Глава 7
Огромный поезд летел на запад сквозь прерии, словно стрела. Железнодорожный путь был уложен настолько хорошо, а «Императрица» настолько хорошо сбалансирована, что из чашки Лукаса не проливалось ни капли кофе. Паровоз прогудел громко и протяжно, и ему ответил другой локомотив. Со свистом и ревом два поезда разминулись. Из труб в небо поднимались клубы дыма, огромные колеса неумолимо грохотали по рельсам в стремительном беге к цели.
Элегантный пульмановский вагон прицепили к основной части состава, ежедневно ходившего с востока на запад. В этой части находились только вагоны для пассажиров первого класса, а состав с эмигрантами ехал в шести часах позади него. Коллинз и грузовой состав по-прежнему опережали их почти на пять часов.
Продемонстрировав всю любезность, заложенную его виргинским воспитанием, и вдобавок немалое здравомыслие, Митчелл каким-то образом сумел заполучить в депо «Юнион Пасифик» в Омахе еще один отдельный пульман. Это был деловой вагон, предназначенный преимущественно для мужчин. Его прицепили непосредственно перед «Императрицей», и в нем ехал он сам и еще несколько людей из «Донована и сыновей», которым предстояло охранять Рейчел. Сейчас их было совсем немного, поскольку зимой сезонных рабочих увольняли. Лукас еще раз подумал о том, как было бы хорошо, если бы в Шайенне к ним смогли присоединиться его друзья.
«Императрица» была устроена так же, как большинство личных пульмановских вагонов. В задней части всю ширину вагона занимала гостиная. Дальше располагалась крохотная комната телеграфиста с рабочим столом и спальной полкой. Размер главного купе был сравним со спальней в жилом доме. В нем находилась огромная кровать, что было неудивительно, поскольку оба родителя Лукаса использовали «Императрицу» для любовных свиданий. В вагоне находилось еще два купе меньшего размера со спальными местами. Одно из них сейчас отвели для багажа Рейчел, там она могла заниматься своим туалетом. Коридор шел вдоль левой стороны вагона, обеспечивая его обитателям максимальную тишину.
Прекрасная столовая была украшена резными панелями из дорогой древесины, которые отражались в зеркалах. Самое большое из них закрывало проход на кухню, где Лоусон, превосходный повар, уроженец Чарльстона, обучавшийся в Париже, создавал свои шедевры в хитроумно оборудованном, хотя и очень тесном помещении. За кухней находились помещения для обслуживающего персонала.
Лукаса нисколько не удивило, что Митчелл и остальные люди успели убедить Лоусона в том, что повар «Юнион Пасифик», сопровождавший арендованный пульман, неотесанный невежда, не способный даже размочить сухари. Они питались на «Императрице», правда, не в одно время с Лукасом и Рейчел.
Рейчел Дэвис – нет, Рейчел Грейнджер подперла подбородок обеими руками, рассматривая шахматную доску, разложенную на столе в гостиной. Ее золотистые глаза под ровной линией бровей приобрели цвет темного янтаря, а каштановые волосы были уложены в косы, что позволяло ей хорошо видеть доску, а ему любоваться изящной линией ее шеи. Рейчел переоделась в простое платье из зеленого кашемира с застежкой на груди, которое подчеркивало ее стройную фигуру.
Едва глядя на стоявшие перед ним фигуры, Лукас передвинул коня так, как решил еще за несколько ходов до этого; Ему не хотелось выиграть у Рейчел слишком быстро и легко.
«Императрица» славилась своим аристократическим убранством, превосходной командой обслуживания и разнообразием припасов. Но как правило, на кухне находился запас продуктов на дюжину дней, поскольку обычный переезд через, страну занимал меньше недели. Однако во время суровой зимы многие поезда проходили тысячу миль западнее, но гораздо дольше. Прошлой зимой в лютый мороз один из поездов шел тридцать шесть дней, и пассажиры оказались на грани голодной смерти.
Лукас приказал Брейдену заполнить свободное купе продуктами. Самыми простыми, просто чтобы не голодать. Ведь не исключено, что Рейчел уже зачала.
Он еще раз мысленным взором окинул купе, превращенное в кладовую. Не найдется ли еще место для запаса продуктов? Брейден заполнил обе спальные полки, поставил под ними ящики, а также занял половину свободного пространства. Нельзя ли поместить еще один ящик в угол у дальней стены? Или занять все купе? Пожалуй, не стоит. Теперь еды у них хватит месяца на полтора.
За окнами вагона проносились равнина, покрытая снегом, и редкие, одиноко стоящие деревья. Три фута снегового покрова, который вчерашний буран превратил в заносы толщиной до шести футов и больше. Через каждые десять миль мелькали станции, где размещались несколько десятков солдат, охранявших железную дорогу от индейцев. В буран каждая такая станция была не ближе Чикаго или Нью-Йорка.
Лукас глотнул ароматного кофе и поставил чашку.
Бросив взгляд на застежку на платье Рейчел, он прикинул, сколько времени у него уйдет на то, чтобы расстегнуть пуговицы. Но об этом пока надо забыть. Лукас обещал ей, что до обеда они будут играть в шахматы. Если, конечно, она не передумает, на что Лукас надеялся и даже еще раз побрился. Он прикинул, что ему следует делать это три раза в день, если у него есть желание наслаждаться ее нежной кожей и при этом не поцарапать ее пробивающейся щетиной.
Наверное, ему стоит заказать ее портрет вот в такой, а не в принятой большинством позе. Интимный и не демонстрируемый посторонним портрет для его кабинета. Надо будет в ближайшее время обзавестись постоянным домом, раз уж ему предстоит растить ребенка.
Рука Рейчел стремительно протянулась к доске, обшитый рюшами рукав чуть спустился, обнажив тонкое запястье. Она передвинула свою белую королеву через всю доску.
