Глава 16
– Вы так рано уезжаете, милочка? – удивилась леди Осборн. – Еще только половина двенадцатого.
Осборн остановил жену.
– Пусть себе отправляется к своим картам. У девушки несомненный дар. Мы не должны останавливать ее.
– Ты поощряешь ее рискованные занятия, Осборн. Разве это подходящее дело для молодой женщины? Как не стыдно!
Эмма улыбнулась их маленькой перепалке, говоря себе, что должна оставить эту милую чету и уйти. Никакой игры сегодня, но необходимо сделать некоторые приготовления. И она чувствовала себя странно, не говоря уже об упадке сил и апатии. Она чувствовала себя опустошенной и истощенной.
Однако Осборны все продолжали свою пикировку. Она будет скучать по ним. Дядя рассказывал ей, что когда-то их семейную жизнь никак нельзя было назвать счастливой. Они ссорились друг с другом на протяжении нескольких лет. Но после рождения первого ребенка – дочери – что-то изменилось в их отношениях. Неприязнь обратилась в семейную привязанность, и это продолжается уже без малого сорок лет.
Леди Осборн, к сожалению, больше не могла совершать поездки в их загородный дом. После трех дней, проведенных в карете, спина болела несколько недель. Поэтому лорд Осборн отказался от охоты на севере, и они вместе жили в Лондоне круглый год.
Эмма вздохнула, понимая, что сегодня не может уйти от Осборнов, сказав обычные слова прощания. Она была очень привязана к этой паре.
– На самом деле, – начала она, – завтра я покидаю город.
– О-о, – ахнула леди Осборн, – но вы вернетесь к нашему балу, не правда ли? Первый бал после Пасхи, и я рассчитываю, что это будет нечто из ряда вон выходящее.
– Я… нет. Боюсь, что меня не будет в городе. И скорей всего я пропущу весь сезон. Видите ли, – Эмма сделала паузу, думая, как бы лучше сказать, – я сегодня устроила грандиозный скандал. Вам лучше не общаться со мной.
Лорд Осборн фыркнул:
– Мы не стали бы общаться с вами, милочка, если бы не хотели. Но мы так любим вас. И что за глупость – покидать город на целый сезон?
– О, это все из-за ее гардероба, не так ли? – вмешалась его жена. – Сейчас все так баснословно дорого! Но вы можете прекрасно жить у нас, дорогое дитя. Нечего выбрасывать деньги на ветер и нанимать апартаменты, когда у нас пустует пятнадцать комнат! Оставайтесь с нами, и мы подумаем, что делать с вашими туалетами.
Эмма подняла обе руки:
– Нет. Я не могу. Это не из-за денег, поверьте. И не из-за позора, связанного со скандалом. Просто мои нервы не могут выдержать бурное веселье и напряжение сезона. Даже зимой я устаю сверх меры. Нет, я должна провести лето в деревне. Боюсь, что Денмор передал мне свою страсть к земле.
Леди Осборн не собиралась сдаваться.
– Но у нас здесь тоже есть сад!
Эмма покачала головой, и лорд Осборн обменялся многозначительными взглядами с женой, прежде чем взять руку Эммы.
– Мы будем скучать по вас. Вы нам стали как дочь. Вы должны пообещать, что вернетесь к нам осенью. Мы слишком стары, чтобы находить удовольствие в скандалах, тем более что мы не в состоянии творить их сами.
Леди Осборн захлопала в ладоши и рассмеялась, как девочка.
– И никакой публики, – сказал ее муж, приподняв бровь.
Эмма приложила усилие, чтобы улыбнуться.
– Спасибо, ваша дружба мне очень дорога. Пожалуйста, помните об этом.
Она встала и тут же утонула в объятиях леди Осборн. После долгих объятий и материнских поцелуев Эмма наконец была отпущена, но ноги отказывались слушаться, пока она шла к выходу.
Она прибыла в Лондон, уже предвидя свой неизбежный отъезд. И вот теперь, когда пришло время уезжать, она не очень представляла себе, что же ждет ее дальше. Она может вновь разыгрывать респектабельность, вместо того чтобы заняться простыми земными вещами. Но результат будет тот же самый. И одиночество гарантировано ей, как и отсутствие настоящих друзей.
