Глава 15
Остаток дня прошел так, как и ожидала Эрика. Кристен вскочила в седло и старалась держаться рядом с мужем, а это, естественно, означало, что ужасную ведьмудатчанку нельзя оставить в телеге наедине с беззащитным Селигом.
Беззащитным? Да, этот человек сейчас был слабее ребенка, однако он умел пользоваться словами, как самым грозным оружием.
Эрика была благодарна, что ее не вынуждают терпеть его общество, хотя изза этого ей придется идти пешком. И она не возражала, если бы только ктонибудь вспомнил, что башмаки ей так и не вернули. Она даже не была уверена, что это сделано нарочно, поскольку вовсе не Кристен скрутила ее запястья длинной веревкой, привязав другой конец к телеге. Это сделал Торольф, и Эрика подумала, что он просто не заметил, что она босая, поскольку нижнее ее платье было слишком длинным. Норвежка же, скорее всего, забыла, что сама сняла вчера башмаки с Эрики, а может, так было задумано: пленница натрет и изранит ноги о камни и песок, так что не сможет сбежать, если даже ей и представится такая возможность.
Эрика сразу поняла, как тяжело ей придется, но по какойто смехотворной причине, возможно, потому что Селиг наблюдал, как ее привязывают к телеге, в ней взбунтовалась гордость, и она решила не спрашивать о башмаках. Телега двигалась достаточно медленно, так что Эрике не приходилось бежать, но трико, конечно, не могло быть защитой от неровностей почвы.
Пленница шагала с той стороны, откуда мужчина в телеге не мог рассматривать ее, да и она сама его не видела.
Но по мере того как проходили часы, Эрика начала все больше отставать. Правда, она ни разу не упала, но пот струился со лба от жары и усталости.
Солнце высоко поднялось в небе, когда саксонский лорд остановил коня рядом с Эрикой и предложил ей мех с вином. Если верить Селигу, Ройс не выносил датчан, однако в глазах не было ненависти. Любопытство, может быть, даже тревога, но ни враждебности, ни злобы, читавшихся на лицах остальных, Девушка отдала мех назад, ожидая, что Ройс немедленно отъедет, но он неожиданно спросил:
– Кто ударил тебя?
Опухоль на щеке все еще была заметна, и, если скосить глаза, Эрика могла ее видеть. Неприятное чувство и боль не давали девушке забыть о вчерашнем. Правда, она могла только догадываться, что синяк, скорее всего, тоже довольно приличный.
– Ваша жена, – коротко ответила она.
Но лорд не выказал ни сочувствия, ни возмущения.
– Она готова на все, если дело касается родных. Даже убить, – только и сказал он.
Вот уж действительно на все. Эрика сомневалась, что когданибудь сможет забыть приставленный к горлу кинжал.
– Я ожидала этого, – выдохнула она.
– Ожидала? Почему?
Эрика взглянула на Ройса, гадая, простое ли любопытство заставило его задать такой вопрос, или для этого была другая причина. Поколебавшись, девушка решилась ответить правду;
– Я все ждала, пока она увидит спину брата.
– Ах да, порка! Зачем ты сделала это? – Странно, неужели жена ничего ему не рассказала?
– Ваш родственник был обвинен в шпионаже. Когда его допрашивали, ответы показались мне лживыми.
Она не объяснила всего, не пожаловалась, что Селиг оскорбил ее, потребовал разделить с ним постель, но не удержалась, чтобы не спросить:
– Почему все считают это наказание столь необычным? Сомневаюсь, что вы в подобном случае поступили бы иначе! Наверняка велели бы выпороть виновного.
– Возможно, но я мужчина, и его ангельское лицо никак не могло бы подействовать на меня.
– Не вижу, в чем разница… – вскинулась девушка.
– Правда? Да ведь все женщины без ума от него. Готовы на все. Никому бы из них и в голову не пришло и пальцем тронуть его.
Да и ей тоже. Эрика понимала, что, если бы не стечение обстоятельств, она непременно отменила бы приказ. Почемуто ее с каждой минутой все больше раздражало, что Селигу Благословенному могло сойти с рук все, что угодно, если судьей при этом была женщина. Так думали его люди. Так считала сестра. И, помня его оскорбление, Эрика уверилась, что сам Селиг ничуть в этом не сомневался.
– Значит, ты хотела, чтобы он признался?
– Что?!
Девушка ошеломленно посмотрела на Ройса, пока и сообразила, что он имеет в виду порку.
