Глава 1
Одна, в верхних покоях замка, где обычно располагался ее отец, Кьяра сидела с раскрытой книгой в руках, скорчившись, на широком каменном подоконнике. Пламя неяркой сальной свечи освещало желтоватые страницы. Немного ярче был свет луны, он лился с зимнего неба через витражи и падал красными, синими и зелеными пятнами на бархатные юбки девушки и покрытый тростниковыми циновками каменный пол.
Сняв с головы украшение в виде маленькой, усыпанной бриллиантами короны, Кьяра прижалась лбом к стеклу, и от ее дыхания оно слегка затуманилось. Сквозь незамутненный треугольник рамы она видела освещенные луной горные вершины, покрытые снегом, звезды на чистом голубом небе, а также… недавно отстроенный кусок крепостной стены. Взамен того, рухнувшего под ударами ядер.
Лишь несколько дней назад каменщики окончили свою работу, которая заняла около пяти месяцев. Там же в один из уложенных камней был вделан небольшой медный крест, обозначивший место гибели Кристофа…
Рыдания, подступившие к горлу — в который уже раз! — она сумела подавить. Но сердце, ее бедное, истерзанное сердце, обливалось кровью.
Сейчас, глядя на тихие крепостные стены, на безлюдные парапеты, трудно было представить, что совсем недавно здесь кипела битва, что ее отец и она сама были захвачены врагом в плен и провели целый месяц на положении узников в собственном замке. Что столько жизней было унесено…
Кьяра потерла сухие покрасневшие глаза, в которых больше не было слез: она все их выплакала.
Какой мирной кажется земля там, внизу! Каким покоем дышит каждый камень! Даже если не так давно он был обагрен кровью.
Но былого не воротить. Надо смотреть правде в глаза: да, они потерпели полное поражение. И что еще ужаснее — погиб ее брат, наследник престола. Отец, когда ему сказали об этом, упрекнул ее, что она повинна в его гибели.
С этим страшным обвинением Кьяра и живет с той поры, зная, что, помимо прочего, ей не избежать предопределенной для нее печальной участи. Ведь она должна вскоре…
Негромкий стук прервал течение ее мыслей. Кьяра испуганно посмотрела на широкую дубовую дверь, отделявшую большую комнату для приемов, где она сейчас находилась, от еще большей по размерам залы. Потом вновь отвернулась к окну, решив не отвечать на стук. Никто не знает, что принцесса здесь: она не приказывала зажигать факелы у входных дверей или растапливать очаг. Просто затворила за собой дверь, желая побыть в одиночестве.
Ведь это последний ее вечер, последняя ночь, которые она проведет в родном жилище — единственном месте, где ей довелось жить до сих пор.
— Принцесса! — раздался вдруг тихий женский голос, за которым вновь последовал стук. — Принцесса, вы тут?
Кьяра вздохнула, услышав знакомый голос. Это была ее камеристка Мириам, и от нее так легко не отделаться, если уж та вознамерилась разыскать свою госпожу: служанка знала наперечет все места и закоулки, где Кьяра любила прятаться, когда хотела, чтобы никто ее не тревожил. Кроме того — в этом ей не откажешь, — Мириам искренне беспокоилась о ней, напоминая трогательную наседку, заботившуюся о любимом цыпленке. И не дай Бог этому цыпленку где-нибудь затеряться!
Положив книгу рядом с мерцающей свечой, Кьяра спустилась с подоконника и пересекла широкое пространство комнаты. Отодвинув засов, она потянула за железное кольцо и не без труда приоткрыла дверь. В комнату проникли свет из коридора, звуки музыки, запахи пищи из большой залы. В них смешались ароматы кролика, посыпанного имбирем, заварного крема с корицей, жареного фазана под фиалками. Звуки и запахи грандиозного пиршества.
По случаю ее помолвки.
— Добрый вечер, Мириам.
Кьяра прикрыла глаза, пряча недовольство. Мириам присела в глубоком поклоне и, выпрямившись, сказала с легкой улыбкой:
— Так и знала, что вы здесь.
В голосе звучали сочувствие и понимание.
Камеристка отличалась довольно высоким ростом — могла смотреть прямо в глаза своей госпоже — и, хотя была на восемь лет старше, выглядела почти так же молодо. На этом их сходство, пожалуй, кончалось, ибо волосы Мириам были светлыми, а лицо невероятно красивым.
— Опять погрузились с головой в чтение? — спросила она с чуть уловимой насмешкой и в то же время с уважением.
Кьяра кивнула и немного отступила от двери, впуская вошедшую.
— Мой отец велел тебе найти меня?
