Глава 13
Кристен пихала густое варево в рот брату с такой быстротой, что тот не успевал жевать, не говоря уже о том, чтобы проглотить очередную порцию. Селиг начал задыхаться и поспешно отвернул голову:
– Проклятие, Кристен, да прекрати ты! Не спеши так, от этого я скорее не встану! – с трудом выговорил он.
Селиг сам удивился собственным словам, поскольку изголодался так, что был готов заглатывать еду целыми кусками, не жуя, лишь бы поскорее насытиться. Однако, как бы ему ни хотелось самому орудовать ложкой, рука быстро уставала и начинала дрожать, а сознание собственной слабости еще больше выводило Селига из равновесия. Он приходил в бешенство при одной только мысли, что не может позаботиться о себе. Единственное, на что он надеялся, что эта слабость – следствие голода и лихорадки, а не странной болезни, вызванной зверским ударом по голове.
А что, если слабость не пройдет, как не проходит до сих пор боль? Сама мысль о том, что он никогда не будет таким, как прежде, казалась настолько ужасающей, что Селиг старался не думать об этом.
Его весьма удручало, что он чувствовал себя очень слабым. Селиг не мог поверить, что всего несколько шагов от темницы до телеги, даже при поддержке великана Терджиса, отнимут последние силы, немного восстановившиеся после одной ночи ничем не омраченного сна.
Кристен терпеливо ждала, пока брат снова откроет рот.
– Где Ройс? – прежде чем проглотить очередной кусок, спросил Селиг.
– Думаю, все еще в Уэссексе.
От изумления Селиг даже перестал жевать. Он предполагал, что зятя просто отвлекли другие дела, но даже и представить не мог, что Ройса вообще нет в лагере.
– Неужели ты отправилась за мной без него? Кристен упорно старалась не встречаться с ним взглядом:
– Ройса в то время не было дома.
– Он очень рассердится, – уверенно заявил Селиг.
– Скорее всего, – как можно безразличнее проговорила Кристен, пожав плечами.
– Очень рассердится, – снова повторил Селиг. На этот раз Кристен одарила его негодующим взглядом:
– Знаю, братец, знаю, так что не стоит напоминать мне об этом лишний раз! Это мои тревоги, не твои. А теперь скажи, что терзает тебя, чтобы я смогла позвать знахарку…
– Ни за что… если любишь меня, никаких знахарок! – перебил Селиг, нервно вздрагивая. – Та, что разделалась со мной, тоже называла себя лекаркой, но все, что она сделала, – это влила в горло ядовитое зелье и не позволяла, чтобы в живот попала хоть крошка еды.
– Так тебе всетаки давали есть?
– Да, но изза зелья старой ведьмы во мне ничего не задерживалось.
Кристен задумчиво кивнула:
– Датчанка сказала, что тебе дали слабительное, чтобы избавить от лихорадки, и это, должно быть, помогло. Лоб у тебя холодный.
– Сильного жара и не было…
Селиг внезапно осекся: долгие часы бреда и боли не позволили все ясно представить. Горячка… злобный смех…
– По крайней мере в последние дни, если, конечно, я верно запомнил, – поправился он.
– Ты был в лихорадке все три дня, что провел в Гронвуде? – спросила она.
– Три?!
Селиг от неожиданности подавился, поскольку Кристен, задавая вопросы, ухитрилась сунуть ему в рот полную ложку. Движения Селига были настолько замедленными, что, не знай он так хорошо сестру, не успел бы поднять руку, чтобы помешать ей с силой хлопнуть его по спине. Он только поморщился, заранее предчувствуя боль, которую Кристен могла бы причинить ему столь неосторожным поступком.
Кристен, вызывающе фыркнув, обидчиво объявила:
– Ну конечно, я никогда не притворялась, что хорошо владею искусством исцеления больных и ухода за ранеными, братец.
– И плохо тоже не владеешь, – согласился Селиг. – Каждый знает, что ты скорее привыкла наносить раны, чем их лечить.
Но Кристен, не обращая на него внимания, продолжала:
– Просто у тебя нет другого выхода, придется терпеть меня до самого дома.
Селиг широко улыбнулся и открыл рот, давая этим понять, что далеко еще не насытился.
– Надеюсь, что вынесу… переживу… твою нежную заботу… нет, не дергай меня за уши, и без того голова раскалывается… – пробормотал он.
