Глава 14

– Где прикажете сесть? – спросил Рейвен.

Абриэль ответила не сразу. Не стоило смотреть на влажную от пота ткань, липнувшую к каждой мышце на его широкой груди, чтобы знать: это свидание наедине – хуже, чем глупость. Ей грозит неминуемая опасность. И все же Абриэль широко раскрытыми глазами уставилась на него, как на нечто необыкновенное, хотя была твердо уверена, что позже горько пожалеет, если немедленно не объявит, что, к сожалению, ему нет нужды садиться, поскольку она передумала и он может отправляться в шатер целителей.

Но кровь со щеки капала на широкую грудь, и, несмотря на грозившую ей опасность, она не могла позволить, чтобы рана загноилась.

– Можете сесть на скамью у огня, – выдавила она наконец, стараясь говорить самым деловитым тоном. – И если вам не слишком тяжело, подвесьте котелок над огнем. Он уже полон воды.

Он выполнил ее просьбу и принялся стягивать тунику.

– Что вы делаете? – рассердилась она. Он удивленно поднял брови:

– Разве вы не пообещали обработать мои раны? Абриэль кивнула, сконфуженная его вопросом.

– Предпочитаете обрабатывать их сквозь одежду? – осведомился он, спокойно разглядывая ее, словно такой способ лечения был вполне естественным.

– Нет, я только… я думала… Простите. Конечно, вы должны раздеться.

Он принялся раздеваться и поморщился.

– Вам необходима помощь, – заметила она, шагнув к нему.

– Возможно, – согласился он. – Я, пожалуй, пошлю за оруженосцем. Кровь в нескольких местах засохла, и мне трудно стащить тунику через голову.

Абриэль закусила губу, взвешивая, что хуже: раздеть Рейвена или рискнуть еще больше времени провести наедине с ним, потным и полуодетым, пока тот пошлет за оруженосцем.

– Не стоит, – отказалась она, решив, что лучше поспешить. – Поскольку я уже здесь, могу помочь не хуже оруженосца.

Она старалась не выдать владевших ею чувств: страха, дурного предчувствия и, нужно признаться самой себе, волнения. Она не хотела быть наедине с ним, помогать раздеваться, ощущая, как внутри все дрожит.

Абриэль придвинулась ровно настолько, чтобы коснуться его протянутой рукой, но он резко развернулся, сократив опасное расстояние вдвое, и поднял руки над головой. Абриэль вцепилась в подол туники и резко дернула.

Рейвен издал какой-то странный звук – то ли крик, то ли стон, и Абриэль немедленно застыла.

– Думаю, – пробормотала он, подбираясь настолько близко, что она ощутила его дыхание на своей шее, – что это лучше делать очень медленно.

При всей своей невинности Абриэль была женщиной достаточно мудрой, чтобы понять: не одна только боль причина его затрудненного дыхания. Его не меньше, чем Абриэль, тревожила их близость: она слышала это в его грубоватом выговоре и видела в блеске глаз.

– Да, это один способ, – согласилась она, еще крепче вцепившись в тунику. – Но я считаю, что лучше сорвать ее одним движением. Вот так.

Она немедленно подкрепила свои слова действиями.

– Кровь Господня, девушка, – пробормотал он.

– Простите, что причинила вам боль, но лучше как можно быстрее покончить с этим. Или я была слишком жестока? – встревожилась она.

Его попытка фыркнуть закончилась долгим приступом кашля.

– Немного, девушка. Совсем немного. И я благодарен за заботу, какой бы ни была цена. Вы настоящий ангел милосердия.

Наконец он остался в одной полотняной рубашке и шоссах. На рубашке виднелось темное пятно присохшей к ребрам крови. Он ослабил шнуровку и уже хотел сорвать с себя рубашку, но Абриэль остановила его, намочила тряпку в теплой воде и осторожно прижала к пятну, пока оно не увлажнилось. Теперь можно было легко снять рубашку, не опасаясь повредить рану.

– Встаньте, – велела она. Рейвен подчинился, и Абриэль взялась за края ворота. – Обещаю, на этот раз не будет больно.