– Ннет, просто он оскорбил меня, и я потеряла самообладание… вспылила.
Ройс, откинув голову, громко рассмеялся. Эрика стиснула зубы. Не стоило объясняться с ним! Пусть думает что угодно!
– Это не смешно! – вырвалось у нее.
– Святая истина! Самообладание? Ну вот, теперь во всей этой нелепице появился хоть какойто смысл.
Он намекал на то, что примерно такого поступка и следовало ожидать от женщины, и в Эрике на мгновение вспыхнула неприязнь. Как втолковать ему, что она лишь на мгновение потеряла голову, что сразу смогла взять себя в руки, и если бы ее не позвали к Терстону, не отвлекли…
Селиг сузившимися глазами наблюдал за пленницей, Ему не нравился столь явный интерес Ройса к девушке, особенно еще и потому, что он не слышал, о чем они говорили. Кроме того, сама мысль о том, что Ройс в любую минуту может освободить ее, была невыносимой, и он в теперешнем состоянии будет не в силах чтолибо изменить, кроме как затеять войну между обоими отрядами, на что он, конечно, не пойдет. Но о таком даже думать не хотелось.
Оставалось надеяться, что все обойдется. Он ни за что не освободит ее, пока эта датская ведьма не испытает полной мерой силу его отмщения, на что, возможно, уйдут годы, если учесть, как отвратительно он себя чувствует сейчас.
Он пристально наблюдал за ними и сразу определил тот момент, когда Эрика рассердилась и, следовательно, перестала обращать внимания на Ройса, пока тот не отъехал. Селиг обладал невероятной способностью разгадывать чувства и ощущения женщин, даже тех, кого ненавидел. Нет, не так… единственной женщины, потому что до сих пор ни к кому, кроме нее, не испытывал ничего подобного и даже сейчас с трудом привыкал к тому, что на свете появилась та, которую он должен презирать всеми силами души, да при этом еще такая красавица.
Когда сестра всего несколько часов спустя почти небрежно заметила, что пленница слишком долго шла пешком и едва ли еще продержится, Селиг сначала встревожился, но тут же возмутился собственному неуместному сочувствию. Пришлось напомнить себе, что Эрика для него не просто женщина и он никогда не будет обращаться с ней, как со всеми остальными! Конечно, лучше было бы ему вообще забыть, что она принадлежит к прекрасному полу, но это невозможно…
Селиг решительно отказался от предложения Кристен посадить Эрику рядом с ним на телегу.
– Хочешь, чтобы девчонка упала от усталости и ее пришлось тащить за телегой? Мне, конечно, все равно, но она может чтонибудь сломать себе… – не отступала Кристен.
Однако Селигу не хотелось говорить на эту тему:
– Она сильнее, чем кажется. Оставь ее в покое. Когда окончательно свалится, можно будет позволить ей сесть на телегу.
Он все еще злился на себя за эти несколько мгновений непрошеного волнения. Конечно, подобные чувства вполне для него естественны, но он постарается впредь подавлять их. Селиг решил, что разрешит посадить девушку в телегу не раньше, чем она сама попросит об этом.
Ждать оставалось недолго. Прежде веревка провисала, и Эрике приходилось держать ее в руках, чтобы не споткнуться, но теперь туго натянутый канат почти тащил девушку за собой. Селиг, всего лишь наблюдая за ней, словно чувствовал ее усталость. Он не приказывал вознице остановиться, но не отрывал от девушки глаз с той самой минуты, когда она начала отставать.
Он лежал на тюфяке, медленно жуя и пытаясь справиться с горой еды, оставленной Кристен, и одновременно наслаждался каждым моментом мучений датчанки. Казалось, даже собственная боль отступала при виде страданий девушки. Однако та ни разу не взглянула на Селига, что было для нее совсем не легко, так как она шла рядом, лицом к лицу с ним.
И когда Эрика наконец споткнулась, ее глаза сразу же встретились со взглядом Селига, давая понять, что она не так уж равнодушна к его присутствию, как хочет показать. Он молча поманил ее к телеге, но подбородок девушки вызывающе поднялся в знак решительного отказа.
Селиг мгновенно застыл от негодования, хотя измученное тело тут же напомнило о себе тягучими судорогами и пронзившей спину болью. Его не на шутку взбесила невозможность самому добраться до нее, подхватить на руки и швырнуть на телегу. Девчонка прекрасно понимала, что у Селига не хватит сил, поэтому и осмелилась своим видом противоречить ему.
