Глава 28
Щекотливые решения принимаются с шиком
Лоретта прибыла вечером и вошла через заднюю дверь Холбрук-Корта, потому что там ее оставил возница наемного экипажа. Это был просторный дом, гораздо больший, чем дом имеет право быть, и Лоретте не понравилось, что с обеих его сторон ничего не было. Он выглядел голым, потому что рядом не теснились другие дома.
Она оставила свой сундук стоящим в пыли и направилась к ступенькам заднего крыльца. Даже эта дверь была много больше, чем какая-либо другая, в которую входили Джек Хоз и его дочь. На мгновение она смутилась, когда дверь распахнулась, а за ней оказался лакей, одетый в причудливый костюм, украшенный позументом, похожий на мундир капитана Черная Борода из пьесы, написанной леди, той самой, в которой она, Лоретта, играла в прошлом году.
Но тут Лоретта вспомнила, что она актриса, а все, что требовалось актрисе, – это роль.
Милашка Пэтси вполне могла подойти для этой цели. Милашка Пэтси была деревенской девушкой, вышедшей замуж за лакея. Пьеса называлась «Влюбленный вор». Это была прискорбно старомодная пьеса, но главная роль была вполне подходящей.
Она улыбнулась лакею, показав ямочки Милашки Пэтси.
– Добрый вечер. Я к герцогу Холбруку.
Его брови взлетели с такой скоростью, что было чудом, как они вообще остались у него на лице.
– О, так вы хотите видеть герцога? – сказал он. – И откуда вы?
Лоретта больше не испытывала ни смущения, ни тревоги.
– Я всего-навсего горничная из Лардинга, – сказала она, снова показывая ему ямочки и с трудом удерживаясь от следующей реплики Пэтси.
Он снова нахмурился и сказал:
– О, так вон оно что… Следуйте за мной, мисс.
Лоретта вздохнула. Конечно, в сельской местности полно людей, давно не бывавших в театре, возможно, по многу месяцев. Но, учитывая, что пьесу «Влюбленный вор» играли в течение восемнадцати недель – Лоретта сама смотрела ее четырнадцать раз, – она могла предполагать, что он узнает реплику.
Вскоре она оказалась перед крепко сколоченным индивидом, очень похожим на Гарри Кизара, когда тот играл дворецкого в Букингемском дворце. Это был мистер Бринкли, дворецкий Холбрук-Корта.
Потребовалось некоторое время, чтобы все разъяснилось. Потому что дворецкий вообразил, что она приехала занять место одной из горничных верхнего этажа, выгнанной с позором за кражу двух серебряных ложек. Но в конце концов Лоретта объяснила, что она гостья герцога.
Тогда мистер Бринкли вспомнил, что слышал об актрисе, которая должна приехать помочь с постановкой пьесы, и пошел узнавать, как ему с ней поступить.
Когда он вернулся, Лоретта уже уютно расположилась за столом на кухне, а весь штат прислуги столпился вокруг нее.
– И тогда лошади почувствовали запах этих овечьих шкур, – разглагольствовала она. – И все четыре подняли головы и помчались без оглядки. Возница оказался между лошадьми и дилижансом…
Повариха миссис Редферн испустила глубокий вздох и поспешно перекрестилась.
– Готова поклясться, что он погиб.
– Погиб, – подтвердила Лоретта, тряхнув локонами. – Дилижанс налетел на столб. Там было двое пассажиров снаружи и четверо внутри.
– И все мертвы? – воскликнула миссис Редферн.
– Но ведь вы не были в числе пассажиров, мисс? – спросила одна из горничных.
– Нет, я там не была, а иначе не могла бы вам об этом рассказывать, – ответила Лоретта. – Но я видела, как все случилось. В дилижансе была всего одна женщина, мисс Пиппс.
– И что с ней произошло? – выкрикнула одна из горничных со слезливым и кровожадным любопытством.
– Ну, когда ее вытащили из кареты, она выбросила руку вверх, подняла ее к голове – вот так. – Лоретта вскочила на ноги и выбросила руку вверх ко лбу. – Потом она упала на колени. – Лоретта медленно и трепетно заняла описываемую позицию.
– А затем она умерла, да? – спросила миссис Редферн. Даже мистер Бринкли, пропустивший первую часть истории, ожидал ее продолжения.
– Она звала мать, – сказала Лоретта, возводя глаза к потолку. – «Мама, прижми меня к своей груди. Мама!»
Дрожь в ее голосе внезапно произвела определенное действие на миссис Редферн, и та часто-часто заморгала.