Медленно-медленно и очень бережно она стянула рубашку, оставив его обнаженным до пояса. Пришлось закрыть глаза, пока она не вспомнила о необходимости дышать. Хотя через все ребра шла широкая царапина, из которой медленно сочилась кровь, она видела только его широкую грудь и бугры мускулов. Абриэль знала, что он смотрит на нее, но не смела поднять глаза.

И только когда капля крови со щеки разбилась о его грудь, она снова пришла в себя.

– Теперь садитесь, – приказала она, хотя сама едва стояла на подгибавшихся ногах. Пришлось поскорее сесть рядом, после чего Абриэль окунула чистую тряпку в нагретую воду и слегка прижала к его лицу. – Подержите, пока я посмотрю ваши ребра. Не думаю, что рана слишком глубока.

– Да, это удар копья. Скорее очень большая царапина, зато синяк будет огромным.

– Он уже огромный, – сухо сообщила Абриэль, решив делать вид, что он просто ее знакомый, один из многих, кого она лечила в прошлом. Но уловка не сработала. Прикосновение к нему вызвало чувства, которых не должна была испытывать порядочная девушка. Она слышала его дыхание так же отчетливо, как свое собственное, вдыхала запах пота и видела жилку, заманчиво бьющуюся во впадинке между ключицами.

Абриэль быстро отступила, открыла мешочек с травами и, растерев несколько стебельков в порошок, сделала пасту и наложила на рану, прежде чем перебинтовать его торс длинными полосами чистого полотна.

– Теперь можно надеть рубашку, – с облегчением сообщила она.

– А что делать с этим? – спросил он, показывая на окровавленный платок, прижатый к лицу.

Какая же она глупая! Лицо Абриэль загорелось.

– Прошу прощения. Я так устала, что сама не знаю, что говорю.

– Вот как! Значит, это усталость лишает меня способности связно мыслить, когда я рядом с вами? – тихо спросил он.

– Откуда мне знать, что вы испытываете? – отрезала она, и, хотя пыталась принять суровый вид, когда потянулась к платку, все же ее прикосновения были нежными. Она медленно отняла платок и промыла рану, с тревогой замечая, что кровь по-прежнему течет. – Боюсь, что ее придется зашить.

– Или прижечь, – деловито предложил он, пожав плечами, когда она с ужасом воззрилась на него. – Я уже делал это раньше.

– Но я никогда этого не делала и тем более не прижигала ран на лице.

– Боитесь испортить мою красоту?

– Вы льстите себе, – парировала Абриэль. – А может, я не хочу, чтобы вы пугали животных и маленьких детей?!

– В таком случае игла и нитка, – согласился он.

Абриэль обрадовалась, что напряжение между ними немного спало: может, он не заметит, какое воздействие производит на нее. Что-то изменилось в их отношениях, а может, что-то изменилось в ней самой. Придется хорошенько поразмыслить над происшедшим. Но сейчас не время: она слишком занята созерцанием его тела, а перед этим наблюдала подвиги на ристалище. Кроме того, его смуглое лицо выражало неприкрытый интерес. Как легко забыть все и поддаться очарованию момента… если бы не воспоминание о том времени, когда он не давал себе труда быть и вполовину столь дружелюбным. Что бы он ни говорил о своем обращении с ней в их первую встречу, об отказе ухаживать за ней, пока она еще не была помолвлена, женщина в ее положении должна быть уверена в мужчине. А она никогда не сможет быть до конца уверена в Рейвене. Не сможет забыть, что раньше он считал ее недостойной своего внимания.

– Будет больно, – предупредила она, поднося к его лицу иглу с ниткой.

– Ничего, справлюсь, девушка, – заверил он.

Для того чтобы как следует зашить рану, ей пришлось встать над ним. Но он был так велик ростом, что ей почти не приходилось нагибаться. Сначала она боялась воткнуть иглу в его плоть, но он и глазом не моргнул, так что она принялась аккуратно шить.

Его глаза были такими синими, а ресницы – длинными и густыми, что ей пришлось вынуждать себя думать о чем-то другом. И, чтобы отвлечься и завести разговор на посторонние темы, она заметила:

– Мой отчим говорит, что Терстан имел право напасть на вас после целого дня отдыха.

