Глава 16
– Где наша мама, лорд Хью? – Пен пристально смотрела на него. – Она сказала, что вернется еще вчера вечером.
– Да, но не вернулась, – заявила Пиппа. – Где она? Мы хотим видеть ее. – В ее голосе слышалась дрожь.
Хью поднял Пиппу на руки.
– Король пожелал подольше поговорить с вашей мамой. Она просила меня рассказать вам об этом и о том, что она вас любит и скоро вернется.
– Если бы она думала, что так случится, она бы предупредила, – уверенно проговорила Пен. – Она бы не уехала, не предупредив нас.
– Да, просто все произошло совершенно неожиданно, – терпеливо объяснял Хью. – Она не могла знать, что ситуация сложится таким образом. Она хочет, чтобы вы до ее возвращения оставались здесь с Тилли, магистром, Краудером и Грином.
– Но я хочу видеть ее! – потребовала Пиппа, кулачками стуча в грудь Хью. – Мы хотим видеть ее. Правда, Пен?
– Да, – безжизненным голосом произнесла Пен. – Где она, сэр?
Хью не знал, что девочкам известно о лондонском Тауэре. Вполне вероятно, что они вообще никогда не слышали о нем, и тогда, если он скажет правду, они не встревожатся. Он взглянул поверх головы Пен и увидел мрачное лицо сына. А вот Робин все знает об этой ужасной тюрьме. Вряд ли ему удастся устоять перед натиском Пен и Пиппы, когда они начнут расспрашивать его.
– Ваша мама, – заговорил Хью, тщательно подбирая слова, – находится в одном из домов короля. Она сама выбрала этот дом. У нее есть дела в связи с поместьем, и сегодня я должен доставить ей книги и другие нужные вещи.
– Но она предупредила бы нас, если бы хотела куда-то переехать, – настаивала Пен. – К тому же она всегда работает с магистром Говардом. Вы отвезете его к ней? – В ее голосе появились враждебные нотки.
– А если магистр может поехать, то и мы тоже, – добавила Пиппа. – Мама будет рада нам больше, чем магистру.
– Да. Почему мы не можем поехать к ней? – спросила Пен. – Если бы мама жила в этом дворце по собственному желанию, она бы передала, что хочет видеть нас.
Положение Хью оказалось значительно сложнее, чем он предполагал. Дети Джиневры не принимали все, сказанное взрослыми, на веру. Просто их не научили слепо верить старшим, что, зная их мать, было совсем неудивительным.
– Вы не сможете поехать к ней, – твердо заявил Хью. – Ваша мама знает это, поэтому ничего не сказала о вашем приезде.
– Но почему? – спросила Пен.
– Ваша мама сама вам объяснит, когда сможет, – ответил Хью, опуская Пиппу на пол. – Сейчас вы должны просто поверить мне. А почему бы вам не написать ей письмо? Я передам его вместе с вещами и книгами.
– Мы спросим ее, почему нам нельзя видеться с ней, – предупредила Пен. – Пошли, Пиппа, будем писать наверху.
Девочки побежали к лестнице, и Хью, с облегчением переведя дух, посмотрел на Робина.
– Леди Джиневра арестована, сэр? – мрачно осведомился мальчик.
Он уже давно догадался, что леди Джиневра отправилась в Лондон не по своей воле, и знал, как хранитель печати может в одно мгновение изменить судьбу человека. Осталось только понять, почему отец столь уклончиво отвечал на вопросы дочерей госпожи.
– Ну, в общем… – осторожно ответил Хью. – Через несколько дней леди Джиневре придется защищать себя перед королевским советом в Звездной палате. Она предпочла ждать этого события не в моем доме. Король сам назначил ей местожительство.
Робин долго смотрел на него, а потом неуверенно спросил:
– А если бы вы отказались от претензий на поместье, это что-нибудь изменило бы?
– Нет, – сказал Хью. – Дело гораздо серьезнее. Скоро уже полдень, а у тебя, как я понимаю, есть кое-какие обязанности? – Он вопросительно вскинул бровь.
