Глава 22
Соблазнителя застали за очень личным делом
Рейф мог предположить, что многие джентльмены из числа его знакомых чувствовали бы себя неловко, после того как чуть не соблазнили свою подопечную. И напротив, были и такие, кто укорял бы себя за то, что не довел дело с молодой вдовой до конца. И даже самые закосневшие в грехах негодяи все-таки ощущали бы некоторую неловкость, встретив за завтраком вышеупомянутую подопечную.
Очевидно, людям следует носить фальшивые усы как можно чаще.
По правде говоря, он с трудом удержался от того, чтобы не попытаться прошлой ночью затащить Имоджин в свою спальню и сорвать с нее одежду, пропитанную вином. Но без фальшивых усов он мог сидеть напротив нее и есть яйцо совершенно безнаказанно. Как и Гейб, вкушавший у себя в спальне беспорочный сон.
– Ваша светлость, – обратился к нему его камердинер Тревик, – могу я попросить вас стоять спокойно? Мне никак не удается застегнуть ваши манжеты.
– Вы не думаете, что мне стоит заказать новую одежду? – спросил Рейф, праздно разглядывая себя в зеркале. На его рубашке не было ни пятнышка, но даже он смог заметить, что в последнее время рубашки его сильно обветшали.
Глаза Тревика засияли.
– Замечательная мысль, ваша светлость.
Бедняга принялся болтать без умолку.
– Вы могли бы заказать для меня несколько новых рубашек, – сказал Рейф, поворачиваясь перед зеркалом в профиль. Будь он проклят, если его животик не подобрался. Если вести себя безупречно, скоро он станет таким же стройным, как Гейб.
– Вы ведь распорядились, чтобы я ничего этого не делал, – сказал Тревик будто против воли.
– Разве? – спросил Рейф и через минуту добавил: – Должно быть, я был подшофе.
Молчание Тревика было красноречивым подтверждением его правоты.
– Вызовите кого-нибудь сюда из Лондона, – сказал Рейф, повязывая шейный платок. – Ну, из тех, чьими услугами пользуется Мейн. Я не могу выглядеть оборванцем, когда начну вывозить в свет своих подопечных. – Камердинер ничего не ответил, но Рейф знал, о чем он думает. – Хоть я и смотрелся в прошлом году как бродяга, если не хуже, – сказал он с сожалением.
– Нет, только изредка, – заверил его Тревик, оправляя сюртук на плечах хозяина. – Вы поедете покататься верхом, ваша светлость?
Рейф кивнул.
– Знаете, что удивительно в трезвом образе жизни, Тревик?
Несчастье всех слуг заключается в том, что им приходится выслушивать все банальности, которые станет изрекать их господин. Рейф не стал дожидаться ответа камердинера и продолжил:
– День становится долгим. По правде говоря, он тянется бесконечно. Я отправлюсь верхом, а потом встречусь с управляющим, хотя виделся с ним всего четыре дня назад. А бывало, проходил месяц, а то и два, прежде чем я мог выбрать время с ним побеседовать.
Тревик ничего не сказал, но Рейф уловил выражение его лица в зеркале.
– Больше месяца, да? Ну ладно, проходили месяцы и месяцы. И дом не обрушился нам на головы. – Впрочем, оглядевшись по сторонам, он пришел к выводу, что и комната выглядела не лучше обтрепавшихся манжет его рубашек. – Здесь нам следует кое-что заново оштукатурить.
– Мистер Бринкли будет очень рад услышать о ваших планах реставрации, ваша светлость.
Рейф молчал, пока слуга уверенными движениями повязывал ему шейный платок.
– После завтрака я потолкую с Бринкли, – сказал он, выходя из комнаты.
Имоджин встретила его веселой улыбкой.
– Доброе утро! – сказала она. – К нам вернулась Джози. Ну не радость ли это?
– Юная Джозефина, – сказал Рейф, подходя к ней, чтобы потрепать ее по волосам, – ты просто цветешь.
Имоджин не произнесла ни слова, но по ее лицу он понял, что лучше оставить эту тему. Поэтому он сел и позволил лакею положить еду себе на тарелку.
