Глава 9,
в которой мисс Гамильтон получает предложение
На следующий день, когда Эсме сидела в гостиной для утренних приемов, уложив ногу на скамеечку, быстро вошла взволнованная тетя и сказала, что к ним с визитом явились лорд и леди Уинвуд.
— Гринвуд вот-вот проводит их сюда, — сказала она, оглядывая комнату тревожным взглядом. — Не думаю, что тебе следует переходить в большую гостиную. Здесь вполне прилично, как ты думаешь?
Эсме улыбнулась и отложила в сторону свое рукоделие.
— Здесь красиво и уютно, тетя Ровена, — сказала она. — Напрасно вы так беспокоитесь.
И вот уже леди Уинвуд гордо прошествовала по комнате, наклонилась и поцеловала Эсме в щечку.
— Моя бедная девочка! — сказала она. — Надеюсь, вы не очень страдаете.
Эсме широко раскрыла глаза.
— Мадам, я вовсе не страдаю, — сказала она. — Я немного прихрамываю, но к концу недели буду в состоянии танцевать джигу.
Леди Уинвуд выпрямилась, но не убрала руку со спинки кресла, на котором сидела Эсме.
— Какая милая и мужественная девочка! — объявила она, прижимая вторую руку к сердцу. — Уинвуд, не правда ли, она вела себя очень мужественно? И так спокойна, так хорошо выглядит после того, что нам довелось пережить вчера!
Лорд Уинвуд попытался увести мать к креслу.
— Разыскивая вас, я испортил свои вечерние туфли — вот все, что мне довелось пережить, — сказал он. — А сейчас, если мы собираемся присесть, нельзя ли попросить леди Тат-тон распорядиться подать нам по чашечке кофе?
Леди Таттон не надо было упрашивать, кофе тут же появился. Вначале, конечно же, зашел разговор о пожаре в театре: кто где был, во что одет, что сказал, что делал. Но скоро леди Уинвуд постаралась уйти от этой темы и взглянула на леди Таттон с притворным простодушием.
— Полно, это теперь уже в прошлом, — сказала она. — Ровена, может быть, мне удастся уговорить вас показать мне ваш сад?
— Мой сад? — удивилась леди Таттон. — Но, Гвендолин, сейчас ноябрь.
— Меня интересуют луковичные растения, цветущие весной, — быстро нашлась леди Уинвук — Я хотела бы видеть, как ваш садовник укрывает их на зиму. Все знают, что у вас лучшие в городе желтые нарциссы. Мои не идут ни в какое сравнение! Я уверена, что все дело в том, как они переносят зиму.
— Хорошо… — Леди Таттон медленно поднялась. — Я только переменю туфли.
— Превосходная мысль! — Леди Уинвуд вскочила и схватила свою сумочку. — Я помогу вам.
Эсме в немом изумлении взирала на эту сцену и, как только дверь закрылась, взглянула на лорда Уинвуда. Он неловко согнулся в своем кресле и зажал нос в тщетной попытке не рассмеяться.
— Мисс Гамильтон, — наконец сказал он, когда к нему вернулось самообладание, — полагаю, вы поняли, почему нас оставили одних.
Она ошеломленно улыбалась.
— Я больше ничего не понимаю, лорд Уинвуд.
— Я здесь, чтобы просить позволения поговорить с вами и искать вашего расположения, — сказал он. — Моя мать хочет, чтобы я женился, и у меня есть все основания полагать, что именно в вас она видит идеальную жену.
Сама того не замечая, Эсме повторила жест леди Уинвуд, прижав руку к сердцу.
— Боже мой, — только и смогла произнести она. — Это… так неожиданно.
— Вы не знали, что мне надлежит как можно скорее жениться?
Эсме несколько натянуто улыбнулась.
— О, я не буду оскорблять вашу проницательность таким утверждением, — сказала она. — Тетя Ровена знает каждого заслуживающего внимания холостяка от Пензанса до Ньюкасла. Но почему я?
Он только руками развел.
— Почему не вы?
Эсме почувствовала, как горячо стало лицу.
— Хотя бы потому, что я недавно в городе, — медленно произнесла она. — И шотландка. И еще прискорбная ситуация с Сорчей. Я не обманываюсь, милорд. Я знаю, что сплетни об обстоятельствах появления на свет Сорчи неизбежны. Думаю, что вашу матушку это не может не беспокоить.
Уинвуд натянуто улыбнулся.
— Моя мать вчера пережила чудовищный страх, мисс Гамильтон, — отвечал он. — Перед ее мысленным взором прошла вся ее жизнь, и она со всей ясностью осознала, что у нее нет внуков. Моя женитьба стала для нее делом первоочередной важности. Поэтому она остановила свой выбор на вас, игнорируя все второстепенные обстоятельства.
— Почему? — невозмутимо поинтересовалась Эсме. — Потому что я оказалась под рукой?
— Нет, потому что вы мне нравитесь, — отвечал он с честным выражением лица. — И она знает, что вы не какая-нибудь глупая жеманница, как большинство молоденьких барышень, которые появятся на ярмарке невест в следующем сезоне. От союза с такой барышней мне легче было бы отказаться. Кроме того, хотя вы выглядите совсем молоденькой, вы женщина, а не девочка.
Эсме опустила глаза и смотрела на свои сцепленные на коленях руки.
— Порой я чувствую себя совершенным ребенком, — призналась она. — Жаль, что я мало бывала в обществе, я хотела бы лучше понять его.
Уинвуд живо наклонился к ней.
— Ваша тетя и моя мать верят, что из нас получится хорошая пара, мисс Гамильтон, — тихо сказал он. — Что вы об этом думаете?
— Я ничего не могу думать, — отвечала она. — Все это так неожиданно. И вы даже не знаете меня, милорд. Мы едва обменялись дюжиной слов.
Он еще раз неопределенно улыбнулся.
— За те недели, которые прошли со времени нашего знакомства, я высоко оценил вас, мисс Гамильтон. У вас доброе сердце, вы любите свою сестру. Вы обходительны, хорошо воспитаны и обязательны. Это те качества, которые я ищу в своей жене.
— Вы уверены, что действительно хотите вступить в брак, милорд? — спросила она мягко, но с некоторым вызовом.
Он пожал плечами и отвел глаза.