– Да, сэр. – Робин скрылся в маленькой каморке эконома, где должен был проверить стопку счетов.
Хью остался стоять в холле. Он хмурился, догадываясь, что Робин считает его ответственным за арест Джиневры. Но ведь он же не виноват в том, что ее заключили в Тауэр – всему виной ее упрямство. И естественно, незнание изменчивой натуры Генриха. Она не подозревала, что он склонен к жестокости и любит потешить свой характер. Да и как Джиневра могла узнать об этом – она никогда раньше не бывала при дворе.
Возможно, ему следовало бы получше подготовить ее. Надо было не думать о том, как удержать ее в своей постели, а познакомить ее с тем, что ей предстоит.
Кровь Господня! Опять он во всем винит себя!
– Милорд? – Тихий голос магистра вернул его к действительности. – Вы посылали за мной, лорд Хью?
– Да, я хочу, чтобы вы доставили леди Джиневре ее книги. И возьмите с собой Тилли – она сейчас упаковывает вещи госпожи. Вас проводит Джек Стедмен. Сомневаюсь, что вам позволят надолго задержаться у нее, и все же постарайтесь выяснить, что еще ей нужно.
– Где моя госпожа?
– В Тауэре.
Магистр побелел как полотно, и его острый подбородок задрожал.
– В Тауэре, – выдохнул он.
– Так распорядился король, – сказал Хью. – Если бы ваша госпожа следила за своим язычком, ее бы никто не упрятал в Тауэр.
Магистр втянул щеки, поджал губы и поднял глаза на лорда Хью.
– Плохи дела, – проговорил он. – Нельзя допустить, чтобы мою госпожу обвинили в убийстве. И вы, лорд Хью, надеюсь, понимаете это.
– Тут я не властен, – покачал головой Хью. Магистр секунду колебался, а потом, набравшись храбрости, заявил:
– С самого начала все было в ваших руках, лорд Хью. Мы, подчиненные леди Джиневры, знаем, кто она и что собой представляет. Она не колдунья и не убийца. Вам захотелось заполучить ее землю… землю, на которую по закону у вас нет прав… Так будьте же честны и признайтесь себе в этом.
Хью почувствовал, как у него горят щеки. Сначала Робин, а теперь магистр.
– Вы переступаете границу, магистр, – холодно произнес он. – Я не потерплю подобной наглости от людей леди Джиневры. Зная вашу любовь к ней, на этот раз я вас прощаю. Но больше не повторяйте своей ошибки. Ни вы, ни кто-то другой из челяди леди Джиневры. – Он бросил на магистра ледяной взгляд и широким шагом пошел к двери.
Магистр запахнул подбитый мехом гаун. Он готов подписаться под каждым своим словом. Теперь, когда его госпожа в тюрьме, ему нечего бояться, значит, можно открыто говорить правду. И ему, и Грину, и Тилли, и Краудеру. Они ничто без госпожи. И если, как сказала Тилли, между леди Джиневрой и лордом Хью есть нечто большее, чем то, что видится сторонним наблюдателям, то они ничего не теряют.
Хью вышел в серое унылое утро. Он кипел от гнева. Можно только хвалить слуг Джиневры за преданность своей госпоже. Ведь он и сам ожидает того же от своих людей. И все же слова магистра ранили его. Если бы слуги Джиневры были менее преданными и чуть больше заботились о собственном благополучии, они бы не причиняли ему столько хлопот.
Дождь прекратился, и из-за облаков выглянуло солнце, но воздух оставался холодным – о теплом лете можно было забыть.
А не попробовать ли еще один способ? Вдруг удастся повлиять на короля в ее пользу?
Джиневра придет в ярость, обвинит его в попытке манипулировать ею, однако она вряд ли предпочтет заключение в Тауэре обществу своих детей и уюту его дома. Тем более сейчас, когда она уже успела вкусить все «прелести» заключения. Хью было больно думать, что Джиневра находится в этом ужасном месте. Если она отвергает его любовь – ладно, так тому и быть. Но она должна принять то, что может обеспечить его дом, – спокойствие и безопасность.
