Глава 5

Он обречен. Приговорен. Что с ним происходит и отчего так мерзко себя ведет? Он сам не в состоянии осознать!

Ройс сидел в одиночестве над миской ячменного супа, спиной к очагу. Пар, поднимавшийся из тарелки, щекотал ноздри, вызывая жуткие спазмы в желудке, но он не принимался за еду. В голове настойчиво пульсировала лишь одна мысль.

Он сражен. Более того, он боится.

Но не стрелы бунтаря-заговорщика. И не опасных горных перевалов.

Ройс страшится едва уловимого запаха, которым пропитались его туника и плащ. Нежного запаха розы и мирриса. Ее запаха. Который окутывает его после целого дня совместного путешествия, превратившегося для него в дьявольскую пытку.

Ройс вспоминал каждое ее движение: как она невольно прижималась к его груди; как ткнулась головой ему в губы — и было немного больно, но щемяще сладостно — и как она спала, прильнув к нему, словно созданная для того, чтобы покоиться в его объятиях. Нет, он не должен был брать на себя эту миссию. Ему следовало сразу отказаться, едва он увидел Кьяру в монастырской часовне, и уйти по-прежнему вольным человеком. Свободным и не лишенным разума.

Но он поступил глупо и безрассудно. Решил, что она в конце концов ничуть не лучше, чем те женщины, которых он знавал, а коли так — первое впечатление обманчиво, — он справится со своим чувством. Ведь Ройс далеко уже не юноша и успел узнать не одну прелестницу.

Они ненадолго врывались в его жизнь, услаждая и согревая днем и ночью, а затем бесследно исчезали.

Но до сей поры никто не завладевал до такой степени его чувствами. Никто, кроме нее. Той, кто вскоре войдет в эту жалкую комнату и кого он тщетно пытается отринуть, выбросить из головы, забыть. На кого бросается, словно голодный цепной пес, стараясь вырваться из тенет охватившей его страсти и не зная, как это сделать.

Всего за один день Кьяра лишила его не только разума, но и аппетита. Ни суп, остывающий на столе, ни тушеное мясо, ни свежий хлеб не радуют его.

Пробормотав проклятие, Ройс схватил кружку с вином, поднесенную хозяином, и сделал большой глоток.

Все дело в том, что эта женщина для него запретный плод. А посему так прельщает. Будь все иначе, он бы и не посмотрел на нее. Зачем ему это избалованное, изнеженное существо, привыкшее к поклонению и не поднимающее головы от книжек?

Но что делать? Придется нести свой крест до конца. Он не может отказаться — не только из-за того, что это разобьет его надежды на возвращение титула и земель, но и потому, что безопасность Кьяры и ее брак с Дамоном сулят процветание королевству, а ведь он не враг своей родине.

Не станет же Ройс винить и осуждать своих добрых соотечественников за то, что им привычнее управляться с косами и мотыгами, нежели с мечами и копьями? Так или иначе, они заслужили мир и покой.

И его долг — помочь им, даже если для этого ему придется еще десять с лишним дней находиться в опасной близости к Кьяре, а также проводить ночи в одной с ней комнате.

Он прикрыл глаза. Интересно, может ли человек умереть от неутоленных желаний? И не случится ли это с ним раньше, чем он выполнит свою миссию? Ему доводилось слышать какие-то рассказы о подобных вещах.

Неожиданно с его губ сорвался стон. Да, вне всяких сомнений, он обречен…

— Вам плохо?

Ройс открыл глаза. Кьяра стояла рядом с ним, склонив немного голову, и глядела на него с искренним сочувствием и беспокойством.

Он ответил не сразу. Его внимание привлекло ее платье — темно-синее, с глубоким вырезом, открывающим нежную белую шею, такую трогательную и беззащитную. Кьяра была без плаща, и взору Ройса предстала ее стройная фигура со всеми выпуклостями и изгибами. Девушка причесалась и убрала длинную косу, но несколько непослушных завитков ниспадали на лоб, касались щек, словно ожидали, что кто-то уберет их на законное место.

Черт возьми! Если бы он не был твердо уверен в обратном, то решил бы, что она собралась ввести его в соблазн. Ему захотелось вдруг, чтобы она распустила косу, и он увидел, как ее светлые, источавшие пряный аромат волосы упадут, окутают бедра. А каковы эти пряди на ощупь? Что, если дотронуться?..