— Я реалист, мисс Гамильтон. Мой отец умер несколько месяцев назад, и мой долг как можно скорее произвести на свет наследника. Тем более что этого ждет от меня моя мать. А каким бы удручающим ни было мое поведение, мисс Гамильтон, я люблю свою мать. И намерен исполнить свой долг.
Эсме горько засмеялась.
— Тетя Ровена часто повторяет, что мужчина, который хорошо относится к своей матери, будет хорошо относиться к жене.
Его улыбка стала шире.
— А что скажете вы, мисс Гамильтон? Вы хотели бы иметь семью?
— Моя семья — Сорча и тетя Ровена, — просто сказала она. — Если у меня никого больше не будет, моя любовь к ним будет мне опорой.
— Отчасти это стало побудительной причиной моего предложения, — сказал он и наклонил голову в поклоне. — Прошу прощения. Я ведь еще не сделал предложения. Мисс Гамильтон, окажите мне честь, станьте моей женой. И пожалуйста, прежде чем ответить, подумайте хорошенько о вашей сестре.
— Что вы хотите сказать?
— Я уже знаю о ее родителях, — продолжал он. — Вам не придется давать неприятных объяснений. Я понимаю деликатность вашей ситуации и тем более отношусь к вам с уважением.
— Благодарю вас, — ровно сказала она.
— Конечно, если бы Аласдэр согласился отдать вашу сестру, ничто не польстило бы мне больше, — продолжал он. — Но это исключено, и я никогда не попрошу его об этом. Однако если Сорча будет много времени проводить в нашем доме на правах любимой племянницы или крестницы, кто станет задавать вопросы? Мы с Аласдэром близкие и давние друзья.
Эсме поразилась убедительности его аргументации. Если она станет леди Уинвуд, она сможет присутствовать в жизни Сорчи, не вызывая никаких вопросов. Трудно вообразить что-нибудь лучшее! Но если она выйдет замуж за Уинвуда, она будет часто сталкиваться с Аласдэром. Внезапно глазам ее стало горячо от подступивших слез. Она приложила ладонь к губам, стараясь сдержать их.
Лорд Уинвуд приподнялся с кресла, но в нерешительности сел снова.
— Прошу прощения, — снова заговорил он. — Я говорю так, как будто это дело решенное. Ничего еще не решено и, возможно, не будет решено. Пожелания вашей тети и моей матери второстепенны. Я посчитаю большой удачей, если смогу просто стать вашим другом.
Его доброта усугубила ее терзания.
— Дело в том, лорд Уинвуд, что я не люблю вас! — воскликнула она. — И не смогу полюбить. В этом я уверена. Я ничего не скажу больше, кроме того, что… ладно, что, может быть, я совсем не так невинна, как может ожидать джентльмен от своей невесты.
Его улыбка стремительно утратила безмятежность.
— Ах, я так понимаю, что кто-то мог появиться до меня, — сказал он ровным голосом. — Я понимаю это лучше чем вы можете себе представить. И увы, мисс Гамильтон, я тоже не люблю вас. Но вы мне очень нравитесь. Мне нравятся ваша честность и ваш прямой разговор. И уж конечно, я не требую, чтобы на моем брачном ложе оказалась девственница.
Эсме побледнела.
— О, это не…
— Прошу вас, не говорите ничего больше, — прервал он ее, сделав останавливающий жест рукой. — Лучше мне не знать. Давайте договоримся, что наше прошлое останется в прошлом. Если учесть мою репутацию, многие сочли бы дерзостью предложение, которое я вам делаю.
Эсме прикусила нижнюю губу.
— Кажется, многие мужчины готовы сделать мне предложение, — сказала она. — Но мне кажется, их вниманием я обязана слову «наследница».
Он сухо улыбнулся.
— Мне не нужны деньги вашего дедушки, мисс Гамильтон. Если вы примете мое предложение, мы оставим их для Сорчи или одного из наших детей.
Одного из наших детей.
О, Эсме хотела детей! Хотела их отчаянно, пусть и не обладала умением их воспитывать. Но она не была уверена, что ей хочется стать женой лорда Уинвуда, каким бы добрым и красивым он ни был. Шли долгие мгновения, отмечаемые тиканьем каминных часов.
— Вы не уверены, — сказал он, нарушая молчание. — Вы не хотите выходить замуж?
— Хочу, я хочу, — признала она. Он улыбнулся.
— Хорошо, помолвка не связывает леди, — напомнил он. — Я придержу маму до конца сезона — разумно подождать, пока не пройдет год со смерти вашей матери. Если к тому времени вы все еще не решитесь, вы разорвете помолвку.
— Разорву помолвку? — прервала она. — Я не смогу!
— О, мы придумаем подходящее объяснение, — убеждал ее лорд Уинвуд. — Я совершу что-нибудь достаточно недостойное, чтобы вас нельзя было упрекнуть в нарушении слова. На самом деле мне легко удаются такие вещи без особого старания. У меня есть привычка время от времени портить себе жизнь.
— Хорошо, — сказала Эсме с судорожным вздохом. — Тогда я думаю… я думаю, я могу сказать «да».
Уинвуд улыбнулся, и его улыбка была удивительно искренней.
— Мисс Гамильтон, — сказал он, — вы только что сделали меня самым счастливым человеком на свете.
Она недоверчиво посмотрела на него.
— Пожалуйста, — сказала она, — давайте начнем с того, как мы будем себя вести. Давайте всегда быть честными друг с другом.
Его улыбка стала угасать.
— Хорошо, тогда самым счастливым человеком в Мейфэре, — поправился он. — Теперь моя очередь просить об одолжении, если позволите.
— Да, конечно же, — сказала Эсме. — Только попросите.
— Мама хотела бы до весны пожить в моем поместье в Бакингемшире, — продолжал он. — Это в нескольких часах езды от города. Как только она там устроится, она хотела бы дать обед в нашу честь. Небольшой обед только для близких друзей и членов семьи. Она хочет познакомить их с вами, особенно своего брата, лорда Чесли, у которого поместье по соседству. Он вам очень понравится — он всем нравится. Так захотите ли вы посетить ее?
Эсме не смогла произнести ни слова. Все произошло так быстро. Она не была готова. Но она ведь дала согласие.
— Да, конечно, — наконец произнесла она. — Я буду очень польщена.
