Несмотря на то, что в его дневнике появились новые старательно составленные «меморандумы» под заголовком «Дальнейшие доказательства в пользу сметы Р по „Нептуну“» и какие-то сложные расчёты, Ричард не вполне разбирался в положении дел. Каждый день около полудня он кое-как добирался до конца лужайки, мимо обнажённого ракитника, и опирался на чистенькую белую калитку, которая вела в поле. Это место, откуда он мог видеть только верхушки копров «Нептуна» и ничего более, он именовал «Наблюдательным постом № 1».

Странно, очень странно; никаких признаков, что копры работают: ни пара, ни дыма. Вращаются ли колеса подъёмников? Невозможно определить даже тогда, когда к окружённым морщинами глазам приставляются, на манер телескопа, сложенные щитком трясущиеся руки, как и полагается на «Наблюдательном посту № 1». Странно, да, очень странно.

Однажды в начале января Баррас вернулся с «Наблюдательного поста № 1», одновременно растерянный и торжествующий: до его сознания смутно дошло, что на руднике, как он и предсказывал, неблагополучно. Торжествовал он, конечно, единственно потому, что предсказание его исполнилось. И теперь те его призовут, призовут тотчас же, немедленно, чтобы он выручил их из беды.

Но, несмотря на триумф, он выглядел дряхлым и больным стариком. Ходил он совсем плохо, и даже тётушка Кэрри находила, что в последнее время бедный Ричард слабо поправляется. И сегодня, на обратном пути через лужайку, он шатался и чуть не упал. Походка его напоминала речь заики: заспешит — и остановится, шагает быстро, все быстрее, вдруг шаги обрываются, словно кто-то подставил ему ногу, и он начинает спотыкаться; после этих внезапных остановок он начинал сначала, совершенно так же, как делает заика, пытаясь произнести нужный слог. Однако, несмотря на все эти трудности, Ричард непременно желал прогуливаться в одиночестве, резко и даже с какой-то подозрительностью отказываясь опереться на руку тёти Кэрри. Это было вполне естественно: ведь им насильно распоряжались, за ним следили, ему угрожали. Ему надо было охранять свои интересы. Должен же человек позаботиться о себе!

Перейдя через лужайку, он уклонился от ласкового и печального взгляда Кэрри, стоявшей в ожидании его у крыльца, и доковылял до французского окна гостиной. В это окно он вошёл, с большим трудом перешагнув через узкий подоконник. Он пошёл в курительную и расположился удобно в кресле, приготовляясь писать. Приготовления эти состояли в том, что он старательно приваливался спиной к креслу, а затем начинал постепенно сползать вниз.

Он писал дрожащими буквами: «Отчёт с наблюдательного поста № 1. 12,5Х3,14. Сегодня опять нет дыма. Плохой знак. Главный обидчик не являлся, но я убеждён, что случилась беда. Со дня на день ожидаю, что меня призовут спасать „Нептун“. Будет ли это? Я всё ещё озабочен присутствием здесь моей дочери Хильды и этого человека — Тисдэйля. Для чего они здесь? Ответ на этот вопрос, может быть, даст ключ к разгадке. Впрочем, сюда часто приезжают и уезжают, особенно со времени исчезновения Энн. Прежде всего я должен себя обезопасить и быть в полной готовности».

Какой-то шум помешал ему, и он сердито поднял глаза. Вошла тётя Кэрри. Кэролайн постоянно приходит; почему она не может оставить его в покое? Он ревниво закрыл свою книжку и съёжился в кресле, сморщенный, сердитый, подозрительный.

— Вы не отдыхали, Ричард?

— Я не нуждаюсь в отдыхе.

— Ну, хорошо, Ричард. — Тётя Кэрри не настаивала. Она посмотрела на него с привычной грустной нежностью. Веки её глаз покраснели и опухли. Сердце тётушки исходило жалостью к Ричарду. Бедный, милый Ричард, ужасно, что он не знает правды. Но, может быть, было бы ещё хуже, если бы он узнал её. Тётя Кэрри и подумать об этом боялась.

— Я хотел у вас спросить, Кэролайн… — тусклый, недоверчивый взгляд засветился игриво и просительно. — Скажите, Кэролайн, что делается в «Нептуне»?