– И умерла, – подсказал лакей.
– Она прожила еще двенадцать часов, – сообщила Лоретта, с живостью вскакивая на ноги.
– Господь сам решает такие вещи, – сказала миссис Редферн с тяжким вздохом. – И когда наступает время уйти, то пора уходить.
– А что касается вашего времени, то им распоряжаюсь я, особенно если вы не занимаетесь работой, – обратился мистер Бринкли к горничной верхнего этажа, выглядевшей совсем испуганной. – Вы знаете, что леди Гризелда скоро захочет чашку свежего чаю.
Он сел за стол.
– А теперь, юная леди, мы должны решить, что с вами делать. В былые дни, то есть когда была жива старая герцогиня, актеры останавливались в самом доме.
Лоретта его не слушала, но закивала головой.
– Любой скажет вам, что здесь настоящая актриса, – вмешалась миссис Редферн. Она села рядом с Лореттой. – Мистер Бринкли, она, собственно, не должна жить в самом доме. Мисс Лоретта, если вы извините мою дерзость, я предложила бы вам остаться здесь с нами.
Лоретта кивнула.
– У вас нет желания остановиться в господском доме? – спросил мистер Бринкли, глядя на нее так внимательно и пристально, будто он был констеблем, пытавшимся вынюхать ее тайные планы.
– Если я не буду жить в доме, то нельзя ли мне поселиться над конюшней? – спросила Лоретта.
Мистер Бринкли фыркнул:
– Надеюсь, что нет! У нас есть прекрасные чистые помещения в западном крыле дома.
– Если вы спросите, нужна ли мне большая комната и кто-нибудь, кто станет приносить мне чай, я скажу – нет.
Мистер Бринкли ослепительно улыбнулся ей:
– Ну, вы славная девочка. Что правда, то правда. Я не сомневался в том, что профессор не стал бы нас обременять такой особой, как миссис Джордан. Ведь, в конце концов, он профессор богословия.
– Кто эта миссис Джордан? – спросила миссис Редферн.
– Вы это знаете, миссис Редферн, наверняка знаете. Это актриса, у которой дети от герцога Кларенса.
– О! Конечно!
– Видите, – обратился мистер Бринкли к Лоретте, – я не был уверен, что вы не питаете надежды на то, что герцог Холбрук тоже доступен для такого рода отношений. Кстати, я страж герцога.
– Но он должен быть доступен для развлечений, потому что последние четыре года только и смотрел в стакан, – вмешалась миссис Редферн.
– Это сплетни, – возразил мистер Бринкли кухарке. – Его светлость сейчас и капли не берет в рот.
– У меня нет ни малейшего желания завести десяток детей от вашего пьяного герцога, – сказала Лоретта. И говорила чистую правду.
– Нет! И мне достаточно одного взгляда, чтобы понять, что вы не такого сорта девушка, – сказала миссис Редферн, стараясь ее утешить. – И, думаю, вам будет лучше с нами, солнышко, чем сидеть и есть за большим столом и думать о своих манерах и тому подобном. Конечно, у вас есть молодой человек, претендующий на вашу руку, за которого вы выйдете, как только покончите с актерским ремеслом!
– Его имя Уилл, – сказала Лоретта, кивая. – Мы обменялись веточками розмарина.
– Ну, не славно ли, что старые обычаи еще в ходу? – сказала миссис Редферн. – Ведь и мы с мистером Редферном не так уж давно тоже обменивались веточками розмарина. Всего лет тридцать назад.
Для Лоретты эта цифра была все равно что вечность.
– Я поговорю с его светлостью, – сказал мистер Бринкли. – Думаю, мисс Лоретте будет с нами хорошо. Мы сохраним ее в целости для Уилла. Никто ведь не знает, когда лорду Мейну вздумается заехать сюда.
– Это вовсе не значит, что молодой человек сказал хоть одно грубое слово горничной, – заметила миссис Редферн.
Она проявляла гораздо большую терпимость к красивому графу, чем мистер Бринкли.
Лоретте было все равно, где она будет спать, и ее не интересовал граф Мейн.
– Могу я увидеть театр? – спросила она.
– Завтра утром я представлю вас молодой образованной леди, занимающейся постановкой, – мисс Питен-Адамс.
Миссис Редферн снова вмешалась в разговор:
– Ее горничная уверена в том, что его светлость еще до конца месяца попросит ее руки.
Лоретта вела себя безупречно и не проявила ни малейшего интереса к этой бесценной информации, а попросила рассказать ей историю здешнего театра.