Глава 12

– Мы просто обязаны раздобыть сведения! Банк не может ждать вечно.

Маркус холодно посмотрел на мистера Тиммза: снова этот торопыга заявился к нему без предупреждения да еще и понукает.

– Если бы у меня были сведения, я бы незамедлительно сообщил их тебе, – сказал он, наблюдая, как Тиммз потягивает бренди. Может, потому он зачастил сюда, что ему пришелся по вкусу здешний бренди?

– Да знаю я, знаю! – Тиммз опустил пустой бокал. – Но прочее начальство…

– Прочие начальники прекрасно помнят мои условия, – перебил Маркус, – тем более что они сами на них согласились. Скажи, это они присылают тебя сюда каждую неделю, или ты приходишь по собственной инициативе?

Круглое лицо Тиммза покрылось румянцем.

– Нам нужно знать, – упрямо повторил он. – Банк теряет деньги.

– Значит, банк должен выпускать такие купюры, которые труднее подделать.

Тиммз уставился в бокал, словно надеялся, что там осталось еще несколько капель.

– Послушай, Эксетер, в конце концов, ты недавно женился, и мы прекрасно понимаем…

– Я загляну к тебе через неделю и сообщу о ходе расследования. – Герцог поднялся из-за стола. Тиммза, равно как и прочих банковских директоров, его личная жизнь не касается. – До свидания, сэр.

Тиммз вскочил на ноги и поклонился.

– Спасибо за бренди, ваша светлость, и до свидания.

Маркус нетерпеливо ждал, когда за гостем закроется дверь.

Если забота о «дорогой женушке» герцога отвадит Тиммза от этого дома, тем лучше. Этот человек – как терьер: уж если вцепится во что-то зубами, то не выпустит. Может, с точки зрения интересов банка это хорошо, но Маркусу не нравилось, что его вечно подгоняют и расспрашивают, почему он до сих пор не вычислил преступника. Как будто он виноват, что банковские купюры так легко подделать!

Что же касается его так называемой жены… Интересно, чем она занималась с утра? Ее дочь все утро каталась на перилах вместе с Селией, и, похоже, сестренка решила как следует наиграться в последнее лето своего уходящего детства. Наблюдая за ними, Маркус немного вспомнил те далекие времена, когда Селия была совсем крошкой и он мог носить ее на плечах. Давно уже в Эксетер-Хаусе не звенел детский смех. Конечно, иногда девчонка расходилась чересчур, но теперь его это раздражало уже меньше, чем прежде. Один раз Молли даже улыбнулась ему, и он против воли улыбнулся в ответ.

Но ее матери он не видел. Розалинда отправилась наносить визиты, значит, Ханна сейчас одна. Селия и ребенок резвились в саду – через открытое окно было слышно, как они визжат и смеются. Вероятно, «герцогиня» бродит по комнатам в полном одиночестве.

Маркус вышел из кабинета и направился в гостиную, но там было пусто. Он нахмурился. Может, Ханна пошла в музыкальный зал? Но умеет ли она музицировать?

Однако и в музыкальном зале ее не оказалось. Тогда, может, в библиотеке: Розалинда как-то проговорилась, что Ханна любит читать, а книг в доме герцога было великое множество.

На лестнице Маркус встретил Альберта Редли: он держал под руку простенькую толстушку, с которой о чем-то взволнованно перешептывался. Маркус отошел в сторону, освобождая им путь. Интересно, что Редли забыл у него в доме?

Когда парочка его заметила, джентльмен в немом ужасе зажал ладонью рот, а полная дама тут же подскочила к герцогу:

– Ах, ваша светлость, ваша супруга – сама доброта! Такой щедрой и участливой леди я еще не встречала! Вот спасибо! – Она схватила его руку с явным намерением поцеловать.

К счастью, Маркус успел вовремя отдернуть руку.

– Вам спасибо, – холодно ответил он. – Вы, я так полагаю, леди Редли?

Женщина кивнула, она так и лучилась от радости.

– Чудесная ваша супруга, одно слово, чудесная! Какой же вы счастливец, да и мы тоже, и я просто обязана сказать…

– Констанция! – Редли сгреб супругу в охапку. – Думаю, у его светлости есть дела поважнее, чем выслушивать нас с тобой. Позвольте откланяться, ваша светлость.

Он потащил жену вниз по лестнице.

Маркус долго смотрел им вслед, затем стал подниматься по лестнице. Ханну он застал в библиотеке: она сидела перед чайным столиком, накрытым на троих. Когда герцог вошел, она подняла голову и наградила его такой подобострастной улыбкой, что он сразу понял: она явно боится расплаты. Но за что?