Уже восьмой час. Если они тронутся в путь немедленно, то будут в Хэмптон-Корте вскоре после полудня. Хью вернулся в дом и, взбежав по лестнице, решительно вошел в комнату, где сидели девочки.
– Тилли, одень девочек в лучшие платья. Они нужны мне через полчаса.
Пиппа, сидевшая на полу и читавшая письмо, которое сочинила ее сестра, вскочила. Светлячок и Мускат скатились с ее колен на пол.
– Мы едем к маме?
– Нет, мы едем к королю.
– А король отведет нас к маме? – спросила Пен, покусывая кончик пера.
Похоже, по их мнению, не существовало никаких других поводов для визита к королю.
– Не знаю, – ответил Хью. – Но узнать можно. Быстро одевайтесь, у нас нет времени.
Выйдя из комнаты, он послал слугу в Блэкфрайарз за баркасом или любым судном, которое тому удастся найти.
Известие о том, что он остается в Холборне, Робин воспринял молча. Он не сказал, что больше всего на свете ему хотелось бы сопровождать отца и девочек в Хэмптон-Корт. Да ему и не надо было говорить об этом. Его взгляд был красноречивее любых слов. Однако Хью не считал нужным проявлять сочувствие. Он вознаградит своего сына позже, когда внимание мальчика не будет поглощено грустными событиями.
Хью переоделся в придворное платье – в золотой дублет и зеленый бархатный гаун. Он уже не сердился ни на себя, ни на других. У него есть план, и успех этого плана зависит от того, удастся ли ему правильно выбрать момент и будет ли ему сопутствовать удача. Если судьба улыбнется ему… если король окажется там, где он надеется его найти… тогда все будет зависеть от самого Генриха. План Хью был рассчитан именно на изменчивый характер короля.
Взяв девочек за руки, Хью поспешил к пристани. По дороге они засыпали его вопросами. Что скажет им король? Как он выглядит? Когда им можно увидеть маму? Зачем им эта лодка? Сколько времени они будут плыть? А дворец большой? Почему гребцы поют, когда гребут? Как называется этот дворец на берегу? А тот?..
Хью терпеливо отвечал. Их баркас был маленьким и юрким, с шестью сильными гребцами. Они летели по реке под аккомпанемент болтовни Пиппы. Пен же молчала, погруженная в раздумья. Хью понял, что настало время рассказать все Пен. Однако он боялся брать на себя этот груз до тех пор, пока не станет ясно, что Джиневра не в силах сделать это сама. Если его план сработает, она, возможно, вернется в его дом уже к вечеру.
Король стоял посреди конюшенного двора, разглядывая шествовавших мимо лошадей – жеребцов, на которых он скакал в битвах и на рыцарских турнирах. Он любил турниры и всегда побеждал на них.
Генрих пребывал в добром расположении духа и одобрительно кивал вслед лошадям. Лучшие из жеребцов отличались злобным характером, и справиться с ними мог только опытный наездник.
Полуденное солнце прогрело воздух. Боль в ноге унялась, и король чувствовал себя здоровым и полным сил. Он положил руку на плечо стоявшего рядом человека и пошел к загону, где содержались кобылы с жеребятами. Жеребята скакали вокруг кобыл, высоко подбрасывая задние ноги.
Генрих засмеялся, и пожилой рыцарь, подставивший свое плечо королю, позволил себе улыбнуться.
– Да, милорд Рочестер, вы отлично справляетесь с работой. Вы превосходно содержите лошадей, – сказал король.
Засияв, лорд Рочестер поклонился.
– Они для меня – источник наслаждения, ваше величество.
– И для нас тоже, – весело произнес король и медленно, как огромный корабль, повернулся. – Завтра я еду на охоту. Охотиться будем в Ричмонде. Вы поедете рядом, лорд Рочестер.
Лорд Рочестер снова поклонился.