– Шах и мат! – объявила она и, чуть подавшись назад, гордо выпрямилась.
Что? Лукас воззрился на свои немногочисленные фигуры из эбенового дерева, расставленные по черно-белым клеткам. Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы убедиться в правильности ее выводов. Проклятие! Она атаковала его не хуже, чем генерал Грант при захвате Виксберга, и гораздо быстрее, чем это смогли сделать многие лучшие игроки в частных клубах.
Он посмеялся над своей самонадеянностью, радуясь, что люди «Донована и сыновей» играют в покер в своем деловом вагоне и не видят его поражения.
– Поздравляю, Рейчел. – Он протянул ей руку.
– Спасибо. – Они обменялись принятым в этих случаях рукопожатием. – Но ты очень хороший игрок. Несколько раз ты меня чуть было не загнал в тупик, особенно в начале партии.
Он чуть скривил губы и снова начал расставлять фигуры. Теперь он будет знать, что, играя с ней, не надо отвлекаться и думать о припасах или о чем-нибудь другом.
Она налила себе еще чашку кофе и посмотрела в окно. На губах ее играла блаженная улыбка.
– Ведь это самое прекрасное место на свете, не так ли?
Лукас окаменел, сжимая в руках две горсти шахматных фигур, и устремил взгляд в окно. Там была все та же заснеженная равнина.
Он бросил на Рейчел подозрительный взгляд. Уж не решила ли она над ним подшутить? Нет. Казалось, она испытывает почти такое же блаженство, как прошлой ночью в спальне. Он безошибочно распознавал, когда шлюхи изображают подобное чувство. Но у Рейчел не хватало опыта, чтобы притворяться. Значит, она искренне восхищается Небраской, даже в разгар зимы!
– Когда я стою на железнодорожной платформе, то вижу все на много миль в любую сторону, – мечтательно произнесла она. – И я знаю, что могу поехать куда пожелаю: на север или на юг, на запад или на восток – и буду свободна, как птица. Достаточно просто сесть на поезд или в почтовую карету.
Лукас воззрился на нее, чувствуя, как у него холодеет кровь. Неужели она не представляет себе, что еще могло бы там ожидать? Совершенно непредсказуемая погода, когда утром может быть лето, а к ночи уже глубокая зима? Если что-то случится с ней или их ребенком…
Он с трудом откашлялся, справляясь со внезапно вставшим в горле комом..
– И каким-то образом находить приличную еду на регулярной основе, – пошутил он, имея в виду отвратительную кухню на почтовых станциях.
Она тихо засмеялась и снова перевела взгляд на него.
– Верно. В любом случае нам нельзя останавливаться, поскольку мы должны поскорее ехать в Неваду, – согласилась она. – Но все равно здесь гораздо больше простора, чем на тесном Уступе Коллинза. Вот почему каждый раз, когда мы оказываемся на вокзале, мне хочется выйти, широко раскинуть руки и вобрать в себя все, что я вижу. Я делала это всякий раз, когда мы останавливались после Омахи.
Рейчел снова счастливо улыбнулась ему, отпила немного кофе и опять начала смотреть в окно, что-то тихо напевая.
Лукас одним глотком опустошил чашку, жалея, что нельзя наполнить ее виски. Проклятие! Неужели она собирается выходить из вагона на каждой стоянке независимо от погоды? Поскольку паровозу постоянно требовалось доливать бак, они останавливались примерно через каждые тридцать пять миль. Неужели ему придется каждый час смотреть, как она любуется стихией? При такой температуре, когда ее нежную ручку приморозит к «Императрице», если она вдруг прикоснется к вагону без перчатки? Нет уж, если от него хоть что-то зависит!
Но что он может сделать?
Он мог бы уговорить ее не выходить из вагона.
Но вряд ли из этого что-то получится. Лукас иронически улыбнулся. Рейчел за словом в карман не полезет. Быть может, из вежливости Рейчел позволит ему побеждать в спорах, которые они будут вести в присутствии посторонних.
Лукас снова принялся расставлять фигуры, хмуря брови. Он не сможет помешать ей выходить из вагона, ограничивать ее свободу. Только такой негодяй, как Коллинз, мог себе это позволить. Лукас решился бы на это, если бы Рейчел грозила опасность.
Может быть, ему удастся ее отвлечь.
Он может постараться как можно дольше удерживать ее в их спальном купе. Слава Богу, она страстная женщина. Не выказывала никакой робости или сдержанности после игр прошлой ночи, так что он мог бы уложить ее в постель и сделать еще несколько попыток зачать ребенка, Если после этого ей все же захочется выйти из вагона, несколько длительных сеансов ласки должны утомить ее, и ей захочется спать.
Он тихо заворчал, представляя себе ее разнеженное, расслабленное тело, лежащее у него на груди. Ее тонкие пальцы переплетутся с его пальцами… Он поспешно поставил на доску последние фигуры.
– Миссис Грейнджер? Полагаю, ваш ход – первый.
Она повернулась к нему, продолжая мягко улыбаться. Его сердце забилось сильнее. Проклятие, до чего она прекрасна! Современная богиня домашнего очага.
– Лукас, ты впервые назвал меня «миссис Грейнджер»!
Он отсалютовал ей чашкой, заставив себя не реагировать на волну тепла, которая захлестнула его сердце.
– И таких приветствий будет еще очень много, миссис Грейнджер.
Она слегка покраснела и двинула свою пешку вперед.
Он быстро ответил на этот ход, намереваясь закончить партию как можно быстрее. Это не должно отнять у него слишком много времени, тем более что на этот раз он намерен играть сосредоточенно.
Спустя полчаса он просчитывал десятый ход в цепочке, которая должна была позволить ему объявить шах королю Рейчел, но скорее всего не дала бы мата, когда пронзительный гудок паровоза объявил о короткой остановке для забора воды.
Рейчел моментально отодвинулась от стола.