– Твоим ушам это не повредило бы!
– Перестань улыбаться. – Селиг настороженно посмотрел на сестру. – Значит, как только я поправлюсь, ты…
– Совершенно верно.
– Жаль, что у тебя память слишком длинная, – вздохнул Селиг. – Хотелось, чтобы и моя не была такой короткой. Объясни, что значит «три дня».
– Столько ты провел в темнице.
– Неужели так долго? Не помню.
– Что же ты в таком случае помнишь? – Выражение лица Селига мгновенно изменилось, глаза гневно сверкнули.
– Боль… и ее смех. Все время этот смех. Никогда не думал, что женщина может наслаждаться страданиями другого человека.
Кристен невольно стиснула зубы.
– Не собираюсь настаивать, но, может, тебе всетаки лучше рассказать мне обо всем?
Селиг мгновенно обмяк, словно забыв о гневе:
– Меня это совсем не утомит, Крис, рассказывать почти нечего. На нас напали еще в Уэссексе, скорее всего, разбойники. Их было очень много, в кустах, на деревьях, в засаде.
– Да, до нас дошли слухи, что вы, вероятно, все до единого погибли. Именно поэтому Ройс отправился на поиски. А тебя ударили по голове?
– Сзади. Вероятно, дубиной, поскольку крови не было. Я свалился как подкошенный, а очнулся один, в кустах, в чужой одежде, голова трещала так, что не было сил пошевелиться. Кроме того, меня непрерывно рвало без всякой причины, в глазах двоилось, и я был слаб, как грудной ребенок. Тор! Никогда еще я так отвратительно не чувствовал себя!
Кристен поежилась, ощущая его муки, как свои.
– Должно быть, удар оказался слишком сильным, – предположила она, – у тебя до сих пор небольшая шишка. Возможно, недели дветри назад она была во много раз больше.
– Скорее всего, – согласился он. – Когда я снова очнулся, то подумал, что все еще нахожусь в Уэссексе и прошло всего дня два, поскольку щетина почти не выросла за это время. Однако оказалось, что я в Восточной Англии, но больше я ничего не помню.
– Почти две недели без сознания?
– Да.
– И никакой бороды?
– Да.
Кристен немного задумалась:
– Очевидно, ктото перевез тебя в Восточную Англию и заботился в дороге, хотя ты так и не очнулся. Но странно, почему они тебя всетаки бросили одного.
– Остается только гадать, кто они и почему вообще взяли на себя труд возиться со мной. Не могу представить, чтобы грабителисаксы пытались скрываться в Восточной Англии.
– Нет, но, может, они родом отсюда и просто случайно оказались в Уэссексе.
– И решили, что за меня можно взять выкуп? Кристен кивнула:
– Только не дождались, пока ты очнешься и скажешь, к кому послать за деньгами.
– Возможно. – Селиг пожал плечами.
– Боюсь, мы так и не узнаем правды, – вздохнула Кристен. – Но так или иначе, если ты не приходил в себя, они, должно быть, не позаботились о еде, если вообще пытались тебя кормить. Это по крайней мере объясняет твою худобу. И, насколько я понимаю, голова попрежнему не дает покоя?
– Да, но боль уже не такая сильная и иногда даже совсем проходит, если я не шевелюсь. Но теперь у меня появилось еще одно слишком чувствительное место.
– Какое же?
– Моя спина.
Кристен еще не успела обратить внимание на спину Селига. Он был без туники, но лежал вверх лицом и с прошлой ночи не поворачивался на бок. Даже сейчас, чтобы накормить брата, Кристен подложила ему под голову мешок с одеждой, чтобы Селиг мог свободнее глотать.
"т"
– Еще одна рана?
И снова его лицо превратилось в маску жгучей ненависти:
– Спроси эту датскую суку.
Кристен не стала дожидаться, она подтолкнула Селига в плечо, и он медленно перевернулся на живот. Сквозь стиснутые зубы со свистом вырывался воздух.
Кристен поняла, в чем дело: едва зажившие струпья прилипли к тюфяку и теперь оторвались, оставив на ткани багровые пятна. А кожа на спине представляла собой сплошную массу синяков, рубцов и кровавых ран.
Кристен никак не могла осознать случившееся. Несправедливо обвинен в шпионаже и подвергнут пыткам, чтобы добиться признания? И все по приказу женщины? Женщины?
