Глава 5
Критчли вплотную подошел к Мэдлин.
— Как хитро вы подстроили свою смерть! Кто бы мог подумать, что такая милая, наивная девушка может превратиться в такую умелую обманщицу? Ну, я готов позволить всем продолжать верить в вашу гибель — или могу рассказать всем правду про вас. Меня так и подмывает это сделать: так хочется узнать, как вы станете объяснять властям поджог и убийство…
Я ничего такого не сделала!
Он насмешливо прищурился:
— Вот как? Тогда почему же столько лет прятались? И сами себя выдали. А как насчет украденных драгоценностей? Как насчет погибшей бедняжки, вашей камеристки? Вы совершенно уверены, что на вашей совести нет ни малейшего пятнышка?
Она ощутила острое чувство вины, с которым мог соперничать только страх, от которого у нее перехватывало дыхание.
— Времени мало, моя дорогая. По слухам, он едет. У вас всего неделя на то, чтобы иметь дело только со мной. Потом от меня уже ничего зависеть не будет.
Однако последние три года одиночества и сожалений о прошлом научили ее хотя бы одному. Бог свидетель: она умеет молчать! Мэдлин постаралась как можно дальше отвернуться от Критчли и с презрением посмотрела на негодяя.
Он жестоко выкрутил ей руку. Мэдлин судорожно втянула в себя воздух, но не вскрикнула.
— Значит, ты слишком для меня хороша? Слишком благородная, чтобы даже посмотреть на человека, который тебя спасет? Я могу хранить твои тайны… а могу поведать их всему свету. Когда-то твой муж мне доверял. Может, теперь ты сможешь довериться мне?
Она чуть не рассмеялась. Довериться тому, кто преследует ее и трется о нее своим грязным телом? Какой идиот!
Нет, ей будет лучше, если он оторвет ей руку и оставит умирать от потери крови. Даже такая смерть будет предпочтительнее.
Борясь со слезами боли, она испытывала желание плюнуть ему в рожу. Мерзкий червяк!
И самое печальное то, что винить во всем она должна только себя. По собственному решению, по своей воле она стала женой чудовища.
Конечно, маска Вильгельма была безупречной. Она ни о чем не подозревала — и никто не подозревал! Как можно было угадать, что такой мерзавец может прятаться за милой улыбкой, непринужденным дружелюбием, красивыми поступками?
Она был таким добрым, таким услужливым. Его интерес к её желаниям и потребностям был глубочайшим, в его самоотверженность, казалось, не имела границ. Никакое усилие не казалось ему чрезмерным, никакая деталь ее жизни — слишком мелкой, чтобы он не уделил ей внимания. Поначалу ей было неловко принимать все эти знаки внимания, она не смела поверить, что такой человек может действительно существовать.
Ее мать была им очарована, ее отец — полон восторга. Все в их тесном кружке родных и друзей были так им околдованы, что искренне недоумевали: как такая заурядная девушка смогла покорить столь завидного жениха?
А может быть, он действительно был таким добрым и щедрым, как ей казалось, а ее собственные недостатки каким-то образом его изменили? Неужели она разочаровала его настолько, что его поведение можно было оправдать?
Окружающие могли бы так подумать. Она знала, что он считался настолько безупречным человеком, настолько удачной партией, что все барышни в их графстве пытались добиться его внимания. Все семьи соперничали между собой, ища возможность устроить в его честь обед. Все сквайры присматривались к нему как к жениху для своих дочек, все джентльмены были рады сесть с ним за карты или просто провести вечер за мужскими разговорами и сигарами.
И все же, хотя он был так популярен в обществе, у него не было настоящих друзей. Все его знакомства, были какими-то поверхностными — конечно, это были люди из высшего света, влиятельные и заметные, однако никто не был к нему приближен, никому, не разрешалось заглянуть ему в душу.
Никому, кроме нее. И Критчли.
Ее рука пульсировала болью, не давая забыть об отвратительном шантажисте. О, его костюм был дорогим и хорошо сшитым, но многочисленные пятна и противные запахи ясно говорили о мерзком образе жизни его носителя. Он был не просто толстым, а обрюзгшим и выглядел сильно постаревшим со времени их прошлой встречи.
— Ваш образ жизни вас сильно старит, Критчли.
У нее поджилки тряслись от страха, но она держала спину прямо, а говорила презрительно. Она попробует выгадать время, возможно, даже убедит его на секунду отпустить ее руку — и тогда даст ему по голове и бросится бежать. Она наверняка его обгонит, этого слизняка!
Критчли нервно провел ладонью по лысеющей голове, сбив сальные пряди, которые он тщательно уложил, чтобы прикрыть голую макушку. А потом в его жадных глазенках вспыхнула ярость а круглое лицо налилось кровью. Он резко вскинул руку для удара.
Мэдлин не стала пытаться уклониться. Она знала, что, показывая таким, как эта гадина, страх, можно только спровоцировать еще большее насилие. Конечно, непокорность приводила к тому же, но она хотя бы потом сможет с этим жить.