По зрелом размышлении он решил, что это вчерашнее представление в жанре плаща и кинжала не очень ему по душе. Если бы они с Имоджин были вовлечены в нормальные, пусть даже внебрачные отношения (хотя как это бывает, он представлял не особенно хорошо), вероятно, он мог бы прижать ее к стенке на пути в комнату и сорвать с ее уст медлительный и жаркий поцелуй, как те, какими они обменивались прошлой ночью.
Но при настоящих обстоятельствах глаза Имоджин скользили по нему непринужденно, словно он был ее братом, в то время как его взгляд лип к ней, будто его окунули в патоку. Ее утреннее платье было сшито из ткани, очень похожей на мешковину. Оно было синеватым и только кое-где украшено лентами. Рейф никогда особенно не присматривался к женским туалетам. Но не надо было знать толк в портняжном искусстве, чтобы заметить сливочный оттенок и здоровый блеск ее кожи по контрасту с цветом ткани. А корсаж был с низким вырезом, так что мужчина мог бы схватить ее в объятия и поцеловать, а потом запустить руку за корсаж и погладить по спине или по плечу…
– Неужели ты и впрямь перестал пить? – спросила Джози.
Рейф посмотрел на нее, поморгал и ответил:
– Да, перестал.
– Ты как-то странно раскраснелся, – заметила она. – Может, оттого, что встал слишком рано? Не припомню, чтобы прежде видела тебя в утренней комнате за завтраком.
– Я собираюсь проехаться верхом, – ответил он отрывисто. – Не хочет ли кто-нибудь из вас составить мне компанию?
– Я не поеду, – отказалась Джози.
– Уверена, что у Рейфа есть смирный пони, на котором ты могла бы прокатиться, – сказала Имоджин.
– Нет.
Рейф повернулся к Имоджин и посмотрел на нее, вопросительно подняв брови.
– Пони нуждается в тренировках, я уверен.
– Ладно. – Она едва взглянула на него. – Что, сразу после завтрака?
Черт возьми! Если бы он встретил ее у стены сада без этих фальшивых усов, если бы она знала, кто на самом деле целовал ее накануне, она не выглядела бы такой апатичной и ничуть не обрадованной перспективой верховой прогулки в его обществе. Но самое худшее было впереди. Потому что минутой позже в комнату прошествовал Гейб.
Откровенно говоря, Рейфа удивило то, что Имоджин не вспорхнула с места и не бросилась его обнимать. Но выражение ее лица изменилось, когда она посмотрела на Гейба.
Неужели она не имела понятия о том, как ведут себя люди, между которыми завязался роман? Женщина не должна смотреть на мужчину так, будто хочет проглотить его заживо, и уж, во всяком случае, не в обществе других людей.
Она спросила высоким и ясным голосом, не поедет ли Гейб кататься верхом. Ну, Рейф готов был поклясться, что Гейб откажется. Ведь он, Рейф, должен прочесть нотацию своей подопечной о том, как следует себя вести, если она завязала интрижку.
Гейб казался рассеянным. Право же, чудо, что он ухитрился соблазнить эту актрису из Лондона, его интерес к женщинам явно был весьма умеренным. Он спокойно ответил, что не поедет, потому что после завтрака будет разговаривать с женщинами, желающими поступить в няньки, и выбирать из них наиболее достойную, а потом поможет мисс Питен-Адамс переписывать роли для актеров.
– Я могу остаться и помочь вам, – быстро нашлась Имоджин.
Но мисс Питен-Адамс, сидевшая рядом со своей матушкой, не казалась такой отрешенной, как Гейб. Она бросила взгляд на румянец, рдевший на щеках Имоджин и напоминавший цветом шиповник, и тотчас же оцепенела и стала казаться вырубленной из дуба. Возможно, у нее были соображения этического характера насчет романов, которые завязываются на подобных сборищах за городом. Если это так, то ей следовало оставаться в Лондоне или «Олмаке».
– Я не начну переписывать роли до послеобеденного времени, – сказала мисс Питен-Адамс. – Моя матушка собирается провести утро с леди Гризелдой, а я пойду вместе с ними навестить кое-кого из соседей, ваша светлость.
Ну хоть кто-то вспомнил, что он еще жив и сидит на хозяйском месте во главе стола. Он принимал в беседе столь же ничтожное участие, как в те времена, когда бывал отчаянно пьян.