– Добрый день. Не желаете ли чаю?

– Нет, спасибо. – Маркус прикрыл дверь, прислонился к ней спиной и молча уставился на Ханну, однако уже через минуту сунул руки в карманы и принялся расхаживать взад-вперед по комнате.

– Я только что встретил Редли и его жену – они приходили к вам с визитом. Ну и как прошла ваша встреча?

– Чудесно. – Ханна надкусила булочку и слизнула с уголка губ крошку. В это время Маркус случайно взглянул в окно и увидел, что супруги Редли садятся в карету, стоящую в конце улицы.

– Они меня поблагодарили, – рассеянно пробормотал он. – Можно сказать, осыпали благодарностями. Вы не находите это странным? Интересно, что их на это подвигло? Во время нашей последней встречи Редли был откровенно недоволен мной, а сегодня его жена чуть не бросилась ко мне в объятия. С чего бы это?

– Играть на деньги грешно и аморально, – чопорно заявила Ханна. – К тому же жестоко отнимать у человека дом только потому, что случайно ему выпала «тройка», а не «десятка».

– Альберту Редли пятьдесят лет. Вы вполовину младше, а потворствуете его порокам.

– Думаю, долг истинного христианина – дать другому христианину шанс исправиться. Он скорее извлечет урок из прощения, а не тогда, когда его оставят без гроша за душой.

– Вот, значит, как? – Маркус отвернулся от окна. Редли уехали, и ему хотелось послушать, как она будет оправдываться. – А вы знаете, сколько он понаделал долгов?

Ханна негромко прищелкнула языком.

– Я знаю одно: он совершил ошибку.

– Ошибку?.. Ну да, если считать ошибкой беспробудное пьянство и привычку ставить на кон все, включая собственный дом.

– Ну, а как тогда вы это назовете? И потом, разве вы сами никогда не ошибались?

– Я никогда не рисковал тем, что мне дорого, и уж тем более не доверял самое дорогое капризным картам. По мне, это не ошибка, а самая настоящая глупость.

Ханна неожиданно вскочила.

– Если он глуп, зачем же вы играли с ним? Это значит, что вы воспользовались ошибками человека, которому спиртное затуманило рассудок.

– Воспользовался? – Маркус шагнул к Ханне, с удовольствием отмечая, что ее христианский апломб постепенно сходит на нет при его приближении. – А может, это Редли воспользовался остальными игроками, делая безумные ставки? Зачем это ему понадобилось? Он хотел обобрать других, а вы его защищаете.

– Вы отняли у этого человека закладную на дом. – Ханна вскинула подбородок.

– Да, и что? Вы знаете, сколько стоит эта бумага?

– Нет. – В ее синих глазах сверкнул вызов.

Мягко ступая, Маркус приблизился к ней. Боже, кто бы мог подумать, что вдове священника так к лицу шелк с кружевами? Когда он подошел совсем близко, Ханна вдруг отстранилась и начала расхаживать по комнате.

– Послушайте, какое это имеет значение! Я объяснила ему, что играть в карты грешно, и простила долг.

– Что? – Маркус застыл, словно громом пораженный. – Да как вы смеете распоряжаться тем, что вам не принадлежит?

Ханна стремительно повернулась к герцогу:

– Но я же ваша жена, стало быть, мы одно целое. В Библии говорится: «Они уже не двое, но одна плоть». В качестве половинки целого я решила простить Редли долг.

«Они уже не двое, но одна плоть»… Эх, зря она процитировала этот отрывок. Маркуса уже несколько дней кряду мучили мысли о подобном слиянии.

Ханна стояла, заведя руки назад и опершись о стол, падавшие сбоку солнечные лучи окутывали ее мягким светом. При виде этой сладостной картины Маркус задержал дыхание.

Когда он приблизился к Ханне на расстояние фута, она против его ожидания не отступила и держалась спокойно.

– Двадцать тысяч фунтов, – холодно сказал Маркус. – Редли проиграл двадцать тысяч фунтов. Что ему стоило остановиться после пяти, десяти, семнадцати тысяч? Мне не нужна его закладная, но он сам поставил ее на кон и проиграл.

– После чего вы собирались ее продать! – Ханна гневно взглянула на него.

Герцог склонил голову набок, с наслаждением глядя на ее взволнованное лицо.

– А что мне еще делать с чужой собственностью? – Он смутно припомнил, что велел. Адамсу передать закладную юристам.

– В этом доме живет его мать! – Ханна брезгливо отодвинулась. – А его дети? Куда им деваться, если вы лишите их крова?