Генрих кивком отпустил его и, прихрамывая, пошел с конюшенного двора. Он предпочитал проводить время на конюшенном дворе в одиночестве, подальше от ссор и распрей двора. Генрих ехидно ухмылялся, представляя, как его придворные беспокойно вышагивают взад-вперед по приемной, пока король находится вне пределов их досягаемости.
Король шел по дорожке, ведущей через разбитый на берегу реки сад, и сожалел, что оставил во дворце трость. Он думал, что с ногой уже все в порядке и можно обходиться без опоры. А теперь вынужден расплачиваться за ошибку.
Вдруг впереди Генрих увидел троих человек, идущих ему навстречу. Он нахмурился.
– Кого это еще несет? – пробормотал он, недовольный тем, что кто-то осмелился нарушить его покой.
Однако, узнав мужчину, король довольно хмыкнул. Хью де Боукер. Общество лорда Хью было приятно королю. Он действовал на него как струя свежего воздуха. К тому же лорд Хью отличался прямотой и, кажется, не был особо заинтересован в том, чтобы набить свои карманы.
Лорд Хью вел за руки двух девочек. Одного этого факта было достаточно, чтобы пробудить у короля любопытство. Генрих любил повторять, что просто обожает детей, и одновременно забывал, что гнев на старшую дочь и на ее упрямство нередко вызывал в нем жестокость: он запирал ее, запрещал разводить в ее комнате огонь, сажал на хлеб и воду.
Живая изгородь из бирючины образовывала небольшую нишу, где стояла каменная скамья. Генрих тяжело опустился на нее и, вытянув перед собой ноги и сложив на груди руки, с интересом взглянул на приближающуюся к нему троицу.
Хью надеялся, что, перебравшись в Хэмптон-Корт, король не изменит своей привычке в погожий день в одиночестве навещать своих лошадей. Он также надеялся, что они застанут Генриха именно в тот момент, когда он, налюбовавшись лошадьми, будет в добром расположении духа.
И, кажется, его надежды оправдались.
Пиппа, как ни странно, молчала, пока они шли к королю, одетому в клетчатый черно-алый гаун. Его берет был щегольски заломлен набок, а на нем сверкал огромный изумруд. На шее на золотой цепи висел золотой кинжал. Все в короле было огромным, в том числе и стеганый шелковый гульфик. Этот самый гульфик сразу привлек внимание Пип-пы, и она уже не могла отвести от него глаз. Девочка открыла рот, собираясь заговорить, но Хью предостерегающе сжал ее руку. Зная Пиппу, нетрудно было догадаться, что она хочет сказать.
Хью не стал учить их, что и как говорить. Он решил, что будет лучше, если они продемонстрируют королю свою непосредственность и естественность. Сейчас же он молил Господа о том, чтобы его стратегия оказалась правильной.
Они подошли к королю, и Хью выпустил руки девочек, чтобы снять берет. Он низко поклонился, а девочки присели в реверансе, но почти сразу же выпрямились и уставились на монарха расширившимися от любопытства глазами.
– Итак, лорд Хью, кто у нас тут? – добродушно осведомился король. – Что это за очаровательные барышни?
– Меня зовут Пиппа, сэр.
– Филиппа, – поправила ее Пен, снова сделав книксен. – Это моя сестра Филиппа, сэр. А меня зовут Пенелопой.
– Из какой же ты семьи, маленькая Пенелопа?
– Нашим отцом был лорд Хэдлоу из Дербишира, – ответила Пен.
Генрих сердито сдвинул брови, поднялся со скамьи, расставил ноги, чтобы тверже стоять на земле, и упер руки в бока.
– Я слышал это имя. – Он устремил вопросительный взгляд на Хью.
– Второй муж леди Мэллори, – спокойно ответил тот.
– Да, и мы хотим к нашей маме, – настойчиво заявила Пиппа, быстро избавившись от благоговейного страха перед королем. – Мы не знаем, где она, но мы должны увидеть ее. Пожалуйста, сэр. – Она подняла глаза на Генриха и неосознанно дотронулась до его руки.