Но вдруг его втянули в общую беседу. Мисс Питен-Адамс склонилась к нему, и в глазах ее он заметил приветливый блеск.
– Может быть, вы присоединитесь к нам, ваша светлость, когда мы будем переписывать роли? – спросила она. – В конце концов, вы ведь будете играть Дориманта. Если бы вы пожелали переписать его роль, это помогло бы вам ее запомнить.
Она была прелестной молодой женщиной. Он бросил на Имоджин взгляд искоса, но она была поглощена беседой с Гейбом. Возможно, ему следовало бы вчера ночью задержаться возле двери Гейба и рассказать ему все, что произошло, во всех подробностях.
Но джентльмены попусту не мелют языком. Особенно если речь идет о женщине благородного происхождения, бочонке с вином и этих долгих поцелуях с Имоджин.
– Я был бы счастлив присоединиться к вам на то время, что смогу выкроить, – сказал он сердечно, глядя в глаза мисс Питен-Адамс. Это были красивые глаза – спокойные и нежные и вовсе не похожие на глаза Имоджин, полные испепеляющей страсти.
Наконец Имоджин посмотрела на них.
– Мне понадобится некоторое руководство, – сказал Рейф мисс Питен-Адамс. – Это ведь мой первый сценический опыт. Я не имею ни малейшего понятия о том, как играть роль.
Но Имоджин не обратила внимания на его болтовню. Впрочем, Гейб тоже. И Рейф помрачнел.
– Я буду счастлив, если вы меня потренируете, – коротко сказал он.
– Я тоже, – сказала мисс Питен-Адамс, продемонстрировав ему свои ямочки на щеках.
Ему показалось, что между нею и Гейбом возникло некоторое напряжение. Во всяком случае, она даже не взглянула на него, пока он говорил.
– А я была бы счастлива поговорить с няньками вместе с вами, мистер Спенсер, – сказала Имоджин Гейбу.
– В этом нет необходимости, – ответил Гейб и добавил: – Хотя я, конечно, благодарен вам за проявленный интерес, леди Мейтленд.
Дело было не только в том, что его голос звучал равнодушно. Он и в самом деле выглядел безразличным.
Вопреки себе самому Рейф почувствовал укол боли, глядя на лицо Имоджин. Она безучастно протянула руку за чашкой чаю и выпила его.
Этот бастард Гейб! Неужто его ничуть не интересовало то, что произошло прошлой ночью и что якобы делал он, нацепив фальшивые усы? Именно об этом Рейф спросил брата через несколько минут, придумав хитрый ход и потянув его за руку в теперь уже опустевшую утреннюю комнату.
– Какого черта ты так холоден с Имоджин? – зашипел он. – Ты ввязался в чертов роман с ней, идиот. Ты не можешь вести себя так, будто она леди-благотворительница, собирающая деньги для прихода. Ты ранишь ее чувства.
Гейб разинул рот.
– Ты ездил в Силчестер?
– Что ты хочешь сказать? Ведь ты же велел мне ехать!
– Я не думал, что ты с этим справился. Надеюсь, ты нацепил усы?
– Конечно, я справился, – огрызнулся Рейф. – А теперь ты должен играть свою роль. Она думает, что ты, черт возьми… – Ему не хотелось договаривать фразу до конца.
– Что я такого сделал? – спросил Гейб, оглушенный таким известием.
Рейф с трудом удержался, чтобы не выболтать то, что совершенно не касалось Гейба.
– Ты целовал ее, – выговорил он наконец.
– О, неужели?
Брови Гейба взметнулись вверх.
– И это все? – спросил он.
– Да, – огрызнулся Рейф. – А теперь из-за тебя Имоджин чувствует себя ужасно.
– Но разве это был я?
– Конечно, ты.
– В таком случае я немедленно объяснюсь с ней. И тогда она почувствует себя много лучше.
– Хорошо, – промямлил Рейф.
– По-видимому, я должен тайком поцеловать ее.
– Что? – вскричал Рейф.
Его младший братец ухмыльнулся:
– А как еще я могу заставить ее почувствовать себя лучше после моего бессовестного дезертирства? Ведь я негодяй.
– Пошел к черту! – сказал Рейф, проталкиваясь мимо него в коридор.
А Гейб остался стоять и усмехаться, прислушиваясь к сердитому топоту сапог по мраморной лестнице.