Нет, скоро все должно измениться к лучшему. Так должно быть.
– Куда прикажете, мэм? – спросил кучер, когда она подошла к карете. Подобрав юбки, Эмма опустилась на сиденье.
– Я не… – Куда она едет? Домой, решила она и тут же вспомнила карету Сомерхарта. Он прибыл к Тануитти как раз в тот момент, когда весь дом гудел как разбуженный улей, перебирая подробности скандала, который она учинила. И можно только представить реакцию Харта. Злость. Ярость. Ненависть. Он вполне мог направиться прямо к ее дому и, может быть, сейчас ждет ее там.
– Мэм?
Но ей некуда ехать. Она не могла лишить Ланкастера шанса найти жену, подъехав к его подъезду так поздно вечером, как шлюха, которая вышла на промысел.
– Поезжайте на мою улицу. Заверните за угол и остановитесь.
– Слушаюсь, мэм. – Он приподнял шляпу и, не выдав ни на йоту удивления, закрыл дверцу и повез Эмму в темноту.
Ее измученное тело стремилось занять лежачее положение. Ей так хотелось положить голову на сиденье и спрятать ноги под юбки.
Но она понимала: стоит ей уступить, и ее тело станет беспомощным, слабым и дрожащим. Поэтому она держала спину прямо, не позволяя себе отклониться на спинку сиденья. Они проехали мимо роскошных особняков Риджентс-парка и направились к красивым улицам Мейфэра. Сомерхарт жил там, в самом центре этого фешенебельного района. Она подумала, что, дай ему волю, он бы запер ее в одном из своих особняков.
Они завернули за угол, и яркие огни Мейфэра преследовали их. Сначала Сент-Джеймс, потом Белгрейвия. И наконец, ее улица.
Она распрямила плечи, застывшие от неподвижности. Когда карета замедлила ход, Эмма всмотрелась в окно, стараясь разглядеть хоть что-то в кромешной тьме. Легкий дождик моросил, ударяясь в стекло и затуманивая видимость.
Но он мог быть в доме. Или сидел в карете, наблюдая за ней. Он мог подъехать на эту улицу именно в этот момент, прямо к ее дому. Дрожь пробежала по телу.
Как оказалось, Харт не предавал ее, письмо было написано другим человеком, а она… Он был безупречно честен с ней, а она лгала на каждом шагу. Но он сильная и самодостаточная личность, в его руках богатство и власть, поэтому стоит ли ей так уж переживать?
Ее дверь блестела от влаги, и в свете уличного фонаря казалась особенно сиротливой. Как печально все это выглядит, но она может закрыть завтра эту дверь и навсегда исчезнуть. Харт никогда не найдет ее, никогда не узнает о ее лжи. Она может оставить его ни с чем, разве что с унижением. Но она не хотела оставлять его так, она хотела большего… для себя.
Если он поджидает ее здесь, она по крайней мере может сохранить эту конфронтацию. Дать ему шанс сказать ей все, что он хочет. Шанс высказать свою боль. А ему наверняка больно.
Она должна выйти из кареты. Она должна выйти…
Ей некуда больше идти.
Ее рука потянулась к ручке двери, затем она почувствовала, как карета накренилась и кучер крикнул:
– Эй!
Ее сердце остановилось, когда черная дверца открылась. Она вжалась в сиденье, неуверенная, что это Харт, но все равно испуганная.
Затем маленькое личико просунулось в карету.
– Стимп?
– Отойди от моей кареты, ты, драная крыса! – кричал кучер.
Стимп прыгнул внутрь со словами:
– И где вы были?
Кучер начал спускаться, и карета раскачивалась из стороны в сторону.
– Все нормально, – крикнула ему Эмма. – Я знаю этого мальчишку.
Стимп поджал губы.
– Герцог в большой печали.
– Снова платит тебе, чтобы ты следил за мной?
– Нет, не это. Я должен послать за ним, когда увижу вас. Он страшно злится.
– Да. Я знаю.
– И кажется, он был здорово пьян, пока ждал вас в своей роскошной карете. В глазах было черт знает что.
