Глава 17
Урок семнадцатый
Нет ничего дороже твоего достоинства

Виктория оглядела переднюю дома Джастина, стараясь запомнить каждую мелочь. Его лондонский особняк совершенно отличался оттого, что она представляла. Она долго воображала себе его столичную жизнь, и письма Хлои только укрепили ее в догадках относительно его беспутства. Но этот дом был выдержан в строгом классическом стиле. Именно в таком доме она некогда мечтала жить. Она не видела здесь ничего вычурного или вульгарного.

– Его светлость в кабинете, леди Бэйбери, – объявил дворецкий, принимая у нее плащ.

Виктория заметила, какие взгляды бросает на нее украдкой этот добродушного вида человек. Ей тут же захотелось оправить платье или посмотреться в зеркало, но она проигнорировала этот порыв. Его внимание привлек отнюдь не ее внешний вид. Сегодня она оделась не как любовница Джастина, обошлась без откровенных платьев и экстравагантных причесок. Впрочем, не рядилась она и в чопорную старую деву.

Впервые за несколько недель она позволила себе быть собой и надела одно из прелестных дневных платьев, которое привезла из дома. И все же она чувствовала себя не в своей тарелке.

Возможно, потому, что она хотя и оделась в привычную одежду, но должна была играть роль, которая смущала ее.

Роль жены Джастина.

Боковым зрением она поймала взгляд горничной, которая полировала перила лестницы. Ее рука почему-то замерла на полпути. Когда она заметила, что Виктория смотрит на нее, девушка вспыхнула и умчалась прочь.

Виктория сама залилась краской: слугам Джастина очень хотелось рассмотреть его жену, которую они никогда прежде не видели.

Она отогнала эти мысли. У нее есть роль, которую она должна сыграть, и она сыграет ее. Бог свидетель.

– Большое спасибо… э-э… – Она замялась.

Слуга понял ее выразительный взгляд без объяснений.

– Прошу прошения, миледи. Я Креншо. Моя жена, миссис Креншо, экономка. Если пожелаете, я буду счастлив представить вам слуг. – Дворецкий склонил голову в ожидании ответа.

Виктория остолбенела. Значит, слуг не предупредили, что она явилась с очень кратким визитом.

– Э-э… Нет, не думаю, что сегодня это понадобится, Креншо. Но благодарю за предложение.

Он удивленно приподнял брови, но кивнул и повел ее по коридору к закрытой двери. Виктория могла поклясться, что за ней наблюдали: другая горничная юркнула в пустую гостиную, лакей показался из-за угла. Ее щеки запылали еще ярче. Весь дом стоял на ушах из-за ее внезапного появления.

Креншо открыл дверь и провозгласил:

– Ваша супруга, милорд.

Виктория увидела мужа. Джастин сидел за огромным дубовым столом и что-то писал в гроссбухе. Он не сразу поднял глаза – заканчивал работу. Он ничуть не напоминал того коварного соблазнителя, что несколько недель не давал ей покоя. Сегодня Джастин выглядел как рачительный хозяин особняка.

Он размашисто подписал бумаги и встал:

– Спасибо, Креншо. Пусть миссис Креншо принесет нам чай в Голубую комнату через четверть часа. К этому времени мы ждем отца леди Бэйбери, мистера Рида. Его можно пригласить сразу.

Неизвестно, что именно подействовало на Креншо: сухой тон Джастина, его непроницаемое лицо или поток распоряжении, но он просто кивнул и покинул кабинет. Как только за ним закрылась дверь, Виктория шагнула вперед.

– Джастин, ради всего святого, что ты сказал прислуге?

Он нахмурился и вышел из-за стола.

– Что ты имеешь в виду?

Она досадливо закусила губу.

– Я имею в виду, что на меня глазеют, будто я диковинка в балагане на сельской ярмарке. Никогда в жизни не видела, чтобы столько слуг делали столько работы в коридоре на моем пути и так быстро исчезали при моем появлении!