Герцог пожал плечами.

– К родственникам, которые относятся к деньгам бережнее, чем Редли, И вообще, мне-то какое дело до его отпрысков? Впрочем, раз вы их простили, теперь уже ничего не попишешь.

Ханна подозрительно уставилась на него.

– А в чем дело?

Теперь она уже не казалась столь самоуверенной.

– Ни в чем. – Герцог оперся рукой о стол. – Вот только непонятно, как вы возместите мне урон?

Ханна вспыхнула.

– Кажется, вы не нуждаетесь в деньгах…

Маркус усмехнулся.

– Что вы говорите! И как же вы пришли к такому выводу? В конце концов, – он осторожно прикоснулся ладонью к ее плечу, – как вы сами изволили заметить, в последнее время я много денег трачу на наряды для одной дамы.

Герцог провел пальцем по вырезу ее платья и, даже не прикасаясь к коже, почувствовал, как колотится ее пульс.

– Так как вы намерены возмещать мне убытки – двадцать тысяч фунтов не шутка…

Ханна побледнела. Похоже, она слишком поспешила, решив проучить герцога. Двадцать тысяч… Ей и за две жизни столько не заработать!

– У меня нет таких денег, – пробормотала она, надеясь, что герцог шутит.

– Думаете, вы сумеете отвертеться? – Маркус продолжал наступать на нее. – Вы хотели поучить меня и растолковать, что играть на деньги – страшный грех. Прекрасно, впредь я буду иметь это в виду. А теперь пора вам научиться держать обещания.

– Я ничего вам не обещала! – еле слышно прошептала она.

– Зато обещали Редли, и теперь я не смогу получить с него долг. Что, если я собирался выплачивать жалованье слугам именно из этих денег, теперь буду вынужден часть слуг рассчитать? И вы, конечно, не думали, что теперь нам весь год придется питаться одним супом, потому что вы простили закоренелому моту и пьянице этот долг?

Ханна закусила губу. Неужели герцог так стеснен в средствах? Ну нет, вряд ли. В любом случае бедной леди Редли и ее детишкам деньги нужнее.

Ханна заставила себя встряхнуться. Что это с ней – уж не гипноз ли? Герцог Эксетер побирается с сумой? Какая чушь! Розалинда покупает все, что захочет, и если уж герцог захочет сэкономить, ему нужно скромнее вести хозяйство. Разумеется, его взбесил ее поступок, который, как она теперь понимала, действительно нарушил их негласный договор. Но разве она могла поступить иначе?

– Что вам от меня нужно? – Оказавшись зажатой между столом и герцогом, Ханна все больше отклонялась назад; еще чуть-чуть, и она может просто рухнуть на стол. – Хотите, я буду драить полы? А еще я умею готовить, стирать и шить.

Герцог вскинул брови.

– Ваши таланты не могут не восхищать, но для всего этого у меня есть слуги. Для вас я, пожалуй, придумаю нечто другое, чем пока никто не занимается.

Ханна удивленно взглянула на герцога. Чем, интересно, она сможет возместить его потерю? Ее голова явно плохо соображала, когда герцог нависал над ней подобным образом, и в его темных глазах светилось обещание того, о чем Ханна не могла помыслить без дрожи.

– Не пойму, о чем вы: по-моему, у вас каждым делом не меньше трех слуг занимаются. – Она старалась держаться уверенно, но, похоже, у нее это не очень-то получалось.

Герцог неожиданно улыбнулся.

– Ну что вы, за некоторые обязанности не берется никто… – Он скользнул взглядом по ее губам. – Возможно, исполнив их, вы возместите убыток.

Ханна попыталась собрать последние капли рассудка. Она совсем растерялась, когда его лицо осветилось улыбкой, и ей захотелось улыбнуться в ответ, хотя она догадывалась, чего он хочет. Нет, это недопустимо, и она должна во что бы то ни стало положить этому конец! Вот только должна же она сначала узнать…

– И что же вы имеете в виду?

Герцог придвинулся ближе, и теперь его руки переместились к ее талии; при этом Ханна с ужасом почувствовала, что теряет равновесие. Во время танца герцог тоже ее обнимал, но тогда они находились в людном месте и изображали счастливую супружескую чету, тогда как теперь…

Ей казалось, темный взгляд его глаз пронизывает ее насквозь. Ханна видела, как дрожит жилка у него на горле: похоже, сердце у герцога колотилось так же сильно, как у нее. У Ханны душа ушла в пятки. Боже, что же ей делать! Сейчас один поцелуй может изменить все, а значит, этого никак нельзя допустить!