От этого Эмма почувствовала себя смелее.
– Пьяный и злой, и ты хотел привести его к моему дому?
Упрямый подбородок поднялся.
– Может быть, вы заплатите мне побольше?
– Может быть.
– Но вы заплатили мне один раз, и все. Я практически на содержании у его светлости. – Он пожал плечами, выражая симпатию, но не сожаление.
Эмма отвернулась и снова взглянула на свою сиротливую дверь, которая вела в ее одинокий дом. Харт разгневан и пьян. Дрожь била ее как в лихорадке, она едва могла дышать. Она приняла решение. В конце концов, она может позволить себе совершить эту глупость.
– Нет необходимости информировать герцога, Стимп. Я сама найду его.
Маленькое личико скорчилось от удивления.
– Не могу поверить.
Стянув перчатки, Эмма бросила их на противоположное сиденье.
– Веришь ты мне или нет, но я не стану сидеть здесь и ждать, когда меня загонят в угол. А теперь вылезай из кареты. Если мужчина хочет сражения, он получит его.
Он не мог поверить в это, даже спустя несколько часов.
Скандальная? Да. Безрассудная и чувственная? Да. Но Харт не мог поверить, что она может дойти до такого. Предложить свое тело в залог! Немыслимо.
Он говорил себе, что она не это имела в виду и что за этим ничего бы не последовало. Дьявол, Харт не позволил бы ей. Но это не отменяло того, что она публично предложила себя другому мужчине, а Харту отказывала даже в намеке на возможную близость.
«Вы не должны быть таким добрым», – говорила она.
– Нет, – прорычал Харт, сидя в пустой библиотеке, – больше нет.
Нежность, беспокойная забота, которую он начинал ощущать, превратились сейчас в кипящую ненависть. Он хотел сделать все, чтобы заглушить это чувство, но алкоголь только разжигал пожар.
Харт сжал ножку бокала в руке. Ссадины на его костяшках горели огнем, когда бурбон перелился через край и капнул на пальцы. Этот подонок Марш мог получить ее! Харт сожалел, что успел ударить его только пару раз, прежде чем их разняли. Вмешавшиеся джентльмены утверждали, что несправедливо избивать человека в бессознательном состоянии. Харт громко возражал.
Несмотря на то что он был один, Харт бросил несколько душераздирающих проклятий, прежде чем опрокинул остатки бурбона, и потянулся к колокольчику.
Харт понимал, что если он вступит в конфронтацию с Маршем, это будет похоже на соперничество и все станет еще унизительнее. Куда проще объяснить, что он и Эмма давно пребывали в дружеских отношениях и, естественно, поведение Марша взбесило его. Тогда он получит несколько понимающих кивков и поздравлений с тем, что наконец развязался с леди Денмор. Но Харт не мог размышлять спокойно. Он был ослеплен, взбешен, оглушен неожиданной болью.
– Ваша светлость? – Бутылка пуста. – Сэр. – Камердинер вышел из комнаты и вернулся через несколько секунд. Харт подумал, что он угадал его желание, но тут же заметил, что его руки пусты.
– Ваша светлость, дворецкий сообщил мне, что у вас визитер.
Харт поднял брови, ничего не понимая.
– Стимп?
– Нет, сэр. Леди Денмор. Я могу пригласить ее войти?
Он, думая о бурбоне, машинально кивнул. Может, какая-то другая леди Денмор? Не может быть, чтобы Эмма. Прийти к нему? После всего? Нет, она не могла позволить себе такую глупость. Он почувствовал внезапный страх от мысли, что может сделать с ней, если она войдет, но тут она вошла, и всю апатию как рукой сняло.
Алкоголь будоражил кровь, разжигая злость. Он уверенно поднялся и вполне сносно удержался на ногах. Эмма смотрела на него, и Харт почувствовал, что на его губах дрожит улыбка. Ей следовало испугаться. Ей следовало бояться.
– Зачем ты здесь? – Он осмотрел ее, отметив прелестное золотисто-алое платье, подчеркивающее высокую грудь и тонкую талию. Этот золотистый шелк придавал ее коже неповторимый оттенок, похожий на кремовый жемчуг. Он никогда не видел ее такой красивой. – Глупая овечка.