Мириам немного помедлила с ответом.
— В общем, да.
— Не лги и не жалей меня, — стараясь казаться бесстрастной, проговорила Кьяра и отвернулась, проходя в глубь комнаты.
Она хорошо знала, что после трагической гибели Кристофа отец всячески старался избегать ее. Да что там старался! До сих пор в ушах у нее звучат его гневные слова. Слова осуждения.
«Если бы ты не была столь упряма, если бы изволила выполнить мои пожелания оберегать Кристофа, если бы не выходила из замка, тогда бы он не последовал за тобой!»
«Если бы»… Эти слова, словно кинжал, вонзались ей в сердце вот уже четыре страшных месяца.
— Ваша светлость, — закрыв за собой дверь, Мириам прошла в комнату следом, — дела и обязанности вашего батюшки, его горе, здоровье не давали ему возможности, заставляли находиться в отдалении от вас все это время… — Кьяра молчала, и Мириам заговорила вновь, повторяя не в первый уже раз одни и те же слова утешения. — Переговоры с Тюрингией, подписание мирного соглашения, кладка новых стен. Он был очень…
«Отец просто не может и не хочет простить меня, — думала тем временем Кьяра. Она снова уселась на подоконник, устремив взор в окно. — Он никогда не простит меня».
Девушка покачала головой в подтверждение своих мыслей, провела рукой по холодному камню подоконника. Каким огромным казался ей этот каменный выступ в детстве!
Ей было три года — она совсем не знала матери: та умерла родами, дав жизнь единственной дочери. Когда она была совсем маленькой, они с отцом часто сиживали здесь, у окна, на их любимом месте. Отец рассказывал ей разные истории, показывал удивительные фокусы, на которые был большой мастер. Подолгу держал на коленях и утешал, когда она плакала.
На глаза навернулись слезы. Да, с годами отец все больше отдалялся от нее по мере того, как она из ребенка превращалась в девушку. Но так еще не было никогда. Смерть Кристофа воздвигла между ними огромную непроницаемую стену, которую уже не преодолеть.
— Видимо, ты права, — прошептала она, вновь поворачиваясь к Мириам. — Отец очень занят, ему не до меня. Но ведь завтра я отправляюсь отсюда по его воле. Навсегда. — Кьяра с трудом выговорила это слово. — Больше я не увижу наш замок, стану женой принца Дамона. Боже!
Девушка опустила голову, увидела, что на полу лежит упавшая с подоконника маленькая корона. Бриллианты сверкали и переливались в мерцающем пламени свечи.
Совсем недавно Кьяра узнала, что по условиям мирного соглашения с принцем Дамоном, она должна стать его супругой. Их брак, по мнению обеих сторон, должен упрочить хрупкий мир между двумя королевствами. Ее согласия, разумеется, никто не спрашивал. Впрочем, о каком-то сопротивлении не могло быть и речи.
— Ваша светлость, — пробормотала Мириам, желая вывести госпожу из обычного для нее теперь подавленного состояния, прервать печальные мысли, — ваша светлость, вы не находите, что здесь довольно холодно? Вам нельзя болеть. Нам предстоит долгое путешествие. Полагаю, оно отвлечет вас.
— Возможно, — рассеянно согласилась Кьяра.
Милая Мириам, доброе преданное существо! Им почти никогда не скучно вдвоем, в ней она нашла не служанку, а настоящую подругу, что не очень нравилось ее наставникам и наставницам, которые постоянно твердили, что не следует забывать о своем высоком происхождении и предназначении и ставить себя чуть ли не наравне со слугами.
Однако Кьяра не могла, да и не стремилась, выказывать свое превосходство, ибо не ощущала его, как ей ни внушали. Ей хотелось быть такой же, как и все остальные, свободной от всяческих привилегий, традиций и ограничений женщиной.
А сейчас у нее было одно желание: признаться в том, как ей страшно, какой одинокой и несчастной она чувствует себя.
— Мириам.
— Да, ваша светлость?
Камеристка протянула руку, желая успокоить Кьяру.
Та подавила вздох. Она поняла порыв собеседницы, и ей сделалось горько и обидно, что придуманные кем-то правила дворцового этикета лишают человеческие отношения естественной теплоты.
Мириам, сложив руки на груди, взглянула на дверь, словно хотела убедиться, что та по-прежнему закрыта, после чего произнесла, понизив голос до шепота:
— Ваша светлость, я служу вам уже почти шесть лет, и мне хочется, чтобы вы были счастливы. Осмелюсь сказать, вам не следует этого делать.