— Вы что-то оказались далеко от своего хлева, Критчли. — Она выпрямилась во весь рост, презрительно глядя на него. — Вы уверены, что вам разрешено выходить на волю?
Тут он ухмыльнулся и показал почерневшие зубы.
— Может, займемся любовью, красотка Мэдлин?
Страх грозил подняться к ее горлу и задушить ее, но она понимала: ей необходимо заставить этого мерзавца продолжать разговоры, чтобы придумать способ побега.
Она бы с радостью вышибла ему мозги подсвечником, но все необходимые в быту предметы были давно проданы. Все, что у нее оставалось, это ее собственные кулаки. Она содрогнулась при мысли о том, что так беспомощна сейчас.
Он заметил ее смятением сипло засмеялся.
— Малышка Мэдлин, такая испуганная и совсем, одинокая. — Он придвинулся еще ближе, прижимаясь, к ней, не сомневаясь в своем успехе. — Я буду хранить твои тайны столько, сколько ты захочешь… если ты выполнишь свое обещание.
О чем он говорит, черт бы его побрал?
Ох, кажется, она вспомнила.
Она обещала ему свое тело. Лгала, конечно.
«В тот момент это не было ложью».
Действительно, было время, когда она готова была обещать и сделать что угодно, Лишь бы ей поскорее исчезнуть. Но теперь, прожив почти пять лет ничем не обремененной вдовой, при одной мысли о том, чтобы снова оказаться во власти мужчины, ее начинало колотить.
Конечно, Критчли вызывал у нее тошноту уже одним фактом своего существования.
Теперь, чувствуя, как он еще теснее к ней прижимается, она могла только гадать, отойдет ли он, если ее на него вырвет. Никогда нельзя было знать, до какого уровня опустится терпимость Критчли.
Когда его мясистые пальцы потянулись к ее груди, а мокрые губы прижались к ее шее, ей показалось, что она выяснит это помимо своей воли.
Внезапно решительный стук дверного молотка нарушил неприятную тишину, воцарившуюся в доме. Критчли вздрогнул и, подняв голову, уставился на дверь. Пальца, сжимавшие ей руку, на секунду ослабели.
Мэдлин оттолкнула его руки и бросилась к двери.
Она рывком распахнула ее. Там мог оказаться кто угодно — ее это не интересовало. Любой, кто даст ей хотя бы долю шанса ускользнуть от Критчли… Господи, пусть это будет хотя бы случайный прохожий. На пороге возникла высокая темная фигура человека, которого она больше никогда не рассчитывала увидеть.
Эйдан!
Долгие мгновения она могла только взирать на него — что отнюдь не было наказанием, потому что он оставался таким, каким был всегда, — самым красивым мужчиной из всех, кого она знала. Почти черные волосы и темно-синие глаза были сами по себе поразительным сочетанием, а если принять во внимание четкие черты его лица, его рост и стать — тут ни одна не устоит!
Смешок, сорвавшийся с ее губ, отчасти был всхлипом изумления, а отчасти испуганным воплем, вызванным неожиданным поворотом судьбы. Выражение лица Эйдана — его ошеломляюще прекрасного лица, которое, оказывается, ее воспоминания нисколько не приукрашали, — из мрачно-решительного превратилось в потрясенно-недоумевающее. «Добро пожаловать в мой мир, любимый!»
Нельзя было утверждать совсем, что он не изменился. Годы никого не красят, но его густые темные волосы по-прежнему кольцами обрамляли лоб и прикасались к задней части воротника (он всегда забывал вовремя подстричься), синие глаза по-прежнему будили в ней желание. Ум и чуткость таились в этих внимательных глазах, контрастируя с маской аристократического равнодушия. Сейчас Эйдан казался похожим на грозную, неприступную башню. Он не наклонился к ней, как делал это раньше, будучи внимательным влюбленным. Теперь он стоял неподвижно, глядя на нее глазами, которые казались такими же непроницаемыми, как ночная тьма.
Суровые морщины появились на его лице по обе стороны губ — губ, которые определенно не улыбались. И казалось, что на них улыбки не было уже очень давно.
«Эйдан, что с тобой? Неужели все это из-за меня?»
Мэдлин надеялась, что это не так, но опасалась, что она права: благодаря ей его правильные черты превратились в этот суровый гранит. Он был совсем не похож на смелого рыцаря, который спас ее тогда в переулке.
И теперь он должен был прийти ей на помощь.
«Хочешь ты того или нет, мой милый».
И тут она почувствовала, что Критчли подошел к ней сзади и снова тайком больно стиснул ей руку.
— Что вам надо?
Он подозрительно посмотрел на Эйдана, являя собой образ человека, в дом к которому явился незваный гость.
Эйдан перевел взгляд на него, а потом снова на нее.
Мэдлин прекрасно понимала, о чем он думает. Во-первых, что она поменяла его на другого мужчину. И во-вторых, что она лишилась всякого вкуса и элементарной осмотрительности.