Он стремительно протянул руку и поймал ее за запястье. Не даст ли это ему шанса заманить ее в купе?
– А как же игра?
Она растерянно посмотрела на него:
– Я…э-э…
– Ты обещала играть со мной до обеда. Ни словом не обмолвилась о том, что собираешься выходить на платформу во время остановок. Ты уступаешь мне эту партию?
Она замялась и бросила отчаянный взгляд в сторону окна. Солнце быстро опускалось к горизонту, снег переливался, преломляясь радугами в сосульках, свисавших с веток деревьев.
В другое время Лукас признал бы, что картина по-настоящему красива, но не сейчас.
– Ты уступаешь мне партию? – повторил он едва слышно.
Она снова перевела взгляд на доску, а потом посмотрела на него и кивнула:
– Да. Ты все равно выиграл бы через двенадцать ходов.
Через двенадцать? Он сделал вид, будто и сам знал исход партии.
Паровоз выпустил пар, тормоза заскрипели. Поезд замедлил движение.
Она протянула руку, и он поднес ее к губам:
– Милая моя жена.
Он продлил поцелуй, нежно прикусывая ей кончики и костяшки пальцев.
Рейчел задрожала и широко распахнула глаза.
Лукас запечатлел поцелуй на ее ладони и встал, поднимая ее следом за собой.
Она ухватилась за спинку стула, явно пытаясь успокоиться.
– Лукас, ты не знаешь, что это за город?
Бедняжка, когда она поймет, что двоим далеко не всегда нужно вести разговоры? Он принес их пальто из дальней части гостиной.
– Где-то в районе Гранд-Айленда.
Он завернул ее в простую накидку в качестве первого слоя теплой одежды.
– Но это всего лишь подсобный городок, созданный исключительно для того, чтобы давать воду паровозам, – добавил он.
Рейчел сдвинула брови и взяла у него теплые перчатки, которые он протягивал ей.
– Города строят специально для этого?
– Совершенно верно. – Он быстро застегнул на себе пальто и набросил на шею шарф. – Кое-где в Неваде и Юте железная дорога «Сентрал Пасифик» даже строила города и подвозила туда воду, чтобы они заправляли паровозы.
Рейчел покачала головой:
– Так это и правда Великая американская пустыня!
Он поцеловал Рейчел в щеку и завернул ее в теплую мохнатую шубу из бизоньей шкуры.
Но если ветер коснется какого-то кусочка незащищенной кожи. Надо будет пристально наблюдать за Рейчел, чтобы не обморозилась.
Густо-коричневый пышный мех окружил лицо Рейчел, мягкие волоски ложились на ее гладкую кожу, и она казалась еще прекраснее.
Лукас поцеловал ее в щеку.
– Станцию видно и отсюда, – тихо произнес он. Рейчел тихо хмыкнула и склонила голову набок.
Ее рука словно сама собой поднялась, чтобы погладить его.
– Но я не смогу увидеть, как много простора вокруг, так ведь?
«Черт подери ее логический склад ума!»
Лукас неохотно согласился, но продолжал целовать ее, пока поезд с грохотом останавливался, пронзительно скрипя чугунными колесами по рельсам.
Он должен выполнить свое обещание и немедленно вывести, ее на платформу, пусть и с неохотой. Остановка для заливки воды очень короткая, нельзя терять ни минуты – иначе Рейчел ничего не успеет увидеть. Лукас спустился первым, помогая ей сойти вниз по узким обледеневшим ступеням.
Митчелл и еще один человек из «Донована и сыновей» расхаживали по платформе, настороженно вглядываясь вдаль. Несколько печных труб выпускали дым над маленькими щитовыми домиками. Лукас удивился бы, если бы вдруг оказалось, что население городка превышает пару дюжин.
Ветер полоснул его по лицу острыми холодными когтями.
Лукас закутался в шарф, оставив открытым только небольшой участок кожи около глаз: на лоб низко надвинул меховую шапку и посмотрел на Рейчел.
Она раскинула руки, словно желая обнять все вокруг, и начала медленно поворачиваться на месте. На ее лице был написан восторг. Ветер трепал ее меховую шапку, постепенно сдвигая ее на макушку.
– Красота! – вздохнула она. – Какая красота!
У него душа ушла в пятки. Боже милосердный, что он станет делать, если она заболеет пневмонией?
Он обхватил ее рукой и прижал к груди, поставил прямо перед собой и стал медленно поворачиваться вместе с ней, пока ветер не стал бить ему в спину. Тепло тела… правильно, надо отдать ей тепло его тела: это лучшее лекарство от холода.
– Чудесно, – согласился он. – Ни с чем не сравнимо.
Он быстро вернул ее шапку на место, надвинув на узел из кос, защищая ее нежные ушки и пряча ее лицо от смертоносного ветра.
– Лукас! – запротестовала она, но по ее тону было понятно, что она смущается, а не злится.
Он остановился, сделав вид, будто флиртует с ней.
– Разве нельзя вслух восхищаться красотой моей жены?
– Но нельзя же сравнивать женщину с пейзажем!
– Почему? Шекспир сказал что-то про летний день и свою любовь. Но ты гораздо более золотая и страстная и гораздо красивее его смуглой леди.
– Лукас!
Он готов был биться об заклад, что Рейчел залилась румянцем, хотя и не видел ее лица.
– Ты чувствуешь ветер, дорогая?
– Нет, конечно. Ты меня от него заслонил, и я благодарю тебя за это.
Он понизил голос:
– Мне это только приятно, особенно если это тебя согревает. Мне нравится представлять тебя пылающей жаром, тающей под твоей одеждой.
Наступила короткая тишина, которую нарушало лишь бульканье воды, наполнявшей цистерну локомотива. Митчелл и его помощник находились на дальней стороне станционной платформы, и о чем они говорили, не было слышно из-за расстояния и завываний ветра.