— Прекрасно! — сказал он, быстро поднимаясь. — Я должен идти и порадовать маму хорошими новостями. Она будет очень рада. И она станет вам хорошей свекровью, мисс Гамильтон, я обещаю. Она будет знать свое место. А если она забудет об этом, можете быть уверены, я ей напомню.
— Благодарю вас, лорд Уинвуд, — сумела выговорить Эсме. — Вы очень добры, я уверена в этом.
Он быстро схватил ее руку и с жаром поцеловал.
— Вы можете теперь называть меня Куином, — сказал он. — Или Куинтином, если вам так нравится больше.
— Тогда Куин, — сказала она. — А я Эсме.
— Эсме. Очень мило.
И словно завершая трудное дело, лорд Уинвуд — Куин — еще раз поцеловал ей руку.
— Газета! Газета! Здесь! — Голос мальчишки, продавца газет, далеко разносился в холодном осеннем воздухе. — Премьер-министр уходит в отставку! Все подробности!
Аласдэр собирался завернуть за угол, направляясь в клуб, но передумал, перешел улицу, лавируя между каретами, и купил газету. В последнее время он утратил всякий интерес к текущим событиям, но внезапное изменение в правительстве пробудило его любопытство.
— Газета! Газета! Сюда! — безостановочно продолжал выкрикивать мальчишка, забирая у Аласдэра монетки. — Король принял отставку премьер-министра! Читайте в газете! Все подробности!
Аласдэр раскрыл пахнущую свежей краской газету и снова повернул в сторону «Уайтса».
— Что вы об этом думаете, Маклахлан? — спросил голос сзади. — С Веллингтоном покончено?
Аласдэр обернулся, чтобы посмотреть, кто это из клубных молокососов наступает ему на пятки.
— Похоже на то, — сказал он, когда молодой человек оказался рядом с ним. — Вы в «Уайте», не так ли?
Молодой человек экспансивно закивал.
— Нельзя упустить такой момент, — сказал он. — Сегодняшний день богат новостями. Сначала Уинвуд, теперь вот это.
Аласдэр резко остановился. Он не видел Куина три дня, с пожара в театре.
— Сначала Уинвуд что? — спросил он, уставившись на спутника.
Молодой человек начал заливаться краской.
— Ну, точно я ничего не знаю, — отвечал он. — Я слышал, что он женится. Тенби сказал, это было в утренней «Тайме». — Он показал на газету. — Наверное, в этой газете тоже есть, если разговоры верны. Давайте взглянем, можно?
Земля заколебалась под ногами Аласдэра.
— Позже, — выговорил он, продолжая шагать к клубу. Он не мог произнести ни слова больше, а его спутник все подлаживался под его шаг, стараясь не отстать. Женится. Бог мой, Куин собирается жениться. Аласдэр внезапно почувствовал дурноту. Его пальцы, сжимавшие газету, побелели и похолодели. В ушах звенело, как перед обмороком. Шум проезжающих экипажей не доходил до его сознания.
Куин женится. Он, разумеется, знал, что это неизбежно. Но конечно же, она не могла… Нет, не так скоро. Не раньше, чем он сможет обдумать…
Однако Куин, судя по всему, не утруждал себя обдумыванием. Он действовал. Аласдэр взбежал по ступенькам — швейцар распахнул перед ним дверь.
— Доброе утро, сэр, — сказал слуга, принимая шляпу. — Столько событий, как никогда.
— Слышал, — отвечал Аласдэр, направляясь в кофейную комнату. Она, по счастью, была пуста. Он уселся в кресло и отослал подошедшего слугу. Его спутник — Фрамптон или Хамптон, или еще бог весть кто — куда-то подевался. Аласдэр раскрыл газету, не интересуясь более судьбой Веллингтона. Его волновало совсем другое. Он быстро отыскал страницу, на которой печатались объявления о подобных безрассудствах. И вот оно. Черным по белому, неумолимый факт.
Он прищурился, чтобы лучше видеть. Слова плясали перед глазами. «Имеют честь… бракосочетание весной… дочь покойной графини Ачанолт…»
Он попытался осмыслить эти слова, ощущая себя словно пробуждающимся от ночного кошмара, в промежутке между сном и бодрствованием, в состоянии, от которого стараешься избавиться, потому что в нем невозможно отыскать смысл. И тут кто-то рядом кашлянул, прочищая горло. Аласдэр поднял глаза и увидел стоявшего в дверях Куина. Голова его была опущена, во взгляде угадывалось некоторое уныние.
— Фрамптон сказал, что ты прошел сюда, — сказал он. — Я готов принять твои поздравления, старина.
Аласдэр не сразу смог ответить.
— Я не вполне уверен в готовности их произнести, — сухо произнес он. — Какого дьявола я должен узнавать об этом из газеты? Я не заслуживаю того, чтобы со мной обошлись учтиво и сообщили мне новость лично?
— Моя мать не смогла придержать лошадей, — отвечал Куин, прислоняясь плечом к косяку двери. — Пожар так напугал ее, что она совсем лишилась рассудка, она решила, что лучше быть вдовствующей графиней, чем умереть и позволить кузену Эноку унаследовать все. Ей понравилась мисс Гамильтон, и она ухватилась за эту идею. А я, должен признаться, совсем не против.
— Ну и прекрасно! — язвительно произнес Аласдэр. — Рад, что твоя мать довольна. А тебе не приходило в голову, Куин, что сначала следовало бы поговорить со мной?
— Не понимаю почему? — искренне удивился Куин. — Эсме тебе никто. Или она?.. Я хотел сказать, я думал, что ты хочешь отделаться от нее.
— Господи, она же сестра Сорчи! — сказал Аласдэр, понижая голос. — И она моя… я чувствую, что в какой-то мере несу за нее ответственность. Да, конечно, она мне небезразлична.
Куин подошел к столу.
— Ей очень повезло, что ты не разрушил ее репутацию, — сказал он, и в его тихом голосе безошибочно угадывалось неодобрение. — Не понимаю, Аласдэр, в чем дело? Ты хотел, чтобы она вышла замуж и оставила тебя в покое. Скоро исполнится и то и другое.
Аласдэр поднялся с кресла и беспокойно заходил по комнате.
— Почему, Куин? — проговорил он сквозь зубы. — В Лондоне много невест, почему Эсме? Можешь ты мне объяснить? Можешь?
Куин казался неприятно удивленным.
— Ну, я… она мне нравится, — отвечал он. — Она здраво рассуждает.