– А вы лев, как я полагаю?
– О да!
Мортон закрыл за ней дверь. Она остановилась в нескольких шагах от Харта. Казалось, ее окружало золотистое сияние, мягкое и нежное на фоне темного дерева библиотеки. Ее волосы были под цвет платья.
Она глубоко вздохнула. Грудь поднялась, упираясь в корсет.
– Мне сказали, что вы искали меня, ваша светлость.
– И ты позволила себе прийти ко мне?
– Как видите.
Харт насмешливо вздохнул.
– Ну и ну! Это крайне глупо с твоей стороны.
Она скрестила руки на животе.
– Почему? Разве вы не хотите наказать меня за мое поведение?
Харт поднял голову и пересек просторную комнату, сдерживая гнев, который накатывал на него волнами, превращая его кровь в бурлящий поток.
– Это то, о чем ты думала? Что я хочу подвергнуть тебя наказанию? Как ты наивна, Эмма. Я не твой наставник, чтобы читать нотации. Я не твой отец и не собираюсь увещевать тебя. – Он стоял в шаге от нее и наблюдал, как при каждом дыхании поднимается и опускается ее грудь. – Но я хочу… – Ее глаза следили за ним, когда он поднял руку и прикоснулся одним пальцем к ее ключице. – Я хочу… да, я хочу наказать тебя.
Она вздохнула. Округлости ее груди коснулись его руки.
– Я не сделала вам ничего дурного… Вы не имеете права.
– О, моя сладкая. – Он прошелся пальцем по краю корсета. – Если бы я не имел права, ты бы не пришла сюда.
Она покачала головой и отступила на шаг, подняв руки, чтобы оттолкнуть его.
– Вы пьяны.
– Зачем ты сделала это?
Она уронила руки.
– Что?
– Зачем ты изображала перед ним шлюху?
– Я… – Она покачала головой, и вызов исчез из ее глаз. – Я знала, что смогу выиграть.
– Неправда. На этот раз удача могла изменить тебе. Любой его ход мог побить твой флэш. О да, мне пересказали все детали этой сцены. Зачем ты пошла на такой риск?
– Я не знаю. Это был глупый импульс. Ошибка.
– Ошибка. Ошибка – это повернуть не в ту сторону в парке или забыть перчатку после визита.
– Более страшная ошибка, чем…
– Ошибка – говорить одному мужчине, что ты никогда не будешь его любовницей, и соглашаться раздвигать ноги перед другим за пятьсот фунтов.
– Нет, – прошептала она.
– Я бы предложил больше. Я все еще готов, Эмма, так как ты пока не замарана другой связью. Две тысячи достаточно? Я думаю, это щедро.
– Я не имела в виду…
Ее подбородок задрожал, что обрадовало его.
– А, так, значит, ты не проститутка? Просто обманщица?
– Да. – Она вздернула подбородок, стараясь придать себе гордый вид.
– Почему ты пришла сюда, прямо в пасть ко льву?
Эмма отступила еще на шаг, теперь ее спина упиралась в дверь. Господи, как бы он хотел прижать ее к этой двери!
– Я должна была извиниться за то, что заставила вас краснеть за мой поступок.
– Лгунья.
– Я… я думала, вы…
– Ты знала, что ранила меня, и чувствовала свою вину? И хочешь, чтобы я отплатил тебе?
– Нелепо, – прошептала она.
– И затем ты являешься сюда и говоришь, что тебе от меня ничего не нужно?
– Вы пьяны и раздражены. Я не собираюсь слушать пьяные речи.
Харт грубо обхватил ее рукой за шею и с силой привлек к себе.
– Лорд Марш, – проговорил он сквозь зубы, – это кусок дерьма…
– Харт…
– Закрой свой прелестный ротик, Эмма.
Она послушно сжала губы.
– Ну вот, хорошая девочка.
Он подтолкнул ее в открытую дверь и повел по коридору. Мортона нигде не было видно, но Харт знал, что он где-то рядом.
– Вино в мою комнату, – бросил он на ходу, и тут же появившийся лакей бросился выполнять приказание.
