Глава 22
Эрика проснулась от криков и яркого утреннего света, пробивающегося сквозь опущенные веки.
Она без всякого труда узнала голоса: это Селиг о чемто переругивался с сестрой. Не то что ночью, когда она никак не могла понять, в чем дело: вопли сопровождались глухими ударами, и внизу царила такая суматоха, что Эрика, не выдержав, осведомилась вслух:
– На дом напали? Или мы в осаде?
Она не ожидала ответа, но, поскольку шум потревожил также и Селига, тот немедленно объяснил:
– На твоем месте я бы не очень надеялся, девушка. Это Ройс учит мою сестрицу повиноваться мужу. Скорее всего, вспомнил, что обещал задать ей хорошую трепку.
Теперь Крисген станет и в этом винить Эрику. Еще одна причина ненавидеть ее. Но сейчас Кристен, кажется, ругала Селига за свое унижение… Нет, они вовсе не об этом спорят!
– Цепи? – вопила Кристен, вышагивая вдоль кровати. – Не могу поверить, что ты способен на такое! И зачем? Она никуда не убежит!
– Да, теперь уж наверняка! – ответил тот так же громко, хотя и поморщился при этом.
Кристен не заметила, что от криков головная боль брата лишь усилилась, и продолжала орать:
– Черт возьми, Селиг, ты же знаешь, как я отношусь к цепям!
– Я знаю только, что каждый раз, когда ты злишься на Ройса, стараешься все выместить на мне, – пожаловался Селиг. – Может, хоть на этот раз пощадишь, Кристен!
– При чем тут этот здоровенный болван? Почему бы тебе не подождать, пока не отведешь ее в свой дом? Там будешь делать все, что захочешь! – протестовала сестра.
– Я не намерен упустить ее изза твоих капризов. Не заставь тебя Ройс носить цепи, ты бы сегодня не возражала так яростно!
– Но я знаю, что это такое, и не пожелаю подобного ни одному человеку в мире. Запри ее, если боишься, что сбежит, но немедленно избавься…
– Она будет носить оковы.
– Селиг!
– Хватит, Кристен, – упрямо прервал ее Селиг. – Никто не заставит меня изменить решение.
– Жаль, что я не могу как следует стукнуть тебя! – Кристен раздраженно вздохнула.
– Жаль, – согласился он уже спокойнее и без всякой иронии.
Поведение Кристен изменилось мгновенно. Раскаяние вытеснило гнев. Нагнувшись над Селигом, она сжала ладонями его щеки и прислонилась лбом к его лбу.
– Прости, я не хотела…
– Знаю, – просто ответил он. – А теперь садись. У меня голова кружится от твоего топота.
– Очень забавно, – пробурчала Кристен, не переставая метаться по комнате. – Ужасно смешно.
Язвительный тон сестры заставил Селига высказать предположение:
– Значит, прошлой ночью не ты победила в споре? – Ответом послужили короткий кивок головой и гримаса.
Селиг посмеялся бы над Кристен, не будь он уверен, что еще немного – и сестра забудет о том, что брат болен, и действительно врежет ему как следует. Ройс не впервые задавал трепку жене. Правда, он всегонавсего перекидывал ее через колено лицом вниз и шлепал по заднице, но за это Кристен заставляла его страдать не одну неделю, так что игра, по мнению Селига, не стоила свеч.
– Тебе следует простить его, – посоветовал Селиг. – Отец поступил бы с тобой точно так же.
– О, да заткнись же! – снова повысила голос Кристен. – Я спасла тебя, и за это ты становишься на их сторону.
– По правде говоря, Кристен, тебе совершенно необязательно было бросаться спасать меня. Конечно, я буду всю жизнь благодарен тебе, что ты так быстро появилась, когда мне необходима была помощь, но Ройс мог бы добиться того же не менее легко.
– Ну разве я знала это?! – во весь голос заорала Кристен, так что Селиг снова поморщился. – Но я скажу тебе все, что знаю! Если бы ты не вбил себе в голову ни с того ни с сего, что должен отправиться с миссией короля, которому даже не приносил клятвы в верности, ничего бы этого вообще не случилось.
