Глава 7
Одно мгновение маркиз Брукхевен смотрел на Фебу, а затем удивленно заморгал:
— Простите. Что вы сказали?
Феба только сейчас поняла, что произнесла вслух: «Вот блин». Так выражаются оборванцы на улице. Впрочем, даже уличный оборванец не произнес бы такие слова, обращаясь к лорду!
— Блины! — проговорила Феба деревянным голосом, пытаясь улыбкой загладить свою оплошность. — Вот бы кухарка напекла сегодня блинов. С вашего позволения я отлучусь ненадолго на кухню и узнаю, что сегодня будет на ужин.
С приклеенной улыбкой на лице, едва двигаясь на ватных ногах, Феба поспешила оставить маркиза. Она вошла в первую попавшуюся комнату и, закрыв за собой дверь, прислонилась спиной к дверному косяку.
— Проклятие! Что за черт! Вот напасть!
Что же теперь делать? Объяснить маркизу, что она ошиблась и дала ему согласие, полагая, что ей делает предложение не он, а совсем другой человек? Скорее всего это сработает. Разумеется, маркиз захочет узнать, кому именно она дала согласие. А как это можно скрыть от маркиза, если она выйдет замуж за его брата!
Ничего не поделаешь. У нее нет другого выхода, как открыться ему. Неудобно долго держать маркиза в холле одного. Нужно рассказать все сейчас, пока дело не зашло слишком далеко. Феба тяжело вздохнула и с притворно вежливой улыбкой на лице вышла из комнаты.
Маркиз стоял там же, где она его оставила, в той же позе и с тем же самым выражением легкого нетерпения в глазах, как у игрушечного солдатика, о котором позабыли вскоре после игры.
Феба с трудом сдержала нервный смешок. Ситуация была до того нелепой, что она не знала, плакать ей или смеяться.
Приближаясь к маркизу Брукхевену, Феба лихорадочно обдумывала, как лучше объяснить ему сложившуюся ситуацию и эту ужасную ошибку, и тут в дверь постучали — отрывисто пять раз.
Этот характерный стук был Фебе хорошо знаком, к сожалению.
О нет, о Господи! Это ее отец, викарий!
Вся ее решимость мгновенно улетучилась. Феба перестала казаться самой себе взрослой самостоятельной женщиной, а снова стала испуганным, загнанным в угол ребенком.
Она снова превратилась в нескладного подростка, у которого все валится из рук, который все делает не так, как следует. Феба опять оказалась не на высоте, допустила очередную оплошность, в который раз не оправдала надежд и подвела своих родных.
Наверное, она снова проговорила это вслух. Феба поняла это, увидев, как обрадовался Брукхевен.
— Чудесно. Нам с вашим отцом нужно многое обсудить. Чем раньше, тем лучше. — Он посмотрел на Фебу с благодарностью. — Прекрасно, что вы все так хорошо устроили.
Что? Она хорошо все устроила? Да уж, лучше не бывает! Сейчас она собирается уронить себя в глазах обоих — Брукхевена и своего отца.
— У меня большой опыт по части того, как надо устраивать дела, — дрогнувшим голосом обреченно заметила Феба, мысленно готовясь к самому худшему. Она находилась на грани паники, боясь того и гляди разрыдаться или — что было бы еще хуже — истерически рассмеяться. Феба беспомощно оглядывалась по сторонам, словно в поисках надежного убежища. Однако понимала, что ей это сейчас не поможет: рано или поздно ее все равно найдут.
К тому же Марбрук… Что он о ней подумает?
При этой мысли Феба, к своему удивлению, немного успокоилась. Когда она объяснит, что случилось Марбруку, он обязательно все поймет. И может быть, даже поможет ей выпутаться из этой нелепой истории!
Опасаясь, что в любую минуту в дом войдет викарий, Феба лихорадочно соображала.
— Милорд, скажите… — Быстрее, быстрее! — Ваш брат, лорд Марбрук… — Правда ли это, Феба не знала точно, однако, раз Брукхевен не опроверг этот факт — он просто стоял и внимательно слушал, что она скажет, — значит, все верно. — Когда вы скажете ему о нашей… ах… о помолвке?
— Ах, Рейф уже знает об этом, — спокойно ответил Брукхевен. — По правде говоря, это была его идея. Он решил, что мы с вами подходим друг другу.
Рейф? Это его имя? Какое красивое!
Что? Его идея?
Нет, этого не может быть.