— Здраво рассуждает? — недоверчиво отозвался Аласдэр. — Если ты имеешь в виду, Куин, что она легко отступит, когда дело дойдет до твоего распутства, то тебя ждет глубокое разочарование. Не в натуре шотландцев прощать.
Куин положил тяжелую руку на плечо Аласдэра.
— Осторожнее, старина, — раздраженно прорычал он. — Моя семейная жизнь, что в ней будет и чего не будет, тебя не касается. Я дам ей детей, превосходные дома и титул. Поверь мне, у нее не будет причин жаловаться.
Аласдэр ненадолго замолк.
— А что насчет любви, Куин?
— Насчет любви? — Куин усмехнулся. — Бога ради, я просто сказал, что собираюсь иметь от нее детей. Этого достаточно. Нет, я не люблю ее, и она не любит меня. И то и другое невозможно изменить.
— Она тебе это сказала? Куин порозовел.
— Тебя это точно не касается, но да. Она так сказала. Аласдэр тяжело сглотнул. Пытался обдумать услышанное. У него было чувство, что он тонет.
— Куин, ты уверен? — Он задохнулся. — Ты уверен, что она этого хочет? Ее… ее тетушка не принуждает ее?
— Ее тетя ничего не знала, пока дело не было слажено, — отвечал его друг. — Леди Таттон, конечно, взволновалась. Нет, Эсме никто не принуждал. Бог мой, Аласдэр! В чем дело? Ты ведешь себя, как собака на сене. Если ты хотел ее, у тебя были все возможности.
— Я отец ее сестры, Куин, — проскрежетал он. — Не говоря о том, что я почти на пятнадцать лет старше ее. Что я хочу и чего не хочу — сложный вопрос.
— Да, тут ты совершенно прав, — согласился Куин. — Потому что она приняла мое предложение. — Он уселся на стул, с которого перед тем вскочил Аласдэр, и какое-то время наблюдал за другом. — Черт, я думал, ты будешь рад. Я думал, так лучше для Сорчи. Для всех нас.
Аласдэр продолжал мерить шагами пол от одного окна до другого, но Куин молчал.
— Ты ее не стоишь, Куин, — сказал он наконец. — Ты сам это знаешь. Ты не можешь предложить ей сердце и любить ее так, как она того заслуживает.
— Из-за Вивианы, ты имеешь в виду? — Теперь он открыто ухмылялся.
— Из-за нее и из-за всех женщин, которые были после нее, — сказал Аласдэр. — Господи, после всех этих женщин и проституток ты, Куин, мостишь дорогу в ад. Эсме невинна, побойся Бога! Подумай, что ты делаешь!
Но Куин бросил на него подозрительный, косой взгляд.
— Она сказала, что вовсе не невинна, — произнес он удивительно спокойным голосом. — Может быть, Аласдэр, тебе следует кое-что рассказать мне?
Аласдэр выдерживал его взгляд целую вечность.
— Будь добр к ней, — в конце концов произнес он сквозь стиснутые зубы. — Вот что я хотел тебе сказать. Будь добр к ней, Куин, или, Богом клянусь, я даже не стану вызывать тебя на дуэль. Я просто всажу тебе нож между ребер.
Куин крепко ухватился за подлокотники кресла, как если бы старался удержать себя от резких поступков. Аласдэр жаждал обратного. Он хотел, чтобы Куин набросился на него с кулаками, тогда у него было бы некоторое оправдание, он смог бы дать себе волю и зайти очень далеко.
Но ему не повезло. Куин поднялся и склонил голову в легком поклоне.
— Мама вскоре собирается дать обед в Арлингтоне, — сказал он с невозмутимой холодностью в голосе. — Только для близких друзей и родственников, чтобы отпраздновать помолвку. Я хочу, чтобы ты и Меррик присутствовали на нем.
— Я скорее всего не приеду, — отвечал он. — За брата не могу говорить.
— Я повидаюсь с Мерриком, — ровно сказал Куин. — Но если ты не приедешь, это будет выглядеть очень странно. Ты один из моих близких друзей. Кроме того, мама считает — ей так сказали, — что вы с Эсме дальние родственники.
— Думаю, леди Таттон постаралась, — буркнул Аласдэр.
— Именно так, — подтвердил Куин. — А теперь, Аласдэр, ради нашей давней дружбы, скажи, ты приедешь?
Аласдэр пожал плечами.
— Я подумаю над этим, — сказал он.
Последующие несколько дней Эсме провела в прогулках с лордом Уинвудом, прихрамывая и опираясь на его руку. Они ездили в парк, побывали в зоосаде, обедали с друзьями и посетили новую выставку в Британском музее. Несмотря на глубоко сидевшую в ней печаль, Эсме обнаружила, что в обществе Куина ей легко. Уинвуд был добр, вел себя по-дружески и не предъявлял к ней больших требований. Он ей настолько нравился, что у нее появилось смутное чувство вины. Ведь где-то могла быть женщина, идеально подходящая для него. Которая могла бы дать ему такие любовь и привязанность, каких он заслуживал.
Их помолвка всех удивила. Она запоздало узнала, что, судя по книге записей пари в «Уайтсе», где Куин постоянно фигурирует, чаша весов, по мнению общества, скорее склонялась к тому, что он вообще никогда не женится. Тетя, судя по всему, не ошибалась относительно его репутации нераскаявшегося волокиты. Но когда Эсме поддразнивала его этим, он только прищуривал глаза и смеялся.
Утренние часы Эсме по большей части посвящала Сорче, Аласдэра она совсем не видела. Ей оставалось гадать, что он думает о ее помолвке. Хотелось думать, что ему хоть немного больно, хотя она понимала: такие мысли — чистое ребячество. А может быть, он вообще не знает о помолвке. Еще вероятнее — его мысли заняты совсем другим, например, миссис Кросби, что совершенно естественно. И еще есть эти две белокурые актрисы.
При свете дня она старалась думать об этом спокойно. Старалась вытравить из памяти свои первые горько-сладкие недели в Лондоне, когда случайная встреча с ним на лестнице заставляла ее сердце бешено биться, переворачивала все внутри ее.