Рейчел тихо ответила:
– Да, я очень разогрелась, надеюсь, ты тоже. Может быть, когда вернемся в вагон, перед обедом позаботимся о… о комфорте друг для друга.
– Превосходная мысль.
Он потерся подбородком о ее макушку. Рейчел еще крепче прижалась к нему, так что ее турнюр начал съезжать в сторону, позволяя ее бедрам приблизиться к Лукасу сквозь несколько слоев теплой одежды.
В этот момент станционный рабочий закрыл кран, через который подавалась вода.
– Все по вагонам! – крикнул кондуктор.
– Идем, дорогая, пора возвращаться на «Императрицу».
Он поднял ее в тамбур пульмановского вагона, так что ей не пришлось подниматься по ледяным ступенькам, и последовал за ней, В следующую же секунду Митчелл и его напарник вернулись во второй вагон. Здесь Коллинз не устроил им никаких неприятностей – не то чтобы он всерьез их опасался перед Скалистыми горами.
Паровоз загудел.
В гостиной «Императрицы» Брейден опускал жалюзи и задергивал шторы.
Рейчел моргала, глядя на Лукаса. Грудь ее вздымалась, мысли беспорядочно кружились. Ей казалось, что мир вдруг изменился: краски стали ярче, запахи – насыщеннее. Шторы приобрели густой кобальтовый цвет. Здесь не было сажи в отличие от обычных железнодорожных вагонов.
Паровоз снова загудел, зазвонил колокол. Огромные колеса звякнули и начали вращаться. Их тяжелый ритм медленно отдавался в ее ступнях, распространяясь по костям. Ангелы небесные, он докатился до ее интимных мест!
Действия, которые когда-то были такими простыми, теперь приобрели новый смысл. Неужели она действительно назначила свидание мужчине? Пусть даже он ей муж? Неужели стюард закрывает окна, чтобы укрыть их от посторонних взглядов?
– Спасибо вам, Брейден, – проговорила Рейчел, высоко держа голову, хотя дрожала от желания.
– Рад служить, мэм. Что-то еще желаете?
Лукас бросил свою шапку, перчатки и пальто на кушетку, молча подошел к ней сзади и стал подталкивать к коридору, положив ладонь ей на талию: его намерения были очевидны.
Рейчел залилась румянцем.
– Нет, спасибо, Брейден. Мы вас вызовем, если нам что-то понадобится.
– Хорошо, мэм.
На его лице не было улыбки: это было бы совершенно недопустимо – но она почему-то почувствовала, что он полностью их одобряет. Он адресовал им легкий поклон, когда они прошли мимо него.
Лукас обнял ее за талию и поцеловал в макушку. Ее тело тут же откликнулось на эту ласку. Он вполне может оплодотворить ее в первый же день! Все ее чувства обостряются от одного его прикосновения.
– Тебе все еще тепло? – прошептал Лукас.
– Мне жарко. Ведь я очень тепло одета.
Он тихо засмеялся и открыл дверь их купе.
– Надо как можно быстрее с этим разобраться. Я не допущу, чтобы моя жена получила тепловой удар.
Главное купе представляло собой роскошное гнездышко, обставленное в стиле спальни средневекового замка. Резные панели и мебель из красного дерева особенно хорошо смотрелись на фоне восточных ковров. Настенные бра были выполнены в форме факелов: большие вытянутые колпаки и длинные ручки. Единственная лампа, свисавшая с потолка, напоминала лампу Аладдина, средневекового рыцаря-крестоносца, которую он привез в качестве трофея из крестового похода. Двуспальная кровать с балдахином. Даже небольшая печка в углу, позаимствованная от русских железных дорог, была украшена в восточном стиле. В купе оставалось много свободного места, а в нем царила атмосфера неги и комфорта.
Не знай Рейчел, что «Императрица» – личный пульмановский вагон отца Лукаса, она подумала бы, что это гнездышко для влюбленных.
Рейчел подошла к кровати и вопросительно посмотрела на Лукаса.
Лукас снял с нее шубу и отшвырнул в сторону. Шуба оказалась почти у самой печки.
Она может сгореть, с ужасом подумала Рейчел, но в этот момент почувствовала на себе взгляд Лукаса и забыла обо всем на свете. Жар, которым она поддразнивала его на той маленькой станционной платформе, горячей волной разлился по телу.
Лукас смотрел на нее так, словно она единственная могла утолить его жажду.
У Рейчел перехватило дыхание. Она? Темноволосая худышка Рейчел?
Она провела кончиком языка по внезапно пересохшим губам. Лукас не сводил с нее глаз.
О Боже! Сгусток страсти внизу живота резко сжался, послав жаркую волну в ее груди.
Он стал медленно приближаться к ней.
Рейчел все острее ощущала его запах. Она застыла на месте, не в силах двинуться. Ее бросило в жар.
Лукас взял ее за руки и стал медленно снимать с них перчатки, целуя каждый палец.
От этой, казалось бы, простой ласки у Рейчел подогнулись колени, и она задрожала. Горячая волна захлестнула ее.
– Лукас! – прошептала она. – Разве ты не должен целовать…
Он оторвался от костяшек ее пальцев.
– Кончик твоего пальчика, милая? Какая чудесная мысль!
Он втянул ее палец в рот, нежно прикусывая зубами. Рейчел ощутила, что это сосущее движение распространилось до самого низа ее живота, и застонала.
– Лукас!
Его улыбка была полна мужского предвкушения.
– У тебя еще девять пальцев, Рейчел, – напомнил он ей, – но я не уверен, что уже закончил с первым.
Он лизнул ее палец, увеличивая его чувствительность, а потом снова его пососал. Рейчел стиснула его плечо так, что побелели костяшки. К тому моменту, когда Лукас снял с нее лиф платья, она уже умоляла его о чем-то большем, нежели поцелуи.
