Глава 39
Мэдлин стремительно вскочила на ноги.
— Я знаю, что сделала много ужасных вещей, за которые мне очень стыдно, имей в виду! Но если мне еще раз придется выслушивать, как я бросила ребенка, которого никогда не рожала, то…
Эйдан быстро повернулся к ней — и на его красивом лице появилась кривая улыбка.
— Вот черт! Я проиграл. Мне казалось, что ты будешь предаваться скорби еще как минимум четверть часа.
Она воззрилась на Эйдана с открытым ртом, тогда как вся ее поза выражала готовность возмущенно накинуться на него, а потом выпрямилась, разгладила халат ладонями и кивнула:
— Вы, конечно, поспорили на это с Колином?
Он фыркнул:
— Да, будь все проклято. Я должен ему еще двадцать гиней!
— Не советую тебе делать ставки. У тебя это плохо получается. — Она скрестила руки и сурово на него посмотрела. — И это вовсе не скорбь. Я должна ответить за многое!
Эйдан насмешливо скрестил руки, повторяя ее позу, и прислонился к камину.
— Например?
— Я не открыла, кто я на самом деле.
— Да, для того чтобы снова не оказаться в руках безумца. Думаю, это вполне простительно.
— Я вступила с тобой в связь, будучи замужней дамой!
— Да, и, если ты не против, часть ответственности за это я возьму на себя.
— Да, но ты считал меня вдовой!
Эйдан сжал губы и на минуту задумался, а потом покачал головой:
— Этот довод я не приму. Не следует спешить с заключениями. Я ведь прямо тебя не спрашивал ни о чем. И ты вправе была не отвечать.
Мэдлин раздосадован но хмыкнула.
— И снова солгала — насчет Мелоди! Я не возражала, чтобы ты привез меня сюда.
Тут он вдруг виновато потупился:
— Должен признаться… я не поверил бы тебе, даже если бы ты стала все отрицать. Скорее всего я все равно привез бы тебя в этот клуб.
Она возмущенно прищурилась:
— Ты мог попытаться поговорить со мной откровенно.
Он вскинул руки, словно пытаясь защититься, и громко хохотнул:
— Сдаюсь!
— Но я… — она опустила руки, обхватив себя за талию, пытаясь растопить холодный ком страха и вины, который так и оставался у нее под сердцем, — я привела сюда этого мерзавца… К тебе! К моей мышке! Невольно, конечно. Если бы с вами что-то случилось… — От одной этой мысли у нее перехватило дыхание, и она съежилась, охваченная острым чувством стыда.
Эйдан резко выпрямился, и его лицо показалось ей опустошенным.
— Нет! Это не твоя вина!
И тут она оказалась у него в объятиях — и рыданиями излила свой ужас и стыд, прижимаясь к его теплой широкой груди. Он обнимал ее — просто обнимал, пока она плакала так горько, что едва могла дышать. Все прошедшие годы, полные настороженности и страха, все безрадостные месяцы одиночества и потерь, все бесконечные часы в сумрачной камере — все это изливалось из нее в хриплых, беспомощных стонах.
Эйдан подхватил ее на руки, прижал к груди и отнес на большое кресло, усадив себе на колени. Она свернулась клубочком, словно ребенок, измученная эмоциональным взрывом. Глаза у нее горели, дыхание оставалось неровным.
Выплакавшись, Мэдлин приникла к его груди, закинув одну руку ему на шею.
Кажется, она никогда в жизни так не плакала! И никогда не чувствовала себя столь безоговорочно нужной мужчине — пусть даже предстала перед ним с покрасневшими глазами, сопливым носом и в чужом халате!
Мэдлин тихо шмыгнула носом.
У нее перед глазами тут же возник носовой платок. Она приняла его, мысленно извинившись перед тонким батистом, и энергично высморкалась.
— Теперь он твой, — заявил Эйдан со смехом в голосе, — дарю.
Она рассмеялась сквозь слезы. От рыданий у нее даже живот заболел.
— А твой сюртук и жилет? — спросила она, пытаясь промокнуть влажные пятна от своих слез. — Они теперь тоже мои?
— Безусловно.
В его голосе появились новые нотки: Мэдлин насторожилась. Она подняла голову и всмотрелась в лицо любимого. Его глаза были темными, серьезными и немного… робкими?
Она поспешно вытерла лицо и чуть отстранилась, чтобы лучше его видеть.
— В чем дело? Что тебя так тревожит?
— Мне кажется, что я очень больно тебя ранил.