Теперь, когда в ее присутствии упоминали Аласдэра, она научилась принимать вид вежливого безразличия. Совершенно сознательно. Но по ночам ей не удавалось справиться с собой. Ночами она вспоминала запретные поцелуи и жаркие объятия. Вспоминала, как задрожали его руки, когда он первый раз прикоснулся к ней. Это было прикосновение опытного обольстителя, да. Но в нем были трепет и радость.
С самого начала женская интуиция говорила ей, что Аласдэр к ней неравнодушен. Она не могла понять, что это значит и почему он не поговорит с ней об этом. В свои двадцать два года она чувствовала себя почти такой же неопытной, какой была в глазах Аласдэра. Но если взглянуть правде в глаза, о чем можно было говорить? Он «не из тех, за кого выходят замуж». А она — она, конечно, дурочка. Она так глупо, глупо влюбилась в него.
Вторая неделя после помолвки не совсем походила на первую. Она меньше видела лорда Уинвуда, и при встречах он держался более холодно. Перемена была столь очевидной, что Эсме начала подозревать, не почувствовал ли он ее влечение к Аласдэру. Но когда она выразила обеспокоенность тем, что, возможно, они поторопились, лорд Уинвуд весело рассмеялся и звонко чмокнул ее в щечку.
Это совершенно не вязалось с досадой, которая читалась в его глазах. Еще хуже было то, что после жарких объятий Аласдэра она испытывала глубокое разочарование. До ее сознания постепенно доходило, что с этим мужчиной ей вскоре предстоит делить постель. Она не была уверена, что это ей по силам.
Как-то она попробовала заговорить об этом с тетей Ровеной, но слова не шли с языка. Ей захотелось навестить миссис Кросби, но это был бы совсем безрассудный поступок. Что она смогла бы узнать у бедной женщины? Правду? Правда могла оказаться хуже, чем незнание. А у миссис Кросби своих проблем было предостаточно. Измученная противоречивыми чувствами, Эсме принялась писать Аласдэру письма с сообщением о своей помолвке; первое было сухим и формальным, второе — почти приветливым, а третье — лихорадочным и умоляющим. Ей было стыдно за каждое, и она рвала их одно за другим. Не было смысла писать. Он не хочет ее, она ему никто. И Эсме продолжала появляться на прогулках и приемах, опираясь на руку лорда Уинвуда, пока не перестала болеть нога, а поездка в Бакингемшир с каждым днем приближалась.
— Ну, скажу я вам, — воскликнула леди Таттон, наполовину высунув голову из окна кареты, — Арлингтон-Парк — превосходное владение!
Со своего места Эсме не видела ничего, кроме акров и акров парковых земель, на которых мелькали стада оленей, блестели маленькие озерца и кое-где виднелись причудливые строения. Оставив позади маленькую, с живописно разбросанными домами деревеньку, они оказались у въездных ворот. Они проехали еще с четверть мили, пока не приблизились к главному дому, который леди Таттон невероятным образом успела рассмотреть и принялась описывать во всех деталях.
— Эсме, это настоящий Палладио! — воскликнула она. — !Три… нет, четыре этажа, если считать мансарды! Боже, у них, наверное, двадцать спален. А каков кирпич! Этот необыкновенный оттенок красного, глубокий и теплый. Двойная лестница. И огромный фонтан в центре подъездной аллеи. О, моя дорогая, только взгляни!
Эсме взглянула бы, только вот украшенная перьями шляпа ее тети лишала ее такой возможности. Однако грандиозное зрелище Арлингтон-Парка не пробудило в ней большого энтузиазма. Происходящее представлялось ей чем-то нереальным. У нее было чувство, что она проживает не свою жизнь — носит чужие элегантные платья, вращается среди чужих ей светских людей, а ведь она по-прежнему та же Эсме, девушка, которая, сердитая и испуганная, стояла у дверей дома сэра Маклахлана, кажется, целую жизнь тому назад.
Однако через несколько минут ее новая жизнь придвинулась вплотную — перед ней выросла громада Арлингтона. По широким, красиво изогнутым ступеням, раскинув руки, к ним спускалась возбужденная леди Уинвуд. Последовали поцелуи, возня с багажом. Повсюду были слуги в ливреях.
В доме было еще хуже. Перед ними начали появляться родственники Уинвуда, жаждущие увидеть невесту, на появление которой они и не надеялись. И вот уже Куин оказался рядом и повел Эсме знакомиться с целой армией тетушек, кузин и кузенов.
— Вы, должно быть, утомились в дороге, моя дорогая, — сказал Уинвуд, отбиваясь от особенно навязчивой тетушки, которая непременно желала показать Эсме сад. — Простите мой энтузиазм. Мама уже сердито смотрит на меня. Она, несомненно, хочет показать вам и леди Таттон ваши комнаты.
Комнаты Эсме состояли из спальни, гардеробной и маленькой гостиной. Комнаты тети располагались рядом и соединялись с покоями Эсме. В центре спальни стояла великолепная кровать под шелковым балдахином в золотистых и розовато-кремовых тонах. От массивного мраморного камина, в котором уже горел огонь, шло тепло. Обед был назначен на шесть часов.
Эсме сказали, что пока прибыла только небольшая часть тех членов семейства, которые непременно должны присутствовать на торжестве. Дядя Уинвуда всего лишь несколько дней как возвратился в Англию и отдыхает в своем поместье поблизости. Остальные гости появятся на следующий день, на который назначен более официальный обед.
Если толпа в гостиной — «небольшая часть семейства», то сколько же гостей будет завтра, пыталась вообразить Эсме. Лорд Уинвуд был одним из двух детей, из чего Эсме заключила, что у него небольшая семья. И ошиблась.
Как с гордостью сообщила леди Уинвуд, только у нее шесть сестер, две тети и дядя, и у всех свои семьи. Двоюродная бабушка Уинвуда, леди Шарлотта Хьюитт, живет в доме у ворот. У сестры Уинвуда, леди Элис, трое своих детей. Более того, в доме у неженатого брата леди Уинвуд, лорда Чесли, также остановилось много гостей. Приглашенных оказалось больше, гораздо больше, чем ожидала Эсме, но она приготовилась пройти через это испытание.
Умывшись и расчесав волосы, она подошла к окну. Некоторое время она постояла, глядя на раскинувшиеся внизу сады в чисто английском стиле, думая о том, как хорошо было бы снова оказаться в Шотландии рядом с матерью. Когда-то очень давно Эсме страстно хотелось поехать в Лондон и со временем найти себе мужа. А сейчас, когда свершилось и то и другое, она не чувствовала радости. Она и подумать не могла, что полюбит недостойного человека, который, наверное, не любил ее.