Подыскивая слова, Ханна нервно облизнула губы.

Герцог добродушно усмехнулся.

– Например, это. – Он пригладил выбившуюся на лоб прядку. – И это.

Когда он провел рукой по щеке Ханны, ей вдруг захотелось, чтобы он ее поцеловал. Она не знала, откуда взялось это желание, ведь поцелуй не сулил ей ничего, кроме неприятностей, но она ждала этого, как ребенок ждет рождественский пудинг, страшась пошевелиться лишний раз и трепеща от ожидания чуда.

Рука герцога скользнула по ее подбородку, и Ханна прикрыла глаза. Как же глупо чувствовать влечение к совершенно постороннему мужчине! Он ей не муж и никогда им не станет. Еще он содержит дом в образцовом порядке и всегда готов поселить там новую любовницу, а совсем недавно готов был лишить крова леди Редли и ее семейство. Он холоден как лед. Ее он тоже использует в своих корыстных интересах – заставляет обманывать своих родных и даже незнакомых людей.

– Двадцать тысяч фунтов за поцелуй? – Почувствовав, легкое прикосновение его губ, Ханна приоткрыла глаза.

– Одна тысяча.

Здравый смысл на время покинул Ханну. Зачем она это ляпнула? Из-за этого грубого вопроса герцог опять превратился в бесчувственного сухаря; а ведь он, когда захочет, может быть очень нежным… Нежным? Ханну потрясло эго неожиданное открытие. Теперь ее влекло к нему куда больше, чем она осмеливалась признать.

– Простите, – прошептала она, и герцог, словно опомнившись, выпрямился, снял руки со стола и отступил назад.

– Ничего, все в порядке. – Только сейчас Ханна поняла, насколько ласковым был его голос совсем недавно. Она вскинула голову: должно быть, герцог неверно истолковал ее извинение. Маркус поправил манжеты и осторожно покосился на нее.

– Что ж, попробуем придумать более щадящий способ оплаты.

– Я спросила, сколько стоит поцелуй… – это было так глупо! Простите… – Ханна опустила голову.

Герцог подошел к небольшому шкафчику и достал из него бокал и бутылку виски.

– По-моему, на этот раз я должен просить прощения. – Он налил чуть больше половины бокала. – В конце-то концов, за все приходится платить, верно?

Теперь его ухмылка совсем не была похожа на очаровательную улыбку, оживлявшую лицо герцога совсем недавно.

Ханна чувствовала себя прескверно, но что она могла сказать? «Не изволите ли вести себя, как вели до того, как я все испортила своей неуместной болтовней?»

Герцог поднял бокал, и на солнце сверкнуло кольцо-печатка. Потом он отвернулся к окну и больше не произнес ни слова.

Постояв немного в нерешительности, Ханна направилась к выходу. У двери она обернулась: герцога окутывал ореол солнечного света, в котором различима была лишь высокая, одинокая фигура.

Итак, одиночество – это его удел на всю оставшуюся жизнь. Маркус поглядел на улицу и пригубил прохладное виски. И с чего ему взбрело в голову – флиртовать с вдовой священника? Он даже полез к ней целоваться. Разумеется, теперь Ханна всегда будет относиться к нему недоверчиво и с опаской. Возможно, она симпатизирует Редли и ненавидит Сюзанну, но сам герцог в ее глазах – ледышка и чудовище. Вот только… Почему это должно его трогать?

Он потряс головой, пытаясь прогнать соблазнительную картину: она лежит, смежив веки и приоткрыв губы, всем своим видом давая понять, что ждет поцелуя. Только не его поцелуя.

Интересно, любила ли она Дэвида? Брат обманул ее, оставил без гроша, но женщины – загадочные создания и часто любят тех, кто их недостоин. Впрочем, Ханна лучше многих, по крайней мере, так ему казалось до недавних пор. По мнению Маркуса, было крайне неразумно прощать долг в двадцать тысяч фунтов, да и за Дэвида она выскочила замуж впопыхах – ведь они были знакомы всего три недели. Тем не менее, вряд ли ею руководила жадность: жадная женщина не стала бы отказываться от предложенных денег. Теперь Маркус почти жалел, что она не любит деньги: иначе бы он просто предложил ей двадцать тысяч фунтов за ночь любви…

Герцог вздохнул и взял с подноса опустевший бокал. Как это он успел набраться виски еще до чая? Неужели он все больше становится похож на Дэвида? Чувствуя, что ему надо поскорее избавиться от этого наваждения, поставил бокал обратно на поднос и отправился на поиски секретаря.