Она возмущенно прищурилась: «Как будто я позволила бы этому кретину даже прикоснуться ко мне!»
Раньше Эйдан всегда знал, о чем она думает. Из-за этой его чуткости они сблизились так, как могут только родные люди, но в конце концов все же разлучились. В и этом виновата была она, конечно. Даже понимая, что он почувствует ее обман, она все равно солгала.
И оказалось, что Эйдан по-прежнему в какой-то степени улавливает ее мысли: его лицо посуровело, и он одарил Критчли высокомерным взглядом.
— Мне надо обсудить с миссис Чандлер один вопрос… личный вопрос.
«Да благословит тебя Бог, упрямый рыцарь!»
Несмотря на все презрение, которое она заслужила, он по-прежнему не мог не взять на себя роль защитника.
Критчли стиснул ей руку с такой силой, что та начала неметь. Мэдлин не издала ни звука, продолжая смотреть Эйдану прямо в глаза.
— Мистер Критчли как раз собирался уходить, — сказала она, заставив себя говорить совершенно спокойно. — Конечно же, у меня найдется время, чтобы обсудить с вами ваше дело.
Любые возражения этого мерзавца вызвали бы новые вопросы по поводу его присутствия здесь — вопросы, на которые такой человек, как он, не захотел бы отвечать. Но если ты решил стать шантажистом и преступником, то тебе следует предвидеть связанные с этим проблемы. Некоторые люди начисто лишены ума!
Критчли пришлось отпустить ее руку (хотя напоследок он больно дернул ее), напялить шляпу и шагнуть к двери. Эйдан вежливо посторонился, сумев продемонстрировать аристократическое равнодушие к человеку, менее знатному и не заслуживающему даже упоминания. Двое мужчин чуть развернулись, не сводя друг с друга глаз.
«Р-р-гав!»
Конечно, Мэдлин прекрасно знала, что такую непочтительность вслух проявлять нельзя. Порой мужчины неспособны оценить всю комичность происходящего.
А еще она понимала, что единственной причиной такого кружащего голову облегчения был уход Критчли — по крайней мере на какое-то время она от него избавлена! Это как не было связано с тем, что Эйдан был так близко, что она могла ощутить знакомый запах его сандалового мыла. Избавившись от этого негодяя, теперь нужно было поскорее избавиться и от самого Эйдана.
Ей пора отправляться в путь. Корабль должен отплыть в полдень. Возможно, она уже опоздала.
Заставив себя не думать о том немыслимом факте, что Эйдан де Куинси стоит у нее на пороге, Мэдлин крепче ухватилась за свой саквояж и направилась мимо него. Господи, до чего приятно от него пахнет!
Несмотря на то что Эйдан давно и окончательно ее разлюбил, он с трудом держал себя в руках. Ее аромат буквально сводил его с ума. Он терял голову от жара, разливавшегося по его телу. Он считал себя целиком и полностью излечившимся… Но старая любовь — живучая штука! Первый взгляд на нее был подобен удару в солнечное сплетение. У него прервалось дыхание — и в то же время ему показалось, что он наконец-то вспомнил, снова, как надо дышать.
Она была прелестна. Хотя и не имела права оставаться такой. Ее дурные поступки должны были отразиться на ее лице. А вместо этого она казалась хрупкой и обманчиво беззащитной. Ее глаза, такие огромные и темные… он чуть было снова не утонул в них.
А потом к нему вернулось воспоминание о собственном унижении, все такое же болезненное, — и ему стало трудно смотреть на нее. Как невыносимо жаль, что у нее до сих пор осталась такая власть над ним! Неисповедимы пути Господни!
А потом этот мерзкий тип посмел притворяться, будто имеет на нее права! Любую женщину — дорогую или ненавистную — Эйдан не мог бы оставить в руках такого негодяя.
Да, она была такой же прелестной, как раньше. Вот только…
О да. Больше не было озорных улыбок и грудного смеха. Ярко горевшее в Мэдлин пламя, которое было ее страстью к жизни, погасло. Она показалась ему… поникшей?
Ну что ж, это только справедливо. Он и сам не отличается жизнерадостностью.
Она подняла с пола свой саквояж и направилась мимо него. Его сердце сжалось при мысли, что она сейчас уйдет.
Но это не было болью расставания. Ни в коем случае. Ему просто нужны ответы, ради которых он сюда пришел. Необходимо выяснить: не его ли ребенок эта малышка Мелоди?
Это — и только это — заставило его протянуть к ней руку.
Когда Мэдлин уже собиралась пройти мимо Эйдана, осторожное прикосновение к ее плечу остановило ее так, как не могла остановить жестокая хватка Критчли. Ей показалось, что весь мир замер, а ее сердце забилось так гулко, словно церковный колокол.
Если она закроет глаза, то вспомнит, как эта рука ласкает ее нагое тело, ощутит как нежный жар касается ее самых интимных уголков…
Но ее глаза открыты — и она не намерена их закрывать, Бог свидетель!