Он бросил лиф на пол и начал расстегивать на ней юбку. Несколько мгновений спустя нижние юбки последовали вслед за остальной одеждой, лежавшей на полу. На ней остались корсет, сорочка, панталоны, чулки и ботинки.
Рейчел покраснела и опустила голову.
– До чего ты прекрасна! – прошептал Лукас. Улыбка расцвела на губах Рейчел.
– Лукас, милый…
– Что, дорогая?
Он избегал ее взгляда. Она взглянула на его оттопырившуюся ширинку. Его жезл, готовый к бою, рвался наружу. Как его заставить снять одежду?
– На тебе все еще надеты вещи, которые могут оцарапать мне кожу. – Рейчел кокетливо надула губки.
Лукас вскинул голову:
– Проклятие! Извини, Рейчел.
Лукас быстро снял смокинг, стянул сапоги и бросил их в угол рядом с печкой.
Рейчел поставила ногу на низенькую скамеечку и закрыла глаза, притворившись, будто ей совершенно неинтересно смотреть на него.
Он зарычал, возясь с рубашкой, на которой было множество пуговиц и узкие манжеты.
Рейчел погладила собственную грудь.
– Я сейчас растаю, Лукас, – повторила она те слова, которые говорил ей Лукас, заигрывая с ней.
Он чертыхнулся и рванул манжету так, что пуговицы отлетели, сбросил подтяжки и стянул рубашку прямо через голову.
Рейчел впервые увидела его обнаженным по пояс и не могла отвести глаз от этого великолепного самца.
Она знала, что Лукас очень сильный – ведь он легко нес ее на руках по улицам Омахи. Но сознавала ли она, насколько хорошо он сложен, насколько великолепно его гладкие бугры мускулов сочетаются с четкими линиями костей и сухожилий, создавая образ огромной, едва сдерживаемой мощи? Даже живот у него чуть бугрился, словно и там находились полосы мышц. Голубые вены изгибались под кремовой кожей, словно замысловатый узор, созданный талантливым художником. Он был таким же необузданным и неукротимым, как этот поезд, унося ее куда-то вдаль, к неизвестной цели.
Лукас тяжело дышал. Его грудь быстро поднималась и опускалась. Он пристально наблюдал за ней. Соски цвета темной меди чуть поблескивали и казались напрягшимися. Доставляет ли ему любовная игра такое же удовольствие, как ей? Он ни разу не говорил о своих предпочтениях.
Длинная серебристая полоса шла вдоль его левой руки, и с полдюжины неровных округлых шрамов отмечали места пулевых ранений, полученных на службе в своей стране. При свете Лукас был еще привлекательнее, чем в темноте.
Соски Рейчел затвердели под корсетом.
Лукас привлек ее к себе.
– Ты бросаешь меня к себе в постель.
Она снова провела кончиком языка по губам.
– Превосходно.
– Колдунья! – Он повалил Рейчел на кровать, сорвал с себя брюки и присоединился к ней. – Озорница. Ты мое сокровище!
Он прильнул губами к ее губам, и она ответила на его поцелуй. Его пальцы нашли путь к ее груди и начали гладить и чуть сжимать, все больше и больше возбуждая Рейчел. Его ласки сводили ее с ума. Она задыхалась.
Лукас не переставал покрывать поцелуями ее тело.
Северный дьявол, чьи глаза пылали сине-зеленым огнем.
Ее снедало желание, внутренняя поверхность бедер стала влажной в ожидании его вторжения. Ее интимные складки набухли от притока крови и стали невероятно чувствительными. Рейчел не могла думать ни о чем, кроме потребности ощутить Лукаса как можно полнее.
Она неистовствовала в своем стремлении достигнуть оргазма, даже оцарапала его. Лукас выкрикнул ее имя и продолжил свои ласки с удвоенной энергией.
Подушечкой пальца он начал искать ее жемчужину, и Рейчел тотчас же открылась ему. Он играл ее складками, дразнил ее.
Потом опустился на колени у нее между ног и приподнял ее за ягодицы.
Рейчел была такой жаркой и влажной, что он без труда вошел в нее, обхватил руками, прижимая к себе, а она перебросила ему за спину ноги.
Лукас двигался стремительно. Волны желания были слишком сильными, слишком близкими к поверхности, слишком легко передавались от одного к другому, чтобы их можно было сдерживать.
Рейчел вцепилась ему в плечи, требуя завершения. Он достиг экстаза, выкрикнув ее имя. Рейчел последовала за ним на вершину блаженства.
Мощные струи его густого, горячего семени наполнили ее лоно.
– Чёрт побери, какой же я счастливчик! – пробормотал Лукас, набросив на нее легкое вышитое покрывало.
Рейчел что-то промычала в ответ. Она бы охотно чего-нибудь съела, но не хотелось высвобождаться из его объятий.
– Мне повезло, что жена день и ночь готова заниматься со мной любовью.
Рейчел удивленно моргнула и на секунду прекратила попытку намотать волосы у него на груди себе на мизинец.
Они были друзьями больше пяти лет. Она не знает, почему Лукас решил на ней жениться, но ей удалось заманить его к себе в постель – к их обоюдному удовольствию. И если она родит ему ребенка, то займет прочное место в его жизни.
Она улыбнулась и разгладила прядку волос.
– А я – самая счастливая женщина в мире, потому что мой муж готов дарить мне наслаждение.
Лукас поцеловал ее.
Паровоз загудел, протяжно и басовито. Огромные чугунные колеса «Императрицы» тихо заскрипели, предупреждая об остановке.
Лукас ласково прихватил зубами кончик ее носа.
– Хочешь выйти и пообедать в Гранд-Айленде?
Рейчел резко вскинула голову и бросила на него возмущенный взгляд:
– Ты шутишь? После ленча я весь день мечтала о том, каким будет первый обед, приготовленный Лоусоном!
