Глава 14
Эмма склонилась над раковиной. Гладкий белый фарфор холодил руки. Ее пальцы дрожали. Капельки пота катились по виску и приземлялись на бледную ладонь. Когда тошнота прошла, Эмма снова села на кровать и вытерла лоб рукавом.
Она сделала это. Она отправила Мэтью за решетку. В маленькую камеру с каменными стенами и крохотным окошком, забранным стальной решеткой. Она посадила его. Констебль обещал, что ему обеспечат комфорт и безопасность. У него была одиночная камера, приличная еда и прочие специальные блага, которые не полагались заключенным. И все же Эмма переживала, чувствуя свою вину.
Если бы он не преследовал ее! Если бы он подождал еще несколько месяцев.
– Прекрати, – прошептала она, поднеся ладони ко лбу. – Прекрати, прекрати. – Его арестовали. Это сделано. И будет только хуже, если она не примется за осуществление своего плана немедленно.
Бесс тихонько приоткрыла дверь.
– Лорд Ланкастер ушел, мэм. Он попрощался и попросил, чтобы вы связались с ним завтра. Он был очень встревожен.
Она видела, что Бесс тоже встревожена, но держит язык за зубами. Ее отослали по поручению до трех часов, и она вернулась только сейчас.
Эмма подняла голову и распрямила плечи.
– Я хочу надеть красное платье, его надо погладить.
– Мэм?
– Я ухожу в девять.
– Но… мне казалось, мы начали собирать вещи?
– Да, но без излишней спешки. Мы уедем через несколько дней.
– Но эти неприятности…
– Все закончилось, Бесс. Нам больше ничто не угрожает. Красное платье, пожалуйста, – напомнила она.
Бесс отошла, не сказав ни слова, и только неуверенно оглянулась на Эмму, доставая платье из гардероба. Оно было вызывающе яркое. Чересчур роскошное. И оно было почти новым.
Даже если бы Мэтью просто позволили уйти, Ланкастер все равно обратил бы внимание на его обвинения в адрес Эммы. Он внимательно наблюдал за ней, когда Мэтью шумно доказывал, что она не леди Денмор, а племянница лорда Денмора. Он клялся, что Эмма лгунья, невинность, порочащая себя тем, что живет как вдова. Он кричал, что она принадлежит ему и обещала, что будет его женой.
Эмма, в ужасе слушая все это, не могла не заметить тени подозрения, промелькнувшей в глазах Ланкастера. Во время этого инцидента констебль держался спокойно, можно сказать, по-отечески, даже когда Мэтью изрекал свой любимый спич, тот, где Эмма, подобно Еве, соблазняла мужчин яблоком. А если не Ева, то Иезавель или Мария Магдалина.
При этих словах подозрения Ланкастера испарились, их заменило отвращение. Эмме удалось взять себя в руки. Когда обвинения иссякли, Ланкастер и старый констебль втолкнули Мэтью в полицейскую карету. Но когда Ланкастер вернулся и взял ее дрожащую руку, хладнокровие покинуло ее. Эмма повернулась и быстро побежала вверх по лестнице.
Но она не могла расслабляться, не могла дать отдых расшатанным нервам. Не могла пропустить даже часа игры. Она нуждалась в еще одной тысяче фунтов, и даже собственная душа не могла отвратить ее от этого.
– Почему? – орал Мэтью в стену камеры. – Господи, почему ты позволил ей сделать со мной такое?
Ему послышался какой-то скрип под кроватью, и он быстро поднял ноги на матрас. Обняв колени руками, он раскачивался из стороны в сторону, произнося молитву за молитвой.
Его преследовали люди этого погрязшего в грехах города, люди, которые забыли о Боге. Они не могли разглядеть в ней дьявола, когда она с такой готовностью выставляла себя напоказ перед ними.
Грубый окрик послышался из дальнего конца коридора, и Мэтью зарыдал, уткнувшись в колени.
Он не мог так жить, запертый в крошечной камере, будто он вор или преступник. Ковер, покрывавший каменный пол, был дешевым и истертым. Чай, который подавали, казался отравой. Констебль настаивал, чтобы Мэтью сказал, где он оставил свои вещи, но он не сказал ему ничего. Он думал, что они хотят украсть его ценности и продать его одежду на улице.
Когда кто-то открыл замок, Мэтью подскочил и натянул одеяло на грудь. Наверное, его сейчас будут бить и пытать. Мучить его за веру. Ему внезапно пришло в голову, что это могло бы стать работой церкви – этих людей соблазнили деньгами и властью, они могли даже настроить Эмили против него.
Холодный порыв воздуха ворвался в камеру и заставил его задрожать.
– Мистер Бромли. Я принес вам грелку, как обещал.
Мэтью выглянул из-под одеяла. Старый констебль. Он напомнил Мэтью отца, поэтому он осмелел и сел прямо.
– Вы совершили огромную ошибку, поверив этой шлюхе. Она все врет и выдумывает. Змея в саду.
Констебль вздохнул.
– Вы не совсем правы, а?
– Я прав, я больше чем прав. Разве вы не видите, что она соблазнительница?
– Ради Бога, парень, вы сказали, что хотите жениться на ней.
– Да. Это ее единственное спасение, и мое тоже.
Мужчина собрался уходить и запереть дверь этого ужасного тесного бокса. Мэтью спустил ноги на коврик.
– Послушайте. Прошу вас, послушайте. Вы знаете, вы должны знать, что женщины – источник всего дьявольского в мире. Они соблазняют нас и ведут в ад. Эмили пропадет без мужчины, который бы руководил ею. Ее единственное спасение – сильная рука и железная воля. И я думаю, что могу дать ей и то и другое. Пожалуйста, помогите мне спасти ее от Сатаны. Я изгоню из нее дьявола, это мой долг.
Его отец наверняка признал бы сейчас его правоту и склонился перед мудростью сына. Этот мужчина похож на его отца, но, как оказалось, сходство на этом и кончалось. Его мягкое морщинистое лицо побагровело от ярости.
– У меня пять дочерей, мистер Мэтью. Пять прелестных дочерей. И я молю Бога, чтобы ни одна из них не встретила мужчину, подобного вам.
Дверь захлопнулась с громким эхом.
– Мой отец магистрат! – закричал Мэтью, но замок лязгнул и закрылся, как огромное железное насекомое.
Он потянулся к горячей грелке и засунул ее под одеяло, прежде чем свернуться калачиком. Отчаяние переполняло его, и он разразился громкими, тяжелыми рыданиями, как человек, которого предала любовь и весь мир, недобрый и лживый.