Рейвен подождал, пока она протянет нить в очередной раз, прежде чем ответить:

– Так оно и есть, хотя я знал, что нужно быть готовым к удару в спину, особенно с таким, как он.

– Но все остальные состязались целый день. А просто ждать почти до самого конца…

– Но он все равно не победил, потому что не мог взять достаточно пленных.

– А мне кажется, ему не столько хотелось победить, сколько напасть на вас.

– Волнуетесь за меня, девушка? – тихо спросил он.

– Меня скорее волнует справедливость, – чопорно бросила она.

– О, в войне нет ничего справедливого.

– Но это не была война! – горячо возразила она.

– Для людей, подобных Колберту, это всегда война. И все это часть игры.

Она отвела иглу, чтобы всмотреться в него.

– Как можно относиться к этому столь беспечно, когда вас могли убить?!

– И вы скорбели бы по мне?

– Как по всякому павшему воину. Ну вот и все. И ваше красивое лицо более-менее осталось прежним.

Он тихо рассмеялся, когда она стала сосредоточенно оглядываться.

– Ножницы… ножницы… я знаю, вы где-то здесь, – бормотала она.

– Перекусите нитку зубами, – посоветовал Рейвен. Абриэль возвела глаза к небу.

– Так я могу потянуть ваши швы.

– Я это вынесу… а вы?

Его глаза опасно блестели, и Абриэль знала: он думает о том, насколько близка она будет к нему, если отважится перекусить нитку. Ей хотелось проклясть кровь дерзкого Бервина Харрингтона, текущую в ее жилах, кровь, из-за которой она так часто оказывалась не в состоянии задушить свои желания или не ответить на вызов.

Она как во сне нагнулась, схватившись за узелок, чтобы не натянуть швы, и перекусила нитку. Его влажное дыхание было жарким и волнующим. Он обхватил руками ее бедра, а она, на миг застыв, уперлась кулачками в его плечи.

– Что вы делаете? – возмутилась она, раздраженная тем, как неубедительно звучит ее голос.

– Хочу получить свой приз.

– Но я должна была поцеловать вас на людях. Чтобы все видели, как я выполняю свою часть сделки.

– Не волнуйтесь, девушка, все посчитают, что приятнее целоваться без посторонних глаз.

С этими словами он обнял ее за плечи, подхватил на руки, уложил себе на колени и впился в губы приоткрытыми губами. Потрясенная и ошеломленная, ответившая на поцелуй со всей страстью, Абриэль покорно встретила вторжение его языка, робко коснувшись его своим, прежде чем их пыл превратился в бушующее пламя, сжигавшее обоих. Она так же изголодалась по нему, как он – по ней, и льнула к Рейвену, словно к своему единственному в мире спасению. И прижималась все теснее, лихорадочно гладя его по спине.

Рейвен знал, что Абриэль – страстная женщина, но боялся, что после всех отказов она не сможет испытать к нему подлинного чувства. Ее губы были слаще земляники, нагретой солнцем и только что сорванной с кустика. Безумные фантазии бурлили в голове Рейвена.

Неожиданно Абриэль охнула и спрыгнула с его колен. Она тяжело дышала. Груди высоко вздымались.

– Это… это было жестоко и несправедливо.

– Но почему? – удивился он. – Вы сами предложили поцелуй победителю, а я всегда остаюсь победителем.

Его глаза потемнели еще больше и приобрели цвет штормового моря.

– Вам следовало бы знать, что «всегда» – это слишком долгое время. Не стоит принимать мой сегодняшний промах за искреннее чувство. Я никогда не выйду за вас. Потому что не могу вам доверять. Считайте, что вам повезло выиграть сегодня главный приз – кошель с деньгами, но вы никогда не завладеете ни моими владениями, ни мной.

Последние слова она буквально выплюнула; голубовато-зеленые глаза сверкали, рыжая грива разметалась по плечам. Сейчас она походила на разъяренную львицу.

Повернувшись, она пустилась бежать. Жаль, что она не может запереться в спальне: придется изображать хозяйку на вечернем пиршестве.