— Я чувствую себя прекрасно, — солгал он. — Вы управились на удивление быстро.

— Старалась, — холодно ответила она. — Боялась, что вы ворветесь без стука и потащите меня к столу, как изволили пригрозить.

Ройс промолчал. Хорошо, что в комнате больше никого не было, ибо вид Кьяры, ее поступь, манера говорить сразу выдавали в ней женщину знатного происхождения. Несмотря на помятое платье, отсутствие короны и других украшений, она была принцесса до кончиков ногтей. Королева!

Он обязательно скажет ей об этом. Но сейчас ему хотелось только любоваться ею.

— Если бы вы немного промешкали, — произнес Ройс наконец, — я проглотил бы все, что здесь стоит.

— Вы даже не притронулись к еде.

— Я ждал вас.

Кьяра стояла по другую сторону дощатого стола, оглядывая то, что было на нем, щербатые деревянные скамьи. Он поднес ложку с супом ко рту, ожидая, что она сядет. Она все еще колебалась — занять место рядом с ним, ближе к огню, или усесться напротив?

Он молил Бога, чтобы она села подальше. Хватит с него сегодняшних мучений!

После некоторых раздумий девушка опустилась на скамью напротив него.

К счастью, суп еще не остыл. Ройс глотал его, не чувствуя, что обжигает горло: жар, пылавший в его крови, был во сто крат сильнее.

До него донесся аромат ее тела. Наверное, она заново умастила себя благовониями. Черт, если бы он знал, что она возьмет с собой эти флаконы, он бы выбросил их на снег еще там, у подножия монастырской горы.

— Что это? — Кьяра наклонилась над миской.

— Ячменный суп, — пояснил Ройс, стараясь смотреть только в миску. — Он немного отличается от жареного фазана, который подается на золотом блюде, но зато отменно набивает желудок.

Она понюхала суп, и в этот момент вошел хозяин с бутылкой вина и с каким-то блюдом на подносе.

— Вечер добрый, госпожа. — Он наполнил вином ее кружку. — Как вам понравилась ваша комната?

— Вполне. — Девушка одарила его чарующей улыбкой. — Там есть все, что надо.

— А как наша еда?

— Выглядит очень аппетитно, — весело ответила Кьяра.

— Спасибо на добром слове, госпожа. — Хозяин поставил на стол деревянную миску с вяленой бараниной и пошел к выходу. — Кликните меня, если что понадобится.

— Благодарю вас.

Ройс испытующе смотрел на нее поверх края поднятой кружки.

— Оказывается, вы умеете разговаривать с простым людом, — проговорил он.

— Все люди заслуживают хорошего обращения, — сдержанно ответила она и, нерешительно взяв сморщенный кусок мяса, осторожно откусила. — Кроме, пожалуй, самых отъявленных невеж.

— Извините, — примирительно сказал Ройс. — Просто благодаря хозяину гостиницы я увидел совсем другую Кьяру, о существовании которой и не подозревал.

— Может быть, вы наконец перестанете дразнить меня и вызывать на резкости? — Она отложила мясо и взялась за суп. — Буду вам весьма признательна, если дадите мне спокойно поесть.

— Прошу прощения, мадам. Постараюсь не забываться.

На этот очередной выпад она решила не отвечать и с аппетитом принялась за еду.

Ройс не мог отвести глаз от ее рта, от изящных движений рук, от мелькания розового языка.

Наверное, он снова застонал, потому что Кьяра с тревогой спросила:

— Все-таки вам нездоровится?

— Ничего подобного!

Он потянулся к хлебу и отломил большущий кусок, хотя нож лежал рядом. Кьяра не могла не заметить такого явного нарушения общеизвестных правил поведения и поинтересовалась:

— Вы чем-то расстроены? Почему вы терзаете несчастную булку?

Ройс чуть не поперхнулся и с яростью тихо проговорил:

— На вашем месте, миледи, я бы переменил тему разговора.

— Но я же просто спросила, отчего вы целый день так раздражены? Или озабочены? И если я в чем-то виновата…

«Да! Виновата! В том, что ты такая, какая есть. В том, что ходишь, выглядишь, ешь именно так, а не иначе. В том, что сводишь… нет, уже свела меня с ума!»

Вслух же Ройс произнес:

— Я озабочен лишь тем, чтобы вы поскорее окончили трапезу. — Он громко проглотил остатки хлеба. — Потому что нам необходим отдых.