Эмма высвободилась из рук Харта, но не побежала к выходу. Вместо этого она последовала за указующим движением его руки и направилась прямо к лестнице, ведущей на второй этаж. Она послушно поднималась наверх, прямо к его постели.
Харт едва сдерживал возбуждение. Сегодня, сейчас она наконец-то будет принадлежать ему.
Сожалея, что она предложила себя этому ничтожеству, она будет принадлежать Харту. Только ему.
Разумеется, это еще больше осложнит их отношения, а ее предательство станет более болезненным. Но в данный момент он не мог думать об этом.
Он хотел ее, как никогда не хотел ни одну женщину. В юности он имел женщин, которых хотел, имел их любым способом.
Но позже… позже у него никогда не возникало желания подобной силы.
Он пожирал взглядом ее тонкую талию и мягко покачивающиеся бедра.
Его сердце, которое уже давно стало холодным как лед, отзывалось на каждый ее шаг. Воображая ее раскинувшейся на кровати, он намеревался утолить свою злость. Возможно, она не сделает того, что он потребует от нее, но пусть постарается.
И она тоже хотела этого, он знал. Она хотела и унять его злость, и подчиниться его требованиям… Но Харт не собирался ограждать ее от ответственности. Пусть сама попросит того, чего хочет, он не станет предугадывать ее желания.
Эмма поднялась на верх лестницы и остановилась. Лицо ее стало внезапно очень юным, в нем появилась неуверенность. Харт взял ее за руку, и они пошли к дверям, которые вели в его апартаменты. Лакей следовал за ними с подносом. Харт ввел ее в комнату и оставил посередине.
Когда дверь закрылась, он предложил ей бокал вина и совсем не удивился, когда она осушила его четырьмя жадными глотками.
– Еще?
– Да.
– Стараешься догнать меня? Предупреждаю, я не слезу с тебя три часа.
– Сделаю все, что могу. – Она выпила второй бокал более медленно. Харт, отойдя на пару шагов, осматривал свою жертву. Господи, какая же она красивая сегодня! Вино добавило румянца ее щекам, а может быть, виной тому страх и возбуждение? Ее глаза следили за ним. Но, встретив его взгляд, она быстро отвела их. Высунув кончик языка, она слизнула капельку вина с розовых губ, и Харт понял, чего хочет.
– Повернись спиной.
Он взял бокал из ее рук. Положив руку ей на плечо, он провел ею ниже по склону плеча. Господи, какая горячая кожа, подумал он.
– Я никогда не притрагивался к этому месту, – пробормотал Харт, поглаживая ее спину, благо платье имело глубокий вырез на спине. Эмма задрожала, когда он нашел потайные застежки и начал расстегивать крючки.
Он не спешил. Не было нужды спешить. Она будет здесь так долго, как он захочет.
Один за другим крючки поддались под его рукой, открыв простой корсет. Харт спустил платье с плеч. Увидев ее обнаженные руки, он задрожал. Шелк заскользил и упал на пол бесформенной грудой. Он быстро разобрался с нижней юбкой, и она тоже упала, округлости ее ягодиц отчетливо вырисовывались под тонкой, прозрачной материей…
Его ладонь прошлась по ее спине, на этот раз по жестким креплениям корсета, затем спустилась ниже по мягким изгибам ягодиц. Растопырив пальцы, как бы измеряя объем, он коснулся ягодицы, мягкой и теплой, как булочка.
Эмма ахнула, а он улыбнулся. Ее плоть была такой податливой, такой упругой и нежной в одно и то же время. Обследовав ее ягодицы, он обошел ее кругом и теперь наслаждался видом спереди.
Ах, здесь было еще лучше. Но он сдерживал улыбку, которая показывала бы его зубы и его голод. Ее груди торчали, демонстрируя розовые ореолы сосков. Сквозь тонкую ткань просвечивал темный треугольник ее лона, и сорочка кончалась у колен. Шелковый пояс с подвязками обхватывал бедра и придерживал золотисто-бежевые чулки.
Он подал ей руку, чтобы помочь выйти из круга снятой одежды, и снова стал любоваться ее наготой, хотя она была еще в корсете и в туфлях на каблуках. Лицо ее выражало готовность доставить ему удовольствие.