Весь вечер она улыбалась и обменивалась любезностями с гостями, но чувствовала себя куклой, словно кто-то подсказывал ей, что говорить и делать. Нечеловеческим усилием воли она запретила себе смотреть на Рейвена, не разразиться слезами гнева и грусти. Она выберет мужа среди своих поклонников… но их лица сливались, улыбки казались фальшивыми, она не могла придумать подходящих вопросов, чтобы получше узнать о каждом из них. Словом, чувствовала себя полной неудачницей, и, судя по встревоженному лицу матери, родители волновались за нее.

В следующие два дня замок снова опустел, и Абриэль всячески избегала расспросов о том, кого выбрала себе в мужья. Она понимала, что мать и отчим весьма терпеливы с ней, и искренне ценила их доброту. Абриэль старательно составляла списки имен и записывала причины, по которым каждый мужчина мог бы стать ей хорошим мужем. Но каждый раз, представляя, как обменивается поцелуем у алтаря, видела себя в объятиях Рейвена.

Засыпала она перед рассветом и на третью ночь, когда она уже едва не падала с ног, понадеялась, что проспит до рассвета, но открыла глаза, когда было еще темно. Разбудило ее приглушенное всхлипыванье, прерываемое криками боли и доносившееся из коридора за дверью ее спальни.

Опасаясь, что в замке произошла какая-то трагедия и у двери стоит ее мать, которой необходимо поговорить с дочерью, Абриэль задрожала от страха. Слишком свежим в ее памяти было падение Десмонда с лестницы, чтобы надеяться, что подобное не повторится даже с теми, кого она нежно любила.

Спеша узнать, кто плачет под дверью и что случилось, Абриэль ударила кресалом о кремень и зажгла свечи в канделябрах у постели, прежде чем накинуть шаль на ночную сорочку. Схватив канделябр, она поспешила в гардеробную, но из осторожности прижалась ухом к двери. Однако все было тихо.

– Кто там? – спросила она.

– Миледи, не откры…

Узнав голос служанки, она отставила канделябр и помедлила: за дверью раздался звук пощечины, сопровождаемый приглушенным стоном. Абриэль тихо охнула при мысли, что какое-то грубое животное избивает Недду.

Возмущенная, она отодвинула засов, распахнула дверь и увидела Недду, лежавшую на полу, в ночной сорочке. Кровь текла из уголка губ и по щеке. Над ней возвышался настоящий гигант с испещренным шрамами лицом и густой бородой. По массивным плечам раскинулась грива пронизанных сединой черных волос.

Невыносимый смрад заставил ее отвести глаза в сторону, и Абриэль испуганно вскрикнула при виде такого же громилы, может, чуть пониже ростом, зато пошире первого, того, кто терзал Недду. Как и у его сообщника, грива седеющих волос была такой буйной и всклокоченной, что было непонятно, где кончалась растительность на голове и откуда начиналась борода. Он широко улыбнулся, показав гнилые зубы, и когда Абриэль развернулась в отчаянной попытке удрать в свою комнату, бросился на нее.

Абриэль, закричав, сумела захлопнуть дверь перед его носом, но он с такой силой толкнул ее, что девушка перелетела через всю гардеробную и врезалась в сундук, стоявший у двери спальни. При этом она ударилась головой о каменную стену за сундуком, едва не потеряв при этом сознания, обмякла и сползла на ковер.

У нее не было сил даже подняться. Она ошеломленно смотрела снизу, как через длинный туннель, на грязное животное, стоявшее над ней с торжествующим видом.

Наконец, нагнувшись так, что их лица оказались совсем рядом, он весело ухмыльнулся.

– Если хотите знать, меня зовут Фордон, – объявил он и ткнул пальцем куда-то себе за плечо: – А вон тот – Дунстан.

– Что вам нужно? – промямлила Абриэль, прилагая все усилия, чтобы прийти в себя. Наконец ей это отчасти удалось. Она села, прислонившись к ярко раскрашенному сундуку, который лорд Уэлдон когда-то привез из крестовых походов. Она понятия не имела, какой он твердый и крепкий, до тех пор, пока не столкнулась с ним на бегу.

В коридоре за открытой дверью она увидела, как Дунстан вцепился в покрытые ночным чепцом волосы Недды и одной рукой поднял ее с пола, после чего с веселым хрюканьем втолкнул в гардеробную. Та несколько раз перевернулась, прежде чем упасть на хозяйку. Абриэль снова попробовала встать на ноги, но только снова растянулась на полу рядом с Неддой.