Она хотела было возразить или о чем-то спросить, но решила этого не делать и примирительно, словно уговаривая капризного ребенка, сказала:

— Через минуту я управлюсь. Надеюсь, завтра утром у вас переменится настроение.

— Не обольщайтесь, — проворчал он.

Ее длинные ресницы устало опустились.

— Вы наслаждаетесь своей неучтивостью, Ройс?

— Каждый наслаждается как может, — ответил он с кривой улыбкой.

Кьяра со стуком положила ложку на стол.

— Вы и святого выведете из себя!

— Что ж, не всякому такое удается.

— Как противно и жестоко с вашей стороны! Никогда не встречала человека, который бы получал удовлетворение от того, что делает другому больно.

— Къяра, говорите тише и ешьте свой…

— Прекратите командовать! Весь день я только и делала, что выполняла ваши распоряжения и выслушивала грубости. С меня довольно! Или вы скажете, в чем я провинилась перед вами, или…

Он с досадой стукнул кулаком по столу.

— Вы ни в чем не виноваты! Больше я ничего не скажу.

— Спасибо и на этом. Словно камень с душ свалился. Но позвольте не поверить вашему обещанию ничего не говорить. Через минуту-другую вы снова обрушитесь на меня с обвинениями, хотя сами…

— Будьте осторожны, Кьяра! Если я начну перечислять…

— Мои грехи? Ах, оставьте. Они ни в какое сравнение не идут с тем, что я насмотрелась всего за один день. Ваши манеры, ваш…

— Придержите язык, миледи. Вам ли говорить о других? С вашей избалованностью, с вашим полным незнанием людей и неумением вести себя с ними… Вы всегда думали лишь о собственном удобстве и нарядах.

На сей раз ее ладонь с сиХой опустилась на доски стола.

— Как вы смеете? — прошипела она, широко открыв глаза. — Вы, неотесанный мужлан, вы…

— Приятного вечера, — донеслось до них с порога. — Можно к вам присоединиться?

Повернувшись, как по команде, они увидели, что невольными свидетелями их ссоры стали сразу четверо. Ройс выбранил себя за то, что поддался эмоциям и не заметил, как те вошли. К счастью, это были, по-видимому, те самые постояльцы, о ком говорил хозяин: пожилые супруги и двое детей с ними. Судя по одежде из грубой хлопчатой ткани желтовато-коричневого оттенка — крестьяне, живущие в долине.

— Рады вас видеть, — ответил им Ройс, выпрямляясь на скамейке и бросая предостерегающий взгляд на Кьяру. — Милости просим.

По ее глазам он безошибочно догадался, что она рада их присутствию. Кьяра снова взяла в руки ложку.

Вошедшие заулыбались и уселись за стол.

— Меня зовут Невин, — сказал мужчина, протягивая руку для пожатия. — А это моя женушка Ориель и наши внуки.

Ройс пожал ему руку и, в свою очередь, представил себя и свою «жену».

Женщина направилась к котлу с супом, чтобы наполнить миски, мужчина опустился на скамью рядом с Рейсом. Один из детей, мальчик, занял место подле Кьяры, и Ройс испугался, как бы та не отодвинулась, не сумев скрыть своего испуга и отвращения — лицо ребенка было изуродовано, словно его опалило огнем.

К облегчению Ройса, Кьяра осталась спокойной и даже улыбнулась новому соседу.

— Как тебя зовут? — спросила она у него.

— Уоррен, — охотно ответил малыш. — А это моя сестра, — указал он на девочку, — Валлис.

— Чудесное имя, — похвалила Кьяра.

— А вы добрая и красивая госпожа, — не остался в долгу мальчик.

— Спасибо, Уоррен.

— Знаете, — доверительно сказал он, дотронувшись до руки Кьяры, — сестра говорит, что люди теперь боятся смотреть на меня, но вы не такая.

— Запомни, Уоррен, — тихо промолвила Кьяра, — самое главное — это душа человека, понимаешь? А не наружность. Бывает, человек весьма красив лицом, — ее голос стал чуть громче, — а сердце у него черное, как уголь в этом очаге.