– Тогда нам следует встать и одеться, – сказал Лукас, но не пошевелился.
– А Брейден не может подать нам еду сюда?
Озорная улыбка заиграла на губах у мужа.
– Конечно, может. Сейчас я ему позвоню.
Он вытянул руку, но не смог достать до сонетки, не потревожив жену. Рейчел фыркнула, пытаясь изобразить недовольство, но потом захихикала и съехала с мужа на постель.
Он легонько шлепнул ее по ягодицам, заставив вздрогнуть от неожиданности.
– Глупенькая! – поддразнил он ее.
Паровоз еще раз загудел, колеса с визгом остановились.
Судя по звукам, еще какой-то поезд был совсем близко.
Оба застыли, прислушиваясь. Рейчел нахмурилась:
– Судя по всему, он тоже намеревается здесь остановиться, Лукас.
Лукас нахмурился:
– Любопытно…
Рейчел наблюдала за ним с растущей тревогой.
– Что ты имеешь в виду?
Складки пролегли у его губ.
Снова загудел второй паровоз, сигнализируя об остановке.
Колеса второго поезда завизжали.
Лукас отбросил покрывало и встал.
Складки у его губ побелели, на щеке забилась жилка.
– Судя по звуку, это «Болдуин» с пенсильванской железной дороги. Такие паровозы ставят на частные поезда.
Он налил в тазик воды из большого кувшина, стоявшего на печке, и принялся обтираться.
– На частные поезда? – переспросила Рейчел, садясь. – И кто это, по-твоему?
– Мой отец. – Он увидел ее лицо в зеркале и стремительно повернулся к ней. – Я не стыжусь тебя, дорогая! Никогда-никогда так не думай!
Рейчел улыбнулась ему.
Колеса второго поезда громко завизжали: судя по всему, он останавливался на путях рядом с «Императрицей».
Лукас ударил ладонью по деревянной обшивке. На его лице снова отразились настороженность и ярость.
– Проклятие! Лучше бы это был кто-то другой.
Брейден достал для них обоих вечернюю одежду. Рейчел сочла неуместным надевать в поезде парижское вечернее платье.
Лукас надел фрак, где-то нашел жемчужные запонки и элегантную бриллиантовую булавку для галстука, которые прекрасно сочетались с черным фраком, безупречно-белой рубашкой и графитово-серыми брюками. Это была одежда, которую мужчине подобало надевать в оперу или на прием в Белом доме, но никак не для уютного вечера в кругу семьи.
Рейчел была в полном недоумении, но вопросов не задавала. Элиас ничего не рассказывал ей об отношениях Лукаса с его близкими, хотя знал об их высоком светском и финансовом статусе. Лукас тоже не касался этой темы, и Рейчел не любопытствовала.
Нетерпеливый окрик донесся с улицы, едва только он успел одеться. Женский голос вызывал Брейдена.
У Лукаса задергалась щека.
– Проклятие!
– Кто? – прошептала она.
– Мать. – В голосе Лукаса звучала нескрываемая ярость.
Он наклонился и нежно поцеловал Рейчел в лоб.
– Подожди меня здесь, дорогая. Тебе совершенно не обязательно терпеть ее злобные выпады.
Злобные выпады? Потрясенная, Рейчел не проронила ни слова. Да и что она могла сказать?
Лукас прошагал из спальни с видом офицера-кавалериста, идущего в бой.
Рейчел поспешно слезла с кровати. Черта с два – выражаясь словами Элиаса – она оставит мужа одного, без поддержки, если там разразится скандал. Но если он считает, что для этого необходимы жемчужные запонки и бриллиантовая булавка, то ей понадобится нечто большее, чем ее простое вечернее платье. К счастью, ей удалось вывезти с собой из Бостона несколько самых роскошных ювелирных украшений из тех, что ей дарил Элиас.
Что еще ей понадобится?
Она осмотрела себя в зеркале.
Ее прическа и корсет пережили ласки Лукаса – более или менее. Конечно, ей надо вымыться.
Она выглядела именно той, кем была: как только что вышедшая замуж женщина, которая не сомневается в любви мужа. Это станет доспехами, в которых вполне можно вступить в любое сражение с другой женщиной – даже с его матерью.
Она дернула сонетку, надеясь, что Лоусон и, может быть, кто-то из проводников «Юнион Пасифик» из соседнего вагона помогают Брейдену справиться с внезапно возникшими проблемами. Ей необходим талант Брейдена, чтобы достаточно быстро оказаться в гостиной.
Лукас встретил родителей в гостиной. Он молился, чтобы у Рейчел хватило здравого смысла остаться в купе, подальше от театра военных действий. Любая сцена, даже самая неприятная, будет того стоить, если Рейчел останется в неведении.
К своему удивлению, он чувствовал себя в обществе матери более спокойно, чем обычно.
В отличие от внушительной фигуры его отца Аурелия Грейнджер была ростом чуть ниже среднего и сохранила изящную фигуру молодой женщины. Ее когда-то светло-русые волосы незаметно стали серебряными, но классические черты лица и прозрачная кожа позволяли ей выглядеть вдвое моложе. Она всегда носила либо глубокий траур, либо полутраур – в зависимости от обстоятельств, но ее платья были неизменно сшиты по последней парижской моде. Отец Лукаса обладал огромным влиянием в советах железных дорог и банков восточного побережья, но одного слова матери было достаточно, чтобы заставить дрожа ъ всех представителей самых высоких кругов восточной аристократии.
На ней было вечернее платье, сшитое в Париже, на этот раз – в глубоком траурном цвете, а к нему был надет полный комплект бриллиантов, которые его сестра называла гарнитуром вдовствующей дамы. Ей явно хотелось добиться максимального сочувствия во время этого разговора и, наверное, заставить его испытывать чувство вины.