Генрих долго смотрел на нее, потом перевел взгляд на ее сестру. У старшей в карих глазах тоже читалась мольба.
– Вы такие же красавицы, как ваша мать, – заявил король.
– Мы должны пойти к маме, – повторила Пиппа. – Вы не будете прятать ее от нас, сэр?
– Она очень волнуется за нас, – добавила Пен.
– Вы, милорд, решили, чтобы дети просили за свою мать? – спросил король, поворачиваясь к Хью. – Знаете, что нам не устоять перед мольбой ребенка.
– Мне известно, что ваше величество очень великодушны, – сказал Хью. – Леди Мэллори не знает, как нужно вести себя при дворе. Она поступила опрометчиво. И сейчас, я уверен, сожалеет о своей ошибке.
Король повернулся и пошел к конюшням. В ближайшие недели королева должна была подарить ему третьего ребенка. Это будет сын, о котором он мечтал и который был нужен ему больше всего на свете. Так предсказали астрологи. А доктора просто клялись, что родится мальчик. Джейн тоже была уверена в этом. Королю приличествует время от времени быть милосердным и великодушным. Возможно, если он ответит на мольбу этих детей, Господь даст здоровье его новорожденному сыну?
– Леди Мэллори согласится жить в вашем доме? – не оборачиваясь, осведомился король у Хью.
– Да, ваше величество, – без колебаний ответил Хью.
– Тогда будем надеяться, что она научилась придерживать язык и не проявлять характер, – сказал Генрих и, сняв с пальца кольцо, протянул его Хью. – Вот мои полномочия на ее освобождение.
Он наклонился и потрепал за подбородок сначала Пиппу, а потом Пен.
– Да пребудет с вами Господь, барышни. И всегда помните о сегодняшней встрече с королем.
– Обязательно, – горячо заверила его Пен. – Мы никогда этого не забудем.
Генрих засиял. Он всегда мог распознать лесть, и сейчас искренность, звучавшая в голосе девочки, порадовала его.
– Тогда идите. – Выпрямившись, он бросил на Хью проницательный взгляд: – Кажется, лорд Хью, вы хорошо знаете своего короля.
В ответ Хью низко поклонился.
– Идите, – махнул рукой Генрих.
Хью и девочки, пятясь, отступили на несколько шагов, а затем, повернувшись, поспешили к пристани.
– Король сказал, что мы можем увидеть маму? – спросила Пиппа, озадаченная тем, что произошло на ее глазах. – Что-то я этого от него не слышала.
– Нет, не сказал, – объяснила Пен. – Зато он сказал, что отпускает ее. Она в тюрьме, сэр? – Она взглянула на Хью.
– Временно, – ответил Хью.
– Почему? Почему мама в тюрьме? – встревоженно воскликнула Пиппа.
– Мама сама вам все объяснит, – заявил Хью, чувствуя, что ведет себя как трус. – Нам надо спешить в Лондон. Чем быстрее мы доберемся туда, тем скорее вы увидите свою маму. Отлично, баркас еще здесь.
Он помог девочкам взойти на баркас, который они покинули всего полчаса назад. Если бы они задержались чуть дольше, гребцов вынудили бы освободить место для других судов, и у них ушло бы немало времени на то, чтобы найти свободное судно.
Вскоре они уже были на середине реки и плыли к Лондону. Девочки по большей части молчали. Они наверняка были голодны, но не замечали этого, ошеломленные последними событиями.
Что касается Хью, то он остро ощущал голод и ругал себя за то, что в утренней спешке позабыл о хлебе насущном. Однако, взглянув на солнце, он решил не просить гребцов прибавить ходу.
Было около шести вечера, когда они причалили в Блэк-фрайарз. Хью спрыгнул на берег и снял с баркаса девочек.
– Ждите здесь, – приказал он гребцам. – Вы понадобитесь мне через пять минут.
Хью почти бежал к дому, таща девочек за собой. Он оставил их у дверей и вернулся на пристань.