Возможно, Ройс не оставил бы без внимания этот камешек, брошенный в его огород, если бы не был так занят другим: он с изумлением наблюдал, как просто и естественно общается принцесса с несчастным крестьянским мальчиком. Куда девались ее придворные манеры и изысканный способ изъясняться? Это была совершенно другая Кьяра — ласковая, заботливая, как мать. Или старшая сестра.

Пожилой крестьянин взял из рук жены принесенную ею миску с супом, потянулся за хлебом и спросил у Ройса:

— А вы откуда путь держите, господин?

— Из Франции, — сказал тот. — Я торговец, собираюсь прикупить здесь драгоценные гранаты.

Он говорил еще что-то. Невин ему отвечал, но Ройс не мог отвести глаз от Кьяры. Та по-прежнему беседовала с мальчиком. Теперь она показывала ему фокусы — вроде тех, что вчера демонстрировал Ройсу ее отец в монастырской трапезной.

Сжав монетку в кулаке, Кьяра предложила Уоррену:

— Стукни меня три раза по руке и скажи: «Монетка, уйди!»

Тот с воодушевлением подчинился, после чего Кьяра разжала кулак — монетки там не было!

— Ой! — восторженно закричал мальчик. — Где же она?

— Я вот что думаю, господин, — говорил в это время седой крестьянин, — люди Дамона вряд ли оставили у кого драгоценности. Да чего там драгоценности, они все подчистую забрали!

— Пусть его душа горит в аду! — пробормотала жена старика.

Кьяра, услышав, о чем идет речь, спросила у женщины:

— Значит, солдаты Дамона были и здесь, в низине?

— Ох, — ответила та, — негодяи разграбили все селения, все города. Эдесса лишь чудом избежала такого. Ее жители, прослышав, как вели себя наемники, решили сразу сдаться. Без сопротивления.

— Резня была кругом! — вмешался Невин. — Сам сатана не учинил бы такого. Горели замки, дома. Тюрингские солдаты вволю напились нашей кровушки. Крестьян, благородных, с оружием, безоружных — все едино. Сами-то мы из Васау, селение такое, уж чего там творилось — и не рассказать! Дамон велел никого не щадить…

— Дедушка, пожалуйста, — раздался тонкий голосок девочки, — не говори больше об этом плохом человеке.

Морщинистое лицо старика немного разгладилось.

— Извини, детка.

Женщина сказала почти шепотом, указывая на детей:

— Бедняжки, их родителей — нашего сына и его жену — убили тюринги. А потом сожгли.

— Мой братик тоже сгорел. — Эти слова зловеще прозвучали в устах мальчика. — Я его тащил, тащил из огня и сам… видите?

Кьяра накрыла его изуродованную ручонку своей рукой.

— Я тебя понимаю, Уоррен. Я тоже потеряла брата в этой войне.

Если бы Ройс умел плакать, он бы сейчас зарыдал — такую жалость и сочувствие вызывали у него два этих существа из разных миров, но объединенные общим горем.

Казалось, его сердце растаяло. Каким же он был глупцом, когда уверял себя, что эта девушка бесчувственна, черства, не хочет ничего знать, кроме нарядов и книжек!

— Дедушка везет нас на запад, — рассказывал тем временем мальчик. — Говорит, там будет лучше.

— Он прав, — откликнулась Кьяра. — Мой отец…

Она чуть не вскрикнула, потому что Ройс наступил ей под столом на ногу. Девушка уронила ложку в миску с супом, и брызги, к счастью, уже остывшие, полетели ей в лицо. Взгляд, которым она его смерила, красноречивее всяких слов говорил о том, куда она хотела бы кинуть эту миску с остатками ячменной похлебки.

Выловив ложку, Кьяра принужденно улыбнулась и продолжила:

— Мой отец живет как раз на западе. Он считает, что люди должны ехать туда.

Ройс улыбнулся этой нехитрой лжи.

— У тебя на подбородке остатки ужина, женушка, — ласково сказал он.

— Спасибо, муженек, — в тон ответила Кьяра. — Сейчас вытру.

Ройс неожиданно привстал, протянул руку через стол и коснулся ее лица. Верхней губы.

Лучше бы он этого не делал! Он почувствовал, как под его пальцами лицо Кьяры сперва словно окаменело, потом запылало, как огонь в очаге у него за спиной.

А все, что было вокруг — люди, стол, скамейки, простая, но сытная еда, — куда-то исчезло. Он видел только ее лицо, губы; ощущал их влажное тепло.