– Добро пожаловать на поезд, матушка. Хотите чего-нибудь выпить? – Он решил не приглашать их разделить с ним трапезу, если его к этому не принудят. – Кофе, чаю или вина?
Ти-Эл чуть передвинулся, что было для него весьма необычно. Мать, однако, продолжала действовать, не обращая внимания ни на что – как всегда. Она стала главой семейства Грейнджер в день, когда вышла замуж за Ти-Эла, почти тридцать пять лет назад, и привыкла повелевать окружающими.
– Разумеется, вина.
Лукас посмотрел на стюарда «Юнион Пасифик». Тот кивнул и ушел. Лицо его было непроницаемым. Куда, к дьяволу, подевался Брейден? Наверное, помогает Лоусону на кухне, чтобы удовлетворить все пожелания высоких гостей.
– Прошу вас, садитесь, – пригласил Лукас. Мать расправила многие ярды пышных черных оборок и складок и уселась на центральной кушетке, позаботившись о том, чтобы юбки и шлейф легли как можно внушительнее. «Преклонитесь перед королевой!» – так ее дети всегда называли это движение.
Какую сокрушительную тираду она подготовила на этот раз? Казалось, отец высказал в Чикаго все, что возможно.
Ти-Эл устроился рядом с ней, положив руку на спинку кушетки: идеальная позиция для того, чтобы поддержать любое ее требование.
Лукас повернулся лицом к ним, также положив руку на резную спинку кушетки. Проклятие! Он выглядит так, словно нашкодивший школьник в ожидании порки.
В «Императрице» воцарилась тишина. Из-за ее стен доносился шум нескольких сотен людей, спешащих поесть за те несколько минут, которые поезд проведет на станции.
Лукас стиснул зубы, но все-таки начал разговор, как и требовало его положение хозяина, принимающего гостей:
– Надеюсь, поездка была приятной.
– В первый день дул сильный ветер, – сказал отец, чтобы из вежливости поддержать разговор. В конце концов, он один из крупнейших банкиров страны и за свою жизнь провел немало трудных переговоров.
Но мать прервала его:
– Мы здесь не для того, чтобы обсуждать погоду, мы все это прекрасно понимаем. Есть более важные проблемы, которые следует обсудить.
Матушка в своем репертуаре, подумал Лукас. Выгнул бровь и стал ждать продолжения.
Она одарила его презрительным взглядом.
– Насколько я понимаю, ты отказался жениться на девице Толлмейдж.
Лукас напрягся. Проклятие! Когда наконец она смирится с тем, что не вправе заставлять его жениться?
– Твой долг дать семье Грейнджер новую дочь по имени Марта, – продолжала мать.
Сколько сотен… тысяч?.. Однажды Лукас уже слышал это требование о расплате. С тех пор он повзрослел, стал посещать балы и был представлен респектабельным семьям как выгодный жених. Но мать ничего не желает слышать! Важнее всего для, нее вернуть потерянного ребенка.
Лукас с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на нее. Он постарается вести себя, как подобает взрослому мужчине, пусть даже его мать считает, что может обращаться с ним, как ей заблагорассудится, поскольку Лукас запасной сын при наследнике-Томе, рожденный по семейной необходимости, а не из любви.
– Нет, я никак не могу этого понять, – уклончиво ответил он. – Другая женщина по имени Марта будет все-таки другой женщиной, а не сестрой, которая у меня когда-то была.
– Она будет мне дочерью. Я буду ходить с ней за покупками и обсуждать последние сплетни, доверять, как доверяют только дочери. В отличие от Гортензии, которая вечно ноет и не желает никого слушать.
Лукаса била дрожь. Он понял, что такое семья. Рядом с Рейчел, милой, доброй, заботливой, готовой отдать всю себя любимому человеку.
– Если вам нужна дочь, удочерите кого-нибудь. Вы финансируете множество сиротских домов. Уверен, в одном из них вам помогут.
Лукас наблюдал за матерью: они впервые откровенно говорили на эту тему.
– Именно ты был причиной трагедии и потому должен найти решение.
– Это произошло двадцать лет назад, – негромко сказал он. – Все мы изменились за это время. Я не женюсь для того лишь, чтобы ввести в семью женщину по имени Марта.
Его мать раздулась, напоминая кобру, готовую нанести удар.
– Добрый вечер, милый!
Лукас резко повернулся и, увидев Рейчел, был потрясен. У него за спиной тихо присвистнул отец, который всегда был ценителем женской красоты.
Лукас увел к себе нежно любимую, но просто одетую жену, а сейчас перед ним была ослепительно красивая светская дама в роскошном вечернем платье, с рубинами и бриллиантами, сверкающими на шее и в мочках ушей. Только ее сложно уложенные косы сохранились от начала дня, но и они были украшены сверкающими драгоценными камнями. Королева могла бы с гордостью назвать ее подругой.
Вела она себя так, словно не слышала разговора Лукаса с его матерью.
– Моя дорогая Рейчел!
Лукас быстро подошел к ней, поцеловал в щеку и повел дальше, держа под локоток, накрыв ее руку своей ладонью.
Рейчел хотелось сказать ему, что не ей, а ему нужна защита, но удовлетворилась тем, что ласково похлопала его по руке.
– Отец, матушка! Позвольте представить вас моей жене, Рейчел.
– Твоей жене!
Его мать вскочила с кушетки, походя на злобного пса, у которого отняли кость.
– Рейчел, мои родители – Томас и Аурелия.
Рейчел присела в книксене перед свекровью.
– Миссис Грейнджер, мистер Грейнджер.
Итак, вот он – кошмар Лукаса. Сейчас лицо Аурелии Грейнджер было искажено гримасой злобы.
Мистер Грейнджер сжал руку жены, заставив ее застыть на месте.
– Не может быть! – запротестовала миссис Грейнджер. – Ты не был женат три дня назад.
– Нет. Мы поженились вчера. – Лукас выпятил подбородок.