Она видела, как он наблюдает за ней, и блеск нетерпения появился в ее глазах. Она видела в своем воображении картину, которую представляла, и, чуть-чуть поведя плечами, прогнулась в спине. Розовые ореолы грудей высунулись из-под корсета.
– Тебе нравится, как я смотрю на тебя, Эмма? Хочешь взглянуть на себя в зеркало и видеть, как я наблюдаю?
– Да, – отозвалась она.
Его сердце подпрыгнуло.
– Прекрасное зрелище! – Подойдя ближе, он провел рукой по ее щеке и поцеловал ее нежно, благоговейно. Ее рот послушно открылся, и он обследовал языком его притягательную глубину. Ее жар. Ее влажность. Ее язык встретил его язык, пробуждая желание в другой части его тела, которая тоже хотела этих скользких прикосновений, касаний этого бархатного языка.
Его поцелуй стал глубже, а ее руки крепче сомкнулись на его запястьях. Когда он оторвался от нее, ее губы были красными и воспаленными, и ему в голову снова пришла соблазнительная фантазия, которая росла, мешая дышать.
– Встань на колени, – прошептал он.
Она вздрогнула и еще сильнее вцепилась в его руки. Шок понимания отразился в ее глазах.
– На колени, – прохрипел он, и она опустилась на пол медленно, как перышко. Глядя в его глаза, она потянулась к застежке его брюк. Харт расстегнул рубашку и сбросил ее. Ее пальцы дрожали, пока она расстегивала застежку.
– Ты бы сделала это для него?
Она покачала головой, понимая, что он имел в виду Марша.
– Скажи это.
Ее руки задрожали еще сильнее, было мучительно отвечать на этот вопрос.
– Нет, – наконец произнесла она.
– А ты… – Он остановился на секунду, дыхание перехватило, потому что ее пальцы проникли в ширинку. – Ты сделаешь это для меня?
– Да, – прошептала она, когда ее холодные пальцы обхватили его разгоряченную плоть. Он хотел ахнуть, но удержался.
Ее взгляд остановился на его страждущем лице.
– Да, – снова повторила она.
Шок чистого вожделения пронзил его плоть, проникая в самые интимные глубины. Намек сомнения, какое-то мгновенное прозрение всколыхнулось в его сознании.
Она прижалась к нему с новым поцелуем…
И тогда прозрение превратилось в уверенность: она никогда прежде не делала этого. Никогда.
Ее семидесятилетний муж никогда не просил ее об этом и, видимо, никогда не хотел этого. И она не делала этого ни с одним другим мужчиной.
О Господи!
Он предполагал, что это устыдит его или уменьшит его требования, но это только усилило его вожделение до опасного предела. Его колени задрожали.
– Эмма!
Она подняла глаза. И он не сомневался, в них было желание. «Пожалуйста, пусть это будет и твое желание».
Он взял ее податливую руку в свою, говоря себе, что ему следует остановить ее и поднять на ноги, но знал, что не сделает этого.
Харт положил дрожащую руку ей на голову. Пальцы нащупали полдюжины шпилек и вытащили их. Густые локоны волной упали ей на спину.
– Ты хотела делать это?
– О да. Да. – Ее дыхание согревало его, приближая обещание экстаза. – Да. Я хочу. Я хотела. Прости. Я не знаю… я…
Невероятно.
Она была распутна и вместе с тем невинна. И являла собой истинное искушение, в этом корсете и на коленях, с шелковой волной волос, покрывающих ее плечи и спину. Харт хотел, чтобы его руки утонули в этом шелке.
Он хотел руководить ею, но решил, что так даже лучше: Эмма делала то, что ей нравилось и что нравилось ему. Эмма делала то, что хотела.
Ее глаза медленно приоткрылись. И она наблюдала за ним сквозь завесу ресниц.
Все тело Харта дрожало, удовольствие становилось все сильнее и сильнее, прогоняя все мысли… удовольствие было совершенным и подвигало его к вершине наслаждения.
Он больше не мог терпеть это.