Селиг, конечно, не мог видеть свою спину, он лишь ощущал невыносимое жжение, и Кристен вне себя от гнева всетаки постаралась успокоить брата:
– Все не так плохо, как выглядит.
– Зато доставляет немало беспокойства.
– Скорее потому, что ты слишком слаб, – утешила Кристен, напрасно пытаясь заставить брата позабыть о случившемся. – Неужели за все это время ты ничего не ел?
– Только в тот день, когда я очнулся, еще перед тем как добраться до Гронвуда.
– Ну что же, – деловито заключила Кристен, – сейчас ты съешь все тушеное мясо, и я принесу чтонибудь еще. Хочу, чтобы ты жевал с утра до вечера, сколько сможешь в себя впихнуть.
Она поставила миску на тюфяк рядом с головой брата. – Думаю, ты сам сможешь справиться с остальным, а я пока пойду за знахаркой, и попробуй хоть чтото сказать против! У нее наверняка найдутся мази, чтобы положить на раны, и зелье для облегчения боли. Обещаю, никаких слабительных.
Кристен не дала брату возможности возразить, да и вряд ли бы обратила внимание на его протесты. Она осторожно спрыгнула на землю, чтобы не качнуть телегу и не потревожить Селига. Но отправилась вовсе не на поиски лекарки. Оглянувшись, она увидела датчанку, сидевшую неподалеку с Торольфом.
Эрика с тревогой наблюдала за телегой, ожидая приближения Кристен, и взметнулась с земли, едва не опрокинув Торольфа. Тот поспешно вскочил, решив, что пленница собирается сбежать, и успокоился, только заметив Кристен.
Эрика не пыталась скрыться и гордо выпрямилась, хотя по телу волной прокатился холодный озноб.
«Она видела его спину! – в ужасе подумала Эрика. – И меня вовсе не извиняет причина, которая довела до бешенства: каким бы ни был повод, я не имела права делать это».
– Я спрашивала тебя раньше, – процедила Кристен на удивление спокойно, насторожив Эрику подозрительной сдержанностью. – На этот раз я желаю получить ответ. Если Селигбыл в жару, раненый, когда добрался до Гронвуда, как утверждает Терджисдесять футов, значит, он искал помощи. И как же ты помогла ему?
– Велела высечь.
Эрике было невыносимо трудно признаться во всем, но ведь она и без того целый день терзалась угрызениями совести. Кристен не расслышала виноватых ноток, не распознала раскаяния, до нее дошел лишь смысл слов, подтверждающих выводы, к которым она уже успела прийти, и поэтому дала волю ярости. Кулак с размаху врезался в лицо девушки.
Это был сильный удар, нанесенный высокой могучей женщиной, к тому же не сдерживавшей гнева. Эрика как подкошенная повалилась на землю к ногам Торольфа, золотистые волосы рассыпались по земле. Викинг не попытался подхватить девушку, хотя и мог, а вместо этого просто чуть отступил. Щека Эрики мгновенно загорелась. Край зубов врезался во внутреннюю сторону щеки, и теперь во рту чувствовался солоноватый вкус: из многочисленных ранок сочилась кровь, собираясь во рту.
Ее было так много, что из угла губ поползла красная струйка, и Эрике пришлось сплюнуть, чтобы не захлебнуться.
Послышался громкий окрик. Кристен, все еще стоявшая со сжатыми кулаками, велела девушке встать, добавив, что еще не покончила с ней. Эрика была в полной уверенности, что сейчас ее изобьют до полусмерти, а единственный человек, который мог бы помочь ей – Терджис, – исчез. Будь он поблизости, наблюдай все это, без сомнения, отбросил бы всякую предосторожность и встал на ее защиту. Ничто не могло бы остановить его, и Терджис скорее бы умер, чем покинул хозяйку. Но Кристен снова приказала ей встать и так громко кричала…
– Леди, пожалуйста, только не здесь, где он может видеть…
Кристен ожидала услышать мольбы, но только не такие, и сейчас, презрительно хмыкнув, осведомилась:
– Не много ли воображаешь о себе, если думаешь, что здесь комуто есть до тебя дело?
– Терджис… – пробормотала Эрика. В голубых глазах стояли слезы.