Раздраженная, покрытая синяками и сгорающая от ярости, Абриэль подождала, пока служанка придет в себя, и снова уселась, прислонившись к сундуку, откуда злобно посматривала на негодяев, ухмылявшихся ей. Но кто они и что им здесь нужно?

Абриэль высвободила руку, запутавшуюся в юбке, и вытерла обратной стороной ладони ноющие губы, но ощутила влагу и взглянула на костяшки пальцев, измазанные кровью.

Недда поспешно оторвала полосу от подола рубашки и сложила в несколько раз. Несмотря на то что сама она была жестоко избита Дунстаном, все же нашла в себе силы крепко прижать тряпочку к губам госпожи в попытке остановить кровотечение. Злобно глядя на негодяев, служанка презрительно скривила губы и прошипела:

– Вы подлые чудовища, и вас следует повесить!

– Но вместо этого нам заплатили за то, чтобы мы повезли вас на небольшую прогулку, – хмыкнул Фордон.

Абриэль и Недда настороженно переглянулись, чем вызвали новый приступ смеха Фордона, очевидно, наслаждавшегося их унижением.

Тихо бормоча благодарности Недде и не отрывая взгляда от волосатых олухов, Абриэль поняла, что перед ними просто грязные негодяи, готовые за деньги сделать все на свете.

– Будь у меня метла, я бы хорошенько вымела ваши жирные зады! – пренебрежительно бросила она. – Вы оба воняете так же гнусно, как ведете себя. После того как вы уберетесь отсюда, комнаты придется проветривать не меньше двух недель.

– Да, миледи, – согласилась Недда, восхищаясь смелостью госпожи. – Хотя лично я считаю, что пройдет не менее шести месяцев, пока здесь можно будет свободно дышать.

– Что вы хотите от нас? – резко бросила Абриэль.

– Скоро узнаете, – хмыкнул Фордон.

Пламя свечей отбрасывало на стены и потолок зловеще огромные тени гнусной парочки. Если это только возможно, внешность Дунстана была еще омерзительнее, чем у его сообщника. Уродливый шрам перечеркивал его одутловатое лицо, доходя до лба, так что одно веко почти не закрывалось, а уголок губы был приподнят в вечной ухмылке. В отличие от Фордона он был так высок и мускулист, что она казалась себе крошечной птичкой на веточке перед чудовищным великаном.

– А вам, миледи, предлагаю вести себя прилично, иначе получите хорошую трепку. И не думаю, что столь важная леди переживет такое испытание! – Злобно хрюкнув, он пожал жирными покатыми плечами. – Так что лучше молчите!

Абриэль ответила смелым взглядом:

– Если убьете меня, можете быть уверены, что злодей, заплативший вам за мое похищение, не получит того, за чем охотится. И это не пустая угроза! Тогда и вам не видать своих денег!

– А за чем же он охотится, миледи? – снова хихикнул Фордон.

– Если вы не знаете, не мое дело просвещать вас. Я только предлагаю, чтобы вы подумали о последствиях для вас и вашего сообщника, если вы нас убьете. Вполне возможно, что и вам после этого недолго оставаться на этой земле.

Абриэль была убеждена, что за этим злодейством стоит Терстан. Очевидно, он таким образом попытается заставить ее отказаться от прав на богатство Десмонда или силой женится на ней. Что же до ее вонючих похитителей, они, по всей видимости, особым умом не отличались и вряд ли сами спланировали это похищение. Все же они ничем не лучше Терстана, и никому из этой троицы нельзя доверять.

Здоровый болван взмахнул рукой и в ответ на ее каменный взгляд неожиданно выхватил из-за пояса длинный кинжал. Женщины с ужасом охнули.

– Напугал вас, верно? – хмыкнул он. По-видимому, ему доставляло наслаждение изводить их, и Абриэль горько пожалела, что у нее не хватит сил заехать ему кулаком в нос. В такие моменты она понимала, почему отец был готов отомстить врагам даже ценой собственной жизни.