У окна было холодно, а Эсме стояла в легком платье. Рассеянно она взяла шаль, которой укрывалась в дороге, и набросила себе на плечи. Услышав шаги, она посмотрела через плечо и увидела, что через соединяющую их комнаты дверь быстро входит ее тетя.
— Я попросила Пикенс погладить твое темно-серое платье, — начала она. — Как ты думаешь, оно подойдет?
Эсме отвернулась от окна.
— Да, очень хорошо. Благодарю вас, тетя Ровена. Вдруг тетя очень пристально оглядела Эсме. Ее лицо вытянулось.
— Мое дорогое дитя! — сказала она, быстро проходя через комнату. — Где твои чулки? В этом платье, с шалью на плечах и с распущенными волосами ты похожа на сироту.
Эсме выдавила из себя слабую улыбку.
— Я и есть сирота, тетя.
Леди Таттон поспешила увести ее от окна.
— Не такая сирота, — заявила она. — Теперь накинь свой капот и сядь сюда, за туалетный столик, моя дорогая. Пока Пикенс гладит, я причешу тебя.
Эсме послушно села. Леди Таттон взяла расческу и принялась за работу.
— Теперь, Эсме, скажи мне, о чем ты думаешь, — начала она. — Ты выглядишь несчастной. Не хочешь ли ты изменить свое решение? Это было бы совершенно естественно.
— Нет, тетя, — попыталась объяснить Эсме. — Просто здесь так много народу, столько суматохи вокруг помолвки. И этот дом. Он такой огромный.
— Но у твоего отчима тоже был большой дом. — Тетя равномерно водила расческой по длинным волосам Эсме. — Большинство шотландских поместий по размерам не уступают этому, разве не так? Я считаю, что замок Керр — один из красивейших замков к северу от Йорка.
— Замок Керр? — спросила Эсме. — Я никогда не слышала о нем.
Она увидела в зеркале, что тетя оценивающе наблюдает за ней.
— Это родовое гнездо Маклахланов в Аргайллшире. Дом сэра Аласдэра. Ты не знала?
Эсме видела, как порозовели ее щеки.
— Он никогда не говорил об этом, — отвечала она. — Но шотландские поместья не такие холодные и помпезные. Или они не кажутся мне такими. А этот дом требует формальностей во всем. Я чувствую… я чувствую, что в нем нет тепла.
Ее тетя плавными движениями проводила расческой по волосам.
— Эсме, —сказала она очень тихо, — почему ты приняла предложение лорда Уинвуда?
Эсме вскинула голову и теперь смотрела прямо в глаза отражению тети в зеркале.
— Я… я подумала, это лучший выход, — сказала она. — Мне он нравится, и это хорошая партия. Вы сами говорили. И так будет лучше всего для Сорчи.
— Для Сорчи? — В голосе леди Таттон прозвучало неподдельное удивление. — При чем здесь Сорча?
Эсме объяснила, как это понимал Уинвуд.
— Даже вы должны признать, тетя Ровена, что если бы все шло, как прежде, в конце концов кто-нибудь начал бы интересоваться, кто она, — заключила Эсме. — Сейчас она редко бывает у нас, а большая часть домов на Гросвенор-сквер стоят пустыми. Но через несколько месяцев город заживет полной жизнью, так?
— Да, — неохотно признала леди Таттон. — Боюсь, логика Уинвуда безошибочна.
Эсме смотрела прямо в глаза тетиного отражения в зеркале.
— Но?.. — потребовала продолжения Эсме. Леди Таттон отложила расческу.
— Мое дорогое дитя, — начала она, — ты не можешь всю жизнь жить для Сорчи. Ты слишком много заботишься о других. Розамунда с ее истериками и капризами слишком долго продержала тебя в Шотландии.
— Но мама любила меня, — сказала Эсме, стараясь скрыть подступившие слезы. — Я знаю, на самом деле любила. Мне кажется, она просто боялась остаться одна.
Глаза тети потемнели.
— Мне кажется, Розамунда разрушила свою жизнь, хватаясь за соломинки. Она всегда искала кого-нибудь, на кого можно опереться, всегда уверенная, что вскоре будет брошена. Порой мне кажется, что в глубине души она стремилась остаться вдовой. И злая ирония судьбы в том, что, если бы она вышла замуж за первого мужчину, в которого была влюблена, не было бы всех ее несчастий и ты не попала бы в такое трудное положение.
Эсме воздержалась от замечания, что, если бы ее мать вышла замуж за другого мужчину, а не за ее отца; ее бы просто не было на свете.
— А кто был этот первый мужчина? — вместо этого спросила она. — Кем он был?
Но леди Таттон уже кусала губы, и было видно, что она жалеет о сказанном.
— Не помню, чтобы Розамунда называла его имя, — отвечала она. — Только раз или два она упомянула об этом. Но я поняла, что она не переставала думать о нем.
Эсме взволновалась.
— Этот человек, он не любил ее? Он не захотел жениться на ней?
— Вовсе нет, насколько я знаю, он любил ее и хотел жениться, — отвечала тетя. — Но он был человеком авантюрного склада — моряком или путешественником, или еще кем-то в этом роде, и он не захотел отказаться от своих пристрастий. Розамунду это не устраивало. Ей нужна была надежность. Ей нужен был человек, который бы окружил ее вниманием. И она решила, что на искателя приключений нельзя положиться — он может умереть от тропической лихорадки, погибнуть во время тайфуна или стать жертвой чего-нибудь еще в таком роде. И она рассталась с ним.
Эсме постаралась не заметить злой иронии судьбы.
— Тетя Ровена, — спросила она после недолгого молчания, — почему вы говорите мне об этом?
— Дитя мое, у меня не было задних мыслей! — Леди Ровена нагнулась над плечом Эсме и убрала ей за ушко выбившуюся прядь волос. — Хорошо, может быть, я пытаюсь сказать, что сердце не всегда заводит нас не туда, куда нужно.
Глаза у Эсме широко раскрылись.
— Разве? — живо спросила она. — Я всегда думала, что мамино сердце было причиной всех бед.
— О нет! Скорее ее рассудительность! — сказала леди Тат-тон. — Розамунда слишком много рассуждала.