Его нежный, встревоженный тон чуть не вызвал новый поток слез, но она сумела с ними справиться, У нее появилось ощущение, что сейчас произойдет нечто важное, и ей не хотелось ничего упустить.
— По-моему, мы оба можем признать себя виновными, — осторожно проговорила она.
— Я оставил тебя одну, без денег.
— Мое положение не стало хуже, чем было до этого. На самом деле даже лучше: у меня остались твои подарки. Знаешь, я ведь их продала, — призналась она. — Все, кроме жемчуга.
— Я рад. Ты прости меня. Ведь это по моей вине случилась вчерашняя беда.
Она возмущенно сузила глаза:
— Стоит ли об этом говорить? Должна тебя предупредить, что я виновата больше, чем ты, так что можешь не пытаться оправдываться.
Уголки его губ чуть приподнялись.
— Слушаюсь. — Подняв руку, он очень бережно погладил ее щеку кончиками пальцев, внимательно глядя на темные синяки, оставшиеся там. — Думаю, что этот мерзавец сейчас горит в аду.
Она улыбнулась:
— Надеюсь, что это так и есть. — Тут она поймала его руку и зажала между своими ладонями. — Но он окончательно и бесповоротно мертв, а мы живы, так что давай больше не будем о нем говорить. Я не собираюсь носить траур. Я достаточно страдала от этого чудовища.
Он раздвинул пальцы, глядя, как переплелись их руки, а потом сдвинул их.
— Договорились. У нас с тобой впереди так много хорошего. Столько лет! И я прекрасно знаю, чему хотел бы их посвятить.
Мэдлин ждала продолжения — и ее Сердце невольно сжалось.
Эйдан поднял глаза и встретился с ней взглядом.
— Когда-то я молил тебя стать навсегда моей. Я сказал, что должен тобой обладать, что ты должна мне принадлежать.
Она медленно кивнула, не отводя взгляда, и стала ждать. Надежда расцветала в ее душе, но она не решалась ей поверить.
Его глаза чуть улыбнулись.
— Ты что-то очень терпелива. Это совершенно на тебя не похоже.
Мэдлин выгнула бровь. Уголки ее губ дрогнули.
— Согласна. Я тебя внимательно слушаю.
Она отпустил ее пальцы и вытянул руку, в которой что-то было спрятано.
— Я увлекся тобой и, как Уиттакер, захотел запереть тебя и держать при себе вечно. — Он чуть наклонил голову. — Я был идиотом. Ты, моя милая леди, не можешь быть чьей-то собственностью, красивой игрушкой.
Он замолчал, чтобы перевести дыхание.
Мэдлин поймала себя на том, что все вокруг стало каким-то расплывчатым — за исключением лица Эйдана, на котором сейчас появилось выражение тревоги и робости.
«Господи! А пять минут назад я считала, что не в состоянии любить его сильнее!»
— Так что я не могу тобой обладать — я могу только предлагать… свою руку и сердце.
Подняв со своих колен, он усадил ее на кресло, которое сохранило тепло его тела, а сам опустился перед ней на одно колено.
— Леди Мэдлин Уиттакер, не согласитесь ли вы стать моей женой, жить со мной, делить все тревоги и радости и состариться вместе со мной?
Она засмеялась сквозь слезы:
— Более романтического предложения я в жизни не слышала! Но где же обручальное кольцо?
Эйдан улыбнулся:
— У меня есть нечто получше.
Он сунул руку в карман и достал оттуда… большое блестящее зеленое яблоко! Положив плод ей на ладонь, он сжал ее пальцы поверх него.
— Обещаю всегда кормить тебя яблоками.
Она улыбнулась и с аппетитом откусила большой кусок, а потом заложила его за щеку, отчего ее лицо стало умилительно перекошенным, но по-прежнему прелестным.
— Это яблоко, бесспорно, чудесное, мой любимый… — эти слова заставили Эйдана радостно улыбнуться, — но если уж я выхожу замуж, изволь вручить мне кольцо!
— Слушаю и повинуюсь, миледи.
Он запустил пальцы в кармашек жилета и, разжав руку, уронил ей на ладонь что-то теплое и тяжелое. Кольцо, нагревшееся в его нагрудном кармане, светилось, словно ярко горящий уголек.
Мэдлин судорожно вздохнула.
— Прочти, что там выгравировано, — предложил он сдавленным голосом.
Она повернула кольцо к свету. На внутренней стороне золотого ободка, где всего несколько дней назад не было никакой надписи, теперь было выгравировано: «Я твой».
На этот раз, когда они любили друг друга на ковре перед камином, Мэдлин даже в голову не пришла мысль о том, что сначала следовало бы задуть свечи.