Но она не знала, что у Селига есть и другие способы добиться своего, конечно, не настолько действенные, как если бы он взял дело в собственные руки, но все же вполне достаточные. Селиг сел, чтобы привлечь внимание Ивара, ехавшего за телегой, и подозвал его. – Принеси ее, – сказал ему Селиг. Ивар без единого слова повиновался и, не обращая внимания на громкий визг Эрики, подхватил ее за шиворот, подтащил к телеге и бросил туда.
Девушка было приземлилась на колени, но не смогла опереться о доски связанными руками, и рухнула лицом вниз. Ошеломленная падением, Эрика не сразу опомнилась и несколько мгновений лежала не шевелясь, радуясь, что не поцарапала щеки, но отнюдь не тому, что вновь оказалась в телеге. Она достаточно вынесла сегодня утром и предпочитала любые муки тем изощренным словесным издевательствам, которым подвергал ее Селиг. По крайней мере, если бы от нее зависел выбор, девушка предпочла бы тащиться следом за телегой.
Намереваясь вскочить и продолжать путь пешком, Эрика попыталась сесть.
– Останься, или я велю снова скрутить тебя, – услышала она.
Эрика замерла. Неужели Селиг прочитал ее мысли? Он, кажется, злится на то, что она отказалась повиноваться? Что ж, пусть терпит. Эрика здесь не по своей воле и не собирается покорно выполнять любое его повеление. А если он желает, чтобы она поплатилась за это, хочет прямо сейчас начать пытки, что ж, на то его воля, будь он проклят!
Эрика едва сдержалась, чтобы не дать волю языку и не высказать все, что накипело на душе, и только демонстративно повернулась к Селигу спиной. Она его узница, и с этим ничего не поделаешь. Раздражать его дальше означает лишь тешить свою гордость, но судьбу не изменишь. Эрика должна вынести все, что ей предназначено.
Но не только поэтому она оставалась на месте. Странно, что, несмотря на слабость и беспомощность Селига, Эрика испытывала глубокий неосознанный страх перед ним, страх, который она не могла объяснить. И дело было не только в боли, которую причинял ей Селиг своими язвительными жалящими словами… а в нем самом… близости… и в непреодолимом желании прикоснуться…
О Фрейя милостивая, что за безумные мысли! Селиг резко рванул девушку за косу так, что она от неожиданности вновь повалилась ничком. Но он, не отпуская косу, продолжал тащить Эрику к себе, хотя она изо всех сил упиралась ногами и локтями. Сердце Эрики, казалось, вотвот готово было вырваться из груди, и вовсе не изза напрасных усилий. Теперь она лежала рядом с Селигом, лишь на несколько дюймов ниже, поскольку он едва помещался на тюфяке. Изза этого ей даже не нужно было поворачивать голову, чтобы видеть, что Селиг, снова намотав косу на кулак, не собирается отпускать ее, хотя Эрика уже оказалась там, где он хотел.
Он мог бы попросить или приказать. Так или иначе, Эрика, вероятнее всего, подчинилась бы, понимая, что он может заставить ее повиноваться, как сделал только что. Она хотела высказать ему это, но не смогла, потому что застыла как зачарованная, снова пораженная этим необыкновенным лицом. В голосе Селига звучал гнев, но сам он вовсе не выглядел рассерженным, скорее удовлетворенным.
– Сейчас ты совсем уж не такая хорошенькая, верно, девчонка? – с издевкой спросил он, исподволь любуясь ею.
Даже измученная, в изорванном платье, покрытая пылью, она была прекрасна земной красотой, которую Селиг находил непередаваемо чувственной. И ничто не могло помешать ему любоваться точеным личиком, не обращать внимания на которое становилось все труднее. Но она никогда не узнает об этом, и, чтобы посильнее уколоть ее, он добавил:
– И не такая надменная и заносчивая. Что скажете, госпожа Задавала?
По какойто совершенно непонятной причине девушка вспыхнула. Казалось, ей должно быть все равно, как она выглядит, подобные вещи и раньше не трогали ее, может, потому, что никогда еще она не имела такого жалкого вида: косы растрепались, непокорные пряди выбились из плена и прилипли к потному лбу и щекам. Дорожная пыль покрывала ее с ног до головы. Она не мылась так давно, что уже не ощущала исходившего от тела дурного запаха, зато Селиг наверняка чувствовал его, и это унижало и оскорбляло ее больше всего.
Даже измученный, с темными кругами под глазами, Селиг был великолепен. Эрика же походила на неряшливую ведьму и была уверена, что он хочет, чтобы она это поняла. Она съежилась от стыда и больше не поднимала головы, – пусть он наслаждается своими играми.