— В самом деле? — Эсме задумалась. — Пожалуй, что и так.
Чувствовалось, что леди Таттон колеблется.
— Господи, надеюсь, я не пожалею об этом, — пробормотала она почти про себя. — Молю Бога, чтобы я не направила тебя по ложному пути. Но бывает так, что мы позволяем логике — или, что хуже, нашим страхам — сбить нас с толку. Иногда сердце знает лучше. Последние две недели ты сама не своя. Уинвуд — хорошая партия, но я могу допустить, что он не тот, кто тебе нужен.
Эсме пожала плечами.
— Большинство женщин посчитали бы меня ненормальной, если бы я отказалась.
Леди Таттон снисходительно улыбнулась.
— Хорошо, давай подождем, моя дорогая. И обещай мне, что ты не сделаешь ничего… скажем, опрометчивого.
Эсме почувствовала, как чувство вины тяжело легло на ее плечи. Тетя была такой великодушной, так старалась устроить ее будущее.
— Конечно, обещаю. Я не поставлю вас в неудобное положение, поддавшись порыву.
— Ну, ты достаточно разумна для этого, — сказала ее тетя. — Мне не следовало даже упоминать об этом. Со временем, надеюсь, ты убедишься в правильности своего выбора.
Эсме притихла.
— Я тоже надеюсь на это, — ответила она. — Но… если нет? Леди Таттон ободряюще похлопала ее по плечу.
— Если у тебя, дорогая, хватит времени понять, что он тебе не подходит, что же, мы бросим рыбку обратно в море, — заявила она. — Конечно, пойдут разговоры, но, откровенно говоря, его репутация далеко не блестяща. Думаю, мы выдержим это испытание.
— Я и представить себе не могу, что можно так поступить с Уинвудом.
Леди Таттон жестко улыбнулась.
— Хорошего будет мало, — согласилась она, — но это лучше, чем замужество, которое сделает тебя несчастной. Останется Гвендолин — еще одна проблема. Я на месяц-два попаду в ее черный список. Может быть, мне придется немного поунижаться.
— О, тетя, я бы не хотела навлечь на вас неприятности!
— Я тоже не хочу неприятностей, — живо отозвалась леди Таттон. — Но я переживу их, и ты тоже. Если дойдет до этого, а я молю Бога, чтобы этого не случилось. А теперь, дитя мое, где тот жемчуг, который оставила тебе твоя мать? Я не видела его целую вечность.
— Мой жемчуг? — Взгляд Эсме упал на дорожную сумку, стоявшую возле туалетного столика. Она все еще размышляла над тем, что сказала тетя о голове и сердце. — Мой жемчуг в зеленой бархатной коробочке, — наконец сказала она. — В кармане сумки.
— Прекрасно! — сказала тетя, доставая коробочку. — Сегодня вечером я попрошу Пикенс сделать тебе высокую прическу, достойную молодой невесты. А для нее совершенно необходим жемчуг.
Эсме улыбнулась.
— Спасибо, тетя Ровена. Может быть, тогда я буду казаться выше и старше?
— Не сомневайся в этом! — Леди Таттон открыла бархатный футляр и не удержалась от восторженного возгласа.
— Боже! Почему ты не носила его раньше?
Эсме почему-то подумала о первой любви своей матери и об утраченной возможности счастья.
— Сама не знаю, — отвечала она. — Наверное, это было глупо. Может быть, мне следовало носить его каждый день.
— Конечно! — сказала ее тетя. — Жемчужины просто замечательные. Я совсем забыла, какой жемчуг был у Розамунды.
Поездка не обещала братьям Маклахлан ничего хорошего, ни одному из них не хотелось ехать в глушь Бакингемшира, но по разным причинам. Они, разумеется, до самого последнего момента выжидали, не появятся ли обстоятельства, которые чудесным образом воспрепятствуют поездке. Таковых не случилось. Хуже того, ноябрьский день выдался холодным, небо затягивали облака, и к тому времени, когда они достигли границы Шотландии, зимнее солнце спряталось окончательно, в карете воцарились холод и уныние, что вполне соответствовало настроению Аласдэра.
— Ты, знаешь ли, не делаешь никаких попыток хоть немного скрасить эту мерзкую поездку, — произнес из полумрака Меррик, сидевший напротив Аласдэра. — Запомни, я скучный человек и обычно не в духе. А от тебя ждут, что ты будешь веселым и очаровательным.
Аласдэр всмотрелся в полумрак, но не увидел лица брата.
— Осторожнее, Меррик, — прорычал он. — Надо же! Очаровательным, говоришь?
Меррик только рассмеялся.
— Ты ведь терпеть не можешь таких вещей. — Аласдэр осмотрел на брата с подозрением. — Почему ты едешь?
Меррик дернул плечом.
— Это все равно что наблюдать за разбушевавшейся толпой или смертной казнью через повешение, — объяснил он. — Ужас зрелища служит убедительным предостережением. — Затем он сменил тему: — Кстати, который час? — Он достал из кармана часы, открыл их и наклонил так, чтобы на них упал скудный свет.
— Без четверти четыре, — подсказал Аласдэр. — Я прав?
— Вплоть до минуты.
— И я считаю каждую из них, — пожаловался он.
— Аласдэр, — прямо спросил его брат, — почему ты едешь на этот обед?
Аласдэр отвел взгляд.
— Разрази меня гром, если я знаю.
Карета повернула, живая изгородь осталась в стороне, и внутрь экипажа теперь попадало больше слабеющего дневного света. Аласдэр подумывал, не зажечь ли один из фонарей, но решил, что в полумраке ему комфортнее.
Меррик с рассеянным видом носовым платком наводил глянец на часы.
— Лорд Девеллин как-то напомнил мне одно из мудрых изречений Старушки Макгрегор. «Ценность вещи зависит от того, насколько ты в ней нуждаешься».
— Полная ерунда, — сказал Аласдэр. — По крайней мере в данном случае. Я знаю, Меррик, куда ты метишь. Девеллин не потрудился держать при себе свои соображения.
Одна густая черная бровь Меррика поползла вверх.
— А нужно было?
Аласдэр молча смотрел на брата. Затем сказал:
— Меррик, я отправил Эсме не для того, чтобы понять, что она значит для меня. Она заслуживает того, чтобы судьба улыбнулась ей. И я не нуждаюсь в наставлениях о необходимости соблюдать приличия и сдерживать себя, которые, как я подозреваю, ты готов мне дать.