— Да ничего, Ричард, — сказала она с запинкой.

— Я должен оберегать свои интересы, — продолжал Ричард, пуская в ход тонкую хитрость. — Каждый человек должен себя обеспечить, тем более такой преследуемый человек, как я. Понимаете, Кэролайн?..

Мучительная пауза. Тётушка снова умоляюще говорит:

— Вы не думаете, что вам следует теперь немного отдохнуть, Ричард?

Доктор Льюис постоянно настаивал, чтобы Ричард больше лежал, но Ричард не хотел лежать. Тётя Кэрри была убеждена, что если бы Ричард больше отдыхал, это было бы на пользу его бедной голове.

Ричард спросил:

— Зачем приехала Хильда?

Тётя Кэрри улыбнулась с бледной весёлостью.

— Да как же, приехала вас навестить, Ричард, и Артура повидать. Грэйс приехала бы тоже… Но она опять ждёт ребёнка… Помните, Ричард, я говорила вам.

— И зачем только все эти люди постоянно приезжают сюда?

Тётушка по-прежнему храбро улыбалась, и никакими клещами из неё не вытянуть было правды. Если Ричарду и придётся узнать, то пусть он узнает не от неё.

— Полно, Ричард, какие ещё люди? Пойдёмте-ка в спальню и прилягте. Ну, пожалуйста.

Он пристально посмотрел на неё с раздражением, лихорадочно вспыхнувшим, но затем так же внезапно исчезнувшим. И когда оно прошло, он чувствовал, что мысли у него путаются. Тусклые глаза в морщинах опустились, и он увидел, как тряслась его рука, державшая дневник. Его руки часто дёргались таким образом. И ноги тоже. В этом виновато электричество. Ему вдруг захотелось плакать.

— Ну, хорошо. — Весь поникая, испытывая детскую потребность в сочувствии, он объяснил:

— Это на меня так действует ток… электричество…

Тётя Кэрри помогла ему встать, повела наверх, помогла раздеться и лечь в постель. Он казался старым, измученным человеком, и лицо его было очень красно. Он сразу уснул и спал два часа. Во сне он громко храпел. После сна он почувствовал себя превосходно, совершенно свежим, полным сил, голова работала хорошо. Жадно съел он хлеб и выпил молоко, целую большую кружку. Молоко было вкусное, жирное и не обжигало ему рот, и рука больше не дёргалась от электричества. Он проверил, ушла ли тётушка Кэрри, затем вылизал языком остатки молока в чашке. Они — самое вкусное.

После этого он лежал, уставясь в потолок, ощущая, как разливается в желудке теплота, прислушиваясь к жужжанию мухи на окне, не мешая приятным мыслям жужжать в голове, упиваясь сознанием своих необыкновенных сил и способностей. Всякого рода проекты, планы мелькали в его гениальном мозгу. А за всеми ими — даже картина брачной церемонии, туманная, но возбуждающая, с музыкой, мощными звуками органа и стройной девой несравненной красоты, влюблённой в него, Ричарда.

Так он лежал, когда его потревожил вдруг шум подъезжавших автомобилей. Он приподнялся на локте, вслушиваясь, и очень быстро сообразил, что приехали «те» люди. Лицо его приняло довольное и хитрое выражение. Вот для него удобный случай, замечательно удобный случай, пока электричество ещё не действует…

Он встал. Это было нелегко, требовало сложных и многочисленных движений, но когда у человека столько внутренних сил, все для него возможно. Он, упираясь на локоть, боком скатился с постели. С глухим стуком бухнулся на колени. Подождав с минуту, прислушался, не услышал ли кто-нибудь стук. Потом на коленях дополз до окна и выглянул наружу. Один автомобиль, второй. Это было увлекательно, он радовался, ему хотелось смеяться.

Держась за подоконник, он медленно поднялся, — это было самое трудное, но в конце концов он преодолел и это, — и надел халат. У него на это ушло целых пять минут. Так трудно было влезть в рукава, и он начал с того, что надел халат задом наперёд, но в конце концов халат был надет на бельё и шнур завязан. Башмаков он не надел, так как они производят шум. Он постоял, торжествуя, в бельё, халате и носках, затем с большой осторожностью вышел из комнаты и начал спускаться по лестнице.