— Принимать участие в празднестве по случаю помолвки? Ты это имеешь в виду? — Кьяра печально вздохнула и тоже посмотрела на дверь, из-за которой доносились звуки веселой музыки: арфы, барабаны и виолы ликовали вовсю. — О нет, мне придется вернуться туда. Я и так нахожусь здесь уже больше часа.
— Принцесса, я говорю не о празднестве. Я говорю о вашей свадьбе с принцем Дамоном.
— Что?! — воскликнула Кьяра: так неожиданно прозвучали эти слова. Дерзко и вместе с тем просто и обыденно.
Мириам продолжала, голос ее окреп:
— Все теперь толкуют о мирном соглашении. Но есть и другие разговоры, слухи…
— Какие слухи? О чем ты?
— О преданных вашему дому людях, что по-прежнему хотят сражаться. — Эти слова Мириам снова произнесла шепотом. — О смельчаках, которые вынашивают дерзкие планы.
Господи, неужели правда? Но ведь Дамон уничтожит их всех, и тогда будет еще хуже. Страшнее и позорнее.
— Дамон этого не допустит, — резко сказала Кьяра. — Он убьет и правых и виноватых, детей и женщин. На что эти люди надеются? Знаешь, Мириам, — заметила она уже спокойнее, — слухи всегда гуляли и гуляют по земле. Собираются в тучи, а потом рассеиваются, тоже как тучи.
— Ах, ваша светлость! Конечно, я не могу поручиться, что все так и есть. Может статься, это лишь тучки, принесенные случайным ветром. Но если это правда… — Она снова бросила тревожный взгляд на дверь. — О, милая принцесса! Я могла бы этой ночью… Нет, вы не должны выходить за Дамона! Вам не следует покидать Шалон, но оставить этот замок… Я помогу, если вы…
Кьяра смотрела на нее округлившимися от изумления глазами. О чем говорит эта милая светловолосая женщина? Побег?! Разве существует такая возможность? Слово «побег» засверкало в ее голове, словно алмаз на золотой цепочке.
Однако она медленно покачала головой.
— Это безумие, Мириам. Побег только ухудшит положение страны и моих подданных. Они и так лишены многого — своих жилищ, добротной одежды, сытной пищи. Наши воины утомлены до предела, а король, мой отец, охвачен печалью. — Девушка крепко стиснула руки. — Нельзя больше вести войну. Даже я это понимаю. И в этих обстоятельствах нам остается благодарить принца Дамона за довольно мягкие условия мира.
— Благодарить?! Дамона? — Мириам не могла сдержать возмущения. — Неужели вы не слышали о его жадности? Жестокости? Рассказывают, он собственными руками содрал платье со своей любовницы и забил ее насмерть только за то, что несчастная стянула у него несколько монет. Ох, извините, что говорю об этом!
— Я тоже слышала. Еще год назад.
Кьяра содрогнулась от ужаса. Не раз в дневные и вечерние часы рисовала она себе эту страшную картину, и та являлась ей в ночных кошмарах. Она жалела неудачливую воровку, но разве могла тогда представить, что сама станет вскоре невестой этого человека? Возможно, одной из его новых жертв; будет связана с ним на всю оставшуюся жизнь.
Девушка зашагала по комнате, не в силах сдержать волнения, беспрерывно потирая руки. Но не от холода, хотя в комнате было и в самом деле довольно прохладно.
Она вновь подошла к окну, взглянула на темные склоны, на силуэты гор, словно искала у них ответа на свои мысли, искала помощи и опоры. Сил для продолжения жизни.
Взгляд ее упал на только что восстановленный кусок крепостной стены, где в лунном свете блестел медный крест. Она вспомнила слова брата. Кажется, это были его последние слова:
«Клянусь, Шалон снова обретет свободу и покой…»
А сейчас от нее во многом зависит, чтобы его мечта стала былью. Мечта любимого брата.
Кьяра прижала руку к оконному стеклу, словно желая прикоснуться к небесам, где она может встретиться с ним, с его бессмертной душой.
«Во имя тебя, Кристоф, во имя твоей предсмертной клятвы я сделаю это».
Она очнулась от дум, повернулась к стоявшей неподвижно Мириам.