Но сейчас приходилось терпеть. Абриэль взяла себя в руки и спокойно спросила:

– Могу я узнать, что вы намереваетесь делать с нами?!

Негодяй снова показал черные сгнившие зубы в отвратительной улыбке.

– Увезем подальше отсюда, где у вас будет время подумать о том, что вам дороже всего: жизнь или богатства, которые вы сумели выманить у сквайра.

– Я ничего не выманивала у сквайра, – резко бросила Абриэль. Зря она считала, что грязные громилы не имеют понятия об истинных намерениях Терстана. Фордон скорее всего вел свою хитрую игру, возможно, надеясь узнать, какое состояние было на кону. – Я никогда не хотела выходить за Десмонда де Марле, и по этой причине можете быть уверены, что я не участвовала в составлении брачного контракта или даже в его обсуждении.

– Теперь, когда он мертв, это уже не важно. Именно вы получили чертово сокровище, которое копил сквайр. Но беда в том, что кое-кто считает, будто тоже имеет на него право. На все, до последней чертовой монеты.

– Судя по высказыванию о последней чертовой монете, я должна предположить, что вы намерены убить меня, дабы ее заполучить, – ехидно заметила Абриэль. – Так вот, можете передать Терстану и другим злодеям, с которыми он якшается, что, если я умру, они не получат и корки черствого хлеба из моих запасов.

– Похоже, вы так и не поняли, о чем я? – упрекнул негодяй, с сожалением покачивая головой.

Он приблизил к ее лицу свою гнусную рожу и обдал девушку зловонным дыханием.

– Если не сделаете того, что он требует, мне отдан приказ отрезать от вас по кусочку. Если же и это не поможет, он доставит мне несказанное удовольствие, позволив убить вашу матушку у вас на глазах, медленно и как можно более мучительно. Уж поверьте, в этом я мастак.

С этой зловещей похвальбой чудовище выпрямилось и принялось вертеть кинжалом у нее перед глазами, явно пытаясь запугать девушку. Хотя Абриэль пыталась унять холодный страх, сжимавший сердце при мысли о гибели любимой матушки, все же она не допустит, чтобы этот тип ее запугал. Видимо, Терстан готов на все, чтобы заставить ее выйти за него замуж.

Фордон мотнул головой в сторону Абриэль:

– Свяжи эту, да покрепче. Служанка может снести их вещи в повозку. Если понадобится, мы отрежем ее пальцы и пошлем родителям девчонки.

Недда испуганно охнула, но Фордон, продолжая ухмыляться, швырнул ее на постель.

– Ее родичи скорее всего поспешат остановить нас, пока мы не разрежем клячу на кусочки.

– Уж ты умеешь напугать, Фордон! – рассмеялся Дунстан.

– Сейчас пойду вниз, посмотрю, готов ли экипаж миледи, – объявил Фордон.

Он ушел, но второй, Дунстан, зловеще надвинулся на Абриэль. Та принялась отчаянно брыкаться.

– Если хотите по-прежнему дышать, миледи, советую вести себя приличнее! – прорычал он, прижимая подушку к лицу девушки, пока она не перестала сопротивляться. – Вот так-то лучше. Теперь делайте, как велено, или я так приложусь кулаком к вашему личику, что вы добрых две недели не сможете открыть глаза.

Абриэль притиснули лицом к постели и заломили руки. Несмотря на угрозы, она продолжала сопротивляться. Но Дунстан придавил коленом ее поясницу и придерживал, пока не связал по рукам и ногам, после чего поставил на пол. Выхода не было: приходилось подчиниться. Дунстан накинул на нее покрывало и заткнул рот грязной тряпкой. И только потом обмотал кожаными ремнями.

Скрученная, как приготовленный для вертела гусь, Абриэль снова оказалась на кровати, где была принуждена ждать. Однако скоро она обнаружила, что веревки не настолько туго затянуты, как полагал Дунстан, и это давало некоторую надежду на побег.

Связав девушку, Дунстан наклонился над Неддой. Прядь длинных волнистых волос упала с плеча прямо на нос служанки, отчего та брезгливо поморщилась и отвернула голову.

– Скоро ты со своей хозяйкой отправишься в далекую прогулку, и, если попробуете хоть словом мне перечить… я сделаю так, что вы об этом горько пожалеете.