На ее лбу выступили капельки пота, дыхание обдавало его прохладным мучительным дуновением.
Он должен был успокоиться. Ведь он хотел получить больше, чем это. Он хотел получить все, что мог взять.
– Достаточно, – простонал он.
Она наблюдала за ним, ее зрачки расширились от вожделения, губы распухли. Примитивное чувство собственности овладело им, воздух вырывался из легких.
Она была почти невинной, несмотря на свою чувственную натуру. И он хотел сохранить ее для себя, соблазнить ее, научить ее тем вещам, которые она не делала с другим мужчиной.
И тут мысль о том, что она намеревалась делать это с Маршем, обожгла его, смешав все чувства.
Харт утратил самообладание. Он относился к ней так, словно она другая, словно он дорожит ею, хотя на самом деле хотел показать, что она не значит для него абсолютно ничего. Намеревался убедить ее, что их странная дружба закончилась и теперь он ценит ее не больше, чем любую другую женщину из тех, что делили с ним постель.
Харт застегнул брюки, и ее брови удивленно взлетели вверх.
– Давай сначала усвоим некоторые разумные правила. – Он повернулся к подносу и налил бокал вина. Он не предложил ей, не посмел протянуть бокал, пытаясь скрыть свою дрожь. – Ты никогда не расскажешь никому обо мне. Никогда не будешь настаивать на наших отношениях или отрицать их существование. Если я услышу хотя бы намек, хотя бы какой-то шепот о наших интимных отношениях, я тотчас порву с тобой. Не только наша интерлюдия придет к концу, я вообще избавлюсь от тебя. Поняла?
Вожделение исчезло из ее глаз, заставив ее прищуриться от обиды.
– И ни одного мужчины не будет в твоей постели, пока мы будем встречаться. И никаких флиртов. Когда роман закончится, не будет ни слез, ни истерик. Это чисто физические отношения. Это не любовь. И не начало любви. Это естественное завершение взаимного влечения. Тебе ясно?
Ее губы дрожали от ярости.
– Этот спич ты произносил всем своим любовницам?
– Да.
Она отклонила голову.
– И как женщины реагировали на список этих требований?
– Смотрели на меня, как ты смотришь сейчас. – О нет, она смотрит иначе. И разве можно сравнивать ее с теми безымянными, безликими женщинами? Некоторые казались испуганными. Но все соглашались.
– Высокомерный трус. Ты на самом деле так боишься?
Сделав глоток вина, он пожал плечами:
– Я предпочитаю держать ситуацию под контролем.
– О, не всегда. – Ее глаза спустились по его обнаженной груди к коленям.
Харт был вполне счастлив услышать злость, прозвучавшую в ее словах.
– Я и сейчас контролирую ситуацию, Эмма. И это касается и тебя. Сними с себя все.
– Ты обидел меня.
– Ха! Можешь злиться сколько угодно. Но ты хотела этого с нашей первой встречи почти так же, как я.
Ее скулы напряглись при его словах.
– Этого я не хотела.
Остатки вина смягчили его сухое горло, но не уменьшили его злость, от которой кожа на лице натянулась как на барабане. Он стал говорить еще более резкие слова, когда поставил бокал и посмотрел ей в глаза.
– Ты прекрасно знала, что я собой представляю, и все же пришла сюда. Ты знала, что я пьян. И страшно зол. И все-таки пришла ко мне. Умом ты могла не хотеть этого, Эмма, но это необходимо тебе… и мне. – Он улыбнулся, и улыбался, пока в ее глазах не появился нервный блеск. – Я зашел слишком далеко. Все в Лондоне говорят обо мне сейчас, моя сладкая. Смеются надо мной, обсуждают меня, мою жизнь, мою глупость, мою страсть, мое неугомонное сердце. Они указывают на меня пальцем, Эмма. И будь я проклят, но ничто не заставит меня отказаться от этой ночи.
Вложив всю свою злость в широкий жест, Харт размахнулся, и хрупкий хрустальный бокал полетел и разбился вдребезги о дубовую дверь.
Эмма отступила на шаг.
Харт передернул плечами, усмиряя бешеную кровь.
– Что ж. Давай начнем с корсета, согласна?
