Глава 13

Ночь выдалась холодной, и Гвинет была благодарна Вайолет за то, что она развела небольшой костер под прикрытием одной из монастырских стен. Правда, Гвинет уже делала попытку подняться на ноги, но у нее ничего не вышло, голова ее кружилась, а перед глазами плыли желтые и оранжевые пятна. Но Вайолет помогла ей устроиться около одной из полуразрушенных стен. Она наблюдала за тем, как садится солнце, отсюда также открывался прекрасный вид на саму долину, по которой она приехала. Кроме того, к вечеру ей стало немного лучше.

Гвинет уже несколько раз проезжала по этим местам, но ни разу ее до такой степени не поражали полная запущенность и пустота аббатства. Долина словно вымерла; на сколько хватало глаз, ни в одном из расположенных внизу домиков не было видно никаких признаков жизни; не встречались на этой дороге ни путники, ни странники. Уже в сумерках на противоположной стороне долины Гвинет различила небольшое стадо оленей. Такое безлюдье страшило и в то же время успокаивало. Гвинет вполне допускала, что, пока здесь кто-нибудь появится, пройдет не один день. Но и грабителей тоже не было видно.

Вайолет позаботилась о лошади, а затем, порывшись в седельной сумке, нашла там засохший ломоть хлеба. Гвинет с трудом проглотила свою долю. Но даже после того, как они преломили один кусок хлеба, разговор между ними все равно не клеился. Гвинет решила не давить на Вайолет, уважая ее нежелание откровенничать, и в то же время ей очень хотелось пробить брешь в стене молчания, возникшей между ними.

Минул час, а у Гвинет по-прежнему не было сна ни в одном глазу. От любого движения острая пульсирующая боль в плече сразу усиливалась.

Вайолет, казалось, тоже не очень тянуло спать. Она молча сидела рядом, подбрасывая в огонь собранные палки и ветки. По ее лицу нельзя было сказать, что она мучается или страдает, она просто выглядела погруженной в свои мысли. Однако именно ее молчание не давало Гвинет покоя.

Она видела, как Вайолет что-то чертила на земле веточкой, перед тем как бросить ее в огонь. Гвинет вспомнила о своем дневнике, спрятанном в седельной сумке. Ей хотелось выплеснуть на бумагу свои чувства и мысли.

Ведь все, что Гвинет писала раньше, было частично позаимствовано из когда-то прочитанных ею романтических историй, она только придавала им несколько иной вид, придумывала другие лица и окружающую обстановку. Но сейчас она так хотела описать все, что с ней случилось. Даже о таком рядовом событии, как падение с лошади, можно было написать немало строк. Тут не имело значения, что она не все помнила, недостающие пробелы восполнила бы ее неуемная фантазия.

Возможно, в одном из ее рассказов Вайолет могла бы стать ребенком, воспитанным среди волков, дикаркой, но, несмотря на это, обладающей золотым сердцем. Ее герой или героиня в трудный для них момент оказываются под защитой этой девушки, а позже возвращают ей все сторицей, взяв на себя воспитание и заботу о ней. И вот благодаря таким воображаемым историям Вайолет словно живая предстала перед ней в совершенно ином свете. Гвинет охватило волнение. На нее нахлынуло вдохновение, в голове начали возникать самые разные образы и замыслы.

Но перед тем как перейти к сегодняшним событиям, ей необходимо было описать то, что случилось с ней прошлой ночью, то, как они занимались любовью с Дэвидом. Гвинет покраснела, подумав об этом. Нет, она вовсе не собиралась описывать все, она только попытается передать глубину охвативших ее чувств. Хотя она не знала, удастся ли ей описать, как они смотрели в глаза друг другу, гармонию их тел, нежную теплоту их прикосновений, когда они после всего просто лежали рядом.

Гвинет согнула пальцы на правой руке. Вроде ничего не болит. Она кинула взгляд на лошадь, небрежно привязанную к скале, на седло, лежавшее неподалеку на земле, и подумала, сумеет ли она дойти до нее, чтобы взять свои письменные принадлежности.

– Я достану их вам.

Гвинет удивленно взглянула на Вайолет, когда та встала и направилась к седлу. Она молча смотрела, как девушка сунула руку в сумку и, вынув ее дневник и карандаш, вернулась к ней.

– Благодарю вас. Но как вы догадались, чего я хочу?

– Я видела, как вы смотрели туда.

Вайолет передала ей дневник и карандаш и поспешно вернулась на прежнее место.

Гвинет открыла дневник на чистой странице. Предыдущий свой рассказ она бросила посередине, чтобы поскорее описать последние события. Взяв карандаш, она задумалась.

Костер потрескивал, а мысли ее блуждали далеко отсюда. Мысленно Гвинет была вместе с Дэвидом.

