я их не любил.
Лицо Бет пылало.
— В ваших словах нет смысла, милорд. Если вас не интересует мое богатство или то, люблю ли я вас, то какого черта вы хотите жениться на мне?
Йен снова потянул прядь, как будто не мог сдержаться.
— Потому что я хочу уложить вас в свою постель.
И в этот момент Бет поняла, что она не настоящая леди и никогда ею не будет. Истинная леди упала бы со стула в легком обмороке или закричала бы на весь зал. А Бет потянулась к Йену, как будто ей было приятно его прикосновение.
— В самом деле?
Он распустил ее локоны.
— Вы были женой викария, респектабельной женщиной, на таких женятся. Иначе я предложил бы любовную связь.
Бет сдержала желание потереться лицом о его перчатку.
— Я правильно вас поняла? Вы хотите уложить меня в вашу постель, но поскольку я когда-то была респектабельной замужней леди, вы ради этого должны жениться на мне.
— Да.
Она разразилась почти истерическим смехом.
— Дорогой мой лорд Йен! Не считаете ли вы, что это уже чересчур? Переспите-то вы со мной один раз, а жить нам придется вместе до конца дней.
— Я на это и надеялся.
У него это прозвучало вполне логично. Его звучный голос пробуждал в ней чувства, соблазнял ее, раскрывал в ней страстную женщину, которая познавала наслаждение, касаясь мужского тела и ощущая прикосновения мужчины к ее телу.
Предполагалось, что леди не испытывают наслаждения в постели, так ей говорили. Томас уверял, что это чушь, и показывал ей, что может чувствовать женщина. Она подумала, что если бы он так хорошо не научил ее, она бы не сидела здесь, сгорая от страсти к лорду Йену Маккензи.
— А вы сознаете, милорд, что я помолвлена с другим мужчиной? И я слышала только от вас, что он распутник.
— Я дам вам время узнать Мейтера получше и привести в порядок свои дела. Что вы предпочитаете: жить в Лондоне или в моем имении в Шотландии?
Бет захотелось откинуться в кресле и расхохотаться. Это было абсурдно, но в то же время весьма соблазнительно. Йен привлекателен, она одинока. Он достаточно богат, чтобы думать о ее небольшом состоянии, и он не скрывал, что хочет ее. Но если она так мало знала о Линдоне Мейтере, то об Йене Маккензи совсем ничего не знала.
— Я все еще в недоумении, — смогла она ответить ему. — Дружеское предостережение относительно сэра Линдона — это одно, но предостеречь меня и тут же через несколько минут сделать мне предложение — совсем другое. Вы всегда так быстро изменяете свои решения?
— Да. Но вы можете отказаться.
— Полагаю, мне так и следует поступить.
— Потому что я безумен?
Бет снова рассмеялась.
— Нет, потому что это слишком заманчиво и потому что я выпила виски… Мне надо вернуться к сэру Линдону и его тетушке.
Она поднялась, шурша юбками, но лорд Йен схватил ее за руку.
— Не уходите.
У Бет ослабели ноги, и она снова села. Здесь было тепло, а в кресле очень удобно.
— Мне не следует оставаться.
Он накрыл ладонью ее руку.
— Смотрите на сцену.
Бет заставила себя взглянуть на сцену, где пела певица, страстно оплакивая потерянного любовника. Слезы блестели в ее глазах, и Бет подумала, не мечтала ли певица о лорде Кэмероне Маккензи. О ком бы эта женщина ни пела, в высоких нотах арии звучала сердечная боль.
— Это прекрасно, — прошептала Бет.
— Я могу сыграть это по нотам, — сказал Йен, дыша теплом в ее ухо. — Но я не могу уловить их душу.
— О!..
Она сжала его руку. Внутри Бет нарастала страсть.
Йен чуть не сказал: «Научите меня слышать это, как слышите вы», — но он знал, что это невозможно.
Она совсем как редкий фарфор, думал он, хрупкая красота со стальным стержнем. Дешевый фарфор крошится как пыль и разбивается, но лучшие вещи доживают до времени, когда попадают в руки коллекционера, который намерен заботиться о них.
Бет, слушая, закрыла глаза, а ее очаровательный локон упал ей на лоб. Ему нравилось, как распускаются ее локоны, словно нити расшитого шелками гобелена.
Певица закончила партию еще одной долгой чистой нотой. Бет невольно захлопала, улыбаясь, с блестящими от восхищения глазами. Под руководством Мака и Кэмерона Йен научился аплодировать, когда кончается номер, но никогда не мог понять почему. А Бет, казалось, не испытывала трудностей с пониманием и радостью восприятия музыки.
Когда она остановила на нем взгляд, ее синие глаза наполнились слезами, и Йен поцеловал ее.
Она подняла руки, готовясь оттолкнуть его, но положила их ему на плечи и издала какой-то звук. Словно сдаваясь.
Сегодня он хотел ею овладеть. Он жаждал увидеть, как желание смягчит ее взгляд. Как ее щеки вспыхнут от удовольствия. Ему хотелось добраться до возбудимого местечка между ее ног и, лаская его, разжечь ее желание, ему хотелось войти в нее и, утолив собственное желание, повторять это снова и снова.
Он проснулся бы и, увидев на подушке ее голову, целовал бы ее, пока она не открыла глаза. Он накормил бы ее завтраком и смотрел, как она улыбается, беря еду из его руки.
Он провел языком по ее нижней губе. У нее был вкус меда, виски, сладких специй. Он чувствовал под своими пальцами ее пульс, ее дыхание, обжигающее его кожу. Ему хотелось, чтобы это горячее дыхание обжигало его плоть, уже отвердевшую, восставшую и требовавшую от нее удовлетворения. Ему хотелось, чтобы она касалась этой плоти губами, как касалась его губ.
Ей хотелось этого — никаких девственных волнений, никакой боязни его близости. Бет Экерли знала, что делать, находясь с мужчиной, и ей нравилось это. Ее тело трепетало в предвкушении.
— Нам следует остановиться, — прошептала она.
— А вы хотите остановиться?
— Теперь, когда вы заговорили об этом, не очень.
— Тогда почему?
Он произнес это, коснувшись ее губ. Он ощутил на языке вкус виски, а она — жесткость его прикосновения и грубую кожу подбородка. У него был рот мужчины, властолюбивый рот.
— Я уверена, найдется дюжина причин остановиться. Признаюсь: сейчас не могу придумать подходящую.
Пальцы у него были сильными.
— Сегодня поезжайте со мной ко мне домой.
Бет этого хотелось. О, как она этого хотела. Радость охватила ее, тело пронзила острая сладостная боль, которую она уже не надеялась когда-либо испытать вновь.
— Я не могу, — почти простонала она.
— Можете.
— Я хотела бы…
Она представила газеты, смакующие лондонские сплетни: «Богатая невеста отказывает жениху, изменяя ему с лордом Йеном Маккензи»; «Ее происхождение было неясным — кого это могло удивить?»; «Говорят, кровь сказывается»; «Почему она должна быть лучше своей матери?»
— Можете, — твердо повторил Йен.
Бет закрыла глаза, пытаясь заглушить сладкое искушение.
— Перестаньте уговаривать меня…
Дверь ложи распахнулась, и громкий грубый голос произнес, перекрывая бурные аплодисменты публики:
— Йен, черт бы тебя побрал, ты должен был следить за Дэниелом! Он опять играет в кости с кучерами, и ты знаешь, что он всегда проигрывает!