Сойти вниз можно было только одним-единственным способом. Перила ни к чему, они только задерживают и мешают. Нет! Единственный способ спуститься по лестнице состоял в том, чтобы встать поудобнее на самой верхней ступеньке и смотреть прямо вперёд, как пловец, который готовится нырнуть, а затем вдруг двинуть с места ноги. Ноги стремительно начинали движение вниз по ступеням, и, главное, не следовало на них смотреть и думать о них.

Таким образом, Ричард добрался до передней, остановился, очень довольный собой, и прислушался. Они были в столовой: он ясно слышал голоса и тихонько подошёл к двери в столовую. Да, они были там, до него доносился разговор, и он стал слушать. Хорошо, очень хорошо! Ричард присел на выложенном плитками полу, приложив глаз к замочной скважине. «Наблюдательный пост номер два» — подумал он. О, прекрасно, очень хорошо, — он видел и слышал все.

Все сидели за обеденным столом, мистер Бэннерман, адвокат, — на верхнем конце, Артур — на нижнем. Здесь была и Кэрри, и Хильда, Адам Тодд, и «этот человек» — Тисдэйль. Перед мистером Бэннерманом лежала целая куча бумаг, и перед Артуром — тоже бумаги, Адам Тодд держал только одну, а у Хильды, и Кэрри, и Тисдэйля не было никаких бумаг. Говорил мистер Бэннерман.

— Это — выгодное предложение. Вот как я смотрю на это. Вам делают выгодное предложение.

Артур возразил:

— Это не предложение, а низкое издевательство.

Ричард уловил горечь в голосе Артура, и это его обрадовало. У Артура был угнетённый и безнадёжный вид, и говорил он, подпирая лоб рукой. Ричард захихикал про себя.

Мистер Бэннерман внимательно перечитывал бумагу, которую ему не было никакой надобности перечитывать. Он был худ, засушен, в тугом воротничке. Покачивая моноклем на широкой чёрной ленте, он плавно говорил:

— Повторяю, это — единственное предложение, какое мы получили, и оно конкретно.

Пауза. Затем заговорил Тодд:

— Разве невозможно провести откачку воды из рудника? Восстановить надшахтную площадку? Неужели это совершенно невозможно?

— А кто даст на это деньги? — воскликнул Артур.

— Все это уже обсуждалось нами раньше, — сказал мистер Бэннерман, стараясь не смотреть на Артура, но всё время на него поглядывая.

— Жаль, — пробормотал Тодд удручённо. — Очень жаль… — Он вдруг поднял голову. — А как насчёт картин вашего отца? Нельзя ли превратить их в деньги?

— Они ничего не стоят, — возразил Артур. — Я вызывал молодого Винцента для их оценки. Он только посмеялся. Картины Гудделя и Копа не удастся сбыть. Никто их теперь не покупает.

Новая пауза. Потом решительно заговорила Хильда:

— Артура надо избавить от всех этих треволнений. Вот всё, что я могу сказать. В его теперешнем состоянии он их не вынесет.

У Артура опустились плечи, и он ещё больше заслонил лицо рукой. Он с трудом произнёс:

— Ты очень добра, Хильда. Но я знаю, что вы думаете, что это я безнадёжно загубил все дело. Я поступал так, как считал разумным и справедливым. Я не мог иначе. Это простой случай. Но все вы думаете, что до этого никогда бы не дошло, если бы управлял рудником не я, а отец.

За дверью лицо Ричарда сияло удовлетворением. Он, конечно, не понимал, в чём дело, но видел, что пришла беда и что в нём нуждались, чтобы от неё избавиться. Теперь его призовут!

Снова заговорил Артур. Он сказал с тоской:

— Я всегда вопил о справедливости. Вот я её и дождался! У нас прижимали рабочих, и затопляли копи и губили людей. А теперь, когда я стараюсь все для них сделать, рабочие встали на меня, и затопили копи, и разорили меня.

— О Артур, дитя моё, не говори так, — захныкала тётя Кэрри, положив дрожащую руку на руку Артура.