– Проклятие, это просто несправедливо! Помоему, именно ты хотела, чтобы я поехал.
– Значит, я такая же дура…
– От ваших криков, леди Кристен, голова у него болит еще больше.
Брат и сестра уставились на Эрику с различной степенью недоумения. Девушка поспешно повернулась к стене, чтобы скрыть пламенеющие щеки. Как могли подобные слова сорваться с ее языка?! Она всегонавсего думала о чемто подобном. И кроме того, ей все равно, пусть у него голова хоть расколется!
Кристен откашлялась и виновато посмотрела на Селига:
– Тебе очень плохо?
Несколько мгновений он не отвечал, все еще потрясенно глядя на гордо выпрямленную спину Эрики. Локи ее побери, как она вообще посмела выступить на его защиту?
– Селиг?
– По утрам всегда хуже всего, – рассеянно пробормотал он.
– И лучше не становится?
– Становится… Нет, клянусь, так оно и есть, – добавил он, заметив сомнение в глазах сестры. – Теперь мне бывает хуже лишь от резких движений и громкого шума… иногда. Но, конечно, лучше бы ты так не кричала.
– Прости, – снова попросила Кристен, полная сочувствия и раскаяния, спеша взбить подушки брату. – Отдохни, пока тебе приготовят завтрак. Я велю Эдит принести…
– Нет, только не ее. По правде говоря, ты окажешь мне услугу, если дашь ей побольше других поручений. Я теряю слишком много сил, когда она рядом.
– Бедный Селиг, – хмыкнула Кристен. – Так ослаб, что даже позабыл, как обольщать женщин?
– Это так ты заботишься о покое брата? Издевательства вряд ли помогут мне скорее подняться! – проворчал Селиг.
– Наверное, ты прав, – вздохнула Кристен. – Хорошо, постараюсь держать девчонку подальше от твоей спальни, пока сам не позовешь. Прислать Эду?
– Буду очень рад.
Через мгновение дверь закрылась. Но Эрика не обернулась. Она надеялась, что сон исцелит боль Селига.
Хоть бы только он не спросил, почему она сказала это, ведь она даже сама себе не могла ответить. Оставалось надеяться, что Селиг просто не обратит на нее внимания. Он так хорошо умел это делать… но только не в тех случаях, когда был целиком и полностью занят ею.
– Ты замужем, Бессердечная? – Как быстро погасла надежда…
– Меня зовут не так, и, кроме того, я не… хотя, вполне возможно, скоро выйду замуж.
В голосе девушки звучал вызов, но Селиг предпочел его не расслышать.
– Кто твой нареченный?
– Не знаю. Мой брат выберет жениха. Именно за этим он и отправился.
– Ты что, не хотела бы выбрать сама? – с удивлением поинтересовался Селиг.
– Для меня это не имеет значения. Брат любит меня и найдет достойного мужа, а себе – верного союзника. Думаю, он меня не разочарует.
– Ошибаешься, тебя ждет разочарование, потому что свадьбе не бывать.
– Думаешь, я никогда не обрету свободу?! – охнула Эрика.
– Даже если я и отпущу тебя, кто поверит в то, что ты осталась нетронутой?
– Ни один человек еще не считал меня лгуньей, – сухо заметила она.
– Не ты первая, не ты последняя, – с почти жестоким равнодушием объяснил он. – Точно так же утверждают множество женщин, чья девственность, однако, безвозвратно погублена.
Эрика тут же села и зло уставилась на Селига.
– И готова побиться об заклад, ты сам немало потрудился над этим!
– По правде говоря, девственницы меня нисколько не привлекают. Они просто скучны своими страхами, неуклюжи в попытках угодить, раздражают отсутствием опыта и впадают в истерику, лишь только почувствуют боль. Все это, вместе взятое, не доставляет мне ни малейшего удовольствия.
– Для того, чтобы знать это, ты, должно быть, погубил не одну девственницу, – убежденно заявила она.
– Чтобы знать это, достаточно послушать жалобы мужчин наутро после брачной ночи.
– Это ты так утверждаешь. Так я тебе и поверила! Кто может быть лучшим шпионом саксов, чем кельт, которого вряд ли заподозрят, если поймают?
– Но я даже не знаю их языка!