Уголок рта Джастина пополз вверх.

– Ах, ну ты же понимаешь, – он улыбнулся, – что моя жена – это легенда. Все слышали, что она существует, но никто не видел ее воочию. То, что ты здесь, для них сродни явлению в доме ведьмы или чудовища из Лох-Несс.

Виктория сверлила его взглядом – сравнение ей не понравилось. Его улыбка стала еще шире. Будь он проклят, его обаяние всегда отвлекает ее от самого важного.

Она сложила руки на груди, твердо решив не улыбаться ему в ответ.

– Креншо собирался представить мне слуг. Они вообще знают, что я приехала сюда на полдня?

Джастин долго молчал и смотрел на нее так напряженно, что она почувствовала себя неуютно.

– Что ты думаешь о моем доме? – спросил он в конце концов.

Она удивилась. Похоже, он вовсе не собирается отвечать на ее вопрос касательно слуг.

– Я… – Она замялась.

Если она похвалит его жилище, не откроет ли слишком много чувств? Вдруг он подумает, что если она восхищается домом… то и он сам ей нравится? Что она восхищается им?

– Ты?.. – Он приподнял брови и подтолкнул ее к окончанию мысли.

– Судя по тому, что мне удалось увидеть, здесь очень красиво, – признала она.

– Хочешь экскурсию?

И снова Виктория заколебалась. Хочет ли она в действительности посмотреть на ту жизнь, которую ей не суждено делить с ним никогда? На слуг, которым она никогда не станет хозяйкой? Если она сделает это, не усилит ли тем самым странную тоску, болезненную потребность стать Джастину ближе, чем она есть?

– Да, – шепотом призналась она. – Но мой отец…

Он подал ей руку.

– Твой отец подождет.

Виктория недоверчиво посмотрела на него, но положила ладонь на сгиб его локтя.

Джастин проводил ее из комнаты в комнату. Он показал ей прелестный музыкальный салон, посреди которого стояло фортепьяно, а окна выходили на сад. Показал гостиные, каждая из которых была отделана в определенном цвете, – одна краше другой. Виктория увидела официальную столовую и уютный уголок для завтрака. Неуемное воображение тут же нарисовало ей картину утреннего чаепития. Она хотела бы каждый день начинать с чашки чаю здесь.

Когда они поднялись наверх, у Виктории подпрыгнуло сердце. Она знала, что ее ждет. Джастин показывал ей все комнаты. Когда перед последней дверью он заколебался, она поняла, что момент настал.

– А это моя спальня, – сказал он и медленно отворил дверь.

Он отпустил ее руку и жестом пригласил войти.

Виктория уставилась на порог. Она боялась, что если войдет сюда, уже не сможет выйти прежней. После того как она увидит спальню Джастина, которую ей никогда с ним не делить, изменится все.

Страшно, Но еще и заманчиво, притягательно…

Любопытство восторжествовало над благоразумием. Она вошла и огляделась.

Виктория поразилась. Насколько же сильно эта комната отличается от мрачной, декадентской спальни, которую она себе представляла. Занавеси были подняты, и золотистый послеполуденный свет разливался по комнате, сияющими пятнами ложился на кровать.

Она немедленно привлекла внимание Виктории – огромная, на ней без труда уместилось бы три-четыре взрослых человека… От этой мысли кровь бросилась ей в лицо. Она подошла к ней, не в силах совладать с собой.

Дрожащей рукой она коснулась белоснежного покрывала. Мягкое, манящее. Виктория могла только воображать, как чудесно эта белизна оттеняет смуглую кожу ее мужа. Его мускулистое тело притягивает ее… или другую женщину… или десяток других женщин… зовет присоединиться к нему на белых простынях.

– Виктория… – позвал он сзади.

Она повернулась к нему. Оглядела его с ног до головы.

– Сколько женщин делили с тобой эту постель?

Вопрос застал его врасплох. Его взгляд скользнул вниз – туда, где ее рука все еще сжимала в кулаке покрывало.