— Прости, тётя. Но так я смотрю на это.

— Не перейти ли нам ближе к делу, — предложил мистер Бэннерман весьма сухим тоном.

— Что же, продолжайте, — сказал Артур угрюмо. — Продолжайте и оформляйте все это проклятое дело и давайте покончим с ним.

— К вашим услугам.

Вмешалась Хильда:

— Что за предложение, мистер Бэннерман? В чём оно заключается?

Мистер Бэннерман вставил монокль и посмотрел на Хильду.

— Положение таково: с одной стороны — разруха на руднике, затопленные выработки, сгоревшее оборудование. С другой — предложение взять «Нептун», откупить все это неработающее предприятие, со всем имуществом и, да будет мне позволено сказать, со всей водой, заливающей шахты.

— Они отлично знают, что могут легко избавиться от воды, — сказал Артур с горечью. — Я истратил тысячи на прокладку подземных путей. Мой рудник — самый благоустроенный во всём районе, и они это знают. Они предлагают меньше, чем десятую часть его стоимости. Согласиться на это было бы чистейшим безумием.

— Времена теперь трудные, Артур, — сказал мистер Бэннерман. — А обстоятельства, в которых вы очутились, ещё труднее.

Хильда спросила:

— Ну, а если мы примем это предложение? Тогда как?

Мистер Бэннерман медлил с ответом. Вынул монокль из глаза и рассматривал его.

— Видите ли, — начал он. — Мы бы освободились от наших обязательств. — Он сделал паузу. — Артур, смею сказать, тратил деньги безрассудно. Нельзя забывать о долгах, в которые мы вовлечены.

Хильда хмуро смотрела на мистера Бэннермана. Её особенно раздражало это «мы», так как мистер Бэннерман ни в какие долги не был вовлечён и никаких обязательств не имел. Она сказала довольно резко:

— Не можете ли вы добиться, чтобы они дали больше?

— Это люди расчётливые, — возразил мистер Бэннерман. — Жадные люди. Предложение окончательное.

— Но это чистый грабёж! — простонал Артур.

— А кто они такие? — спросила Хильда.

Мистер Бэннерман снова осторожно вставил свой монокль.

— Это «Моусон и Гоулен», — сказал он. — Да, переговоры ведёт мистер Джозеф Гоулен.

Наступило молчание. Артур медленно поднял голову и посмотрел на Хильду. Голос его прозвучал жестокой иронией.

— Ты знаешь, кто это, не правда ли? — сказал он. — Видела новый дом их фирмы на Грэйнджер-стрит? Весь облицован черным мрамором. За один только участок они заплатили сорок тысяч. Этот Джо Гоулен работал у нас в «Нептуне» откатчиком вагонеток.

— Ну, а теперь он там не работает, — констатировал мистер Бэннерман с педантичной точностью. Изучая заголовок лежавшего перед ним документа, он прибавил:

— Господа Моусон и Гоулен входят теперь в правления Общества северной стальной промышленности, Объединения медной промышленности, Тайнсайдской коммерческой корпорации и Ресфордской компании аэропланов.

Снова пауза. У Адама Тодда был очень несчастный вид, и он жевал гвоздику с таким выражением, как будто это было что-то очень невкусное.

— Неужели нет другого исхода? — спросил он, беспокойно ёрзая на стуле. — Мне известно, какой уголь в «Нептуне». Дивный уголь. Уголь Барраса всегда славился. Нет ли другого исхода?

— Есть у вас какие-нибудь предложения? — спросил вежливо мистер Бэннерман. — Если да, то будьте любезны нас с ними ознакомить.

— Почему бы тебе не сходить к этому Гоулену, — сказал неожиданно Тодд, обращаясь к Артуру, — и не попробовать с ним договориться? Поторгуйся с ним. Скажи, что не хочешь продавать за наличные, что хочешь вступить с ними в компанию. Потребуй места в правлении, акций, словом — участия в деле, Артур. Если только Гоулен возьмёт тебя в компаньоны, твоё дело в шляпе!

Артур медленно краснел.

