Глава 35
Стояла темная ночь, лишь клочья белой пены, пляшущие на гребнях волн, тихо плескавшихся у входа в пещеру, светились в беспросветной мгле. Было очень холодно, и девушка поплотнее закуталась в темный плащ, пробираясь к пещере. Как обычно, она старалась держаться в тени кустов и деревьев.
Эванжелина решила, что этой ночью передаст человеку Хоучарда письмо для Джона Эджертона – письмо, в котором она написала о том, что хочет выйти из игры. Так больше продолжаться не может, не должно.
Эванжелина вспомнила, как утром Ричард пришел следом за ней в конюшню.
– Я так и думал, что ты станешь избегать меня и задумаешь сбежать, – проговорил он. – Нам надо поговорить, Эванжелина.
Она кивнула. А что еще ей оставалось?
– Ты плохо спала?
Разумеется, она плохо спала, но не представляла, что это видно по ее лицу.
– Не тревожься, – небрежно бросил Ричард. – Я не собираюсь перебрасывать тебя через плечо и тащить в свою постель. Вообще-то мне бы, конечно, хотелось обнять твое обнаженное тело, но я не притронусь к тебе.
Ну что сказать на это? Что она готова отдать все на свете, лишь бы обнять его нагое тело?
– Я решил, что не буду заниматься с тобой любовью до тех пор, пока ты не согласишься стать моей женой. Ага, по твоим глазам вижу, что ты по-прежнему не хочешь взять меня в мужья. Стало быть, как любовник я устраиваю тебя больше. И ты предпочитаешь быть моей любовницей? Судя по тому, с какой скоростью ты залилась краской, передо мной уже не вдова болвана Андре, а мадемуазель Эванжелина де Бошам.
– Я рассказывала об Андре, имея в виду одного молодого француза, графа де Пуйи. Он хотел жениться на мне.
– Надеюсь, ты отказала этому идиоту?
– Да.
– Ты не станешь больше убеждать меня в том, что не любишь меня?
– Нет, этого я больше делать не буду. Можешь смеяться надо мной и дразнить до тех пор, пока я не задумаю проткнуть тебя одной из твоих старинных шпаг. Однако прошу вас выслушать меня, ваша светлость. Пожалуйста, дайте мне время для того, чтобы я могла как следует все обдумать и решить, как поступить дальше. Я ведь не слишком многого прошу?
Ричард потер рукой подбородок.
– Да уж, это прямо-таки уступка с твоей стороны, – медленно произнес он. – По-моему, я продвинулся вперед. Нет, ты просишь не слишком многого. Перед собой ты видишь самого терпеливого человека на свете. Хотя вообще-то я не отличаюсь этим качеством. Больше всего мне сейчас хочется раздеть тебя, бросить на стог сена и заняться любовью. – Он глубоко вздохнул. – Нет, я дал слово, но и ты должна в ответ пообещать, что не станешь избегать меня.
И она согласилась…
Эванжелина натянула капюшон пониже, чтобы прикрыть лицо. С каждым мгновением становилось все холоднее. Впрочем, это было понятно – она подходила все ближе к воде.
Эванжелина спешила, потому что у нее было мало времени.
Дав фонарем сигнал, она отправилась к пристани, чтобы встретить баркас, скользящий по воде к берегу. До нее донеслось несколько коротких свистков, и баркас причалил. Двое мужчин спрыгнули на пристань и стали о чем-то перешептываться с теми, кто остался на борту. Потом один из них оттолкнулся от пристани рукой, и баркас медленно отошел в море.
Один из мужчин тихо приблизился к Эванжелине.
– Вы и есть Орлица? – недоверчиво спросил он. Эванжелина уже привыкла к тому, что никто не ожидал встретить здесь женщину – се тайну тщательно охраняли. Она кивнула.
– А вы – Поль Трейсон? Улыбнувшись, он подошел ближе.
– Да, – ответил мужчина, вручая ей пухлый конверт. – Здесь все инструкции. Мне сказали, что я должен подождать, пока вы их прочтете.
Вместо того чтобы вернуться в пещеру, Эванжелина опустилась на колени прямо на берегу, зажгла спичку и быстро пробежала глазами послание, Трейсон должен был стать помощником всемогущего Ротшильда. Эванжелина с ужасом подумала о том, какой политический резонанс получит это событие.
Бросив сгоревшую спичку, она торопливо черкнула на обороте листа свои инициалы и встала на ноги.
– Замечательно, месье. Уже поздно, и вам надо торопиться. Кстати, передайте это, пожалуйста, Линксу. Трейсон нахмурился, но согласно кивнул.