Для придания веса своим словам он поднес острый кинжал к лицу Недды, убедился, что она все видит, и многозначительно повертел клинком. Недда прекрасно поняла, что за малейшую провинность ей грозит смерть. Но, не желая давать негодяю причин для дальнейшего веселья, просто кивнула и смерила его холодным взглядом.

Ей было приказано связать в узелок теплую одежду, туфли и все необходимое для себя и госпожи. Не обращая внимания на измазанные навозом сапоги, он растянулся на покрывале и, скрестив ноги, наблюдал, как Недда укладывает вещи. При этом он чистил ногти острием кинжала. Абриэль была уверена, что он делает это только для того, чтобы они неотрывно смотрели на сверкающее лезвие и представляли, что ожидает их в случае неповиновения.

После возвращения Фордона Дунстан схватил Абриэль и взвалил на плечо. Недда с узлами семенила следом.

Девушку унесли в самую дальнюю часть замка. Правда, и там горели факелы, так что, очевидно, похищение было заранее продумано. Наверняка Терстан и здесь постарался приложить руку.

Окованная железом дверь заднего выхода была сделана с той целью, чтобы выдержать любую осаду врага. Во время строительства замка лорд Уэлдон настаивал на необходимости иметь укрепленную дверь. Однако эта предосторожность годилась только в случае нападения извне. Изнутри она легко открывалась.

Абриэль грубо швырнули на гору покрывал, лежавших поперек коридора. Хотя она внимательно всматривалась в открытую дверь, надеясь разглядеть луну или звезды, все же ничего не видела. Странно, ведь перед сном она часто сидела у окна, глядя сквозь железные решетки на россыпь звезд в ночном небе.

Прошло несколько минут, прежде чем она поняла, что дверь занавесили черной тканью, чтобы проходившие мимо не увидели света. Зажженные факелы в этой части замка скорее всего возбудили бы подозрение обитателей, и это только подтверждало ее предположения, что похищение было тщательно спланировано. Неужели Терстан готовил преступление и в то же время имел наглость пировать за ее столом и состязаться на турнире?!

Факелы и свечи в фонарях были погашены, и только потом с двери было снято покрывало. В открывшееся отверстие проник лунный свет, серебря бородатые лица похитителей.

Дунстан снова взвалил Абриэль на плечо, вынес во двор, как мешок, свалил в повозку, которая уже ожидала их. Девушка поморщилась от боли, несмотря на обвязанное вокруг тела покрывало. Даже древняя коротконогая кобылка, казалось, разделяла ее недовольство, поскольку до этой минуты она мирно дремала и вздрогнула, пробудившись от неожиданного толчка.

Чувствуя, как ноет все тело, Абриэль зло уставилась в спину великану, который, не обращая на нее внимания, направился обратно в замок. Из двери вышла Недда, которой было немедленно приказано бросить узлы в повозку и садиться рядом с хозяйкой, после чего ее тоже связали и заткнули рот.

Дунстан и Фордон снова вернулись в замок за фонарями, сложили их в задке повозки, а сами уселись на коней.

Из боковой двери появился третий сообщник с парой подушек и покрывал, которые он тоже уложил в повозку. Этот оказался достаточно сострадательным, чтобы подложить подушки под головы женщин. Отвязав лошадь, он уселся на козлы, взмахнул кнутом и последовал по узкой тропинке за своими сообщниками.

Абриэль мрачно гадала, увидит ли еще своих родных. Она пыталась утешиться, представляя их лица и напоминая себе, как они расстроятся, узнав о ее исчезновении. И как сделают все, не пожалев никаких расходов, чтобы найти ее и благополучно вернуть домой.

Но время шло, а вынужденное путешествие все продолжалось, и любимые образы родителей уступили место еще одному. Мужчине с темно-синими глазами, высокими острыми скулами и чарующей улыбкой. Но, узнав о ее похищении, он разучится улыбаться.

Представив, что он сделает, она вздрогнула, и мысль о том, что Рейвен спасет ее, придала мужества.

В этот, самый мрачный момент ее жизни Рейвен стал чем-то вроде неугасимого огонька надежды во мраке.