— Блестящая идея, Тодд. Но, к сожалению, ничего не выйдет. Видите ли, я уже пытался…

Он посмотрел на всех и с неожиданным взрывом горького цинизма прокричал:

— Два дня тому назад я ходил к Гоулену в его проклятую новую контору. Господи! Вам надо было бы видеть этот дом: массивные бронзовые двери, каррарский мрамор, лифт из тикового дерева и обит гобеленами. Я пытался продаться Гоулену. Но вы знаете, что это за субъект. Начал он свою карьеру с того, что обманом отнял у Миллингтона завод. Сразу разбогатев, он надул своих акционеров. Он за всю свою жизнь ни одного дня не жил честным трудом. Всё, что у него есть, он добыл нечестным путём — эксплуатируя своих рабочих, мошенничая на подрядах во время вакханалии с заготовкой снарядов. Но я закрыл глаза на всё это и пытался продать свою совесть. — Артур помолчал, весь дрожа. — Вы бы посмеялись, если бы слышали. Он играл со мной как кошка с мышью. Начал с того, что это, мол, для него большая честь, но что наши взгляды, по-видимому, немного не сходятся. Он говорил о своём новом аэропланном заводе в Ресфорде, который выпускает сотнями военные аэропланы и продаёт их во все страны Европы. Он распространялся о выгодности производства аэропланов, так как они, по его словам, имеют более сокрушительную силу, чем другая продукция военных заводов. Так он, шаг за шагом, меня обрабатывал, вставляя здесь намёк, там обещание, до тех пор, пока я проклял все, во что я когда-либо верил. И когда он вывернул всего меня наизнанку, он посмеялся надо мной и предложил мне место помощника смотрителя в «Нептуне».

Снова молчание вокруг, на этот раз длительное. Дэн Тисдэйль сердито зашевелился и в первый раз заговорил:

— Это позор! — Его румяное лицо выражало живейшее негодование. — Почему вы не бросите все это дело, Артур, и не уедете к нам? Мы не наживаем капиталов. Но они нам и не нужны. Мы и без них вполне счастливы. Есть вещи поценнее — и ценить их научила меня Грэйс: быть здоровым, работать на свежем воздухе, видеть, как наши дети растут крепкими. Переезжайте к нам, Артур, и начните новую жизнь с нами.

— Хорош бы я был среди цыплят! — сказал Артур с мучительным унынием.

Бэннерман опять сделал жест нетерпения.

— Могу я узнать, наконец, какие вы даёте мне директивы?

— Разве я не сказал вам: продавайте? — В словах Артура звучало глубокое разочарование, и он резко встал, как бы желая покончить со всем этим делом. — Продайте и «Холм» тоже. Гоулен и его хочет купить. Пускай берет все это проклятое наследство. Он может получить и меня в качестве помощника смотрителя, мне всё равно.

За дверью Баррас, стоя на коленях, смотрел во все глаза. Лицо его было очень красно и выражало ужасное смятение. Он не вполне уяснил себе, что происходит в комнате. Но своим бедным отуманенным мозгом уловил, что в «Нептуне» случилась беда, которую только он один может поправить. Все они забыли о нём, о том, что он сумеет добиться невозможного. Это великолепно.

Он присел на корточки на плитах передней. В столовой больше не разговаривали, а он немного устал и хотел расположиться поудобнее и все обдумать.

Вдруг, в то время как он сидел тут на корточках, дверь столовой отворилась и все вышли. От неожиданности Ричард свалился на спину. Его халат распахнулся, открывая худые голени, нижнее бельё, всего его в натуральном виде, высохшего, уродливого, хитрого, безумного, — жалкую пародию на человека.

Однако Ричард не смутился. Он приподнялся и сел тут же, на холодных плитах в передней, лукаво поглядывая на всех и хихикая.

На всех лицах выразилось огорчение, и Хильда бросилась вперёд с криком:

— Бедный мой отец!

Тисдэйль и Хильда подняли его и проводили наверх в его комнату. Бэннерман, подняв одну бровь, пожал плечами и чопорно простился с Артуром.

Артур остался в передней и стоял, глядя в упор в жёлтые глаза Адама Тодда, того, кто несколько лет тому назад умолял его не плыть против течения. Он сказал неожиданно:

— Едем вместе в Тайнкасл, Тодд. Мне сегодня надо напиться!