Гвин медленно брела по дороге, но, похоже, так и не приблизилась к аббатству Святого Альбана. Впрочем, она шла не дольше десяти минут.

Она дрожала с головы до ног, потому что промерзла насквозь. Кончики ее пальцев онемели, колени подгибались от слабости, после того как было затрачено столько нервов и сил.

Подняв руку, она вытерла мокрый нос и отерла глаза, из которых уже текли слезы.

– Не плачь, – яростно приказала она себе шепотом. – Ты сама накликала на себя беду. Упрямая своевольная девчонка.

Она продолжала идти, ковыляя по лужам и спотыкаясь о кочки на дороге. Ноги ее уже не слушались: она боялась упасть.

Тяжело опустившись на землю, она вылила воду из башмаков. К чему пара таких туфель, если они не могут выдержать одной дождливой ночи? Платье ее было разорвано от ворота до талии, и она беспомощно ощупывала лохмотья шелка, пытаясь соединить края прорехи и плотнее запахнуть на себе плащ, и чувствовала себя более одинокой и несчастной, чем когда-либо в жизни.

– Чем это вы занимаетесь?

Вопрос прозвучал откуда-то сверху. Она обернулась, вытянула шею и уставилась в блестящие глаза своего спасителя. Он сидел верхом на своем огромном коне и на фоне низко нависшего ночного неба и мотающихся на ветру веток деревьев казался еще более таинственным, чем когда выступил из тени и спас ей жизнь.

Она подняла туфлю:

– Мои башмаки промокли.

Мрачное выражение его лица как-то изменилось.

– Что вы делаете? – спросил он снова, и она расслышала в его голосе и словах мужественные нотки, напоминающие раскаты грома.

– Иду на север.

Он кивнул, помолчал, потом заметил:

– Это очень большое расстояние.

Она попыталась нахмуриться, но его это, казалось, не смутило, и он продолжал неотрывно смотреть на нее своими сумрачными глазами. Она заговорила снова с ледяным достоинством, потому что это было единственное, что могло защитить ее от поднимающейся паники:

– Я только хочу добраться до севера. Я связана с людьми, желающими совсем другого. Разве я не могу просто идти по королевской дороге…

– Нет.

Темные непроницаемые глаза рыцаря оценивали ее, прошлись по ее закутанной в плащ фигурке, смерив с головы до пят.

– Вы не можете быть в безопасности на большой дороге, тем более одна.

– Это, к сожалению, так, но я здесь. А то, что я одна, меня успокаивает. Одиночество – обычное для меня состояние, а вот сидеть в грязи я не привыкла.

Он переменил позу, все еще сидя в седле, и, когда заговорил снова, голос его звучал мягче.

– Поэтому поедемте со мной.

– Я не знаю, куда вы направляетесь.

Он рассмеялся тихим, приятным для слуха смехом, и этот звук умерил ее страх.

– Вы не знаете, куда я направляюсь? Я направляюсь к теплу и постели. А вот вы двигаетесь по пути, чреватому опасностями, особенно если намерены продолжить его одна.

– Я не боюсь идти одна, но мне не нравится, что у меня стерты ноги, а платье промокло и липнет к телу и… О, проклятие!

Она бросила угрюмый взгляд через дорогу. От обочины дороги доносился тихий шорох – ветер шелестел в камышах и травах. Темные облака летели по небу, закрывая звезды. Гвин подняла глаза и с удивлением заметила, что он улыбается. Она ответила хмурым взглядом.

– Вы находите это забавным?

– Нет.

Он покачал головой.

– Я просто… не ожидал такой непосредственности от молодой леди.

– Ах это! Ну, я привыкла говорить и делать многие вещи, которые так свойственным и мужчинам.

Его бровь поднялась дугой.

– Неумение сдерживать себя и богатый выбор ругательств, – ответила она на его невысказанный вопрос с некоторой небрежностью.

– Богатый выбор ругательств, – повторил он задумчиво. – И несдержанность. Интересно, что еще?

– Отсутствие рассудительности, когда речь идет о выборе пути, и при этом нежелание воспользоваться чужой помощью, – сказала Гвин.

Казалось, эти высказывания его не обескуражили. В его глазах появилась теплота. Теперь в них заплясали смешинки.

– Но я не заблудился, мистрис.

– А вот я заблудилась.

– Ну, тогда благодарите Господа, что вы со мной.

Она фыркнула совсем не как леди и поднялась на ноги, но у нее снова закружилась голова и она покачнулась. Он соскользнул с седла и поддержал ее.

– Я уверена, что смогла бы дойти, если бы нашла свою лошадь, – сказала она слабым голосом.

Его рука оказалась у нее на спине, бедро прижималось к ее бедру. Он сжал губы, будто собирался что-то сказать, но раздумал.

Гвин попыталась отстраниться, потому что жар, исходивший от его тела, был нестерпимым. Когда она отпрянула от него, волосы ее запутались в бесчисленных металлических кольцах его кольчуги. Они смотрели друг на друга сквозь завесу ее черных волос, потом с едва слышным вздохом он наклонился, чтобы распутать их. Гвин терпеливо ждала, пока он осторожно отцеплял каждый локон от кольца и высвобождал.

Умиротворяющее тепло проникло в ее сердце. Она вздохнула. На нее смотрели глаза с на диво длинными ресницами.

– Как вы себя чувствуете?

Боль из затылка переместилась вперед, ко лбу.

– Хорошо.

Он высвободил последний ее локон и расположил волосы вокруг лица мягкими волнами.

– Сейчас вы могли бы улететь.

Дыхание его коснулось ее уха.

– Ч-что?

– Вы могли бы просто улететь и таким образом избежать преследования. Ваши волосы мягкие, как птичьи перья, и черны как вороново крыло. Я буду звать вас Рейвен.

На нее накатила волна тошноты. Голова запульсировала болью, и она едва слышно застонала.

В желудке забурлило, содержимое его порывалось излиться наружу. Этого не должно было случиться в присутствии рыцаря и посреди большой дороги.

– О Боже! – застонала она.

– Не пытайтесь сдержаться, – пробормотал он, отводя волосы, упавшие ей на лицо. Но они выскользнули, и он приподнял эти пряди и зажал в руке.

– Я и не могу! – закричала она, и ее тотчас стошнило.

Он подвел ее к полому стволу дерева, заполненному дождевой водой, и умыл. Потом освежил ей голову и дважды сумел рассмешить, чего она едва ли ожидала, принимая во внимание обстоятельства.

– Хорошо, – сказала она дрожащим голосом, когда с этим было покончено. – Теперь можно подумать об обороне моста.

С минуту он пристально смотрел на нее, потом его рот слегка приоткрылся, обнажив белые зубы, и он принялся хохотать. Это был раскатистый уверенный мужской смех.

– Да. У них не было бы ни малейшей надежды выдержать нашу атаку, Рейвен.

Она ответила слабым смехом:

– Ни малейшей.

И тут она снова потеряла сознание.