– Ни одной, – мягко проговорил он в конце концов.

Виктория моргнула. Какая очевидная ложь!

– Джастин, ты меня что, за дуру держишь? Даже если бы я не получала от Хлои подробные письма о твоих похождениях до отъезда на континент, я все равно не поверила бы, что ты святой! Ты и вправду думаешь, что я поверю, что на этой кровати ты не спал с женщиной? Или с десятью? Или с сотней? А я-то полагала, что ты не опустишься до такой мелкой лжи.

Джастин сделал шаг к ней:

– Хлоя рассказывала тебе обо мне?

Ее румянец стал еще насыщеннее. Она отвернулась, чтобы он не увидел на ее лице отражения той боли, которую эти донесения некогда ей причиняли.

– Да.

– Если бы я знал, я… – Он повернул ее лицом к себе. – Наш брак всегда был только фикцией, Виктория, но я вел бы себя приличнее, если бы знал, что тебе сообщают о моей жизни.

Она нахмурилась, хотя внутри ее и запульсировало тепло, когда он тыльной стороной ладони погладил ей щеку.

– Но почему? – спросила она.

Он ответил не сразу.

– Потому что я никогда не хотел нарочно сделать тебе больно. Не имеет значения, в каких отношениях мы состояли, я уверен, что рассказы о…

Она твердо ответила на его взгляд.

– Неверности мужа?

Он вздрогнул.

– Да. Это нелегко перенести. – Он покачал головой. – Я жестоко с тобой обошелся, тут мне нечем гордиться.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она никогда не думала, что он способен устыдиться своих поступков и признать это, что он сможет попросить прощения за то, что ранил ее.

Но тогда выходит, что тот образ Джастина, который она себе нарисовала, не имеет ничего общего с действительностью. Он не чувственный и коварный дьявол. Он просто человек. Со своими недостатками – но их не больше и не меньше, чем у нее. В конце концов, разве она сама не лгала? Не имела тайны от него? А прибыв в Лондон и узнав, что он там, она тоже действовала, не, особенно считаясь с его чувствами.

По правде говоря, иногда она своим поведением намеренно старалась причинить ему боль.

Судя по тому признанию, которое вырвалось у него накануне, ее отец каким-то образом заполучил над ним власть. И тогда, возможно, его поступки продиктованы чем-то более глубоким, чем она думала. Разумеется, за время пребывания в Лондоне она узнала его гораздо лучше. Она стала уважать его преданность друзьям. Распознала в нем гибкий ум и остроумие. И страстно жаждала его прикосновений, которые делали ее абсолютно бессильной.

Вопреки всем стараниям держаться от него подальше она прониклась к нему глубокой симпатией.

– Что касается этой кровати, – он подошел еще ближе, – то я никогда не спал на ней с женщиной. И это правда.

– Н-но почему?

Он глубоко вдохнул:

– Потому что эта кровать предназначена для меня и моей жены. И мне казалось неправильным…

Она приоткрыла рот, но не успела ответить; он наклонился и прижался губами к ее губам в бесконечно нежном поцелуе, который разительно отличался от всех остальных. Медленно и уверенно он дарил ей наслаждение легчайшими движениями. Виктории захотелось раствориться в его объятиях. Она вцепилась в него. Мир поблек, остался лишь Джастин.

– Я хочу на этой постели только тебя, Виктория, – прошептал он и припал к ее шее. – Здесь должна быть ты.

Она отпрянула, взяла в ладони его колючие щеки и всмотрелась ему в глаза. То, что она увидела в их темной глубине, поразило ее. Впервые он не играл с ней в игры. Если она ляжет с ним в эту постель, он возьмет совсем не так, как брал раньше, – возьмет как жену. Она станет ему женой не только на словах. Она станет …

Они смотрели друг на друга, и их прерывистые дыхания сливались в одно. Легкий стук в дверь помешал им.

– Милорд! – Из коридора раздался чеканный голос Креншо. – Вы у себя?