Как только карандаш забегал по странице, едва поспевая за ее воспоминаниями, ее чувства вырвались наружу. Гвинет не старалась быть точной в деталях, она просто выплескивала свои эмоции на страницы дневника.

Дэвид. Ощущение его взгляда на себе, его ласки, обращенные к ней, и страстные признания – во все это было почти невозможно поверить. Нет, это не было мечтой. Она помнила его объятия, его прикосновения, она ничего не забыла. Она также помнила сказанные им слова: он не хочет делить ее ни с кем.

Гвинет не призналась Дэвиду в одном – после той ночи она уже вряд ли сможет когда-нибудь отдаться другому мужчине. Но у нее было одно затруднение, а именно – как ей объяснить сэру Аллану перемену в своем отношении к нему, ибо ситуация теперь изменилась в корне. Гвинет не была уверена, согласится ли сэр Аллан после ее признания жениться на ней, тем более если она откажет ему в праве на физическую близость в браке.

Карандаш замер в ее руке. Гвинет отсутствующим взглядом уставилась в ночную темноту. Она убежала от Дэвида, зная, что это еще не конец. Она даже не могла себе представить, что между ними все закончилось. Но еще важнее для нее было то, как она собиралась вернуться к прежнему покою и мерному течению своей жизни. Похоже, Дэвид трудился не покладая рук, только чтобы нарушить спокойное течение ее жизни. А его столь внезапное предложение жениться ее обескуражило. Наверное, его слова о женитьбе она будет помнить до конца своих дней. Однако прошлой ночью, услышав предложение стать его женой, она почему-то не смогла принять его, несмотря на то что ее отказ отозвался в сердце сильной болью.

Действительность очень отличалась от мечты. Если даже отвлечься на какой-то миг от проблем, связанных с литературным трудом, и шантажировавших ее писем, все равно совесть Гвинет не позволяла ей принять его предложение. Дэвид до сих пор любил Эмму. Страсть, какой бы внезапной и захватывающей она ни была, не могла заменить настоящую любовь, которую Дэвид всегда испытывал к Эмме. Ей вовсе не хотелось занимать второе место в его сердце.

Ощущение, что за ней наблюдают, заставило Гвинет обернуться. Вайолет быстро отвела глаза, уставившись на пламя костра. Гвинет вдруг опомнилась: ее тревожные мысли и чувства, страхи и трудное положение, в каком она оказалась сейчас, – все это вместе неожиданно взволновало ее.

– Вас, должно быть, удивляет моя одежда и то, как я мчалась по этой долине. Я сама как раз думала об этом и, увы, не смогла найти логического объяснения тому, что случилось. Но чем больше я думаю, тем больше понимаю, что я непонятно каким образом позволила вовлечь себя в неприятную историю.

Едва ли можно было ожидать, что Вайолет вдруг разговорится и расскажет о себе правду, но Гвинет хотела узнать о ней побольше – а вдруг жизнь Вайолет чем-то походит на ее собственную?

– Я позволила себе кое-что прочитать из написанного вами в этой тетради, – виновато призналась Вайолет. – Вы были без сознания. А поскольку вы были одеты в мужское платье, мне стало ужасно любопытно и я подумала, нет ли в сумке чего-нибудь, что подсказало бы мне, кто вы такая… – Она запнулась и сжалась в комок.

– Да я и сама, наверное, поступила бы так же.

– Значит, вы не сердитесь?

Гвинет улыбнулась и отрицательно покачала головой. Свое авторство она держала в тайне от всех, кроме издателя. Но, несмотря на все старания, какой-то подлый и алчный негодяй выведал ее тайну и теперь шантажирует ее. Хотя Вайолет прочитала несколько страниц из дневника, Гвинет не думала, что это представляет для нее какую-нибудь опасность.

– Впрочем, с чего вы взяли, что это мои сочинения? Вайолет пожала плечами:

– Сначала я так не думала. Но ваш рассказ, который вы только начали писать, поразил меня. Когда вы с нетерпением снова взялись за него, я подумала, что… – Голос Вайолет задрожал и прервался. Гвинет закрыла свой дневник. – Невозможно было оторваться, – извиняющимся тоном проговорила Вайолет. – Та вещь, которая там у вас в дневнике, гораздо интереснее всех когда-либо слышанных мной историй. Я не знаю никого, кто мог бы написать лучше вас. И я никогда не слышала, чтобы женщина занималась этим.

Гвинет смутилась и покраснела от неожиданного комплимента. Она положила дневник рядом с собой на землю.

– Эта вещь… все мои повести… в них описана не только моя страсть, но и корень всех моих бед.

– А вы много написали произведений, мисс?

Гвинет едва заметно кивнула:

– Почти целый сундук.

– Боже мой! – потрясение воскликнула Вайолет.