— Мой брат, — сказала девушка, стараясь придать голосу твердость, — погиб за нашу маленькую страну. Разве жертва, которую я приношу, может хоть в какой-то степени сравниться с этим? Скажи, Мириам, — теперь ее взор был устремлен на пламя единственной свечи, — семь лет, семь долгих лет продолжалась эта война. И вот наконец наступил мир. Быть может, только мое замужество в состоянии поддержать его, укрепить. Положить конец страданиям людей, связать узами добрососедских отношений Шалон и Тюрингию. Отец считает, что наши дети…
Кьяра запнулась. Сердце у нее оборвалось. Наши дети… Боже! Дети от Дамона…
— И однажды, — вновь заговорила она, — эти дети смогут сделаться правителями обеих наших стран, Шалона и Тюрингии, ставших единым королевством. — Ей показалось, что в комнате стало намного темнее. Незримые злые силы наступали на нее из углов, пытаясь схватить в свои объятия. — В общем, — закончила она, — у меня нет выбора, Мириам.
Наступило долгое молчание.
Мириам первой прервала его, нарушив тем самым одно из основных правил дворцового этикета. Голос ее был полон сдерживаемого волнения и боли.
— Вы очень мужественны, принцесса Кьяра, — сказала она.
Та прикрыла глаза, понимая, что не заслуживает подобной похвалы. Вовсе она не смелая. Нисколько. Да она вся дрожит от страха! Хорошо, что Мириам не слышит, как бьется ее сердце.
Однако ей не следует думать о себе, о своих страхах и бедах, о своем утерянном счастье. Нужно лишь исполнить долг. Проявить ответственность и понимание. Больше ничего. В первый и, быть может, последний раз в жизни стать достойной своего титула принцессы.
— По крайней мере путешествие обещает быть интересным, ты права, Мириам, — промолвила она, пытаясь улыбнуться и обрести хотя бы малую толику той жизнерадостности, какой обладала в прежние годы. — На рассвете, когда свадебный кортеж покинет замок, впервые за последние семь лет я окажусь за его воротами. Наконец-то увижу мир, о котором до сих пор лишь читала в книжках. Таких, как эта. — Она указала на книгу, лежавшую на подоконнике.
— Разумеется, ваша светлость, — охотно откликнулась Мириам. — И вполне возможно, принц Дамон весьма изменился за последнее время. Во всяком случае, пока он верен слову и выполняет обещания. В дни вашего пленения с вами и вашим батюшкой обращались неплохо, а его наемники, как он обещал, уже покинули наши земли.
— Быть может, победа сделала его великодушным, — предположила Кьяра, очень желая в это верить. — Да, Мириам, путешествие будет долгим и утомительным, и первый день наверняка покажется особенно трудным, а потому я хочу хотя бы немного поспать. Иди и скажи Альцине, чтобы приготовила постель. Я попрощаюсь с гостями и вскоре лягу.
Мириам поклонилась:
— Все будет исполнено, принцесса.
Кьяра видела только светлые волосы своей Камеристки, но когда та выпрямилась, в голубых глазах блестели слезы.
— Я буду молиться за вас, госпожа, — прошептала она. — Доброй ночи.
Тихо прикрыв за собой дверь, Мириам отправилась исполнять распоряжения Кьяры.
Та же, задумчиво проводив ее взглядом, тронутая, как всегда, доброжелательностью и сочувствием молодой женщины, медленно наклонилась, чтобы взять в руки книгу, сиротливо лежавшую в углу подоконника. Книга была раскрыта на потертой странице с одним из любимых ее стихотворений. Оно называлось «Соловей» и принадлежало перу поэтессы прошлого века Марии Французской. Позолоченные страницы жутковато блестели в лунном свете, по-прежнему проникавшем в окно.
И кровь потекла по ее рукаву,
И капли ее обагрили траву,
Алели они на лилейной руке.
Ее он покинул — в слезах и тоске.
Над мертвою пташкой рыдала она -
О, как же та злоба была холодна,
Что смерти ее соловья обрекла,
В коварные сети его завлекла…
Выпрямившись, Кьяра какое-то время ласкала пальцами знакомые строки, которые столь много ей говорили о безразличии, жалости, жестокости. Но слова Мириам не выходили у нее из головы.
Неужели слухи о каких-то бунтарях, мятежниках, замышлявших выступить против Дамона, — правда? Скорее всего это пустые разговоры, когда желаемое выдают за действительное. Но что, если за этим скрывается нечто серьезное? Опасное?
Захлопнув книгу, Кьяра решила поделиться своими сомнениями с одним из советников отца, сэром Брейдоном, и сделать это завтра, перед самым отъездом. Он мудрый человек и знает, что предпринять. Да, так она и поступит.
Задув свечу, Кьяра направилась к двери.
Но на полпути вспомнила, что не взяла корону — та осталась на полу, куда Кьяра уронила ее. Снова она подошла к окну и в полутьме, опустившись на колени, принялась искать потерю.