– К Тауэру, – бросил он, прыгая в баркас.
Гребцы налегли на весла, и вскоре они уже плыли под Лондонским мостом.
Комендант Тауэра посмотрел на лежавшее перед ним кольцо короля и взял его в руку.
– Итак, лорд Хью, я должен передать заключенную леди Мэллори в ваши руки?
– Такова воля короля.
– Сегодня у нее были посетители.
– Да, ее камеристка и магистр Говард. Это я велел им доставить ей необходимые вещи.
– Я разрешил им часовое свидание. – Казалось, комендант ждет одобрения.
– Уверен, леди Мэллори была благодарна.
– Да. Моя жена вчера весь вечер хлопотала над ней. Накормила за нашим столом. Я разжег огонь в ее комнате.
Хью кивнул, стараясь не выдать нетерпения. Комендант встал:
– Идемте, милорд, я отведу вас к заключенной. Вы сами убедитесь, что мы разместили ее достойным образом.
Они пересекли лужайку, на которой собирались вороны, и поднялись в башню.
Джиневра неподвижно сидела у едва тлеющего в очаге огня. Ее плечи были прикрыты плащом, на коленях лежала открытая книга. За последние несколько часов она не прочла ни строчки. Визит Тилли и магистра взбодрил ее, но сейчас, когда над тюрьмой сгущались ночные тени, ею снова владело отчаяние. Она больше не видела смысла в том, чтобы продумывать свою защиту. Ведь никто все равно не будет слушать. Судьи будут лицемерно убеждать ее в своей приверженности закону, а в конечном итоге отберут у нее все, что им надо.
В замке звякнул ключ, и Джиневра медленно повернулась, ожидая увидеть одного из неразговорчивых охранников с подносом.
– Хью? – Она вскочила, машинально заложив пальцем книгу, чтобы не потерять страницу. – Что привело вас сюда?
– Будьте любезны, оставьте нас, – обратился Хью к топтавшемуся позади него коменданту.
Тот поклонился и ушел, закрыв за собой дверь и не заперев ее.
– Вы привезли мне новости о девочках? – спросила Джиневра, кладя книгу на табурет. На ее лице отражалась тревога. – Тилли и магистр доставили мне все что нужно, и я благодарна вам за это. Как… они?
– Им не терпится увидеть вас. У меня уже нет сил отвечать на их вопросы.
Хью стоял у двери и не делал попытки приблизиться к Джиневре. Он пристально вглядывался в ее лицо и видел, как углубились складки у рта, как запали ее глаза. Он знал, что с того момента, когда они расстались в караульном помещении дворца, ее не покидал страх, и у него сердце сжималось от жалости. Однако он держал себя в руках, потому что ощущал, что Джиневра возвела между ними прочный барьер.
– Им нельзя сюда, – проговорила Джиневра, обводя рукой мрачную камеру.
– Зато вам можно к ним, – сказал Хью. – У меня есть приказ короля о вашем освобождении, но при условии, что вы воспользуетесь моим гостеприимством.
– Как вам это удалось? – спросила, прищурившись, Джиневра.
Хью пожал плечами. Она, так или иначе, все узнает, но сейчас он не спешил рассказывать ей о визите к королю.
– Генрих изменчив. Если найти правильный подход к нему, им можно манипулировать. Я этот подход нашел.
Джиневра не стала настаивать на подробностях.
– Если я ухожу отсюда, то моим тюремщиком становитесь вы?
– Да.
Джиневра повернулась к нему спиной и все равно ощущала на себе его пронизывающий взгляд, который, казалось, проникал ей в душу. Ей безумно хотелось броситься в его объятия, почувствовать на своих губах его губы, отдаться его ласкам. И в то же время ее пугало, что близость с ним не придаст ей сил, а наоборот, ослабит. Ведь этот человек намерен свидетельствовать против нее на суде.
Джиневра снова повернулась к Хью. Ее голос был тверд, но полон горечи.
– Следует ли мне ожидать, что тюремщик воспользуется моим телом в обмен на его гостеприимство?