При одном упоминании этого имени в воздухе блеснуло с полдюжины обнаженных мечей. Воины, стоявшие поблизости, поспешно схватились за оружие. Лишь Кристен, повидимому, совершенно не испугалась возможного появления неуклюжего великана, поскольку была слишком обозлена.
– Тогда пусть приходит! Сомневаюсь, что мы вообще его заметим! А теперь вставай…
Но тут ее перебил голос, который присутствующие менее всего ожидали услышать:
– Нет, Крис. Корми ее, пусть она ни в чем не знает нужды. Страдать ей суждено лишь от моей руки.
Кристен, чтото в бешенстве пробормотав, зашагала назад, к телеге. Селиг умудрился коекак сесть и теперь привалился к борту телеги, чтобы снова не упасть.
– Позволь мне… – начала она.
– Нет. Она должна понести наказание от моей руки. Только от моей.
Голос его был не таким сильным, как прежде, но оттого не менее решительным. Селигу потребовалось немало усилий, чтобы удержать сестру, и теперь он не собирался сдаваться. Кристен ясно видела, что Селю будет спорить до конца, поэтому, хоть и неохотно, решила сдаться.
– Будь потвоему, хотя мне это не нравится. И ложись поскорее. Отдых для тебя сейчас так же важен, как еда, и в этом ты будешь меня слушаться!
Селиг в последний раз взглянул на свою стройную узкобедрую мучительницу, все еще распростертую в грязи, и улыбнулся… или по крайней мере попытался. Но даже это оказалось слишком трудным для него, и он со стоном рухнул обратно на тюфяк.
Кристен от злости скрипнула зубами. Ради брата она была способна на все, однако именно он не позволял дать выход ярости. Гнев Кристен был так велик, что она была готова потерять голову от бешенства, хотя волейневолей вынуждена была признать правоту брата. Если бы над ней издевались так, она бы тоже не пожелала, чтобы родные отплатили за нее, если сама была в состоянии сделать это.
Она снова зло уставилась на датчанку, прежде чем подойти ближе. Эрика все еще не поднялась на ноги, но, хотя и с трудом, сумела сесть.
Вставать девушка не спешила: лицо Кристен было попрежнему свирепым. Эрика настороженно смотрела на норвежку. Но та, не обращая на нее внимания, спросила у Торольфа:
– Ведьма ела?
– Она не заслужила никакой еды, – последовал короткий ответ.
– Но ты слышал Селига, – возразила она. – Нужно кормить ее, заботиться и не причинять никакого зла. Пусть она ни в чем не испытывает нужды до того дня, когда Селиг сам сможет с ней разделаться.
– И до той поры ты будешь сдерживаться?! – Это было сказано с явным намерением утихомирить ее гнев, и до какойто степени ему удалось. В юности сестра Торольфа, Тира, была лучшей подругой Кристен, и теперь он занял место Тиры в ее новом доме. По правде говоря, Торольфу, как и ее братьям, разрешалось поддразнивать Кристен, и подобные проделки легко сходили ему с рук.
И то, что он подсмеивался над ней сейчас, заставило Кристен увидеть себя со стороны.
– Я удовольствуюсь тем, что буду представлять, как когданибудь Селиг расправится с ней. – Она вздохнула.
– Сварит в кипящем масле?
– По меньшей мере.
Никто и не заметил, что Эрика побелела как мел, не поняв шутки. Девушку охватила паника, к горлу подступила горькая желчь. И если бы Кристен и Торольф не перешли к обсуждению места для лагеря и планов на завтра, Эрика никогда бы не смогла взять себя в руки еще до того, как взгляд светлобирюзовых глаз норвежки снова остановился на ней.
– Покорми датчанку, Торольф, – резко сказала Кристен. – А потом приведи ко мне, да не забудь захватить веревку, я свяжу ее на ночь. Если ничего не найдешь, пошли за веревкой в деревню.
Она повернулась, чтобы уйти. Но Эрика остановила ее. С девушкой обращались, как с ненужной вещью, она слышала, как равнодушно они говорили о ней, и этого было достаточно, чтобы выйти из себя, но Эрика рассеянно отметила это, поскольку была слишком испугана и подавлена. В конце концов это даже к лучшему, не стоит еще больше раздражать этих людей.
– Ты можешь связать меня сейчас, я все равно не могу есть.
– Будешь.
– Я не могу жевать, леди Кристен.
Эрика не солгала. Внутренняя сторона щеки совершенно онемела, из глубоких ранок еще сочилась кровь, не говоря уже о том, что при одной мысли о еде девушку тошнило.