Когда ее пальцы дотронулись наконец до изящного и тонкого, усеянного драгоценными камнями золотого обруча, девушка поняла, что тот немного смялся при падении, и подумала, что отец будет весьма недоволен, если заметит. Это еще сильнее омрачит их расставание. Вертя корону в руках, Кьяра попыталась выправить вмятины, но вдруг услышала какой-то звук из дальнего конца комнаты и замерла от ужаса.
Кто там? Она вглядывалась в темноту, ощущая, как чья-то рука приоткрывает дверь. Но все было тихо. Темно и тихо, и от этого делалось еще страшнее. Быть может, мышь копошится в углублениях древних стен? Наверное. Кто из смертных посмеет проникнуть в покои короля без стука?
— Отвечайте, кто вы? — негромко произнесла Кьяра.
Молчание и тишина были ей ответом.
Она уже направилась было к двери, когда вновь услышала странный звук.
— Кто вы? — крикнула она и попятилась назад, пока не ощутила спиной твердый холодный камень подоконника. — Я требую ответа!
— Не бойтесь, госпожа.
Голос был мужской. Тихий, спокойный, но довольно резкий. Определенно, он принадлежал человеку низкого происхождения. Судя по всему, крестьянину.
Ей стало легче. Вероятно, это кто-то из слуг, позванных разносить блюда и напитки между пиршественными столами. Негодяй, конечно, напился и отправился бродить по замку, надеясь что-нибудь стянуть, — Ты понимаешь, куда пришел? Здесь покои самого короля!
Ответа не последовало, но она услышала, как вошедший шагнул вперед. Снова ее охватил страх. Чья-то темная фигура заслонила ей дверь. Единственный выход из комнаты.
Из залы по-прежнему доносились музыка, веселые голоса. Сейчас они звучали значительно громче, и если она закричит, то, несомненно, никто ее не услышит.
— Берегись, кто бы ты ни был! — гневно произнесла она, стараясь унять дрожь в голосе. — Ты знаешь, с кем говоришь?
— Да, принцесса.
Мужчина был совсем уже близко, почти рядом, она различила его крупную фигуру и содрогнулась от ужаса.
— Что ты хочешь?
Ах, если бы у нее под рукой было какое-нибудь оружие! Хотя бы кочерга.
Но разве можно обороняться книгой стихов и легкой, почти невесомой короной?
Мужчина уже навис над ней.
— Я не причиню вам зла, — услышала она его негромкий голос. — Даю слово.
Кьяра шмыгнула мимо него к двери и уже собралась закричать, но он оказался куда проворнее. Прижав ее к стене, он зажал ей рот огромной мясистой ладонью.
— Прошу прощения, принцесса. — Девушка ощутила на щеке его несвежее дыхание. — Завтра вы будете уже далеко, а я должен вам кое-что сказать. Многие просили меня об этом. Вам нужно знать… — Он торопился и говорил без пауз, почти слитно. — Заключать мир и дружить с Дамоном — то же самое, что целоваться с чумой! Только позвольте ему, и он вскоре всех нас перережет, как кроликов. Так оно и будет. А потому мы против вашего брака. Понятно? Брака не будет, ежели не будет невесты, верно?
Боже! Кьяра снова набрала в грудь воздуха, чтобы закричать. О чем он? Неужели хочет убить ее?!
Она боролась с ним, стараясь вырваться из сильных жестких рук, как вдруг в одной из них блеснуло лезвие ножа.
— Ваша светлость… — пробормотал незнакомец. — Да послушайте!
Отчаянным усилием Кьяра высвободила руку, в которой сжимала погнутую корону, и острой верхушкой ударила его в бок.
Он неожиданно взвыл от боли, ослабил хватку, и ей удалось вырваться и добежать до дверей.
— На помощь! — успела крикнуть Кьяра, но он одним прыжком нагнал ее и снова схватил за плечи. — Кто-нибудь… помогите!
Последние слова девушки прозвучали приглушенно: он опять закрыл ей рот одной рукой, в другой же по-прежнему сверкал длинный нож.
Она продолжала вырываться, пыталась кричать, драться ногами и вдруг почувствовала, как что-то острое коснулось ее руки, проникло глубже, и по коже потекла струйка, горячая, будто огонь.
Ноги у Кьяры ослабли, подкосились, она не столько увидела, как ощутила пол рядом со своим лицом и, уже теряя сознание, отметила — или ей почудилось, — что дверь отворилась, в комнату ворвался свет, кто-то окликнул ее по имени. Но голос доносился откуда-то совсем издалека.
Потом свет исчез, наступила полная тьма, и не было уже ничего. Нигде.