Хью побелел как полотно. Его нос неожиданно заострился, вокруг глаз залегли тени. Он вскинул руку, будто хотел что-то сказать этим жестом, и тут же уронил ее. Его пальцы сжались в кулаки.
Джиневра судорожно вздохнула. Она отвела взгляд и тихо проговорила:
– Простите меня. Не знаю, почему я это спросила. – Ей хотелось причинить ему боль, оттолкнуть его от себя, но она добилась лишь того, что стала противна самой себе.
Хью долго молчал. Он был слишком зол, чтобы сразу простить ее.
– Через несколько минут зазвонит колокол, – процедил он, поворачиваясь к двери. – За это время вы должны принять решение. Если вы предпочтете не ехать со мной, я приведу сюда ваших детей. Они вместе с вами будут пользоваться гостеприимством короля. Я больше не могу скрывать от них правду, поэтому решите, что им сказать. – Он открыл дверь. – Я вернусь за ответом, когда прозвонит колокол.
– Хью!
– Да? – Хью замер, держась за ручку двери.
– Я поеду с вами. – Разве у нее есть выбор? Ведь он отлично понимает, что она не позволит своим детям жить в Тауэре. И не допустит, чтобы они страдали от неизвестности в ее отсутствие.
– Тогда хватит терять время, – холодно проговорил он. – Когда мы доберемся до дома, я пошлю кого-нибудь за вашими вещами.
Джиневра надела плащ и оглядела камеру. А вдруг ее вернут сюда после суда? После того как признают виновной? А вдруг она будет ожидать исполнения приговора здесь?
Однако она решительно прогнала эти мысли. Отчаяние покинуло ее, она снова была полна оптимизма. Пока она свободна, ей все по плечу. Она возвращается к девочкам, и ей понадобятся все силы, чтобы пройти испытание – открыть им правду.
Проходя мимо Хью, Джиневра внимательно посмотрела на него. Его лицо оставалось мрачным.
– Простите меня, – еще раз попросила она. – Я сказала ужасную вещь.
– Да, ужасную, – согласился он. – Хотелось бы мне знать, чем я заслужил это.
Хью взял Джиневру за руку, и они спустились вниз, к лужайке. В этот момент зазвонили колокола.
Вскоре они опять плыли под Лондонским мостом. На мосту все было тихо и спокойно: обычно после вечернего звона он закрывался. Что же касается города, то в нем жизнь била ключом. Из стоявших вдоль реки таверн доносились раскаты хохота и гул голосов, публичные дома на Южном берегу были залиты светом, и Джиневра наблюдала за тем, как слонявшиеся у дверей женщины зазывают мужчин, а те критически разглядывают их.
– Эти бордели процветают, – заметил Хью, проследив за ее взглядом.
– Только те, что на Южном берегу?
– В основном да.
Дальше они плыли в полном молчании. Джиневра спрашивала себя, простит ли ее когда-нибудь Хью. Однако если она намерена сохранять между ними дистанцию, может, и не стоит залечивать его рану?
Они сошли на берег в Блэкфрайарз и так же в полном молчании добрались до дома. Последние ярды Джиневра почти бежала. Вдруг дверь распахнулась, и она увидела радостные лица девочек.
– Мама, мама! Мы так скучали по тебе! – обнимая ее, кричала ей в ухо Пиппа. – Почему ты была в тюрьме? Мы ходили к королю, и он сказал, что мы можем увидеться с тобой! Правда, Пен?
Пен, крепко сжимавшая руку матери, только кивнула – переполнявшие ее эмоции лишили ее дара речи.
– Вы встречались с королем? – изумленно уставилась на них Джиневра, а потом перевела взгляд на Хью, ожидая от него объяснений.
Он едва заметно пожал плечами, как бы говоря: «Ну а что еще я мог сделать?»
Джиневра понимала: он сделал все возможное, чтобы освободить ее. Видимо, он выбрал этот способ, потому что другого просто не было. И она была от души благодарна ему.