Изумление и потрясение – вот что выражало ее лицо, и она чуть-чуть подвинулась к Гвинет.

– Что вы собираетесь делать со всем этим?

Гвинет никогда ни с кем не делилась своей тайной, но теперь испытывала искушение рассказать об этом Вайолет. Она решилась на это только потому, что девушка так непосредственно выказывала свой восторг. Что в этом плохого, если она немного поведает о себе?

– Если я поделюсь с вами своей тайной, вы обещаете держать язык за зубами? Обещаете не говорить об этом никому?

Вайолет поклялась молчать.

– Я продаю их издателю. Я уже продала восемь своих повестей.

– За деньги? – прошептала Вайолет прямо-таки с благоговейным трепетом.

Гвинет кивнула.

– Неужели их печатают?

– Конечно.

– Боже мой! – воскликнула Вайолет. – Вы, наверно, очень гордитесь этим.

– Да, для меня это огромное удовольствие – видеть их напечатанными, – призналась Гвинет. – Однако в высшем обществе эти рассказы принято считать неприличными и скандальными. Но самое скандальное во всем этом то, что их пишу я, женщина, ради того, чтобы их напечатали и прочитали.

– А стоит ли вам беспокоиться из-за того, что думают другие?

Стоило Гвинет тревожиться или нет? Ответ был неоднозначным. Как-никак ее приучили соблюдать приличия, и это вошло в ее плоть и кровь. Кроме того, это касалось и ее наследства. В конце концов, Гвинет нерешительно пожала плечами:

– Это непросто объяснить.

Однажды она попробовала подготовить Дэвида, в двух словах поделившись с ним своим литературным увлечением, а он отнесся к этому чуть ли не как к несчастью. Она с ужасом представляла, что бы он подумал, если бы она рассказала ему столько же, сколько и Вайолет.

– Можно задать вам еще один вопрос, мисс?

– Должна признаться, что вы первая, кому я так доверилась, поэтому спрашивайте что хотите.

– Не прозвучит ли это нескромно, если я спрошу, хватает ли вам денег, которые вы зарабатываете, на жизнь?

– Сейчас денег у меня не очень много, чтобы следовать по выбранному мной пути или вести привычный образ жизни. Однако этих денег, конечно, вполне достаточно, чтобы жить скромно и достойно.

– Тогда вам должно быть безразлично мнение общества.

– Думаю, вы правы. Однако дело ведь не только в этом. Хотя деньги все очень усложняют. Сейчас я попала в очень трудное положение. Выбраться из него вроде бы просто, но это только кажется. Но все так запуталось, – расстроенно вздохнула Гвинет. – Разве можно выбраться из беды, когда я даже не знаю, откуда ее ждать?

Повисло тяжелое молчание. Несколько минут Гвинет смотрела на небо, на тысячи мерцавших в вышине звезд. Вайолет заговорила первой:

– Боюсь, я не гожусь для того, чтобы читать наставления. К сожалению, в жизни мне удалось только опозорить мою семью и разрушить уготовленное мне будущее.

– Это как раз одна из повестей, которой я дала название «Крушение», – улыбнулась Гвинет. – Я пишу потому, что мне это нравится. Добиться того, чтобы мои повести напечатали, казалось мне вполне невинным занятием и уж точно абсолютно безвредным. Поначалу все начиналось как азартная игра, в которую я играла сама с собой и выигрывала. Я даже не догадывалась, что могут возникнуть какие-то трудности, если кто-то об этом проведает, вплоть до того, что меня лишат наследства. Я вообще не думала об этом.

– Вот что происходит, когда мы прислушиваемся к голосу сердца, а не разума, – задумчиво произнесла Вайолет. – Может быть, именно поэтому я вела не праведную жизнь.

– Мы с вами любопытная пара, – улыбнулась Гвинет. – Вы не находите, что сами звезды в небесах позаботились о том, чтобы сегодня наши пути пересеклись?

– Вы верите в предопределение?

– У меня неуемное воображение. Чтобы утолить его, мне все время приходится смотреть в оба. Ведь нам не всегда известны причины того, что происходит вокруг нас. Нам также следует более настороженно смотреть на вещи, окружающие нас.

По лицу Вайолет проскользнуло удивление.

– Вы, наверное, хорошо бы прижились там, где я раньше жила и работала.

Гвинет удержалась и не спросила где. Она хотела, чтобы Вайолет сама решила, открыть ей свою тайну или лучше промолчать.

– Судя по тому, что вы мне рассказали, мы происходим из разных кругов и даже миров, – добавила Вайолет. – Да, я не говорила вам, кто я такая. Хотя я жила в почтенной семье, сама я всего лишь горничная, камеристка хозяйки. Меня взяли в дом еще девочкой.