– Тебе лучше убить меня и покончить с этим раз и навсегда, – не выдержала она.
Селиг не встречал еще таких дерзких и отважных женщин… если не считать, конечно, матери и сестры, и сейчас был ошеломлен, хотя постарался не показать этого.
– Нет, смерть слишком легкое наказание для тебя. – Он покачал головой. – И выкупа я тоже не возьму. Тебя ожидают бесконечная мука и жестокие терзания, такие, которым ты подвергла меня.
– Но твои муки не были бесконечными, – осмелилась возразить Эрика.
– Три дня в твоей темнице показались мне вечностью, леди. Жаль, что не могу предложить тебе ничего подобного.
Во рту внезапно пересохло, сдавило горло, но девушка нашла в себе силы спросить:
– Что ты намереваешься сотворить со мной?
– Кроме того, что сделал тебя рабыней? – У Эрики перехватило дыхание.
– Ты не можешь обратить меня в рабство!
– Уже обратил.
– Но брат придет за мной, – в отчаянии пробормотала она. – И заплатит, сколько ты попросишь, как полагается по закону за причиненный ущерб.
– Я не сакс и не собираюсь брать золото за то, что со мной сделали в твоей темнице. Это их законы. Я – викинг. Викинги мстят за оскорбление. Тебе это известно лучше всех! Ты сама из рода викингов.
Но Селиг жил в Уэссексе. Его сестра замужем за саксонским лордом, и он не может не повиноваться тамошним законам. И Эрика не должна терять веру в то, что все будет улажено и закончится уплатой выкупа. Рабыня?! Он просто не может так поступить! Ее захватили не в битве, а украли из собственного дома. Он вправе потребовать выкуп, даже отнять у нее жизнь, хотя Рагнар вызовет его на поединок и убьет. Но рабство?
И хотя мысли были в беспорядке, а сердце сжималось от тоски, Эрика пыталась говорить как можно рассудительнее:
– Мой брат никогда не позволит тебе удерживать меня силой. Ты должен определить цену к тому времени, как он придет за мной.
– Неужели?
Селиг весело улыбался, но очередной рывок за косу доказал, что в нем снова загорелся гнев, при этом он просто сжал кулак, повидимому не сознавая, что причиняет девушке боль.
– Твой брат мне не страшен, – добавил Селиг. – Если он явится, придется мне расправиться с ним. И кто тогда будет виноват в его смерти?
Эрика прикрыла глаза. Он собирается довести ее до слез. И, возможно, хочет насладиться зрелищем ее очередного унижения.
Но она скорее задохнется, прежде чем заплачет перед ним.
– Наконец я, кажется, выяснил, что для тебя дорого? – мягко осведомился Селиг.
– Да, – еле слышным шепотом призналась Эрика.
– И как долго ты станешь умолять меня пощадить его?
– Мой брат – не трус и не жалкое хилое создание! Он сам сможет позаботиться о себе! – Она смело встретила его взгляд.
– Так ты не будешь молить?
– Нет.
– Это прекрасно, что у тебя есть гордость. Теперь моей главной целью станет сокрушить ее. Люблю, когда мне бросают вызов! Разве радость и счастье воина не в том, чтобы втоптать в землю поверженного противника?
Как хотела бы знать Эрика, в чем смысл его жестокой игры! Или Селиг просто хочет вселить ужас в ее сердце?
– Но я не собиралась бросать тебе вызов, – осторожно заметила она.
– Значит, всетаки будешь ползать на коленях и пресмыкаться ?
– Ты не так понял меня.
– Знаю, хочешь избежать заслуженного возмездия? О нет! Несмотря на все твои усилия и хитрости, наказание неотвратимо. Клянусь в этом Одином!
Говоря это, он неотрывно смотрел на ее губы, и этот взгляд снова заставил девушку сжаться. Селиг заметил это и расхохотался, хотя смех почемуто звучал натянуто.
– Этого можешь не опасаться… по крайней мере от меня, – пообещал он, заметив ее испуг. – Я не настолько низко пал, чтобы снизойти до тебе подобных!
Эрика от всей души надеялась, что правильно поняла Селига и что насилие не входит в длинный перечень пыток, предназначенных им для нее. Но может, не стоит слишком рассчитывать на это – Селиг достаточно коварен, чтобы, возбудив в ней надежду, немного погодя безжалостно разрушить, растоптать ее.