Джастин прикрыл глаза и выругался.

– Да, Креншо, в чем дело?

Наверное, что-то в голосе Джастина заставило дворецкого не открывать дверь.

– Прибыл отец леди Бэйбери. Он ожидает вас в Голубой комнате.

– Спасибо. – Джастин отпустил Викторию и отступил. Без его прикосновений стало холодно. – Мы должны идти к нему.

Она кивнула.

– Да, он не любит ждать.

Отворачиваясь, Виктория ощутила, как кровь приливает к щекам. Между ними что-то произошло, и она не знала, как теперь вести себя. Чувства, которых она никак не ожидала, застали ее врасплох и смутили. Ей нужно некоторое время, чтобы собраться с мыслями.

– Джастин, может быть, сначала мне стоит поговорить с ним один на один? Мы не виделись с…

Она оборвала сама себя, неуверенная, что нужно объяснять, как долго и почему они не общались. Ей все еще не хватало смелости разрушить одну из оставшихся между ними стен.

Он сверлил ее взглядом.

– Ты хочешь поговорить с ним наедине?

Резкость его тона покоробила ее.

– Да, хотя бы несколько минут.

Он медленно кивнул:

– Ну, конечно же. Иди к нему.

Виктория, встревоженная его тоном, пристально смотрела ему в глаза, но выражение лица Джастина осталось непроницаемым для нее. Смятение никак не покидало ее – после разговора она не могла прийти в себя, не могла проанализировать, почему его губы сжаты, а поза стала внезапно такой напряженной.

Она вышла из комнаты и оставила его, чтобы встретиться с отцом.

Джастин мерил шагами спальню. Он сражался сам с собой.

Он не знал, зачем привел Викторию в свои покои и зачем признался ей, что ни одна другая женщина не ложилась в его постель. И больше всего его шокировало то, что он признал, что хочет, чтобы она делила с ним это ложе.

Дело не в том, что это неправда, – правда, и еще какая! Но он до сих пор не доверял ей до конца и, рассказав об этом, он, возможно, открыл душу для страшной боли, которую она способна причинить ему.

И она напомнила ему об этом самым жестким способом – когда сказала, что хочет поговорить с отцом наедине. Эти двое наверняка в сговоре насчет него. Возможно, они обдумывают, как открыть его тайну так, чтобы причинить ему наибольший урон.

Джастин остановился и подумал о жене. Так легко вызвать в памяти ее красивое лицо. Он мог вообразить каждую черточку, губы, волосы, роскошное тело.

Но впервые он не мог представить Викторию участницей какой-то интриги, направленной против него.

Прибыв в Лондон, она проявила себя как смелый, добрый, благородный человек – полная противоположность Мартина Рида. Черт подери, она затеяла расследование и подвергла себя огромной опасности только для того, чтобы найти пропавшую подругу – которая, весьма вероятно, уже мертва. Если бы кто-то взялся объяснять ее отцу, что бывает такая преданность, и объяснял бы всю жизнь – Мартин Рид все равно не понял бы.

Но вопросы и сомнения не давали Джастину покоя, хотя он уже страстно желал отбросить эти чувства и поверить наконец своей жене.

Он уставился на дверь, через которую несколько секунд назад вышла Виктория. Сейчас она уже с отцом. Если ему так уж хочется узнать правду, все, что требуется, – это пойти в комнату, прилегающую к Голубой, и послушать у камина. Этим штукам он научился еще в детстве. Голоса в одной комнате, бывает, явственно слышатся в другой.

Да, это мелко, но если Виктория говорит ему правду – он уяснит это раз и навсегда. А если она только пешка в партии отца, то ему не нужно будет больше тратить время на… на все те желания, которые он испытывал, глядя ей в глаза.

В любом случае она – та, кто она есть, а не кем он ее считает, кем он надеется ее видеть, жаждет ее видеть.

И Джастин, мучась угрызениями совести, все равно спустился вниз и занял место для подслушивания в соседней комнате.