– Ты немедленно аннулируешь брак! – отрезал Ти-Эл. – Если бы я поверил отправленной тобой телеграмме, а не счел ее чушью, то велел бы тебе это сделать.
Рейчел уже поняла, что представляет собой Аурелия, однако рассчитывала на здравый смысл.
– Вам придется найти другой способ заполучить деньги Толлмейджа! – огрызнулся Лукас. – Кроме того, дети Рейчел унаследуют Фонд Дэвисов. С учетом того, что смогу обеспечить я, ветвь семьи Грейнджер, обосновавшаяся в Сан-Франциско, не будет ни в чем нуждаться.
Отец Лукаса хотел, чтобы сын женился ради денег? Но что еще хуже, он, видимо, считает Лукаса безмозглым мальчишкой.
– Ветвь из Сан-Франциско? – переспросил Ти-Эл с нескрываемым изумлением.
– Да. Я никогда больше не буду жить в Филадельфии.
– Это твой дом!
– Он давно перестал быть моим, – заявил Лукас.
– А как насчет визитов?
– Редкие, и только ради Тома.
Лукас не стеснялся в выражениях.
Тем временем Аурелия Грейнджер внимательно изучала Рейчел.
– Рейчел Дэвис?
– Да, мэм.
Рейчел настороженно выжидала, но внешне оставалась спокойной. Ей уже приходилось сталкиваться с самыми высокомерными представителями высших слоев бостонского общества. Однако ей не хотелось оскорблять мать Лукаса в его присутствии. Ти-Эл с шипением выпустил воздух сквозь сжатые зубы.
– Дочка книготорговца. Боже правый, Лукас, неужели ты не мог…
– Если вы оскорбите мою жену, сэр, я с величайшим наслаждением выброшу вас с поезда, когда мы окажемся на полпути между станциями. Думаю, комментарии излишни.
Мужчины смерили друг друга взглядами, словно стояли на помосте для боксерских поединков.
– Ты знаешь, за кого вышла замуж, девица? – спросила Аурелия.
Рейчел повернулась к ней:
– Мэм?
– За убийцу!
Рейчел тряхнула головой. Боже милосердный, ее муж не шутил, когда говорил о ее злобе.
– Только не Лукас!
Он сделал движение, и она сжала его руку.
– Двадцать лет я оплакиваю то, что он совершил. – Голос Аурелии понизился и превратился в скорбный плач, который сделал бы честь королю Лиру. – Посмотри на меня, я все еще в трауре! А он наслаждается жизнью.
Рейчел попыталась разрядить атмосферу, назвав некоторые бесспорные факты и постаравшись облечь их в дипломатическую форму.
– Двадцать лет назад, мэм, Лукас был ребенком семи или восьми лет. Ничто из того, что он мог сделать…
– Он убил свою сестру, Марту.
Аурелия Грейнджер отколола от платья траурную брошь и сунула ее под нос Рейчел.
Рейчел с большим удовольствием взяла бы в руку скорпиона.
– Она носила имя моей матери и была сущим ангелочком, посланным нам с небес, – тихо проговорила свекровь, доставая черный носовой платок, отделанный кружевами. – Она утонула из-за него.
– Она была постреленком, который никого не слушался! – взорвался Лукас. – Была уволена очередная гувернантка. А Марта этим хвасталась!
– Лукас! – прорычал отец.
Лукас повернулся к нему:
– Пусть все знают! Хватит молчать! Марте было восемь лет, однако за последний год у нее сменилось четыре гувернантки!
Рейчел вздрогнула, брошь едва не выпала у нее из рук. Она сама много раз со всех ног бежала за Мерси, так что могла живо представить себе, в какие переделки попадала Марта.
– Лукас, ты напоминаешь мне о том ужасном дне…
– Я сказал неправду?
Мать возмущенно посмотрела на него, но спорить не стала.
– Вы оставили ее у озера со мной, потому что никто не мог справиться с ней, да никто и не соглашался. Мне было всего семь, и я не мог отказаться. Не представлял себе, чем это может кончиться.
Ти-Эл ахнул.
Рейчел перевела взгляд на него и заметила, как сильно он побледнел.
– Матушка собиралась уйти всего на несколько минут, чтобы выпить чаю с миссис Уилсон. Том был на рыбалке, Гортензия играла в крокет со своими школьными подругами. Матушка знала, что Марта обязательно пройдет по тому упавшему бревну – она всегда делала то, что ей запрещали! – бросил Лукас матери.
– Ничего подобного! – огрызнулась Аурелия.
– Тем утром бревно было мокрым, под ним текла река, и юбки Марты утащили ее на дно, – гневно продолжал Лукас. – Ее гувернантка постоянно твердила ей: «Будьте осторожны, в другой раз вы поскользнетесь и утонете». Так и случилось. Но будь я проклят, если до конца жизни буду нести груз этой вины! Это было бы несправедливо. Повторяю: я был тогда семилетним ребенком.
– Господи! Я не знал всех подробностей! – прошептал Ти-Эл.
Рейчел взглянула на брошь, которую держала в руке, и опустила глаза на миниатюру. На нее смотрело улыбающееся личико маленькой озорницы, которая никого не слушалась, ничего не боялась и делала все по-своему. Ангелочком она не была, как утверждала мать Лукаса.
Слезы навернулись Рейчел на глаза. Девочка была очень похожа на Лукаса.
– Ты ошибаешься! – воскликнула Аурелия. – Ошибаешься!
Черты Лукаса казались высеченными из гранита, ясно говоря о том, что никакого компромисса в этом вопросе быть не может. Глубокие складки пролегли от крыльев его носа к губам, и кожа вдоль них побелела. Взгляд его был ледяным.
– Возможно. Но я не подведу моих детей, как ты подвела Марту. Буду беречь и защищать их, чего бы это мне ни стоило. Смерть Марты меня этому научила.