И желал сейчас лишь одного: прикоснуться к ее шее, к волосам и слиться с Кьярой в поцелуе. Это было ему необходимо как воздух.

Невин учтиво кашлянул.

— Вижу, вы молодожены, правильно я говорю?

Он многозначительно покачал головой и, так как никто ему не ответил, ухмыльнулся и отпустил сальную шутку. Но и она повисла в воздухе.

Впрочем, до Кьяры дошел ее смысл, потому что она резко отпрянула и жарко вспыхнула.

— Ох, что ты наделал, старик! — всплеснула руками его жена и добродушно улыбнулась. — Посмотри, как смутил бедную женщину.

Тем не менее обстановка разрядилась, и Ройс уселся на место. Но в голове его по-прежнему словно стучал барабан.

Невин никак не хотел слезать со своего конька. Ухмылка не сходила с его лица, и он продолжал разговоры о том же, подмигивая и прыская в кулак.

— Не бойтесь размолвок, господин. Хотите, дам совет, а? Следуйте ему, и никакая ссора вам не страшна. Чуть что — слышите меня? — ныряйте с женой в постельку, и раздоров как не бывало.

Увидев, что Ройс и Кьяра уставились на него, точно пытаясь понять, о чем он толкует, неунывающий погорелец и беженец принялся жестами пояснять свою нехитрую мысль.

— Невин! — одернула его жена. — Ты прекратишь или нет? Совсем свихнулся, старый. Целый день вино хлещет.

— А что мне еще остается? — трезвым голосом отозвался супруг. — Если про вино да про шутки позабыть, то прямо головой в омут!

Женщина погладила Кьяру по спине.

— Не слушай его, милая. Мужчины, они все такие, настоящие животные.

— Помнится, ты частенько забывала об этом.

— Прекратишь ты наконец, пьяный глупец? — взорвалась его жена. — Здесь дети!

Впрочем, те были так поглощены едой, что не обращали ни малейшего внимания на препирательства взрослых и на их не вполне приличные намеки.

Чего нельзя сказать о бедной Кьяре. Она чуть не упала в обморок от простецких доброжелательных шуток Невина, и Ройс пришел ей на помощь.

— Спасибо за компанию, — сказал он, поднимаясь из-за стола. — Прошу нас извинить, но мы устали за день и хотим отдохнуть. Спокойной всем ночи.

Неутомимый Невин состроил понимающую гримасу и готов был уже отпустить новую шутку, не супруга вовремя перебила его, пожелав всяческих благ молодым господам.

Ройс подал руку Кьяре, и они покинули столовую, причем у девушки не было даже сил, чтобы пожелать новым знакомцам доброй ночи, и она только кивнула.

Теперь в их комнате, как заметила Кьяра, у самой двери горел факел, а возле кровати стояла маленькая жаровня. От пламени по стенам и глиняному полу пробегали причудливые тени.

Опустившись в изнеможении на тюфяк и обхватив колени руками, девушка молча следила за их игрой. Немыслимо хотелось спать, но мешала скованность во всем теле. Может, из-за ужасной еды? Или ее доконал их добрый подвыпивши» сотрапезник?

Ройс тем временем приготовил себе постель, положив на пол дополнительное одеяло, которое он выпросил у хозяина, и уселся спиной к двери, затачивая меч на оселке.

Звук, рождавшийся от соприкосновения металла с камнем, отнюдь не способствовал успокоению разгулявшихся нервов Кьяры.

— Вам обязательно сейчас этим заниматься? — спросила она, стараясь говорить спокойно.

— Да, — ответил Ройс, не вдаваясь в подробности, чем вызвал у нее еще большее раздражение.

Это короткое словечко было чуть ли не единственным, что он изрек после того, как они вернулись с ужина. Кьяру не оставляло чувство, что он то ли обижен на что-то, то ли просто злится. Что опять она сделала не так? Ох, как тяжело с этим человеком! Скорее бы уж он доставил ее к Дамону и навсегда исчез из ее жизни! Нет, она не сможет спать этой ночью! Разве можно уснуть, когда нервы так напряжены? Не говоря уж о том, что впервые в жизни она очутилась в таких условиях. Да еще с мужчиной! Зачем отец поставил ее в подобное положение? Пожалуй, она предпочла бы ехать в одном из свадебных кортежей! Пускай даже ее похитят или убьют! Только бы не торчать в этой жуткой дыре, да еще с таким отвратительным спутником.