— Я, наставления? — Меррик снова засмеялся. — В таком случае могу предположить, что ты продемонстрировал девчушке слишком много сдержанности. Признаюсь, я не могу оценить степень ее привлекательности, но если ты хотел крошку, почему ты не действовал?
Аласдэр приготовился отрицать, что он размышлял над этим. Но какая в том польза? Для Меррика он всегда был открытой книгой.
— Я слишком стар и слишком изношен, — сказал он. — А она еще так мало видела.
— Что ты говоришь! Тебе еще нет и сорока. А мисс Гамильтон не совсем наивная маленькая девочка.
— Меррик, у меня была связь с матерью этой девочки! — Аласдэр чувствовал, что теряет терпение. — Я даже не помню, как это произошло, но я оставил ее с ребенком. Которого мне теперь надо растить. Сестру Эсме, побойся Бога.
— Разве это беспокоит мисс Гамильтон? — упорствовал Меррик.
— Господи, Меррик, — отвечал он. — Ей двадцать два года. Что она знает?
— О, очень много, если судить по тому, что я вижу. — Наконец Меррик, казалось, остался доволен сиянием часов. — Более того, у мужчин часто появляются дети вне брака, — продолжал он, убирая часы. — Я могу назвать полдюжины занимающих высокое положение мужчин из числа моих знакомых, которые являются — прости мне это слово — незаконнорожденными. И у них все хорошо сложилось в жизни. У них есть положение и деньги. Они удачно женились.
— Мужчины — да, — неохотно признал Аласдэр.
— Женщины тоже, — настаивал его брат. — Признай ребенка, Аласдэр. Заботься о ней. Балуй ее. Носись с ней. Поверь, свет будет относиться к ней так, как ты будешь относиться к ней.
— Сейчас Сорча еще мала и ничего не понимает, — сказал Аласдэр. — Но когда придет время, я, конечно, признаю ее. А что касается того, как с ней обходятся в моем доме, то ее можно считать королевой Англии.
Карета замедлила ход, потому что последовал еще один поворот, и Меррик вынужден был привалиться к стенке. Когда он заговорил снова, в его голосе звучала скука.
— Помолвка мисс Гамильтон, по моему мнению, состоялась как-то уж очень внезапно, — заметил он. — Ее не принуждали, как ты думаешь?
Аласдэр сжал кисть в кулак — ему очень хотелось разнести что-нибудь в клочья.
— Куин поклялся, что нет, — отвечал он. — Думаю, это правда. Ее невозможно заставить.
— Тогда удивительно, как быстро все устроилось. Слишком быстро, и это при том, что репутация у Куина не образцовая.
— Далеко не образцовая, — сквозь зубы процедил Аласдэр. — Не понимаю, о чем думает Эсме. Хотел бы я спросить у нее. Я считал, она найдет кого-нибудь достойного. Надежного, заслуживающего доверия человека.
— Понимаю, — сказал Меррик. — У тебя были определенные намерения. И ты изложил их мисс Гамильтон?
— Я дал ей совет, да, — отвечал Аласдэр. — Что еще мне оставалось делать?
— Конечно, что еще? — саркастически произнес Меррик. — Надеюсь, мой дорогой брат, что ты не собираешься устроить скандал. Вы с Куином старые друзья.
— Мне не нужно напоминать об этом, — выпалил Аласдэр. — Скандала не будет.
Меррик замолчал, но ненадолго.
— Скажи мне, Аласдэр, мисс Гамильтон, как бы это сказать, платила тебе той же монетой? Так же уважительно относилась к тебе?
Аласдэр замялся.
— Какое-то время мне казалось, что она испытывает ко мне что-то похожее на сентиментальную привязанность, — признался он. — Но как я уже сказал, она молода. А сейчас у нее появилась тетя, на которую она перенесла свою привязанность.
— Аласдэр, она не так уж молода, — возразил Меррик. — Большинство женщин ее возраста замужем, у многих дети. Куин считает ее умной и здравомыслящей. Он что, ухаживает за другой мисс Гамильтон?
Аласдэр только сердито смотрел на него.
— Аласдэр, если тебе так нужна эта крошка, почему…
— Меррик, Бога ради, заткнись! — прервал его Аласдэр. — Что бы мне ни следовало сделать, теперь уже слишком поздно.
Меррик медленно покачал головой:
— Аласдэр, ничто еще не кончено, пока не даны обеты. Просто следи за собой. Я знаю, как ты можешь вспыхнуть при всех твоих манерах и очаровании.
Вдруг колеса кареты загрохотали по твердому покрытию — судя по звукам, они ехали по мосту. Аласдэр выглянул и увидел, что они проезжают прелестную деревушку Арлингтон-Грин, и вскоре карета свернула к хорошо знакомому дому у подъездных ворот.
— Мы почти на месте, — сказал он ровно. — Нам следует помнить, что для Куина это должно быть радостное событие.
Его брат ничего не ответил.
Десятью минутами позже лакеи уже занимались их багажом. Аласдэр посмотрел вверх и увидел спускающегося по ступеням Куина с лицом таким же унылым, как обложенное облаками небо. Радостное событие уже явно было омрачено какими-то неясными обстоятельствами. У
Аласдэра против его воли появилась надежда. Может быть, Эсме опомнилась?
Куин встретил Аласдэра тяжелым, холодным взглядом. Казалось, он не мог говорить.
— Куин? — сказал Аласдэр, положив руку на плечо друга. — Куин, старина, что стряслось?
— Ничего, — вырвалось у него. — По крайней мере… надеюсь, что ничего.
— Ты выглядишь так, как если бы увидел привидение, — сказал Меррик.
— Не привидение, — пробормотал он. — В любом случае еще нет.
Но Куин бросил мрачный, подозрительный взгляд в сторону леса, который отделял его поместье от поместья его дяди, лорда Чесли.
— Твой дядя у себя дома? — безмятежно спросил Аласдэр.
— Разумеется, этот мот возвратился. — Сказав это, Куин, как бы желая поднять настроение, дружески хлопнул Аласдэра по спине. — Прошу, не обращайте внимания на мое состояние. Мне мерещатся разные вещи — у женихов плохо с нервами и все такое. Входите и помогите мне стряхнуть с себя все это с помощью стаканчика хорошего бренди.