– Ладно, – буркнул он. – А вот это для вас. – И он дал ей два конверта.
В одном, видимо, были дальнейшие инструкции от Хоучарда, а в другом – письмо от ее отца.
– Еще немного, – заговорил Трейсон, – и вы займете иное, более значительное положение. Через несколько месяцев император справится с английским Железным Герцогом – тогда ваша помощь станет особенно ценной.
Эванжелина судорожно сжала письма в кулаке. Она-то считала, что как только Наполеон вернется на престол, для нее все будет кончено. Как глупо с ее стороны! Она поверила Хоучарду! Окажись он сейчас здесь, она бы убила его сразу же, не раздумывая и не сожалея.
– Идите же, – сказала она, отступая к пещере. Эванжелина вспомнила лицо герцога, когда он сказал, что даст ей время все обдумать. Ей оставалось только лгать. Как только Эджертон сообщит ей, что она свободна, она немедленно поедет к отцу в Париж. И больше никогда не увидит герцога. Это ужасно. Эванжелина понимала, что, получив ее послание, Эджертон немедленно или приедет сам, или пришлет ей письмо. Оставалось только ждать, но силы ее были на исходе.
Вдруг два громких выстрела, раздавшихся из-за утеса, нарушили тишину ночи. Закричал от боли мужчина. Потом новый выстрел – и еще крики. На мгновение девушка замерла на месте, не в силах двинуться с места. Их раскрыли. Господи, их раскрыли!
Нагнувшись, девушка бросилась к пещере, с трудом различая тропинку во тьме. Недалеко от нее были слышны чьи-то шаги и громкие, взволнованные голоса. Обернувшись, она увидела нескольких мужчин в темных плащах, спускавшихся но тропинке на берег. Бежать было некуда.
– Обыщите берег! – крикнул кто-то совсем близко. – Второй должен быть где-то рядом. Он предатель Англии, не дайте ему улизнуть.
Эванжелина узнала голос лорда Петтигрю.
В ужасе девушка бросилась назад к пещере. Ее убьют или, что еще хуже, поймают. Она вспомнила о своем отце. Он тоже умрет, потому что се раскроют. И герцог… Разумеется, никто не увидит в нем предателя.
Забравшись в пещеру, девушка села в темном углу, поджав под себя ноги и ожидая, что се вот-вот поймают. До се слуха доносился плеск воды, чьи-то голоса. Она не сводила глаз с входа в пещеру. А потом перед се внутренним взором встал Эдмунд. Ее мальчик громко хохотал от какой-то шутки. Мальчик умрет, если ее поймают. А Эджертон останется на свободе. И он убьет Эдмунда. Нет, она не позволит ему причинить зло ребенку! Она должна остановить злодея! Эванжелина бросилась к выходу, однако замерла на полпути, услышав разговор двух мужчин.
– Черт возьми! – выругался один из них. – Здесь не пройти, начался прилив. Он не мог пробраться тут, иначе мы бы увидели его.
– Ты прав. За утес не спрятаться, так что нам лучше проверить остальные тропки. Они ушли.
Значит, начался прилив. У нес появился шанс. Ледяная вода плескалась уже у ее лодыжек. Прислушиваясь к каждому шороху, девушка медленно побрела вперед.
Вода все прибывала. Эванжелина заставила себя дождаться, пока волны прилива не достанут ей до бедер. Ее ноги окоченели, и вот время пришло. Ждать больше нельзя, потому что иначе она не сможет противиться силе волн. Оттолкнувшись, она что было сил поплыла вперед.
Неожиданно свирепая волна накрыла ее с головой, затащила под воду и ударила о камни, притаившиеся у входа в пещеру. Резкая боль пронзила Эванжелину, на мгновение у нее перехватило дыхание. Эдмунд, надо помнить об Эдмунде! Девушка била по воде руками, цеплялась за выступы скалы, пытаясь выбраться из пещеры. Когда выступов под руками не осталось, она поплыла и держалась на воде до тех пор, пока волна снова не швырнула ее на утес. Только теперь она была уже не в пещере.
Эванжелина посмотрела па голый склон утеса. Нет, наверх ей не взобраться, это невозможно. И вновь она вспомнила о маленьком лорде, чья жизнь зависела от нее. Делать нечего – она должна взобраться наверх. Но как это сделать? Набрав в грудь воздуха, девушка поплыла вокруг подошвы утеса, сопротивляясь волнам. Когда силы почти оставили ее, она перестала бороться, и море выбросило се на берег. Грубый песок и острые камешки кололи ей руки, однако она не чувствовала боли. Зато испытала необыкновенное облегчение, осознав, что все еще жива.