– Я осталась круглой сиротой, когда мне исполнилось девять лет, – в свою очередь, призналась Гвинет. – И тогда меня отправили к дяде, в его семью. Если бы они не приняли меня, проявив доброту и радушие, я бы оказалось брошенной на произвол судьбы. Итак, Вайолет, видите, между нами нет особой разницы.

– Нет есть, и вы знаете об этом. Но вы очень добры, раз говорите такие слова, – серьезно произнесла Вайолет. – Как бы там ни было, но вы происходите из знатной семьи, тогда как я простая бедная девушка, которую в будущем не ждет ничего хорошего.

– В таком случае вас, возможно, утешит тот факт, что мне удалось написать несколько историй о том, как меня запирали на чердаке и кормили один раз в день, как меня изводила прислуга, заставляя работать по дому, в то время как моя противная старшая кузина наслаждалась обществом прекрасного принца.

Улыбка, озарившая лицо Вайолет, заставила ее замолчать. Впрочем, Гвинет, не удержавшись, тоже улыбнулась.

– Мне больше не нужны слуги, – проговорила она, снова став серьезной. – Мне бы просто хотелось иметь друга.

Лайон знал о Гвинет Дуглас намного больше, чем рассказал брат. Но, видя возбужденное состояние Дэвида, решил не спешить с расспросами.

Конечно, Лайона волновала судьба Гвинет. Пожалуй, только она была ему ближе всех в семье Дуглас, и его привязанность к ней не ослабела даже после смерти Эммы. Но с тех пор как Лайон и Миллисент вернулись в Баронсфорд, у юной наследницы Гринбрей-Холла стало на одного сочувствующего меньше. На взгляд Лайона, Гвинет, несмотря на то что была гораздо моложе своей кузины, проявляла несвойственную ее возрасту рассудительность. По сравнению с Эммой она вела себя намного разумнее. И это было только одно из многих различий между ними.

В течение полугода или около того Лайона тем не менее занимала жизнь Гвинет. Августа Дуглас, к сожалению, не была надежным опекуном, она привыкла жить в свое удовольствие. За Гвинет не было должного присмотра, никто не интересовался молодой девушкой, достигшей брачного возраста, никто не знакомился с теми мужчинами, которые ухаживали за ней.

Однако Лайон не хотел, чтобы эти проблемы слишком одолевали его. У него не было никаких обязательств перед Гвинет. В любом случае граф знал, что у него нет прав встревать в воспитание Гвинет в связи с возникшими напряженными отношениями между ним и Августой после смерти Эммы. Но теперь, вместе с Дэвидом, который, по-видимому, был как-то причастен к делам Гвинет, он был бы счастлив вмешаться.

– Возьми столько людей, сколько сочтешь нужным, – распорядился он, направляясь с Дэвидом к конюшням. Брат хотел начать поиски прямо сейчас, не дожидаясь утра. Уже послали за мистером Кэмпбеллом, разбудили слуг и конюхов, а также оседлали лошадей. Лайон вкратце поведал о поисках Траскотта, о том, что их кузен тоже рыщет по округе.

– Возможно, ваши пути пересекутся.

– Гринбрей-Холл еще не подготовлен для приема гостей. После того как найду Гвинет, я привезу ее в Баронсфорд, если ты не возражаешь? – сказал Дэвид.

– Я даже настаиваю на этом.

Лайон остановился возле ворот конюшни.

– Еще одно, Дэвид. Я хочу, чтобы ты знал – тебе не нужно спрашивать разрешения по каждому поводу. Я счастлив, что ты вернулся, и уверен, что Миллисент тоже будет очень рада. Конечно, наша мать ни за что не упустит повода устроить небольшой скандал, как только обнаружит, что ты был здесь и не повидался с ней, а я позволил тебе уйти.

– Надеюсь, я скоро вернусь.

Лайон согласно кивнул в ответ, продолжая удерживать брата за плечо.

– У моей сдержанности есть свои причины. За свою жизнь я понял одно – нельзя позволять, чтобы между мной и теми, кто мне дорог и кого я люблю, возникало недоверие или подозрение.

Они смотрели друг другу в глаза. Семь лет разницы в возрасте, но они были очень схожи по темпераменту и характеру.

– Я больше не верю в чудеса, – продолжал Лайон. – И я не требую, чтобы ты изменил свои взгляды, или забыл о своих предубеждениях, или хотя бы делал вид, что ничего не случилось. Я даже не прошу о том, чтобы ты считал меня невиновным. Но если меня надо судить, так пусть судят по справедливости. И после того как ты найдешь Гвинет и вернешься сюда, ты не мог бы, ради меня, посмотреть на все эти события непредвзято?

– Конечно, брат, – ответил Дэвид, тоже положив руку на плечо Лайона. – Я так и поступлю.