– Может бить, утром, – пробормотала она наконец. Кристен ничего не ответила, явно размышляя, не применить ли силу, но, повидимому, мысленно согласилась с ней.
– Тогда принеси веревку, – обратилась она к Торольфу.
Рывком подняв Эрику на ноги, Кристен потащила ее к телеге, но не втолкнула на нее, как ожидала девушка, а вместо этого заставила сесть на землю рядом с колесом и, встав рядом, нетерпеливо постукивала носком сапожка в ожидании веревки. За все это время она больше ни слова не сказала Эрике. Время тянулось, и девушка неловко поежилась. Сейчас ее прикрутят к колесу и забудут на всю ночь, и тут она вспомнила, что не…
Ее щеки уже пылали от смущения, и, хотя слова не шли с языка, Эрика все же заставила себя спросить:
– Не могла бы ты… то есть… мне необходимо…
– Неужели Торольф не додумался свести тебя в кусты? – раздраженно спросила Кристен.
Приложив ладони к побагровевшим щекам, Эрика с трудом выдавила:
– Нет… но я отказалась… только не с ним. Ты велела ему не выпускать меня из виду.
– Верно, только пленница не может позволить себе роскошь разыгрывать чрезмерную стыдливость.
– Пожалуйста, я прошу тебя, как женщина женщину. Если бы ты могла поставить себя на мое место…
– Я была на твоем месте, датчанка. И оказалась в плену вместе с викингами, которых ты видишь в лагере! Нас заковали в цепи и держали под охраной тех саксов, которые сегодня отправились со мной на поиски Селига. Думаешь, тогда меня хоть на мгновение оставляли одну?!
Значит, Селиг сказал правду и о том, что сестра вышла замуж за своего хозяина? И теперь прежние узники и бывшие стражники стали товарищами по оружию и объединились?
Эрика не могла себе представить, как такое могло случиться. Ей хотелось расспросить об этом, но девушка не осмеливалась.
– Пожалуйста, – снова пробормотала она. В ее голосе звучало такое отчаяние, что Кристен немного смягчилась.
– Ладно, – проворчала она, рывком поднимая Эрику с земли, – если бы мне самой не нужно было…
Эрика почувствовала такое облегчение, что не заметила, как пальцы Кристен, почти такие же сильные, как мужские, впились в ее руку, причинив боль. Норвежка широкими шагами направилась к кустам, таща за собой девушку, однако, не дойдя немного, остановилась, озирая полумрак в чаще зарослей. Сердце Эрики упало: неужели женщина в последний момент передумала?! Но тут она, не веря ушам, снова услышала голос Кристен:
– Тот великан, он что, твой муж? Эрике даже не пришло в голову солгать.
– Он моя тень и был ею с того дня, как я еще ребенком спасла ему жизнь. Я ему все равно что дочь.
– Думаешь, он прячется гденибудь поблизости? Теперь Эрике хотелось солгать, но она не видела в этом никакого смысла, если вспомнить о том, что сказала только что.
– Я удивилась бы, не окажись Терджис рядом, – призналась она. – Он почти не отходит от меня.
– Ну, сейчас это ему принесет немного пользы. Во всяком случае, освободить тебя он не сможет, даже если последует за нами в Уэссекс.
Она подозвала одного из воинов, стоявших поблизости, и велела взять еще пять человек и окружить близлежащий кустарник. Кристен явно не собиралась рисковать ни собственной безопасностью, ни потерей пленницы. Щеки Эрики вновь вспыхнули.
– Разыгрываешь из себя скромницу? – презрительно осведомилась Кристен. Эрика инстинктивно сжалась:
– Я ничего не могу с собой поделать.
– А я могу только посоветовать тебе побыстрее забыть о прежних привычках! – отрезала Кристен. – Когда мой брат разделается с тобой, поверь, тебе будет не до стыдливости.
Эрика не сомневалась, что Кристен не лжет и Селиг сдержит обещание. Должно быть, норвежка наслаждается, предвкушая, что сделает Селиг с пленницей. Эрика чувствовала, что медленно теряет рассудок от терзающих душу картин возмездия. Она должна сбежать, прежде чем окончательно погрузится в пучину безумия, должна.
Но как? Ведь не одна, а несколько пар глаз постоянно следят за ней!