– Это ты так утверждаешь.
Пренебрежительное замечание Эрики заставило Селига вспомнить слова, произнесенные тогда, и вернуло, казалось, уже забытое ощущение собственной беспомощности. Эрика мгновенно поняла это по выражению его лица, ставшего из бесстрастного угрожающим.
– Да, именно это я и утверждаю. – Каждое слово падало в тишине крошечным ледяным комочком.
– Ты смеешь называть меня лгуном… опять? – Призвав на помощь осмотрительность, Эрика пролепетала:
– Просто я по натуре недоверчива. – Но Селиг ни в малой степени не был удовлетворен столь поспешным объяснением:
– Твоему характеру не хватает покорности и умения подчиниться. Но если эти свойства не врожденные, значит, им можно и нужно обучить тебя… что и будет сделано!
Воля и гордость требовали, чтобы Эрика возмутилась, начала спорить, но инстинкт самосохранения одержал верх. Лучше отступить… хотя бы ненамного.
– Конечно, тело можно заставить склониться перед грубой силой.
– Думаешь, разум непобедим? Но как долго рассудок останется отрешенным, если тело подвергнуть пыткам или унижению, вынудить ползать или пресмыкаться?
Метко нанесенный удар, заставивший ее безоговорочно сдаться. Ползать? Унижение? Девушка вздрогнула от омерзения.
Селиг улыбнулся про себя, когда Эрика вновь повернулась к нему спиной. Ее не такто легко победить. Да, в ней немало гордости, но нет упрямства, которое так характерно женщинам в его семье. Как он ошибался, считая, что Эрика так же сильна духом, как Кристен. Жаль. Правда, он предпочел бы увидеть ее жалкой, сломленной, стоящей перед ним на коленях, с этой роскошной гривой волос, разметавшейся по плечам и спине.
Да, волосы поистине великолепные, с огненными проблесками в золотистых прядях, невероятно густые, окутывающие ее, словно покрывалом, и сползающие на пол у самых бедер. Вчера он смотрел на них словно завороженный, особенно когда Эрика причесывалась и сияющие волны почти слепили глаза… Точно так же, как был очарован этим девственным телом, когда она, обнаженная, стояла в ванне.
Селиг невольно замер при одном воспоминании о вчерашнем. Он ошибся, предположив, что ненависть сделает его равнодушным к ее чарам. Вероятно, так оно и было бы, если… если бы Эрика не оказалась такой красавицей.
Гордо вздымавшиеся, соблазнительные полные груди, с коралловыми сосками, узкая изящная талия, тонкие руки и шея, бедра, которые так и хотелось сжать, и длинные, длинные ноги…
Она была немного выше саксонских девушек, к которым так привык Селиг. Он уже успел соскучиться по женщинам, не отличавшимся такой хрупкостью, женщинам, с которыми мужчина не должен обращаться слишком бережно, рассчитывать каждое движение, бояться слишком увлечься и причинить боль.
Конечно, Эрика не такая ширококостная и мускулистая, как Кристен, однако определение «изящное» в отношении ее тела было бы не правильным. Даже лицо теперь, когда девушка успела умыться, казалось куда более прекрасным, чем помнил Селиг. Мягко изогнутые брови, высокие скулы, короткий прямой носик и полные манящие губы. Только подбородок немного нарушал общую картину идеальной красоты – сильный, квадратный, упрямо выдающийся вперед, но нежные глаза цвета небесной лазури могли заставить мужчину забыть все.
Селиг был готов противиться любому искушению. Но не был готов увидеть сладострастные глаза, сливочную кожу, блестящую от мыла и воды, и руки, так чувственно оглаживающие изгибы и впадины девичьего тела.
Ведьма! Она нарочно зажгла в нем страсть! Но даже зная это, Селиг горел невыносимой потребностью овладеть ею и такого вожделения еще в жизни не испытывал. Будь он в силах утолить жажду, не задумываясь, так бы и сделал и, понимая это, кипел от бешенства. Он ведь сказал и себе и Эрике, что никогда не прикоснется к ней с этой целью, но рассчитывал на отвращение и гнев и, конечно, не ожидал, что вместо этого поддастся желанию.