— Лорд Марбрук? Вы уверены? Он примерно такого же роста, как и вы, у него волосы того же цвета, он похож… — Похож на него. Разумеется, здесь не может быть ошибки: это и есть тот самый лорд Марбрук.
Сердце у Фебы сжалось от боли. Это была его идея!
Марбрук познакомился с ней, отвел в сад, делал все, чтобы Феба в него влюбилась. Он чуть не поцеловал ее! А после этого предложил своему брату на ней жениться! Он что, своего рода его… поверенный своего брата в сердечных делах?
Выходит, Феба в очередной раз сваляла дурака. Хотя перед отъездом в Лондон давала слово себе и отцу быть благоразумной девушкой.
У Фебы щемило в груди, но одновременно с сердечной болью она почувствовала, как пелена слетает с ее глаз.
В следующую минуту в дом вошел викарий и обнял дочь — неуклюже, но от души. Затем он поцеловал Фебу в лоб и произнес слова, которые она мечтала услышать от него всю свою жизнь:
— Ты не подвела меня, дорогая моя. Я так тобой горжусь! — Неужели сейчас Феба разом должна разрушить все то, чего так долго добивалась, — любовь и уважение отца? Все рухнет в тот же миг, стоит ей во всеуслышание объявить о том, что помолвка не состоится.
Только одно ее слово — и не будет больше ни этих сердечных, теплых объятий, ни искреннего одобрения и восхищения в глазах отца. Она в мгновение ока снова превратится в дочь-неудачницу, заблудшую овечку, за которой нужен глаз да глаз. Иначе она снова пойдет по неверному пути, как это случилось с ней когда-то…
Так размышляла Феба, когда отец прижимал ее к своей груди — чего не случалось уже много-много лет. И только сейчас Феба заметила, как постарел отец и каким стал дряхлым. А ведь она привыкла думать о нем как о сильном и властном человеке. А сейчас викарий показался ей таким хрупким и ранимым.
Седые волосы, кустистые нависающие брови, которые подчеркивали выразительность холодных голубых глаз.
А ведь он так стар и может скоро умереть. Она должна успеть подарить ему радость, стать наконец его утешением на склоне лет, а не позором всей семьи. И без того Феба потеряла слишком много времени, принося своему отцу сплошные огорчения…
Больше так не может продолжаться.
Феба решила, что на ее плечи ложится очень большая ответственность за счастье близких. Неужели ее родные не заслужили счастливую старость? В ее силах обеспечить это. Самое разумное — не отказываться от удачи, которая сама идет в руки, и радоваться этой прекрасной возможности сделать всех вокруг счастливыми.
Феба больше не могла сдерживаться, и слезы градом покатились у нее из глаз.
— Ах, папа…
К ее удивлению, викарий обнял ее еще крепче.
— Ну довольно, дорогая. Хватит плакать. — А затем викарий перевел взгляд на Брукхевена. — Невесте полагается немного всплакнуть для порядка, в кругу семьи, вы согласны, Брукхевен?
Маркиз откашлялся.
— Надеюсь, это не войдет у нее в привычку? — Викарий хрипло рассмеялся:
— Можете не беспокоиться на этот счет. Моя Феба — разумная девушка.
«Моя Феба». «Моя дорогая». Сердце Фебы сладко таяло от этих нежных слов. Она так давно мечтала услышать их в свой адрес от строгого и вечно недовольного отца!
Так уж само собой вышло, что она воплотила в жизнь отцовские мечты.
А свои собственные?
При этой мысли у Фебы сжалось сердце. На мгновение ее охватило отчаяние. Но желание снова увидеть безоговорочное одобрение в глазах скупого на ласку родителя и услышать его похвалу пересилило острую жалость к себе. Она с наслаждением вдохнула пахнущий табаком отцовский жилет, а затем отстранилась, придав своему лицу сдержанное выражение, которое больше всего подобает скромной дочери благочестивого викария.
— Прошу простить мне мою несдержанность. Со мной все в порядке.
Нет, это неправда! Разве так она хотела завершить эту сцену? Нет, не так, и она сама прекрасно это понимала.
В кои-то веки — возможно, впервые в жизни — у нее появилась прекрасная возможность заслужить любовь отца, отблагодарить его за доброту и заботу — и стать невестой прекрасного, красивого и богатого человека, выйдя за которого Феба станет одной из самых богатых и влиятельных женщин в Лондоне.
Ну разве это не чудесно?
Но ее сердце снова предательски сжалось и защемило от затаенной боли. Впрочем, Феба его не слушала и заставила замолчать. Хотя бы ненадолго. Хотя бы сейчас.