Кроме того, она не привыкла спать в верхней одежде. Но спать-то ведь все-таки хочется. Еще как!

Кьяра провела руками по подолу платья, потом решительно стала расплетать косу. Вскоре распущенные волосы укрыли ей лицо и плечи, ниспадая почти до пояса.

Что дальше? Сквозь завесу волос она бросила взгляд на Ройса. Какое у него напряженное лицо!

Зачем столько сил вкладывать в то, чтобы заточить меч? Странные они, эти мужчины. Впрочем, хорошо, что он занимается своим делом с таким усердием: все лучше, чем осуждать и поучать ее.

Возможно, Ройс просто не в состоянии забыть то, о чем рассказали Невин с женой. О жестоко-стях, творимых на восточных землях Шалона. Она тоже не может не думать об этом. И об их несчастном изуродованном внуке. Но какая сила духа! Как безропотно принимают они удары судьбы! До этого дня Кьяра немало слышала о том, как безжалостны воины, вторгшиеся из Тюрингии. Однако тогда речь шла о жертвах вообще. Безымянных. Но только что она увидела их воочию, узнала имена: Невин, Ориель, Валлис, Уоррен.

Все они — ее подданные. Безвинные люди, пострадавшие от руки этого чудовища, принца Дамо-на. Она отдана ему в жены и едет в Тюрингию, чтобы окончательно остановить его зверства.

Необычно и горько, что именно ей суждено стать спасителем отечества, но она должна, обязана исполнить свой долг, чем бы это ни обернулось для нее самой. Ради того бедного ребенка, чью головку Кьяра гладила час назад. Ради его сестры. Ради их бабушки и дедушки. В память об их загубленных родителях.

От встречи и знакомства с этими простыми людьми у Кьяры осталось странное впечатление. Ее смущало и удивляло то, как быстро умели они переходить от страшных рассказов о войне к легким непристойным шуткам, в которых она видела так же мало смысла и необходимости, как и в постоянном недовольстве Ройса.

С этими мыслями она прилегла на тюфяк, ибо сидеть уже не было сил, свернулась калачиком, накрылась плотным плащом, а поверх него одеялом. Но все равно согреться не могла. Ночной холод был могущественнее тепла, исходившего от небольшой жаровни.

Слава Богу, Ройс перестал наконец точить меч, и в комнате установилась тишина. Кьяра прикрыла веки.

Из дремоты ее вывел негромкий голос Ройса:

— Почему вы оказали столько внимания этому мальчику, Кьяра?

Вздрогнув, она открыла глаза. Отчего он не спит? О чем спрашивает? Ах да, о том несчастном ребенке.

— Разве человеку не может быть свойственна обыкновенная доброта? Жалость? — чуть охрипшим голосом ответила она.

— Конечно. Но вы так его ласкали… Уж не для того ли, чтобы доказать мне, как я был не прав, когда упрекал вас в себялюбии?

Господи, ну что за человек! Даст он ей наконец хоть немного покоя? Ей снова пришлось вспомнить о греческом алфавите, чтобы не сказать ему что-нибудь сгоряча. Ведь впереди еще долгий путь.

«Альфа, бета, гамма…» Нет, не помогает: слишком обидны его предположения. Да еще посреди ночи.

— Я ничего не собираюсь доказывать вам, милейший господин. Это ниже моего достоинства. Но хочу заметить, что я, помимо всего прочего, женщина. А женщинам присуща любовь к детям. Впрочем, вам не понять. — Кьяра распалилась не на шутку. — Вы считаете меня себялюбивой, избалованной, не умеющей никого любить. Да как вы смеете думать обо мне такое, жалкий наглец? Не угодно ли оборотиться на себя? Человек, нанявшийся сопровождать и охранять за деньги! За лишний клочок земли. Что вы обо мне вообще знаете? О том, как я росла, как воспитывалась, о чем думала и мечтала? А я… — она от волнения приподнялась, присела на постели, — я всегда хотела быть обычной, как все, чтобы выбрать собственный путь, семью, друзей. Мне претило, что я рождена принцессой. Но ведь это не моя вина, верно?

Ройс медленно встал на ноги. То, что он услышал, было совершенно неожиданным. Ее слова и боль, с которой она их произнесла, ошеломили его.