Лежа лицом на песке, Эванжелина выплюнула изо рта соленую воду, но надо было двигаться, надо было попасть в безопасное место. Поднявшись на ноги, она спотыкаясь побрела к утесу. Где-то вдалеке, у пещеры, слышались голоса. Эванжелина подняла голову. Поверхность скалы казалась совсем гладкой, но на самом деле это было не так – кое-где из нее выдавались небольшие уступы. Выбрав один, побольше, девушка уцепилась за него и подтянулась вверх. Ей казалось, что она не сможет сделать этого, но она должна была двигаться вперед. Она нащупала еще один выступ и почти повисла на нем, моля Господа, чтобы выступ выдержал ее. Все обошлось. Но куда ползти дальше? Эванжелина уже хотела было оставить свои попытки и покориться воле Божьей, как вдруг увидела высокую и узкую скалу, выдававшуюся из серого камня утеса. Девушка потянулась к ней, но вдруг огромный острый камень отвалился от утеса и стал падать вниз. Эванжелина замерла, всем телом вжимаясь в склон утеса. Камень пролетел мимо нее, задев носок ее туфли, и с грохотом упал где-то внизу. А потом наступила тишина, не стало слышно даже голосов.
Переведя дыхание, Эванжелина стала карабкаться выше. Острые камни царапали ей руки, но она терпела. Взобравшись наконец на узкую скалу, девушка вытянулась на ней, все еще не веря, что ей удалось преодолеть этот чертов утес. Отдохнув, она медленно встала. Эванжелина попыталась выпрямиться, но не смогла: ее ребра, похоже, были сломаны.
На небольшом расстоянии от утеса темнела черная громадина Чеслей-Касла, в некоторых окнах все еще горел свет. Согнувшись, девушка побежала к замку, намокшая одежда хлестала ее по ногам.
Вдруг кто-то крикнул:
– Погодите, я вижу его!
Упав на колени, Эванжелина поползла вперед. Раздался выстрел, потом другой, но стреляли далеко. Слава Богу, они не видели ее. Потом последовало еще несколько далеких выстрелов. С трудом поднявшись на ноги, Эванжелина побежала к деревьям, росшим по обе стороны подъездной аллеи к замку. Схватившись за ствол дерева, девушка тяжело дышала. Ее ребра ныли так сильно, словно в них попало пушечное ядро. Вдалеке кто-то опять закричал:
– Нет, идите сюда, господа! Я видел мерзавца вон там, у дороги.
В ответ раздался неистовый вопль лорда Петтигрю:
– Только не убивайте его! Негодяй нужен нам живым! Закрыв глаза, Эванжелина прижалась щекой к стволу. Она слышала, как грохотали их тяжелые сапоги, когда они шли по дороге. Надо было выждать время.
А потом она опустилась на землю и поползла вперед к густым зарослям, окружавшим площадку перед замком. Лишь увидев северное крыло замка, девушка решилась встать на ноги. Нащупав в кармане ключ, она бросилась к замку, прячась в тени каменных стен. Окоченевшие пальцы не слушались се и никак не могли вставить ключ в замочную скважину.
– Давай же, – шептала она самой себе, – давай, черт побери!
Наконец ключ попал в скважину, и девушка принялась крутить его, но он никак не поддавался. Прислонившись к стене, она откинула голову назад и подумала о том, что будет, если поутру ее найдут здесь мертвой.
– Открывайся же! – проговорила она, снова силясь повернуть ключ.
Раздалось тихое клацанье – ключ наконец встал на место, и ей удалось открыть замок. Эванжелина чуть приоткрыла дверь, проскользнула в дом и тут же заперла замок изнутри. Теперь надо было попасть в свою спальню. Держась за ребра, почти не дыша, она на цыпочках пошла наверх.
Оказавшись в спальне, Эванжелина зажгла свечу и оцепенело уставилась на свое отражение в зеркале. Вся ее кожа была в синяках и порезах. Она никак не могла успокоиться и унять дрожь. Стараясь не обращать внимания на дикую боль в ребрах, она сорвала с себя рваное платье, натянула через голову ночную рубашку, а сверху надела бархатный халат Мариссы. Трясясь от холода и стуча зубами, Эванжелина зарылась в свою постель. Теперь она могла подумать.
Похоже, она выиграла.
Ей еще долго мерещились крики людей лорда Петтигрю, решивших, что они увидели ее. Впрочем, может, так оно и было. Может, она лишь немного опередила их и они вскоре ворвутся в ее комнату. Испугавшись, девушка вскочила с кровати и спрятала мокрую рваную одежду под шкаф, потом снова легла и закрыла глаза. Больше она ничего не могла сделать.